Потерянные ключи

На следующий день, прямо с утра, я решила повторить фокус с доставкой еды. Только на сей раз, прежде чем позвонить, раздумчиво посидела над списком товаров на сайте. В результате уже в 10 утра я раскладывала на кухне два больших пакета. Теперь там были и свежие фрукты, и молоко, и творог, и сосиски, и даже упаковка куриных окорочков. Запасы сыра, копченостей, сладкого и сдобы я тоже пополнила. Чудесно! Но не думай, что я совсем забыла о предосторожностях. Хотя я заказала все в той же самой конторе (лучше бы в другой, но, как я уже объясняла, выбор за наличные был невелик), я внимательно смотрела в окно за курьером. Это был не Николай, и никакой Николай не нападал на него перед дверью, чтобы потом прикинуться им (в страшных фантазиях я представляла себе что-то подобное). За дверью через глазок я видела опять-таки курьера, а не Николая (в этот раз они прислали другого, немного смахивающего на узбека). И я опять на всякий случай разыграла историю с болезнью, чтобы высовывать в щелочку только руку с деньгами, и иметь возможность в любой момент (если Николай, к примеру, вдруг возник бы за спиной у курьера) быстро захлопнуть дверь. Потом я опять позанималась физкультурой, проделав большой комплекс упражнений на время – увидела давеча в интернете. Как всегда после этого, мое настроение сильно улучшилось, и я села за компьютер, обуреваемая вдохновением создать что-нибудь значительное. Я продолжила писать статью об эстетике сталинского кино, но решила сфокусироваться на одном локальном аспекте, на который Николай точно не обратил бы внимание. Собственно, я решила проанализировать наблюдение, что в фильмах той поры среди главных героев почти нет молодых (в соответствии с современными стандартами молодости). Юношей и девушек там играют мужчины и женщины хорошо, если просто за тридцать. Мне встречалось видеть героев-любовников и под пятьдесят (по крайней мере, мужчин). То есть имела место стилистическая условность, как в греческой трагедии, японском театре, да и западноевропейском театре шекспировской эпохи, когда, например, женщин играли мужчины и это никого не удивляло. Точно также сталинские зрители искренне видели в возрастных актерах юношей и девушек. Но что мешало режиссерам показать настоящую актерскую молодежь? Ведь она же существовала в природе. Люди поступали в театральные институты в 17-18 лет, заканчивали – в 21-22. Но дело в том, что показывать их было неприлично. Действовал определенный эстетический канон. И я дерзнула сделать вывод, что в авторитарном, а тем более тоталитарном обществе возрастные лица выглядят, что ли … красивее. Да! Авторитарное общество жестко иерархиезировано. Оно построено на почтении к вышестоящим, которые обычно являются и более старшими по возрасту. Молодежь в такой системе (в сравнении с нашими демократическими временами, где практикуется фактически культ юности), тогда вообще не имела веса. Нет - ею, конечно, умилялись, но не более, чем умиляются смышлеными, подающими надежды детьми. Никто не стремился походить на юного, «молодиться», как сейчас. Наоборот, это молодые старались выглядеть солиднее. Солидность, маркирующая завидную ступень социальной лестницы – это было больше, чем красота. Просто юные мальчики и девочки выглядели бы «неполноценными» героями романа. Их отношения показались бы кинозрителю несерьезными. И в итоге возникал интересный парадокс: с одной стороны, продолжительность жизни была относительно небольшой, жизнь и труд начинали рано, довольно рано (если судить по нынешним временам) женились. Но при этом выглядеть все хотели солидными дядями и тетями. И смотреть в кино хотели на таких, и представлять себя такими. Важно уточнить: сорокалетние актеры не изображали сорокалетних, они изображали 20-25-летних. Условность предполагала видеть в одном и том же герое одновременно и молодость, и зрелость. Один раз, делая перерыв в своем писательстве, я подошла к окну. В следующий миг боковое зрение отметило движение вдали: мужская фигура, видневшаяся за припаркованными машинами, быстро повернулась и пошла прочь. Лица я не