no strings attached

Сонхун походит ближе и пальцами приподнимает чужую голову за подбородок. В глазах напротив — полная покорность, граничащая с отголосками странного интереса и нервозности. Пак не может не ухмыльнуться уголком губ. Хочется поцеловать, но это желание оказывается мимолётным — Сонхун обходит Хисына, вставая у него за спиной, а рукой спускается к шее. Пальцы почти невесомо скользят по кадыку. — Нервничаешь, — даже не спрашивает, а нагло утверждает, несильно сжимая пальцы. Сонхун оглаживает каждую неровность на коже, каждый сантиметр, заставляя Хисына гулко сглотнуть. — Не нужно. — Я спокоен, — в действительности спокойным, тихим тоном отвечает Хисын. За чужой рукой хочется потянуться, но правила были оговорены заранее, и никакой вольности для Ли в них не предусмотрено. Сонхун тихо хмыкает. Он скользит рукой вниз по оголённому торсу, продолжая наслаждаться мягкостью чужой кожи, нарочно задевает соски, а затем поднимает руку к ключицам. Хисын чуть запрокидывает голову, утыкаясь макушкой Сонхуну в живот и прикрывает глаза. Прикосновения приятные и раскатывают по телу волны приятного, почти забытого возбуждения. Худые колени болят от долгой стойки в одном положении, мышцы затекают; руки, с такими же затёкшими запястьями под верёвкой, пытаются стыдливо прикрыться. Сонхун, замечая это, болезненно дёргает за волосы, заставляя запрокинуть голову и прикусить нижнюю губу. — Руки выше. Хисын морщится и смещает руки на бедро, в некоторой степени всё ещё прикрываясь, но Сонхуну это кажется откровенным неповиновением — он вновь обходит старшего, вставая прямо перед ним, и поднимает его руки к груди, фиксируя в одном положении. Хисын отводит взгляд, потому что всё это слишком смущает; он чувствует себя некомфортно от того, что настолько раскрыт перед кем-то другим, но отказываться от задуманного уже поздно — остаётся подчиняться. Убедившись в том, что руки Хисын больше не опустит, Сонхун кивает на собственную ширинку. — Расстёгивай. Растерянно моргнув, Хисын тут же тянется руками к пуговке на джинсах, на что Сонхун несильно бьёт по пальцам за несоблюдение правил. Едва слышное зубами выбивает землю из-под ног и заставляет ещё больше недоумевать, что читается во взгляде. Пак, разумеется, идёт навстречу, потому что у него всё продумано до мельчайших деталей — самостоятельно расстегнув пуговицу, он притягивает Хисына ближе к себе за затылок, вынуждая уцепить зубами собачку молнии. Ли промахивается несколько раз, когда опускает голову, чтобы расстегнуть — приходится начинать заново — но в Сонхуне терпеливости хватает на двоих с лихвой, поэтому он лишь наблюдает. Хисын наконец справляется и даже тянется к шлёвке, чтобы попробовать стянуть и джинсы; Пак усмехается на чужие попытки и вновь помогает, потому что знает — для таких вещей нужны тренировки, а у Хисына явно не было времени отточить подобный навык. — Ты способный. Говорить, что делать дальше, Хисыну и не нужно — сам понимает, не маленький уже. Чужое возбуждение по-странному восхищает и в голове даже мелькает несколько предположений по поводу чужих необычных предпочтений, но Хисын не озвучивает и вряд ли станет — скорее всего, после всего этого он просто отоспится и уедет к себе, не обмолвившись лишним словом. Сонхун не выглядит как кто-то, кто любит поболтать, а Хисын готов посодействовать в сбережении чужой нервной системы. Губы мягко обхватывают чужой член, больше исследуя, чем в самом деле стараясь доставить хоть какое-то удовольствие — где-то сверху звучит тихий выдох и Хисыну очень хочется поднять взгляд, чтобы понять, что он всё делает правильно, но вместо этого заставляет себя полностью концентрироваться на каждом действии. Сонхун устраивает руки на чужих плечах и пальцами перебирает по коже, не направляет и не старается поторопить — у них времени больше, чем достаточно, и хочется полностью отдаться текущей ситуации. Прикосновение языка к головке вызывает неконтролируемые мурашки; Пак ведёт рукой к шее, всё так же поглаживая, и подавляет в себе малейшие намёки на эмоциональную реакцию — собственный поведенческий стиль он планирует сохранить до самого конца. Хисын пробует увереннее, вбирая до половины, и двигает головой — его