***
Олли всегда считал себя рациональным человеком, способным справиться со собственными эмоциями, но и не отрицал свои романтические наклонности. В детстве всё его свободное время было занято проделками с Йоонасом, учёбой в школе и освоению классической музыки. Любовные отношения его особо не интересовали, и первые из них в его жизни случились полностью из-за Порко, который свёл его с какой-то девчонкой с его курса, едва ему исполнилось шестнадцать. Ничего серьёзного там не было, но это было… приятно? Будучи спокойным и умным, и дружа с Йоонасом, Матела всегда пользовался популярностью у девушек. Но она никогда его не прельщала, как и всё с этим связаное. Музыка приносила ему гораздо больше удовольствия, чем кувыркания в постели и глупо хихикающие девушки. Но, всё же и его броня рациональности и уравновешенности однажды дала сбой. С Томми он познакомился ещё в 2008 году. Будучи мальчиками, они быстро нашли общий язык. Пожалуй даже слишком спокойный для своего возраста Олли впервые встретил человека, который был если не спокойней, то как минимум такой же уравновешенный. Что не могло не заинтересовать Матела, и положить начало крепкой дружбе. Пожалуй даже более близкой, чем с Йоонасом. Дружба их крепла изо дня в день в течение пяти лет. С Лалли басисту было комфортнее, чем с Порко. Томми никогда не игнорировал его интересы, уважал личное пространство, не говорил лишнего и молчал, когда это было нужно. Барабанщик был суровым медведем снаружи, и плюшевым мишкой внутри. Душа Олли сама тянулась к нему, а душа Томми внезапно охотно открывалась перед ней, не утаивая практически ничего. В 2013 году их уровень доверия возрос настолько, что дружеские отношения плавно перетекли в… любовные? романтические? платонические? Матела не мог назвать это чувство ни одним из этих эпитетов. Но явно это было нечто большее, чем дружба. От чего-то эта тема была у них словно под молчаливым табу, но обсуждать это и не требовалось. Их… «отношения» текли спокойной рекой, Олли до чёртиков обожал засыпать в тёплых и крепких объятиях драммера, в то время как Томми всегда был не прочь мягкой руки басиста в собственных волосах. Романтические отношения в классическом понимании всё ещё не интересовали Матела, как самому ему казалось. Но в их отношениях с Томми была… особенная романтика, духовная, доступная и понятная только им. Словно неземная, волшебная. Как и душа ударника все эти годы оставалась загадкой для младшего, несмотря на то, что для Лалли он был самым близком человеком. И басиста эта загадочность и тайна чертовски привлекала. Казалось, он нашёл свой идеал и совершенство. Хотелось, чтобы эта идиллия длилась вечно. Расстались они тихо и без лишних скандалов и слов. Пожалуй это был первый и последний раз, когда Томми завёл эту тему, произнеся слово «отношения». Олли терпеливо выслушал все его аргументы в пользу того, что их «отношения» изжили себя. Внешне басист оставался спокоен, даже соглашаясь с его позицией. Однако где-то внутри заныло сердце, пойдя трещинами. Негативные мысли змеями заползали в разум младшего, будто бы «он слишком нехорош для Томми», «Слишком мягкий», «Слишком… слишком Олли». Ещё недавно он сам… словно бы презирал подобные мысли и переживания у других людей, а сейчас сам угодил в этот капкан, ослабив уздечку своих чувств. Несмотря на то, что драммер едва ли не поклялся ему, что всё ещё нежно и трепетно относится к басисту, Матела в это особо не верилось. Может сердцем и да, но вот разумом — нет. А теперь, когда Томми был вполне счастлив с Ханной… Олли искренне радовался за них, но небольшая грусть и апатия не отпускала его ни на секунду. Он топил её в той самой классической музыке, будучи недавно закончив консерваторию, и в учёбе в медицинском. Для всех внешне он оставался уравновешенным, спокойным и весёлым парнем, но вот душа болела тупой и глухой болью, то и дело душа комком чувств в горле.***