успела разглядеть. Одежда издали казалась стандартной: темные штаны, короткая куртка и надетый на голову капюшон от кофты, отчего я не могла видеть цвета волос. Худой, среднего роста. Он вполне мог быть Николаем, хотя в такой одежде я его не видела. Что ж, если это он, значит, он еще надеется что-то урвать из квартиры. Вместе с тем, это означает, что Тася еще далеко (раз он не боится околачиваться здесь). Если, конечно, она жива. В любом случае, мне в подарок достается еще один спокойный день. Мне уже приходило в голову попробовать разыскать то, что так интересует Николая. Что это может быть? Я сомневалась, правда, не низведут ли меня эти поиски до статуса обычной квартирной воровки. Как видишь, меня все время это беспокоило. Но я решила, что нет. Я ведь совершенно точно не собираюсь забирать это что-то себе. Мне лично нужны сущие мелочи – деньги на пропитание и крыша над головой. Между прочим, за свой прокорм я служу Тасе добрую службу (опять-таки, если она еще жива) – я стерегу ее квартиру от Николая. Значит, мы с Тасей – единомышленники. Правда, при встрече мне трудно будет объяснить ей это… Но, если я найду эту вещь, то убедить ее будет легче. И я приступила к розыскам. Начала я со спальни. Ценные вещи обычно прячутся в самых укромных местах, поэтому первым делом я осмотрела короб под кроватью. Новое теплое одеяло (внутри – ничего, я развернула), две подушки, покрывало. Под коробом – тоже пусто, даже слоя пыли и того нет (какая она фея чистоты!). Я еще раз перебрала комод. Там было только белье и трикотаж. Далее - раздвижной шкаф-купе. Здесь висела дубленка (Таисия, очевидно, принадлежала к тому толстому культурному слою, на которую проповеди зоозащитников не действуют), две теплые куртки, одна – потоньше, другая – потолще, еще модное пальто и что-то вроде плаща. Были еще брючный костюм, пара жакетов (эта форма женской одежды всегда вызывала во мне стойкую неприязнь), брюки разной степени строгости\легкомыслия, несколько пар джинсов. На верхней полке обнаружились шапки, сложенные стопочкой шарфы и платочки. Еще были блузки, какие-то свитера, несколько милых летних платьев и одно вечернее. Одно летнее мне настолько понравилось, что захотелось немедленно его примерить, но я сдержалась. Это было бы уж совсем нехорошо. Я понимаю – взять футболку и трикотажные штанишки от нужды. Но одевать хозяйкины вещи ради забавы – нет. Все, что я находила на вешалке или на полках, я проверяла на наличие карманов. Но ничего ценного, кроме старых чеков, автобусных билетиков, конфет-сосулек, начатых упаковок жвачки или монеток, мне не попалось. В нижнем ящике шкафа я нашла роликовые коньки в коробке (то ли их купили недавно, то ли редко использовали – они были почти новые), в похожей коробке – обычные коньки. Я заглянула на шкаф – пусто, чисто. Перевернула две лубочные картинки в рамках на стене (фотографии тигрицы с тигрятами и роскошного водопада) – а нет ли за ними тайника? – потом попробовала даже разобрать их на части. Проверила, не отгибается ли где-нибудь ковролин. Отодвинула и вновь придвинула на место комод. Тумбочку я оставила на сладкое – ввиду своей интимности она казалась мне весьма перспективной с точки зрения укрывания чего-то ценного. Там действительно оказалась целая коллекция того, что женщинам приятно рассматривать и перебирать в руках – куча косметики, бижутерия (но не драгоценности), всякие мелочи вроде брелоков и ручных часиков. Тут же были зарядные устройства и проводки для гаджетов. Но стоящего ничего не было. После этого я решилась перебрать комнату-туристского-барахла. Особого эстетического удовольствия она во мне не вызывала, поэтому хотелось покончить с ней поскорее. Все эти разноцветные мягкие цилиндрики, которые являли собой спальники, убранные в чехлы пуховые куртки, палатки – они навевали скуку. Хотя для увлеченного походника, наверное, они воплощали самый изысканный стиль. Я мужественно извлекала из каждой торбочки очередную груду синтетической материи, разворачивала, просматривала – и с трудом запихивала назад. Уфф, вроде бы все. Я убедилась, что между лыжами