совсем немного увлекает процесс, даже если нет такой необходимой отдачи, но думать о том, как же смущающе стоять перед Сонхуном вот так, не перестаёт. Когда ладонь ложится на макушку, а пальцы несильно сжимают волосы на затылке, Хисын знает наверняка — он справляется хорошо и нужно идти дальше. Но стоит ему попробовать вобрать глубже, как Сонхун толкается сам и задаёт медленный темп, выбивая тем самым из колеи. За чужими размеренными движениями Ли пропускает момент, когда головка достаёт до горла и с непривычки закашливается, упираясь обеими руками в бедро младшего. Пак чуть отстраняется, позволяя Хисыну прийти в себя; негодующе цокает, смотря сверху вниз. — Вероятно, я рано тебя похвалил? — спрашивает он, перебирая по чужим волосам. Хисын, откашлявшись, облизывает влажные губы и стоически молчит. — Отвечай. — Не рано. — Тогда будь умницей и прими мой член как следует. Сонхун вновь дёргает за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову — в чужих глазах теперь бушует задетая гордость и губы вот-вот произнесут что-то колкое в ответ, но Хисын не станет сам себе усложнять ситуацию, как бы ни хотелось показать свой нрав. Он покорно открывает рот и позволяет Сонхуну снова войти, всё ещё держа руки на его бедре, словно бы это давало ему весомую точку опоры, а Пак решает закрыть на это глаза — в такой мелочи он явно может уступить. Более менее приспособившись к чужому темпу, Хисын и сам двигает головой; в какой-то момент головка проезжается по внутренней стороне щеки. Сонхун прикусывает нижнюю губу, сдерживая стон. Красиво. А Сонхун как раз из тех людей, которые ценят эстетику. Он двигает бёдрами, отстраняясь, и позволяя Хисыну судорожно вдохнуть; водит головкой по припухшим приоткрытым губам, размазывая предэякулят и слюну, и выглядит очень довольным проделанной работой. Но больше хвалить Сонхун не планирует — пока что — не хочется так просто сглазить. Взгляд невольно вновь падает на красивые губы — Хисын добровольно их облизывает и заметно сдерживается от порыва прикусить нижнюю. Пак уверен, так Хисын выглядел бы ещё более нуждающимся, чем сейчас, и желание поцеловать его возросло бы в геометрической прогрессии. — На кровать. — командует Сонхун; всё, что остаётся Хисыну — только повиноваться. Он поднимается на явно дрожащие ноги и делает несколько шагов до кровати; Сонхун неторопливо следует за ним, помогает забраться и занять удобное положение. Аккуратно подложенная под поясницу подушка не даёт намёка на искреннюю заботу — необходимость, чтобы избежать лишней возни позднее. Хисын шумно сглатывает, рассматривая восхитительно красивое тело младшего перед собой — ноги и так разъезжаются от доминирующей интонации, Сонхуну даже не нужно стараться подчинить. Собственное же тело ноет от усталости, крепко стоящий член, прижимающийся к животу, требует к себе внимания, но Ли это успешно игнорирует — Сонхун устраивается между разведённых ног и медленно тянет за сверкающий конец пробки, что растягивает Хисына уже приличное время. С губ срывается непрошенный стон. — Я ведь ещё ничего не сделал, — с тихим смешком замечает Пак, не отвлекаясь от процесса. — Посмотри на себя, Ли Хисын. У тебя так сильно стоит только от того, что ты подчиняешься моим приказам. Хисын не уверен в том, что ему можно совершать лишние действия, но он несколько раз кивает, прижимая руки к груди сильнее — будто бы это хоть как-то могло помочь ослабить напряжение или поторопить Сонхуна. Он закатывает глаза, когда пробка наконец покидает тело и двигает бёдрами вперёд, надеясь получить хоть малейшую стимуляцию, но получает только звучный шлепок по бедру. Нежная кожа краснеет на месте удара, а Хисын глотает негодующее поскуливание — черта только что была пересечена и за этим всегда следует наказание. Он сдерживается всеми силами, чтобы не начать умолять сделать хоть что-нибудь, ведь кто знает, на что по-настоящему способен Пак Сонхун в погоне за соблюдением правил. Сонхун тянется за заранее подготовленным тюбиком смазки — вязкая субстанция неровным слоем ложится на тонкие пальцы, тут же подтаивает по краям, но Пак не даёт сорваться каплям на уже смятое одеяло. Пальцы скользят внутрь, заменяя пробку, и тут же начинают