Переезд в Хельсинки немного внешне скрасил чувства от расставания с Нико, но вот больная душа Йоэля теперь жаждала теплоты и любви, как бы Йоэль это не отрицал. Ритм жизни здесь был гораздо выше, чем в Оулу. Но даже это не помогало справиться со стрессом. Пока он в одном из баров не столкнулся со светловолосым юным диджеем. Алекси напоминал солнце, ослепляющее всех своей добротой, отзывчивостью и открытостью. Конечно, он был таким не постоянно, но это ничуть не умаляло его в глазах морально разбитого вокалиста. Йоэлю потребовался год, чтобы понять, что он влюбился в улыбчивого парня, теперь тесно сотрудничавшего с ними. Между ними была крепкая дружба, а вот были ли чувства старшего взаимны… на этот вопрос вокалист ответа не знал. Да и, если быть честным, и боялся узнать, ведь риск поломать этим дружбу и сотрудничество, которым дорожила вся группа, был весьма высок. Но Алекси словно сам тянулся к нему, общаясь с ним больше всех из группы. Они много работали вместе, ходили по барам, Йоэль писал тексты для сольного проекта Алекса, в то время как Каунисвеси продюсировал их песни, даже вместе засыпали на одном диване, когда засиживались в студии. Всё было ровно так, как и начиналось с Нико. Только вот между ним и Алекси словно была какая-то неуловимая стена. Причём возвёл её отнюдь не Хокка. Прошёл год, и Алекси упрямо не заходил с Йоэлем за границы дружбы. Они всё также много проводили времени вместе, но никакой близости, переходящей дружескую, не было и не намечалось. Мало по малу за 2020 Хокка уговорил себя смириться с этим, хотя душа протестовала. Сердцу пока было достаточно упиваться этой фантомной непорочной влюблённостью, хотя разум понимал, что когда Алекси найдёт кого-то, то будет больно в двойне. А в итоге было больно втройне.***
Йоонас был абсолютно безбашенным человеком, но при этом эмпатия у него была развита едва ли не лучше всех в группе. Чтобы просечь, что случилось с его лучшим другом, ему потребовался месяц наблюдений. И ещё две недели, чтобы вывести неразговорчивого басиста на диалог. Пусть это со стороны и выглядело медвежьей услугой, только вот Матела понимал, что Порко хочет как лучше и просто не мог на него злиться. Самоотверженность гитариста поражала Олли. Он буквально ни на минуту не оставлял парня в одиночестве, аргументируя это тем, что переживает за него. Матела не сопротивлялся. В конце концов, они друзья детства. Это ведь нормально, что они помогают друг другу, разве нет? Только вот мозг басиста так считать не хотел. Совершенно чрезмерная открытость Порко, бывшая для него обыденной, от чего-то воспринималась ближе к сердцу, чем надо было. Олли это даже слишком хорошо понимал, но ничего не мог с собой поделать. Но, тогда лимитирующим фактором степени его… нежных чувств к гитаристу было наличие девушки у последнего. А вот когда он расстался… тогда басисту словно снесло крышу. Да, внешне он всё ещё оставался спокойным (всё-таки словно врождённое умение держать лицо и не показывать свои истинные эмоции довольно часто выручало его), но вот в сердце поползли трещины. Олли казалось, что он был морально разбит, словно это он расстался с Анной-Кристиной, а не Порко, настолько сильно он привязался к своему «уже не другу, но и не любовнику». Чувства к старшему были как и в случае Томми не «Любовью в прямом смысле». Но то, что они были — это даже доказывать не нужно было. И всё же причина разбитости была: в то время как в своё время басист полностью доверился гитаристу и вывернул перед ним всю свою душу — Йоонас так не спешил делать. Разумеется, Матела не мог его заставить, но было очень обидно от осознания того факта, что Порко ему не доверяет. А когда Йоонас переехал в Хельсинки, прикрываясь тем, что Йоэлю нужна помощь в ведении дел группы в столице, проницательный с детства Олли стал кое-что подозревать.***