ничего нет, внутри велосипеда – скорее всего, тоже ничего (не знаю, можно ли спрятать что-то внутрь трубок рамы). На всякий случай я перебрала книги. Между страниц, увы, тоже не оказалось ничего примечательного. Пара закладок, старая квитанция – и все. Единственное, что я от безрыбья внесла в список претендентов на «тайну Николая», было издание оперы «Фауст» 1899 года. В отличном, кстати, состоянии. Нотные листы были до того белые и гладкие, что казалось, их вообще не открывали после печати. Откуда она здесь взялась и кому принадлежала, непонятно. Даже в контексте других книг опера была чужеродным элементом. Если предполагать, что в комнате хранилось все приданое бывшего тасиного друга, то фолиант тоже мог принадлежать ему. Но других нот я не нашла, равно как и другого книжного антиквариата. Может, Николая интересовал именно «Фауст»? На всякий случай я перелистнула все страницы. Восхитительная сохранность, только что из типографии. И, разумеется, никаких закладок и таинственных писем. Видимо, тут все. Переходим в гостиную. В гостиной я надеялась на более щедрый улов, хотя бы за счет многочисленных шкатулочек, украшавших полки стеллажей. До этого, как ты помнишь, я исследовала, и то мельком, лишь шкатулку с украшениями. Ну и ту, где хранились деньги. Теперь я перерыла все. Обнаружилось несколько ювелирных изделий, которые с известной натяжкой можно было бы отнести к разряду «драгоценности»: во всяком случае, там имелись вправленные в золото прозрачные бесцветные камушки. Может быть, бриллианты? Я, правда, думала, что их хранят не столь легкомысленно. Если не в сейф, то хотя бы в незаметное место убирают, собираясь надолго покинуть квартиру… Впрочем, если Тася не планировала никуда уезжать, и ее исчезновение – полностью дело рук Николая, то возможно, что это и бриллианты. Еще я нашла несколько банковских карточек. Сначала я было обрадовалась, подумав, что теперь смогу платить за еду и все прочее через интернет. А потом вспомнила, что у меня нет важнейшего компонента для таких оплат – мобильного телефона. Ну да, там же нужно получать на телефон пароль, потом его вводить… короче, ничего не получится. Мелькнула мысль, а не купить ли мне телефон: ну, тоже в каком-нибудь интернет-магазине, уговорив принять оплату наличными при доставке. Потом решила, что, во-первых, на такое я никого не уговорю. А во-вторых, подобная растрата тасиных денег будет уже форменным воровством. Потому что без мобильника преспокойно можно жить, в отличие от еды, и никакого морального права обкрадывать ее еще на тысячу рублей (да и найду ли я такой дешевый телефон через интернет?) я не имею. К тому же, обкрадывая ее, я обкрадываю также и себя. Ведь наличность в шкатулке – это пока все, что у меня есть. И моя задача - растянуть этот ресурс как можно дольше. Способов пополнить бюджет я пока не нашла. Я взглянула в окно и только сейчас заметила, что на улице наступила настоящая осень: две женщины шли в куртках и шапках. Даже если исключить мою фобию внешнего мира (сейчас, правда, это состояние немного отступило – наверное, перед лицом реальной опасности в лице Николая), то мне правда некуда идти. С перерывами я рылась в вещах до вечера. Кроме «Фауста», горсти ювелирных изделий и банковских карточек мне не попалось ничего, что внешне подходило бы под определение ценностей. На всякий случай и изучила всю посуду на кухне, заглянула в каждую пустую банку, в каждую щель между стенами и мебелью. Итоговый вывод состоял из трех вариантов: а) – здесь действительно нет ничего стоящего, б) – Николай охотится именно на эти невнятные побрякушки, в) – здесь есть что-то ценное, но я, к несчастью, не могу его обнаружить. Например, это считавшийся утраченным еще 400 лет назад один из рисунков Леонардо да Винчи, который спрятан в этой квартире в конверте под обоями или под напольным покрытием. Если это так, то я бессильна. И «г» – вариант, немного пересекающийся с п. «в». Это нечто, что не является ценностью в общепринятом смысле. Рисунок Леонардо, например, может не выглядеть, как ценность, но тем не менее он является таковой