двигаться, вынуждая Хисына снова простонать. Он не был готов к тому, что Сонхун вот так сразу начнёт что-то делать, а уж тем более — к чужим желанным пальцам внутри. Он кусает губы, плавно двигаясь навстречу, но ногти свободной сонхуновской руки впиваются в другое бедро, оставляя новые метки; замедляют, контролируют каждое движение. Хисына вот-вот разорвёт на части от того, насколько он нуждается в разрядке, но он знает — нужно терпеть до тех пор, пока не разрешат. Сонхун невольно облизывается. Он проталкивает пальцы глубже, не без труда находя комочек нервов и надавливает на него несколько раз; наблюдает за неподдельной реакцией, что явно его удовлетворяет — Хисын давится новым стоном и не оставляет попыток следовать за рукой. Сонхун мучает, давит, царапает, а потом перемещает руку с бедра к основанию чужого члена и сжимает пальцы, не позволяя кончить. У Хисына под веками целый космос в звёздах и он готов поклясться, что может умереть прямо сейчас, если Сонхун будет продолжать так себя вести. Он никогда и представить себе не мог, что над ним могут так искусно издеваться, а самое ужасное — это только начало. Пак явно ещё не наигрался. — С-Сонхун, — хрипит Хисын, не находя в себе сил посмотреть на младшего, что теперь издевательски медленно скользит пальцами по всей длине члена. — Сонхун, умоляю тебя… — Не стоит, — с усмешкой тянет Сонхун; чуть отросший ноготь большого пальца проходится по чувствительной головке, вынуждая вскрикнуть от неприятных ощущений. — Я ещё не закончил. Хисын в безысходности впивается ногтями в собственные ладони — вот так отдавать себя в чужие руки на истерзание не было самой главной целью в жизни, но если это будет делать Сонхун, то Хисын готов сдаться в рабство до конца своего существования. И он сдаётся в ту же самую секунду, как юркий язык скользит по пострадавшей головке члена; на уретру давит самый кончик, а Ли окончательно теряет себя. Он дышит сбито, пытаясь поспевать за чужими движениями, и роняет стон за стоном, не в силах выдерживать сонхуновские пытки. Сонхун же мысленно хвалит самого себя — неподдельная реакция с невероятной силой чешет слегка раздутое эго, позволяя Паку гордиться собой в полной мере. Он поглядывает снизу вверх, обводя головку языком, и отстраняется так же внезапно, вновь обхватывая длину пальцами. Пока Сонхун облизывается и продолжает давить пальцами другой руки на чувствительный комочек нервов внутри, Хисын срывается, сильно жмурясь. Сперма пачкает сонхуновскую шею, торс и немного щёку. — Извини, — тут же шепчет на выдохе Хисын; на Сонхуна посмотреть страшно. — Прости, я- Ли замолкает сам, потому что чувствует на себе тяжёлый взгляд; возможно, отчасти недовольный, но он не берётся предполагать. Шуршит простынь, прогибается матрас от чужого веса — Сонхун плавно вытаскивает пальцы, занимая удобную для себя позицию наблюдателя, выпрямившись; мешающееся одеяло рывком отправляется в конец кровати. Он ведёт рукой по своей щеке, собирая чужое семя — оно стекает по коже, чуть стягивая, пачкает пальцы, смешиваясь с остатками смазки, но Сонхуну от этого вовсе не противно. Пак вытягивает руку вперёд, мимолётно касаясь хисыновского бедра, вынуждая открыть глаза и обращая на себя внимание. — Оближи. Хисын чуть медлит, разморенный трудно давшейся разрядкой, но всё же приподнимается, вытягиваясь ближе к руке. Всё происходит словно в замедленной съёмке и совсем не с ним — он прикрывает глаза и обхватывает губами самые кончики пальцев, слизывая с них всю жидкость; языком проходится по каждому, надавливая на подушечки под чужой одобрительный выдох. Сонхун свободной рукой касается щеки, не то поощряя, не то осуждая. — Смотри на меня, хён. И Хисын повинуется, словно он может лишиться жизни, если этого не сделает. Он не замечает, насколько трудно в этот раз выдерживать чужой изучающий взгляд, не замечает, как кончик чужого языка скользит по искусанным губам; у Сонхуна в глазах сверкают целые неизученные вселенные и если Пак будет продолжать делать настолько приятно, то Хисын готов отправиться в пожизненное путешествие для изучения чужих галактик. Пальцы проскальзывают по губам и касаются подбородка, когда Хисын пытается старательно вобрать глубже. Снова