Будучи после UMK, когда они все были той или иной степени опьянения… тут уж невольно хотелось праздновать со всеми, забивая на все правила и все принципы. Алкоголь развязал язык, и придал немного уверенности, хотя ноги так и норовили запнуться друг от друга, что Матела едва успевал избегать столкновения со стенкой. Сегодняшняя ночь должна была стать одной из самых важных ночей в его жизни. Во-первых он должен был признаться Порко. А во-вторых кое-что проверить, и в случае подтверждения чего первый пункт оказался бы полностью бессмысленным. Поэтому басист заранее готовил себя к худшему исходу, зная, что ещё одно непроизвольно разбитое сердце он вряд ли вынесет. — Йоонас, перестань! — из одного из залов раздавались два голоса, очевидно ещё более нетрезвых и очень счастливых. — Да будет тебе, не первый год друг друга знаем, — — А может лучше дома? Тут неудобно… и… — — Бог мой, Маси, да не ломайся ты так. Мы же оба этого хотим здесь и сейчас, верно? — И не зря готовил. Да, он давно подозревал, что между Йоонасом и Алекси что-то есть… и это грустное для него предположение вполне оправдалось. В груди снова заныло, но смог взять в себя в руки. Вообще подсматривать было не в его компетенции, но ведь сегодня всем принципам надо говорить нет? Рядом раздался грохот, казалось, ничуть не смутивший обжимающуюся парочку, но слегка напугавший дёрнувшегося в сторону Олли. Из-под почти пустых коробок вылезло лохматое нечто в чёрных одеждах, тоже не замечающее басиста. Мда, степень опьянения пришедшего явно превышала степень опьянения Олли. Между тем внезапно вторгнувшийся, пошатываясь и схватившись за стену, уставился на всё тех же Порко и Каунисвеси. Пусть Матела сейчас и не видел его лица, но от него словно исходили волны отчаяния и обречённости. А Олли в свою очередь недоумевал, что такое случилось? Неужели не его одного угораздило влюбиться в Порко? Или… Губы блондина что-то прошептали. По их движению было несложно догадаться… «Алекси». Мда, как всё запущено, просто офигеть можно. Олли так долго пялился на профиль Хокка, пытаясь распутать свои мысли, не заметив, как тот стал смотреть на него. И только когда вокалист дёрнулся, видимо намереваясь направиться к нему — только тогда Матела кое-как смог отвиснуть. И очень вовремя, ибо через несколько секунд ему пришлось ловить споткнувшегося парня. — Господи, и чего ты такой высокий? Тебя же удержать невозможно, — проворчал Олли, пытаясь помочь Хокка встать. То лишь что-то невнятно промычал и завалился на плечо басисту. — Сколько же ты выпил… — задал риторический вопрос Олли, тяжело вздыхая. Да, пусть Йоэль и весил как спичка, но вот его габариты очень мешали, ибо сам басист был тоже далеко нетрезв. Ответом ему был тихий стон и попытка поднять голову в сторону всё сильнее обжимающихся перкуссиониста и гитариста. — Тебе надо домой, — констатировал Матела, мысленно радующийся, что сумел хотя бы сделать так, чтобы вокалист твёрдо стоял на ногах. Йоэль что-то снова прошептал, но настолько тихо, что Олли пришлось вскинуть голову, чтоб понять, что он пытается сказать. Встретившись со взглядом Хокка, Матела понял, что у него, вероятно, ещё всё не так плохо. Сколько же боли было в этих льдисто голубых глазах, сколько отчаяния, казалось, что немного и Хокка разрыдается. Мда… пора собирать клуб «разъёбанных сердец». — Хокка, не сопротивляйся. Ты едва на ногах стоишь, тебе сейчас нужна тёплая кровать и больше ничего. Сам же потом утром спасибо скажешь, — с напором сказал басист. Вокалист тряхнул волосами, но относительно послушно пошёл за гораздо меньше пошатывающимся Олли. — Не оставляй меня… пожалуйста, — от настолько слабого и убитого голоса лидера их группы у Матела сжалось сердце. Краем глаза заметил окровавленный палец на другой руке. Пять минут назад его не было. Парень мысленно сделал себе фейсплам. — Да куда я тебя одного такого