почти для всех представителей так называемого цивилизованного мира. Почти все знают, что его можно очень дорого продать. А вот, например, несколько листков с подписями и печатями, имеющих скучный канцелярский вид, на самом деле могут представляют собой весомое доказательство офшорных владений какого-нибудь крупного сановника. Тут я опять-таки бессильна: Николай знает, что нужно искать, а я – нет. Закончила я уже в сумерках. День, непривычно проведенный в трудах, усилил удовольствие от отдыха. Предвкушая продолжение литературных опытов за ноутбуком, я сидела на кухне и пила чай с бутербродами. И вдруг, кинув рассеянный взгляд за окно, я увидела его. Николай стоял на противоположной стороне дворового проезда, глядя прямо на меня и ничуть не скрываясь: наоборот, он намеренно встал так, чтобы я его увидела. Я инстинктивно отшатнулась, но затем снова медленно повернула голову в его сторону. Видимо, удостоверясь, что я оправилась от первого ужаса и хорошо его вижу, он медленно поднял руку вверх, а затем направил ее вперед, показывая мне на подъезд. Что, что там? Там стоит спецназ, готовый выломать все двери и схватить меня?! Я не шевелилась и не дышала. Николая сдвинулся с места и пошел по направлению к подъезду. Я подскочила к окну и провожала его глазами, пока козырек не скрыл его из виду. Что он хочет сказать? У него есть ключ?! Он сейчас ворвется сюда и убьет меня?! Я бросилась в прихожую. Не веря в силу цепочки, прижалась что было силы к двери. Нет, у меня не хватит сил удержать! Кинулась к одежному шкафу и попыталась подвинуть его к двери. Не получается! Я снова навалилась на дверь. Нет, нет, не надо!! Пожалуйста, не сейчас! Потом, но не сейчас! Внизу на лестнице слышались поднимающиеся шаги. Сейчас он подойдет. Позвонит или сразу вставит ключ? Он один или их много? Шаги, правда, слышались одиночные. Вдруг они затихли где-то внизу, как будто ниже этажом. Тишина… или нет, какое-то шуршанье. Они возобновились! Шаг, другой, третий, четвертый… Но что это? Они вроде бы слышны все хуже. Он спускается! Не может быть, он спускается!! Вот трель домофона при открываемой двери, вот она хлопнула! Спасибо, милый, спасибо!! Ты согласился пока меня не мучить… Еще несколько минут, трясясь, я просидела под дверью. Оказывается, я сползла на бессильных ногах вниз, на пол. С трудом поднявшись, я заставила себя осторожно выглянуть в глазок. Пусто. И тихо. Я медленно прокралась на кухню. Двор под окнами тоже был пустым. Но стоило мне встать вплотную к окну, как Николай снова появился внизу - откуда-то сбоку. Его лицо не было ни злобным, ни угрожающим: сверху мне показалось, что у него серьезно-внимательное выражение ученого, решающего какую-то сложную задачу. Убедившись, что я хорошо его вижу, он снова стал делать мне знаки, показывая в сторону подъезда. Потом показал руками немного выше, но не на мое окно. Он явно пытался мне что-то объяснить. Наконец поднял руки ладонями вперед, изобразив жест «спокойно, спокойно», после чего медленно пошел прочь, поначалу даже пятясь задом. И скрылся. Я еще некоторое время постояла у окна, не зная, что делать и думать. Что все это значит? Чего мне теперь бояться? Что он делал в подъезде? Почему он показывал туда руками? Там что-то есть для меня? Он что-то мне оставил? Боже, ну конечно – почтовый ящик. Он хотел сказать, что что-то туда положил. А! Он хочет выманить меня из квартиры!! Он никуда не ушел, он будет ждать меня там. Стоит мне спуститься к почтовым ящикам – нет, стоит мне только высунуть нос из квартиры, как он неизвестно откуда появится, и тогда… убьет? Все может быть. Но нет, я не дура, я не клюну на эту уловку! Я никуда не спущусь! До ночи я сидела в гостиной, пытаясь то читать, то писать. Но отвлечься не получалось. Иногда я осторожно, сбоку, подходила то к одному, то к другому окну в разных комнатах. Но Николая не было видно. А вдруг он подложил в почтовый ящик взрывчатку? И дом взлетит на воздух? В самом деле, он отчаялся забраться в квартиру и добыть то, что ему нужно, и решил просто взорвать ее! Хотя нет, скорее всего, в почтовом ящике яд. Стоит