глаза в глаза, сохнет слюна на коже; Сонхун медленно ведёт двумя пальцами по своей шее и ниже к торсу, едва ли не пачкаясь вновь в чужих следах. Хисын прослеживает за чужими движениями, постепенно приходя в себя после оргазма, но это не делает его взгляд более осмысленным. — Прибери там, где испачкал. Хисыну кажется, Сонхун прирождённый доминант и его невозможно подмять под себя никакими способами. От чужого голоса по телу бегут приятные мурашки, а член вновь дёргается, с готовностью приподнимаясь. Хисын тянется ближе, в то время как Сонхун расслабленно откидывается назад, упираясь на локти, вынуждая Ли всё больше и больше подаваться вперёд, пока губы не утыкаются в испачканный участок на шее. Неудобство в виде связанных рук не останавливает Хисына — он старается держать равновесие всеми силами, упираясь обеими чуть выше сонхуновского солнечного сплетения, чтобы не придавить к кровати всем весом, и размашисто ведёт языком по шее, собирая остатки своей же спермы; вылизывает каждый доступный участок, чуть прихватывая зубами кожу рядом с кадыком. Медленно опускаясь ниже, Хисын чувствует, как дрожат от напряжения бёдра, но вовсе не придаёт этому значения — Сонхун едва слышно стонет, запрокидывая голову, и выбивает все лишние мысли. Ли готов поклясться, что сонхуновские тихие стоны — самое прекрасное, что он слышал в своей жизни. Вдоволь насладившись хисыновским повиновением, Сонхун меняет положение, надавливая на чужие плечи и помогая опуститься обратно на спину. У Хисына на языке мешаются вкусы, а голову кружит от переизбытка ощущений — у него вновь стоит от того, как Сонхун им командует, и в этот раз прикрыться уже не удастся. Но Хисын всё равно пробует, медленно опуская руки к своему возбуждению и сводя колени, стоит спине соприкоснуться с охладевшей простынёй, а пояснице — с подушкой. Сонхун рывком поднимает руки за запястья над головой, нависая сверху. — Ещё раз попытаешься прикрыться — привяжу к кровати, Хисын-а. Хисын нервно сглатывает, не отводя растерянного взгляда, и коротко кивает. В такие моменты Сонхун кажется не только самым красивым, но и самым опасным на всём свете. Сонхун неторопливо скидывает с себя остаток одежды — мешающиеся уже давно джинсы отправляются в полёт до ближайшей поверхности, которой оказывается пол у кровати — а после закидывает чужие ноги на свои плечи. Хисын шумно вдыхает, считая про себя до пяти — он никогда не думал, насколько красиво смотрятся его ноги на сонхуновых плечах. Несколько мгновений неторопливой возни, щелчок крышки бутылки смазки — Сонхун одним размашистым толчком входит в Хисына до основания и, не давая толком привыкнуть, начинает двигаться. Красивые пальцы сжимают худые бёдра, пока Ли пытается восстановить связь с реальностью — от чувства наполненности и чужой резкости кружит голову, зубы с силой сжимают нижнюю губу. Хисын не удивится, если почувствует на языке железный привкус, но зато дискомфорт от проникновения поуменьшится. Руки, почему-то, Хисын так и продолжает держать над головой добровольно. Каждое движение Сонхуна отдаётся приятным ощущением, хотя тело всё ещё чувствительно после разрядки. Хисын хватается пальцами за край ещё одной подушки, но уже под головой, словно она поможет удержаться, и едва слышно стонет от каждого медленного толчка. Сонхуна завораживает раскрывающаяся под ним картина — то, как Хисын реагирует на каждое действие невозможно игнорировать и хочется похвалить лишний раз. Пак и хвалит, награждая едва ощутимым прикосновением к вставшему члену. Благодарность Хисына не получается не заметить — судорожно вскинутые навстречу бёдра вызывают мягкий смешок, и Сонхун уже скользит рукой выше, к соскам, прекрасно помня о том, насколько они чувствительны. — Сонхун-а, — тихо стонет Ли, сильнее сжимая в пальцах край наволочки, — пожалуйста… Сонхун, не прекращая мучительно медленных толчков, наклоняется ближе, едва ли не складывая старшего пополам. Одной рукой он упирается рядом с его головой, пальцами второй хватает за подбородок, вынуждая Хисына напрячься всем телом и сжаться вокруг чужого члена. Сонхун роняет такой же тихий стон, на секунду ослабив бдительность, но не перестаёт двигаться. Его терпение постепенно достигает