оставлю. Вместе к тебе домой поедем, — пробормотал Олли, с трудом анализируя происходящее. Итак, что мы имеем: два безответно влюблённых в своих друзей идиота, надравшийся как не в себя Йоэль. Серьёзно, он нечасто бывал полностью трезвым, но настолько пьяным Матела видел его впервые. Ох, весёлая у них намечается ночка и утро. С трудом они дошли до гардеробной, потратив на поиск и надевание одежды времени раза в три больше обычного. Йоэль с трудом держал равновесие, постоянно заваливаясь на различные предметы. На улице же Хокка внезапно встал как вкопанный, и потянулся зачем-то в карман. — Ну что ещё? — раздраженно обернулся басист. Вокалист, недавно готовый разрыдаться, с абсолютно пофигистическим лицом пытался зажечь сигарету. — Мне нужно покурить, — бесцветно ответил Йоэль, походя сейчас больше на тень, нежели на человека. Олли сжал зубы. Он, конечно, всегда топил за здоровый образ жизни, но сигареты успокаивали Хокка, что был на грани истерики последние полчаса. А он даже такси не вызвал. И не предупредил никого, что они с Йоэлем ушли. Быстро написав Нико, Олли, скрепя сердцем, написал и Томми на всякий случай. Такси было вызвано и ожидалось в ближайшие десять минут. На улице шёл мелкий снег. Вообще в данный момент Олли раздражало абсолютно всё, но вот медленное падение снежинок умиротворяло и успокаивало. Рядом раздался звук, словно что-то упало. Матела опустил глаза на асфальт. Это была зажигалка. — Не надо, — сказал он, видя, как Хокка потянулся, чтобы поднять её, — Вот, держи, — Олли сам поднял её, — Не хочу, чтоб ты грохнулся на льду, — — Спасибо, — тихо ответил вокалист. Матела наконец попробовал его детально рассмотреть и тут же нахмурился. Старшего всего трясло, причём не только от выпитого, но и от холода, ибо одна куртка вряд ли сильно спасала. Пара минут, и вот уже Йоэль обмотан шарфом. — Не хочу, чтобы ты простудился, — бросил Олли, старясь не глядеть в манящие и ничего не понимающие голубые глаза. Он не знал почему, но именно у Хокка из всей группы был какой-то гипнотический взгляд. Их лидер сейчас больше походил на испуганного щенка, отбившегося от матери. — Спасибо, — так же тихо прошептал Йоэль. Он хотел ещё что-то сказать, но тут подъехало такси, и последовал увлекательный минутный квест «Помоги Хокка сесть в машину».***
В квартиру к вокалисту они ввались в обнимку, периодически налетая на углы. Матела матерился через слово, зато Йоэль с каждым движением всё больше напоминал тряпичную куклу, которая безвольно двигалась. Такое состояние одновременно и раздражало, и пугало басиста. Мало ли что выкинет их особо впечатлительный фронтмен на эмоциях. Вообще им обоим сначала следовало бы принять душ, но у почти пьяного Олли ныне было только одно желание: уложить Йоэля, отключить свой телефон и проваливаться в царство Морфея до полудня. Всё, все проблемы и разбитые сердца завтра, на свежую голову. — Ложись на кровать. Я займу диван. Только скажи, где у тебя можно найти одеяло? И желательно подушку, — говорил Матела, помогая Хокка снять с себя верхнюю одежду, ибо последнего трясло так, словно у него была лихорадка. Да и вообще, в квартире у вокалиста было почему-то очень холодно, и мерзлявый Олли особо хорошо это ощущал на себе. — Останься со мной… пожалуйста, — ели слышно произнёс Хокка, вцепляясь удивительно крепкой хваткой для человека в дрова. Тормозящий в последнее время мозг басиста не сразу понял, что происходит, и Олли буквально упал на кровать вместе с Йоэлем, частично оказавшись на нём. — Пиздец, — стрелой проскочила мысль в голове Матела. Ночь становилась всё интереснее. — Ты очень пьян, и тебе всего лишь надо поспать. Хорошо, если ты хочешь, то я могу посидеть рядом с тобой, пока ты не уснёшь, — попробовал предложить компромисс младший, окончательно перестав понимать, что вообще происходит. Но Хокка так просто сдаваться явно не собирался. — Поспи