мне сунуть туда руку, как меня сведет судорога и я умру в страшных мучениях. Или там конвертик со спорами сибирской язвы… В конце концов усталость дала себя знать. Я решила лечь, не раздеваясь и обойдясь без гигиенических процедур – не было сил. Уже собираясь улечься, я надумала напоследок еще раз взглянуть в кухонное окно. Не включая света в кухне, в темноте я подошла и обомлела: на асфальте, перед рядком припаркованных машин большими толстыми буквами было написано «ЗАПИСКА В ЯЩИКЕ». Это явно предназначалось мне. Он хочет, чтобы я обязательно залезла в ящик. Значит, мне ни в коем случае не нужно этого делать! Эта настойчивость выдает его волнение. Он чувствует, что проигрывает и начинает нервничать, срываться. Но почему он так торопится? От того ли, что предмет, который он так алчет добыть из квартиры, скоропортящийся? Но что же это тогда такое? Или он знает, что Тася вот-вот вернется? Тогда все очень плохо для меня. Или ему просто позарез нужны деньги (например, он банальный наркоман), а самый простой способ их добыть находится здесь, в тасиных побрякушках (может, это все-таки редкие бриллианты?). Я лежала и думала, что сейчас самым лучшим для меня было бы, если бы Тася была мертва. Тогда я смогла бы уснуть, а не дрожать, что ее ключ вот-вот лязгнет в двери. Я мысленно попросила у нее за это прощения. А еще попросила, чтобы она все-таки отложила свое возвращение на пару деньков. Тогда уж я наберусь сил, и … …Утром шел дождь, настоящий холодный осенний дождь. В первые мгновения после пробуждения было так уютно смотреть на него из окна теплой и сухой квартиры. Но тут я все вспомнила. Быстро подошла и посмотрела вниз. Буквы на асфальте сильно расплылись – видимо, были написаны мелом. Но прочитать было можно. Ага, не надейся! Я не подойду к ящикам! Я долго, почти час, занималась физкультурой, вспомнив все известные упражнения и в изнеможении повторив их по три круга. Потом с аппетитом поела (я прикинула, что припасов должно хватить на неделю, а там можно будет снова заказать доставку – авось, к тому времени Николай сдастся и уйдет, а Тася, наоборот, не объявится). Потом ощутила вдохновение и поспешила сделать наброски к эссе об эволюции идеи добра и зла до и после христианства. Я давно покушалась на эту тему: моя идея состояла в том, что зло в постхристианскую эпоху стало как бы «злее», потому что изысканней, изворотливей и подлее. До христианства оно было детски-простодушным. А теперь ему приходится адаптироваться к сложным моральным нормам, которых раньше не было, обходить их, а главное – мимикрировать под них. Ранее я никогда не замахивалась на столь высокие предметы, считая их привилегией специально обученных интернет-мыслителей, которые, вероятно, рождаются уверенными в своей мудрости. Я была в ней совершенно не уверена, но сегодня утром на душе полегчало, и это придало мне смелости. Правда, я быстро утомилась. Закрыв файл с начатым текстом, я решила позволить себе в качестве отдыха немного легкомысленной прогулки по «Вконтакте». Право же, бояться неизведанного мне больше не приходится: теперь я все выяснила. Или почти все. Я открыла тасин аккаунт и убедилась, что в нем за прошедшее время не произошло никаких изменений. Все на месте, даже фото Николая. Странно, что он не пользуется возможностью пощекотать мне нервы. Неужто он правда сдался? Но стоило мне это подумать, как появился сигнал о сообщении. Некий Иван Потапов, без аватарки и с пустым аккаунтом (я сразу туда кликнула). Это Тасе или … мне? Вернувшись в диалоги, я сразу поняла, кому. В окошке висела фраза заглавными буквами: «ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С ТАСЕЙ?» Ну конечно, это Николай. Что он хочет этим сказать? Я сделала с Тасей? Ведь сделал он? Ниже: «ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛА?» Усилием воли я подавила страх, беспричинно появившийся откуда-то из глубины. Николай хочет тебя напугать, сказала я себе. Видимо, то же самое он написал в записке. Он уже не знает, что испробовать. Но это же глупо – считать, что это меня напугает. Он что, надеется, что я куплюсь на