Я знаю, что ты любишь меня.

Это утро выдалось морозным. Я открыл окно, с которого резко, словно возмущенный стеклянным препятствием ветер обхватил мое столь же возмущенное лицо. От резкого холода по телу пробежали мурашки. Не очень приятное ощущение границ тепла и холода. Я выглянул в окно, чтобы успеть посмотреть на еще не проснувшийся маггловский район такого особенно серого сегодня Лондона. Уличная свежесть взбодрила меня лучше чем свежезаваренный кофе. Хотя, признаться честно, последнее время я не особо различал его свежесть. Как правило, кофе по утрам варил не я. А в последний раз я пил чай трехдневной давности. На часах ровно шесть утра. Я уже не веду счет времени своему сну. Спал ли я вообще? Смотрю на календарь, чтобы тот подсказал, какой сегодня день недели, но, кажется, последний месяц я забывал отрывать листы календаря. Стало холоднее. Но не успел я закрыть окно, как сова принесла мне «Ежедневный пророк». Взглянул на дату в календаре. Значит, сегодня пятнадцатое декабря. Я отложил газету в сторону и пошел умываться. Каждое утро в зеркале ванной на меня смотрел худощавый молодой человек с темными пятнами под глазами. Единственное, что яркое оставалось во мне — это волосы. Платиновые. Я несколько раз пытался изменить их цвет маггловскими способами, но особое заклятие, наложенное на род Малфоев не позволяло вносить любые изменения во внешности. Так я и остался собой — Драко Малфоем. Но это лишь оболочка. Внутри уже давно не было того Драко. Меня, которого совершал многочисленные ошибки, но тут же их исправлял. Меня, который был горд родиться в чистокровной семье и иметь таких же чистокровных друзей. Меня, который стоял горой за свою семью и защищал ее любой ценой. Меня, который полюбил и в конце потерял все. Сегодня я просто потерянный и оставленный всеми Драко. Но через два дня я верну то, что заставили меня потерять. *** Уже полтора года я вынужден жить в маггловской части этого города. Все эти месяцы я считал дни, забывая про то, какой из них понедельник, суббота, среда, воскресенье. А сегодня я особенно ждал четверг, приближение которого разрасталось мурашками по коже, а пульс то учащенно бился, то еле прощупывался на шее. Я всеми фибрами души желал покинуть это место, наполненное лишь моими ночными кошмарами, которые не давали мне спать почти каждую ночь. В них я видел её. Такую же оставленную всеми, но никогда мной. Только она этого, к сожалению, не помнит. Полтора года назад нас двоих лишили магии. Меня за многочисленные ошибки. А её — за то, что была рядом со мной. За то, что вытащила меня из того круговорота дерьма, в которое меня втянул мой трусливый отец и вся свита священных. Чистокровные семьи. Да, по этой причине на нее легли подозрения. Но после проведенных разбирательств стало ясно, что единственное, в чем она была виновна — в любви ко мне. Её родные и близкие друзья решительно вызвались «вылечить» ее от этого недуга. Меня, то есть. Наложенный на неё обливиэйт и лишение магии на полтора года должны были исправить ситуацию. Я не знаю её местонахождения. Да и мне самому покидать Лондон было запрещено. Но сегодня и завтра — совсем другие дни. Я твержу себе потерпеть, ведь сложные дни уже прошли. Сложнее всего ждать то злосчастное «завтра». Либо оно наступит и сделает хуже, либо вернет все. А может и не наступит вообще… Первые месяцы я желал, чтобы «завтра» не наступало. Я хотел быть тем, на кого наложили бы обливиэйт. Я хотел быть не вместо неё, а с ней. Но меня оставили страдать одного с моими ошибками. Спустя три-четыре месяца самоистязаний я успокоился. Решил, что нужно что-то предпринимать. Я не хотел соглашаться с таким решением, хоть оно и позволило мне не отправиться в Азкабан. Она тоже этого хотела. Чтобы я оставался свободен. Но разве это свобода? Без неё я ежедневно (словно) подвергался поцелую дементора. Все это был не наш выбор. За нас его сделали все вокруг. Заставили. Её тоже не спросили. Заперли и