со мной. На кровати мы поместимся оба, — тон постепенно приобретал капризные нотки, — Не переживай, приставать не буду, — Олли показалось, что он ослышался. Моргнув несколько раз, он отвёл взгляд, и снова перевёл его на старшего, очень некстати встречаясь взглядом с его глазами, в которых застыла немая мольба. — Ладно, — пошёл на уступки младший, вздохнув, — Хорошо, я лягу с тобой. А сейчас отойди, дай мне переодеться и расправить постель, — Йоэль послушно кивнул, и отошёл на два шага назад. Вообще Олли привык спать голым, да и они уже все видели друг друга без одежды несчётное количество раз. Но, всё же, в нынешней ситуации Матела всё же было как-то… не по себе ощущать на себе чужой взгляд. Откинув одежду в сторону, и оставшись в одной футболке, найденной у Хокка, и трусах, он кивнул Йоэлю. Тот послушно лёг, слегка отодвинувшись, давая место Матела. Йоэль неожиданно вырубился почти сразу, свернувшись в позу эмбриона на одном краю кровати. Матела и рад был последовать его примеру, только вот из-за холода, от которого не спасало даже одеяло, сон никак не шёл, и приходилось то проваливаться в дремоту, то выныривать из неё, ёжась от холода. В очередной раз он выпал из сна с ощущением, что сейчас превратится в ледышку. Холод моментально взбодрил, и Матела даже сел, пытаясь понять, что происходит. Хокка, запутавшись в своём и его одеяле метался на другой стороне кровати, что-то беспокойно и бессвязно шепча. Очевидно, ему снился кошмар. Олли придвинулся чуть ближе, и, поймав его руку, прошептал: — Всё в порядке, Йоэль, я рядом, — пальцы второй руки коснулись головы Хокка, и несколько раз провели по ней. Это не сильно, но помогло, дыхание стало спокойнее. Вспомнив первую пришедшую на ум колыбельную, басист принялся её тихонько напевать, не переставая гладить вокалиста по волосам, с внутренним успокоением наблюдая за расслабляющимся во сне парне. Понимая, что вытащить своё одеяло из-под Хокка он не сможет, Олли попробовал порыться в шкафу, но ничего кроме двух флисовых пледов ему найти не посчастливилось. Свернувшись под ними, стараясь максимально сохранить драгоценное тепло, он лёг и незаметно для себя тут же заснул крепким сном без сновидений. Проснулся он снова от того, что почувствовал, что к нему прижимается что-то очень тёплое. Слегка повернув голову, он увидел безмятежно спящего вокалиста, который приобнимал его во сне. Хокка был… горячим, в прямом смысле этого слова. Всей душой надеясь, что это последствия алкоголя, а не внезапной лихорадки, басист вновь заснул с улыбкой на лице.***
Пробуждение Олли состоялось из-за бьющего в лицо из окон солнца, абсолютно не понимая, где он находится. Когда до него всё же дошло — Матела с удивлением обнаружил, что он накрыт одеялом. Своим. И что даже голова сильно не раскалывается. Перевернувшись на другой бок, он кинул взгляд на другой край. Хокка уже встал. И судя по температуре простыни — уже давно. Потянувшись и завернувшись в плед, басист отправился на кухню. В ней, на удивление, восхитительно пахло. Олли встретили две тарелки омлета, сэндвичи, кофе и даже какое-то свежеиспечённое печенье. Это когда уж Йоэль успел в булочную сходить то? Из ванны раздались не самые приятные звуки. Как и предполагал басист, вокалист обнимался с унитазом. Длинные волосы рисковали сильно пострадать, и Олли в считанные секунды поймал их. — Доброе утро, — протянул Матела, оценивая в очередной раз за 12 часов весь масштаб полного пиздеца. Старший хотел что-то ответить, но тут его особенно жёстко вывернуло, и младший поспешил за водой. — Спасибо, — вымученно ответил Йоэль, одним глотком осушив стакан. Глаза были всё такие же замученные, но по крайней мере ясные, что не могло не радовать басиста, — Да, и доброе утро, — — Сильно плохо? Может тебе таблетку дать, — — Терпимо, жить буду. Лучше скажи, я вчера ничего не натворил? — — Ничего