дешевый ход из голливудских фильмов, когда потерявший память главный герой вдруг оказывается самым жестоким убийцей? Я совершенно точно знала, что я с Тасей ничего не делала. Но фейк не унимался: «ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛА?» «ПОЧЕМУ ОНА ИСЧЕЗЛА?» Страх перешел в возмущение. Хватит меня нервировать! Ты же понимаешь, что я понимаю, что это блеф! Да, мое душевное состояние сейчас – не из лучших, но было бы в высшей степени самонадеянно полагать, что я вот так, сходу, по твоему желанию возьму да перечеркну все свои воспоминания и в угоду тебе придумаю, как это я поймала и убила Тасю. И поверю в это! Ты ненормальный, друг мой Коля! Точнее, нет – ты обезумел от досады. Видимо, твое время истекает. То, что ты надеялся взять в Квартире, нужно тебе позарез именно сейчас? Или ты знаешь, что вот-вот твои козни раскроются – или тасино тело найдут (уже нашли?), или кто-то из ее родственников уже едет по направлению к ее дому (о нет, пожалуйста, не надо этого варианта!)? Ты страшно спешишь, и вот решил сделать последнюю абсурдную попытку. А вдруг сработает… Ну-ка, что ты можешь мне предложить? Надеюсь, что-нибудь остроумное? И, глубоко вздохнув, я написала: «О чем вы?» «Ты же знаешь» Как я и думала, у него нет никакого плана. Он глупо надеется на чудо. «Извините, не смешно. Подумайте получше» «Тася исчезла. Ты в ее квартире. Где она? Куда ты ее дела?» «Какая Тася? Вы кто такой?» (Только не надо мне отвечать «Ты знаешь». Ей-богу, если он так напишет, сейчас же прекращу переписку) «Я ее друг. А вот кто ты такая, я не знаю. У Таси уже месяц не отвечает телефон. Никто из знакомых не знает, где она. Я пришел к ее дому и понял, что ты живешь в ее квартире. Скажи мне, где она?» Ну что ж, наскоро на коленке сляпал, но более-менее ладно. Спросить у него, зачем он украл мою сумку? Ах нет, боже мой, конечно, нет! А вдруг он не уверен, что сейчас внутри квартиры именно я? То есть та, у которой он украл сумку? Вдруг он сам проверяет свою догадку? Если не считать моих домыслов, что он за мной следил, то непосредственно в квартире он видел меня только из окна. То есть – издали. Не буду раскрываться раньше времени. «Вы уверены, что написали тому, кому нужно? Я живу в своей квартире. Никакой Таси я не знаю». «Я уверен. Твой адрес – улица Седова, дом 148, квартира 116. И ты сейчас дома, сидишь за компом. Но это не твой дом. Прошу тебя, скажи мне, где она!» «Вы что, увидели меня с улицы? Подсматриваете? А может, мне полицию вызвать?» «Просто скажи, куда она делась». «Давайте прекратим все это. Не смешно». Он с минуту ничего не писал, а потом появился значок набора текста – надолго. Наконец, всплыло длинное сообщение. «Хорошо, говорю по порядку. Меня зовут Николай. Я тасин хороший знакомый. Мы с ней какое-то время не общались. Скажем так, вышло недоразумение. Потом я решил помириться и стал ей звонить. Тишина. «Вне зоны действия сети». Так продолжалось дня четыре-пять. Я решил, что, может, она просто сменила телефон. Стал звонить и писать всем общим знакомым. Но они тоже сказали, что с Тасей давно не связывались. По моей просьбе стали звонить и писать ей. Тот же результат. Значит, как минимум, это не я «в черном списке». На родственников через ВКонтакте выйти не удалось. Но она не сообщала о своем намерении уехать надолго – ни мне, ни другим. Тогда я решил прийти к ней домой. Специально приходил и звонил в разное время. Никого. И вдруг один раз днем я увидел вас в окне. Подумал, что кто-то у Таси в гостях. Не стал звонить, решил подождать. Ходил вокруг, уже почти решился нагрянуть прямо при гостях, как вдруг вижу – вы выходите. Подождал, потом позвонил – опять тишина! Я даже дождался соседей, попросил меня пропустить, сказал, к кому я – вобщем, видимо, я был убедителен, потому что меня пустили. Я трезвонил в дверь квартиры – безрезультатно. Так я убедился, что вы были в квартире одна, без хозяйки».