не давали видеться со мной. Только один раз с помощью Теодора нам удалось ощутить присутствие друг друга. Тот раз же и был последним. До сих пор помню, как я подбежал к ней и целовал каждый сантиметр ее лица, по щекам которого нескончаемо лились слезы. Я жадно обнимал ее и получал такие же жадные объятия в ответ. Я не хотел ее отпускать, не мог. Но время было ограничено. Мы взяли обещания, что найдем друг друга. Мы обязательно должны были это сделать. Но, черт возьми… Я сломался. Я перечитывал её старые письма. Чаще, содержание этих длинных писем было злостным. Она угрожала уйти, не возвращаться и раствориться, будто её и не было вовсе. Каждый раз потом представлял, что просто выдумал ее. От этого становилось легче. Ведь тогда, получается, это я создал её такой образ. Но я просто медленно сходил с ума. От моих воспоминаний меня отвлек стук клюва в окно. Очередная сова. Я открыл окно и забрал с клюва птицы письмо. Я ждал его полтора года. Я пытался вскрыть быстро письмо, но дрожь в руках мешала мне это сделать. Я боялся, что мое «завтра» все же не наступит. Боялся, что содержание письма оставит меня страдать до конца моих дней. Но дрожь в руках утихла, и я открыл письмо. Всего пару строк, но сколько счастья. Теперь я точно знаю, где она. Теперь я смогу вернуть то, что у меня забрали. Я опустил глаза в конец письма. Приписка «Г.П.» выдавила из меня улыбку. Я не ожидал, что именно Поттер это сделает для меня. К слову, именно он был против всех предпринятых мер. Но его никто не слушал, и парня отправили в Св. Мунго из-за «психологических травм», как выразились целители. Последствия войны. Черт, его просто закрыли. Спрятали также как и её. Я рад, что с ним все хорошо. Я рад, что с ней все хорошо. *** На часах шесть утра семнадцатого декабря. Я открыл окно, с которого резко, словно возмущенный стеклянным препятствием ветер, обхватил мое взволнованное лицо. В последний раз выпил несвежий кофе, а остатки вылил в раковину. Сегодня тот день, который вернет жизнь в мое сердце. Но сейчас я должен ждать сову Поттера. Вчера он успел написать о каком-то сюрпризе для меня. Волнение лилось в моих венах. Я каждой клеточкой тела ощущал это. Я ходил из стороны в сторону, отмеривая комнату шагами, будто не знал, что в длину она была три метра пятнадцать сантиметров, а в ширину два с половиной метра. Стук клюва в окно снова отвлек меня от важного вида. Но сейчас я уже рывком подбежал к нему. Схватил большой конверт, привязанный к птице и, положив лакомство, отвязал его от нее. В конверте лежала моя палочка. Как только я взял её, словно мелкими искрами почувствовал прилив магии. Я снова могу колдовать. Письмо содержало в себе информацию о процессе восстановления её памяти, и к какому времени мне разрешено аппарировать в указанное место. Я стал ждать. *** На часах семь тридцать утра. На место мне надо прибыть только в пятнадцать часов. Осталось семь с половиной часов до встречи с ней. Она. Кто же она для меня? Светлое пятно моей темной души. Теплые руки, гревшие меня в холодном туалете, где только перед ней я показывал свои слабости. Ум и смелость. Нежность и сила. Она — моя жизнь. Потому что именно она показала мне, как можно жить. Не зная как любить самой, научила меня любви. Она была со мной с пятого курса обучения в Хогвартсе. Была рядом, когда я сошел с пути. Нет, мы не встречались с самого начала этой истории. Просто так вышло, что она почему-то всегда оказывалась передо мной. Мы постоянно ругались, спорили, оскорбляли. Нет, оскорблял только я. За что потом очень долго извинялся. И за что еще дольше потом расплачивался. Я помню ее на холодном полу в Мэноре. Я помню ее крик. Я обещал ей, что избавлю ее от боли всех сказанных мной слов. Я сдержал обещание. Следы пытки Круциатусом остались не на её теле, а на моем. Когда она прознала об этом, я думал, что это её сломает. Я думал, что она серьезно меня ненавидит из-за моего вмешательства. В тот момент я