серьёзного, — улыбнулся Олли. Хокка кивнул и ответил: — Хорошо, — и слегка пошатываясь и тяжело дыша, побрёл на кухню. Матела последовал за ним. — Ты давно встал? Когда ты успел в булочную сходить? — бросил вдогонку басист Йоэлю, который доставал столовые приборы. — Два часа назад. И не только в булочную, но и в магазин, — ухмыльнулся Хокка, — Посчитал, что было невежливо кормить тебя доставкой и водой, — ответил он на незаданный вопрос. — Ещё более невежливо уходить из дома в таком состоянии, когда твой гость — человек с медицинским образованием. Но за завтрак спасибо, — беззлобно парировал Олли, садясь за стол. Йоэль попытался улыбнуться и сел напротив. Ели в полной тишине. Хотя, скорее Матела с аппетитом уплетал еду, а Хокка едва ковырялся в тарелке, видимо опасаясь, что тошнота никуда не делась. — Ребята кстати интересуются, почему ты недоступен. Переживают за тебя, — как бы невзначай бросил вокалист, глядя своими выразительными глазами на сидящего напротив. — Я отключил телефон. Нам обоими сейчас нужно отдохнуть… в наших ситуациях то, — ответил Олли, нервно усмехнувшись. Йоэль криво улыбнулся и сказал: — Так значит тебе нравится Йоонас. А мне Алекси. И они мутят друг с другом. Весело получается, — — Ага, пишем в Нетфликс, сюжет для сериала готов. Где мои 20000 баксов за идею? — оба музыканта рассмеялись. — Ты, кстати, как себя чувствуешь? Температуры нет? — обеспокоенно спросил басист, вспомнив, насколько разгорячённым был этой ночью вокалист, — Ты сегодня прижался ко мне ночью. Кстати, из тебя вышла неплохая грелка, — ответил на полное непонимание в голубых глазах. — Да нет, — отмахнулся Йоэль, — Это нормально для меня. Ты это… извини, если тебе было неприятно. Вообще обычно я с жёлтым медведем обнимаюсь, когда засыпаю. Немного помогает от кошмаров, — — Да нет, что ты. Честно говоря нормально я смог уснуть только когда ты… согрел меня, — отмахнулся Олли, — У тебя тут всегда такой дубак или только по праздникам? — последняя фраза заставила Хокку слабо, но искренне улыбнуться. — Да нет, не очень часто. Раз в месяц у них вечно что-то ломается, и отопление отключают на пару дней, — — Ясно… — протянул Олли. Его мысли отчего то вернулись к фразе «с жёлтым медведем обнимаюсь, когда засыпаю». Йоэль никогда не был с ним достаточно откровенен, но после вчерашнего спрашивать «Всё ли в порядке?» было бы наитупейшим решением. — Ладно. Нам просто нужно отдохнуть. А тебе после вчерашнего под наблюдением медицинского работника. Там, кормёжка три раза в день, прогулки на свежем воздухе… И учти, раз уж ты пустил меня к себе в кровать, теперь ты меня отсюда не сгонишь, — наигранно серьёзно сказал Матела, что заставило вокалиста рассмеяться. Внезапно для самого себя басист отметил, что очень соскучился по этому искреннему и заливистому смеху фронтмена их группы. — Как скажешь, — всё ещё смеясь, ответил Хокка. — Ладно. Я в душ после вчерашнего. Надеюсь, острые предметы от тебя прятать не надо. Хотя это больше по части Томми, — весело сказал Олли, скрываясь в дверном проёме и уворачиваясь от летящего в него пледа. От чего-то эти счастливые голубые глаза вызывали у него приятное тёплое ощущение в груди, которое он не ощущал уже давно. Как только Матела скрылся в ванной, Хокка вытащил телефон и стал по привычке просматривать истории остальных участников группы. И где-то на пятой совместной истории Алекси и Йоонаса он понял, что больше не ощущает той самой одновременно острой и тягучей тяжести в груди. Отложив телефон и выключив его, он с улыбкой посмотрел на дверь ванной. Что ж, пора наконец принять это и жить дальше. И, что-то подсказывало ему что, начиная с этого солнечного для него впервые за долгое время дня, он больше не будет искать своё спасение от кошмаров в плюшевых игрушках. Так же как и Олли не будет больше мёрзнуть. И сердца обоих наконец обретут заслуженные гармонию и уют.