Он хорошо продумал свою версию, подумала я. Специально уточнил, что из якобы деликатности не стал звонить «при гостях». Потому что я-то знаю, что во время моих первых визитов в квартиру звонков в дверь не было. И по телефону, кстати, тоже. Вновь повис значок набора сообщения. Видимо, Николай сочинял продолжение. Я решила его опередить. «А почему вы не положили записку в почтовый ящик? Телефон мог сломаться, дверной звонок и домофон – тоже. А вот почтовый ящик ваша «Тася» наверняка бы проверила))))» «Значит, вы признаете, что квартира не ваша, а Таси. Уже хорошо» «Ничего я не признаю, что за чушь! Просто вы не приходили, и не звонили, и записку не подкладывали. Я здесь всю жизнь живу и точно это знаю. А вы тут в первый раз. И не знаю, чего вы хотите. Увидели человека в окне и пытаетесь запугать. Вы что, думаете, я поверю, что я сумасшедшая, что у меня раздвоение сознания и что я на самом деле убила вашу Тасю и заняла ее место? Нет, забавно, конечно, но уже утомляет. Придумайте что-нибудь новенькое)))» «Ладно, я сейчас вам покажу, что я здесь не первый раз и уже кое-что о вас знаю. Я действительно не оставил записки – в голову не пришло. После того раза я снова пришел на следующий день. И мне повезло – я снова вас увидел в окне! Тогда-то я почувствовал, что что-то тут не так. Долго ждал, но дождался. Вы вышли. Я пошел за вами. Боялся, что придется ехать в другой конец города. Но надо же – вы дошли до бульвара Красных Зорь и зашли в одно из общежитий. Я проследил за вами, узнал, в какой вы комнате живете. И стал следить уже за комнатой. Выяснил, что вы практикуете здоровый образ жизни, по утрам бегаете, занимаетесь на стадионе. Тогда я тоже туда пришел и «познакомился» с вами. За несколько встреч мы с вами почти, рискну предположить, подружились. Но потом, видимо, я чем-то вас спугнул – вы заподозрили во мне недобрые намерения (так и было) и пошли со стадиона каким-то странным кружным путем. Потом все-таки отправились домой, и тут я решил припугнуть вас по-настоящему. Я вас опередил и сделал вид, что тоже иду к вам. Вы меня заметили и стали следить. Мне удалось убедить вашу хозяйку, что я ваш друг, и она открыла мне комнату. Тогда я схватил первую попавшуюся сумку и выскочил. Не знаю, как я на такое решился – меня же могли поймать, в полицию сдать за воровство! Но теперь я понимаю – это было верное наитие. Вы все видели из своего укрытия. Конечно, перепугались. И решили не возвращаться в общагу. Правда, в тасин дом тоже не сразу вернулись. Я ходил и туда, и туда. В общагу, конечно, не заходил, но окно было темное. Однако в конце концов вы все-таки пришли сюда. И с тех пор никуда не выходите, по моим сведениям. Я пытался забросить удочку, ведя с вами переписку с вашего же аккаунта (в сумке оказался нетбук), один раз даже прямо продемонстрировал себя вам на лестничной площадке через глазок. По совокупности ваших реакций я убедился – вы знаете, что с Тасей что-то не так и что вас тут быть не должно. Надеюсь, теперь ко мне вопросов больше нет?» Я отходила от первого оцепенения. Сначала, когда он по очереди разворачивал передо мной мои последние пару недель, я готова была умереть на месте. Все так изумительно, так кошмарно сходилось, что расскажи он следом, как я убила и закопала Тасю, я бы поверила. Но вскоре мозг робко мигнул мне – спокойно, тут есть нестыковки. Во-первых, если Николай часто следил за мной на улице, то почему просто не подошел и не спросил про Тасю? Особенно в первый раз, когда он, по собственному же рассказу, еще не подозревал за мной чего-то плохого. Далее – он говорит, что, увидев меня во второй раз, он выследил меня до моей комнаты в общаге. В таком случае почему в день кражи сумки, перед тем, как пойти сразу ко мне, он сначала зашел к моей первой хозяйке, в другое здание, и почему она из окна показывала ему, где я живу? Я точно помню, что заходила в свою старую комнату только после самого первого посещения тасиной квартиры. И буквально через час я уже сняла вторую комнату. Если Николай пошел за мной после моего второго посещения, то он никак не мог знать местоположения первой комнаты! И первую хозяйку знать не мог. Иными словами, он действительно немного следил за мной, но не настолько плотно, чтобы знать все подробности. Пробелы в информации