желал лишь одного: чтобы она больше никогда не услышала этого грязного слова. Но ее не устроило, что шрам с этими неровно выведенными буквами «красовался» на моем предплечье, и нашла способ избавиться от него навсегда. Жаль, что от метки не было избавления кроме как смерти Темного лорда. Но я-то знал, темная магия всасывается в тебя и уже никогда не отпустит. Но она не позволила семенам впитанной в меня темной магии взрасти. Поэтому я полюбил её. Хоть и продолжал с ней ссориться. Её пониманию не было предела, а смелость казалась космически безграничной. Я точно помню тот день, когда в момент очередной ссоры она подошла ко мне ближе обычного. Остановилась подле меня и гордо подняв голову снизу вверх продолжала испепелять взглядом. Я молчал, мне было тяжело находиться настолько близко к ней. Я отвел взгляд, и мое сердце в ту же секунду упало, когда я услышал её слова. «Ты меня любишь. И это не вопрос, а утверждение, Малфой». Чертова гриффиндорская смелость. Чертово все. Я повернулся и горько впился в ее губы. Молча. То, как она ответила на мой поцелуй пробило осознанием: мы оба потерялись в этом мире, но нашли мир друг в друге. За те почти два года, что мы были рядом друг с другом, мы оставались тайной почти для всего Хогвартса. Пока битва за этот же Хогвартс и разбирательства после не изменили все. *** На часах тринадцать часов. Осталось два часа. Я боюсь двигаться. Я просто сижу и вспоминаю все, чтобы передать мои воспоминаний ей. Чтобы передать ей наши несчастливо счастливые дни. Передать то ощущение любви, которое заставляло меня страдать и жить одновременно. Я так невыносимо люблю её. Невыносимо больно от того, что я так ни разу напрямую ей об этом и не сказал. И я даже не знаю, сработает ли то заклинание, что модифицировал Теодор в паре с Поттером. Последний вообще был слаб в модификациях заклинаний, но Тео нужна была помощь в приготовлении какого-то зелья. Спустя еще тридцать минут я встал и подошел к окну. Надеюсь, что наблюдаю за этой маггловской улицей в последний раз. Спустя еще тридцать минут я сварил кофе. И на удивление он оказался достаточно хорош. Хорош, чтобы вылить его в раковину. Черт, этот подгоревший вкус не то, на что я рассчитывал. Как только она вспомнит, я попрошу её научить меня варить кофе. И плевать, что магия вернулась, я хочу уметь делать это также как и она. Спустя еще тридцать минут меня охватила паника, ведь через полчаса я должен аппарировать к друзьям. И к ней, получается. Я старательно вдыхал и выдыхал, пока через десять минут не успокоился. Сел на кресло и перебирал, что скажу ей при встрече. При той встрече, где мы возвращаемся к последней минуте, в которую должен был сказать, как сильно люблю её, но все, на что у меня хватило сил, сесть напротив двери и, закрыв глаза руками, медленно умирать. Прошло еще двадцать минут. Я продолжал сидеть в кресле, пока неожиданно ко мне не заявился патронус Поттера. В сообщении было ясно сказано, что я могу аппарировать прямо сейчас. Черт, я же не готов. Почему так скоро?! Я ведь должен был еще десять минут размышлять. Я…я… я не знаю, что делать. Я совсем утонул в своих мыслях и забыл, что мне нужно было практиковать магию, особенно аппарацию. Я пять минут пытался аппарировать, но ничего не получалось. Я сдавлен. Мне нужно расслабиться. Представь её образ. Представь, Драко. И я представляю. Я аппарирую в указанное место, на удивление не расщепив себе конечности. Две пары глаз смотрят на меня, загородив своими телами того, к кому я сломя голову бежал полтора года. Но я не могу сдвинуться с места. Первым разговор начинает Тео. — Рад видеть тебя, хоть и не таким похожим на живого, Драко. Я молчу. Сглатываю накопившуюся слюну. Отдаю флакончик со своими воспоминаниями, которые долго сидел и отбирал. Это последний элемент зелья, так пояснил Тео. Смотрю на Поттера. Мы молча здороваемся, кивая друг другу. Теодор отходит в сторону, и я вижу её кудри. Эти чертовы кудри. Она