своего предела. — Твой рот, — Сонхун касается большим пальцем нижней губы, чуть оттягивая, а потом легко накрывает и верхнюю, не позволяя издать и звука, — должен быть закрытым. Хисын кивает, прежде чем сам успевает это понять, а Пак продолжает толкаться внутрь чувствительного тела, постепенно набирая темп. Он отстраняется только для того, чтобы снять чужие ноги со своих плеч и надавить на колени, разводя их шире для собственного удобства, пока Хисына выгибает от разошедшегося по всему телу удовольствия. Сонхун снова задел ту самую точку внутри и продолжает её задевать с каждым толчком, подводя Ли всё ближе и ближе к очередному оргазму, и в этот раз Хисыну сдерживаться от стонов ещё сложнее. Сонхун не говорит ни слова, когда без предупреждения выходит, оставляя Хисына хватать губами воздух от вопиющей несправедливости. Он порывается возмутиться, но сам себя осекает, когда младший вытягивает из-под него подушку и подзывает к себе двумя пальцами. Из текущей ситуации Сонхун намеревается извлечь как можно больше выгоды, вдоволь намучив старшего, и, он уверен — ему за это ничего не будет. Хисын медленно приподнимается, едва ли понимая, что от него хотят, и когда в ответ на немой вопрос Сонхун шёпотом отвечает спиной, понимания больше не добавляется, зато колени снова начинают подрагивать. Пак помогает занять нужное положение, прекрасно понимая чужое состояние, и одним толчком вновь входит, придерживая за талию. Хисына ведёт и от каждого толчка всё больше хочется упасть лицом в кровать, постыдно выгнувшись для чужого удобства, но сонхуновская хватка крепкая и постепенно перемещается всё выше, придерживая сначала под живот, а затем рука вжимается в торс; пальцы несильно давят на шею и притягивают ближе. Хисын задыхается, хотя Сонхун даже не старается ограничить поступление воздуха. Звучные шлепки заполняют комнату и доносятся до сознания лишь обрывками, как и сбитое сонхуновское дыхание около уха. Когда Хисын чуть поворачивает голову в попытке поймать чужие губы своими, Сонхун предупреждающе сжимает пальцы на чужой шее. — Без поцелуев, — шипит Пак, сопровождая каждое слово ощутимым толчком; выбивает из старшего всё желание переходить на нежности. Хисын разочарованно стонет, мазнув губами по сонхуновской щеке, прежде чем отвернуться. Чувство стыда разливается по телу вместе с удовольствием, заполняя до кончиков пальцев, заставляет краснеть щёки не только от жары. Тогда Сонхун и ослабляет хватку — опасность миновала. Ли судорожно вдыхает, на рефлексах опуская руки, чтобы дотронуться до своего члена и попытаться надрачивать в такт толчкам, что не укрывается от внимания Сонхуна; хисыновские отрывистые стоны становятся чуть громче и более нуждающимися. Он не останавливает старшего от этой вольности, потому что сам уже находится на грани — в порыве Пак прихватывает зубами проколотую мочку, приглушённо выстанывая от того, как старший сжимается, но быстро опускается к шее, оставляя на коже несколько смазанных поцелуев и прикосновение кончика языка к вздувающейся венке, которую так хочется тоже сжать зубами. Руки скользят вниз, ногти царапают ключицы и кожу около сосков, и в момент, когда Пак хочет перехватить чужие руки, чтобы замедлить темп, Хисын с протяжным стоном кончает, пачкая свои пальцы и простынь под. Сонхун нарочно замедляется, делая несколько глубоких толчков, пока Хисын обмякает в его руках; сдерживает себя изо всех сил, чтобы не кончить сию секунду от одного звука чужого голоса в момент блаженства, а потом давит на хисыновские лопатки. Хисын опускается на кровать, вытягивая руки к оставшейся подушке, пока Сонхун перехватывает его за бёдра; несколько размашистых толчков Паку хватает для того, чтобы сорваться следом за старшим, подарив себе долгожданное удовольствие. У Хисына подрагивает всё тело и разъезжаются колени — он подаётся чуть вперёд от каждого толчка и стонет от слишком болезненных ощущений, пряча лицо в подушке, окончательно теряя связь с реальностью. Сонхун выходит и пачкает хисыновские ягодицы и поясницу своей спермой, после чего устало садится на кровати и запрокидывает голову, стараясь восстановить сбитое дыхание. Ему давно не было настолько хорошо, как сейчас. Чуть