увидела меня, но для меня этот её взгляд стеклянней некуда. Тео берет флакончик моих воспоминаний и добавляет их в зелье. Первый этап готов. Зелье оказывается у неё, и она его выпивает. Если честно, я не понимаю, что происходит. Поттер замечает это и подходит ко мне: — Мы объяснили ей, что на нее наложили обливиэйт. А, вот оно что. — И она так легко согласилась восстановить воспоминания? — Ты же знаешь ее. Свою жизнь она хочет всю до капли. Да, она такая. Как бы сложно не было, воспоминания о нас с ней часть её жизни. И я рад, что Поттер с ней. С ним проще доказать ей, что люди поступили ужасно, отобрав у нее часть жизни. Спустя время после выпитого ею зелья, Тео произносит заклинание. Секунда. Миг. Весь мир остановился. В ушах начало звенеть, и сквозь этот звон я слышал крики о помощи. Я резко двинулся с места к ней. Опустил руки ей на плечи и начал кричать. Кричал громко. Из ее носа струйкой текла кровь, тело трясло, а сама она теряла сознание. Моя рука поднялась выше, к ее пульсу. Но он чертовски быстро замедлялся. Тео проводил диагностику палочкой. — У ее организма шок. Это слишком серьезное заклинание, но иначе мы не могли бы заставить ее вспомнить все сразу. Я не разбираю, что он говорит. Что? После обливиэйта нельзя вспомнить все так быстро… Что происходит с ней?! — Что происходит, черт возьми? Она умирает? — Я… я не знаю! Поттер отталкивает Теодора в сторону и подбегает ближе к нам. Меня всего трясет, а она, кажется, медленно умирает. Умирает от наших воспоминаний. Умирает от моего эгоистичного желания снова быть любимым. Поттер убирает мои руки от нее, чтобы попытаться влить ей что-то, похожее на очередное зелье. Но ничего не получается, его руки дрожат хуже моих, флакончик падает и разбивается. Вдох. Выдох. Я встаю. — Легилименс. В её голове хаос. Я вижу все картинки наших дней, которые быстро сменяют друг друга. Вдалеке на кресле сидит она и смотрит на меняющиеся картинки. Я подхожу к ней. Сажусь перед ней. Она отводит взгляд от картинок. И я понимаю, что единственное, что может вернуть ее ко мне — моя смелость. Той, что научила меня она. Это моя последняя надежда. — Наверное, ты меня не помнишь… Но я люблю тебя, Грейнджер. Я выхожу из ее сознания. Вернее, оно резко выталкивает меня. Смотрю на нее, тело спокойно. Её больше не трясет. Грудь медленно поднимается и опускается. Она дышит. Тео снова проводит диагностику и сообщает, что шоковое состояние прошло. — Как ты это сделал? — Поттер, я сделал то, что должен был сделать давно. Не важно как. И я по-прежнему надеюсь, что это исправит ситуацию. Если бы я знал, что ее организм не выдержит такого скачка, я бы не стал… Не стал бы просить Тео найти способ вернуть воспоминания, а Поттера помогать ему. Хотя последний вызвался сам, потому что считал, что виноват в том, что не смог ее защитить. Но единственный, кто с этой задачей по-настоящему не справился — я. Я отошел в сторону, предоставив Нотту возможность проводить диагностики. Поттер подошел ко мне, озвучив мои последние мысли. — Знаешь, мы оба виноваты перед ней. — Да, ты прав. Я не должен был вмешиваться, а ты соглашаться. — Я не об этом. Мы виноваты, что не смогли уберечь дорогого нам человека. Сопротивление преувеличило свои полномочия, большинство стали параноиками. То, что происходило после… Нам стоило просто оставить все в прошлом и исчезнуть. — Поттер, это смешно. Ты – герой войны, «мальчик-который-выжил-умер-и-снова-выжил». Просто исчезнуть не было выходом. Он ухмыльнулся и только хотел продолжить говорить, как нас прервал её голос. — Мальчики… Черт. Черт! Черт! Черт! Мое сердце сейчас выпрыгнет. Я медленно оборачиваюсь, а за мной Поттер. Я смотрю в её глаза и не вижу ничего… Пустота. Она смотрит на меня в ответ, встает и подходит ближе ко мне. Совсем как в тот раз. Гордо поднимает голову вверх, а я продолжаю смотреть на нее. Последние слова она будто выдыхает: — Ты меня любишь. И это не вопрос, а утверждение, Малфой.