погодя, Сонхун пересаживается ближе и тянется к чужим рукам, наконец давая им свободу. Казавшийся тугим узел верёвки расходится достаточно быстро даже от рваных движений подрагивающих пальцев, а Хисын благодарно-облегчённо выдыхает, приподнимая голову над подушкой и лениво потирая пострадавшие запястья. Красные полосы с едва заметными точками полопавшихся капилляров украшают нежную кожу, оставаясь напоминанием о произошедшем. — Спасибо, — хрипит он; голос отказывается слушаться своего хозяина и звучит совсем приглушённо. — Не стоит, — отзывается Сонхун, укладываясь рядом и совершенно не спешит прикрыться смятым в изножье кровати одеялом. — Но послушанию тебе ещё учиться и учиться. Хисын виновато поджимает губы, потупив взгляд в постельное бельё — не то чтобы ему было очень стыдно за своё поведение, скорее, неловко иметь такой разговор после того, как вот так поимели самого тебя. Бурлящие смешанные чувства и задетое эго бушуют на пару в усталом теле, но Хисын слишком разморен сейчас для того, чтобы всерьёз это обдумывать. Он наблюдает за расслабленным поблизости Сонхуном, и совсем чуть-чуть подаётся к нему ближе, опираясь на локоть. Взгляд в чужие глаза теперь не даёт Хисыну ровным счётом ничего — все сияющие галактики потухли, стоило верёвке соскользнуть с красивых запястий. — Можно я…? — Ли привычно сглатывает и тянет руку, поворачивая чужое лицо в свою сторону; хочется, чтобы разговор был почти на равных. — Я же сказал, без поцелуев, — перебивает Сонхун, но руку чужую не отбивает, почему-то поддаваясь; в голосе проскальзывают нотки стали, которым так и не удалось спрятаться за усталостью. Хисын смотрит на Сонхуна несколько мгновений и кивает в ответ, но прежде чем старший отодвигается, Пак ловит его руку и почти невесомо целует покрасневшее запястье. У Хисына искреннее удивление мешается со страхом, что отражается на лице сразу же, и Сонхун мягко смеётся, замечая чужое смятение. Ему не привыкать удивлять окружающих своим поведением. — Обработай. В холодильнике найдёшь нужную мазь. И Хисын правда обрабатывает, но далеко не сразу — усталость берёт верх над изнемождённым телом и он отключается, едва голова касается подушки. Сонхун сочувствующе поглаживает по чужим волосам, легко их перебирая, и выгонять Хисына совсем не торопится — хоть у их договорённости и не было подобного пункта, но было бы издевательством выставить Хисына из квартиры в таком состоянии. Сам Сонхун чуть погодя тоже засыпает, но ровно на своей половине большой кровати и предварительно разделив расстояние между одеялом — он будет мысленно оправдываться перед самим собой, но прекрасно понимает, что делает это ради того, чтобы не лезть во сне обниматься. Лишние проблемы не нужны никому из них. Хисын спит всего лишь несколько часов — внутренняя чуйка будит получше будильника и требует сходить в душ и побыстрее убраться отсюда. Не из-за страха — из-за нежелания причинять Сонхуну лишние неудобства поверх обговорённых деталей. Пока Пак тихо спит, Хисын спешно принимает душ, насколько позволяет всё ещё слабое после двух разрядок тело, одевается и выходит на прокуренную лестничную площадку скромного многоквартирного дома. Щелчок входной двери, прикрытой за собой, немного отрезвляет; Хисын лезет в карман куртки за телефоном, чтобы вызвать такси, и за смятой пачкой сигарет. Прикуривает, когда выходит на предрассветную улицу в ожидании и смотрит на россыпь сверкающих звёзд на небе. Ничего особенного не случилось, простой перепих при определённых условиях, но частично ущемлённое эго настойчиво обращает на себя внимание и просит больше такого не повторять. Однако, когда на следующий день в шумном коридоре университета Хисын натыкается взглядом на знакомое лицо, то невольно прикусывает нижнюю губу; в голове обрывками всплывают события прошлой ночи, а тело услужливо реагирует, вспоминая прикосновения. Сонное состояние не позволяет Ли быстро реагировать — Сонхун проходит мимо, не замечая и не собираясь замечать чужого взгляда, будто бы ничего не было и Хисына он и в лицо не знает. И к этому Хисын тоже был готов. Посмотрев ушедшему Паку вслед, Хисын тоже идёт дальше, едва ли успевая забежать в нужную аудиторию вместе со звонком на пару.