он заполняет своими предположениями, выдавая их за результат тотальной слежки чуть не 24 часа в сутки. Вряд ли он мог посвятить этому занятию столько времени. Наверняка ему и работать иногда приходится. Иногда его предположения попадают в точку, иногда – выглядят похоже, но иногда – просто противоречат действительности. Видимо, он надеется, что со страху я не обращу на это внимание. Да, очевидно, он заметил, что я его заметила, когда он шел к общаге. Я недооценила остроту его зрения. Но дальше он выпустил меня из вида и не знал, что я видела его в окне с моей первой хозяйкой! А это что-то да меняет! Как минимум, это означает, что он пошел за мной уже после моего самого первого визита в квартиру. Когда у него на меня, так сказать, не было «улик». И раз он предпринял такие странные действия, значит, им руководили отнюдь не благородные желания найти Тасю. Нет, его самого в случае с Тасей было в чем упрекнуть! А пошел он за мной, потому что удивился, испугался и решил все выяснить про нежданного «свидетеля». Но когда я решилась написать, я спросила не об этом. «Почему же диалогу «моего» аккаунта с тасиным – уже два месяца?» - вот что я спросила. Спросила, потому что мне действительно очень хотелось это узнать. Значок «Николай пишет сообщение» завис надолго. Он, видимо, ликует, что я «клюнула» и перестала отпираться. И сейчас попытается посадить меня на крючок поглубже. «Ну наконец-то признались. Вы живете в ее доме, да еще и пользуетесь ее аккаунтом. Каким еще ее имуществом вы пользуетесь? Деньгами? Не знаю, как вас зовут – тогда я предположил, что Лена, но это был экспромт. Давайте вы скажете мне, где Тася, а потом уйдете навсегда. Если с ней все в порядке, если я в этом удостоверюсь – обещаю, я никуда звонить не буду. У вас будет возможность сбежать». После моего признания его тон резко изменился. Пока он не был уверен в успехе, он говорил довольно вежливо. А теперь – приказывал и почти угрожал. Но я твердила себе – «не поддавайся! Не бойся!» «Вы не ответили – почему вашему диалогу с Тасей – точнее, диалогу моего аккаунта с Тасей - уже два месяца? Пока вы это не объясните, я не буду больше отвечать вам». «Господи, да я просто кое-что взломал и переставил даты. Это не сложно, особенно при моем роде занятий. Хотел вас озадачить» «Тогда сделайте это еще раз. Раз это так легко. Вот прямо сейчас. Или, если хотите, я могу выйти из аккаунта, а вы пока там поработайте. Снова зайду и удостоверюсь, что вы говорите правду. Переставьте даты нашего нынешнего с вами общения на, например, вчерашний день. Договорились?» Это тоже был экспромт. Но он оказался очень удачным. После некоторой паузы появился значок, а чуть позднее: «Ладно, какой смысл отпираться. Я не умею этого делать. Может, кто-то и умеет, но я – нет. И вы, разумеется, должны хорошо знать, кто переписывался с вашего аккаунта с Тасей. Ведь это ваш аккаунт. Очевидно, что это вы с ней и переписывались раньше». «Я надеялась, что вы придумаете что-нибудь остроумное, что-то новенькое. Мы меня разочаровали. Я ничего подобного Тасе не писала. И вам вряд ли удастся меня убедить, что я потеряла память, писала Тасе письма, а потом убила ее и завладела ее жильем. Во-всяком случае, так дешево и топорно – не удастся». «Но ведь вы знакомы с ней! Вы этого отрицать не будете». «Не буду. Зачем же. Она уехала и пустила меня пожить. Но это – наши с ней дела, вас они не касаются. Если она не сочла возможным вас предупредить об отъезде, то я уж тем более ничего не уполномочена вам объяснять». Я решила, что лучше все-таки придумать некую комплексную версию. Хотя с большой вероятностью я полагала, что Николай прекрасно знает, где Тася, нельзя было исключать и иное. И если он не знает, то на этом ему придется успокоиться – я больше ему ничего не скажу. Если знает и ему просто нужно проникнуть в квартиру – то ему тоже ничего не светит. «Когда вы виделись с ней в последний раз?» «Я не буду вам ничего рассказывать. Я вас не знаю». «Позвольте мне освежить вашу память. Вы меня прекрасно знаете. Вот, разве не узнаете?» После сообщения возникла фотография. Там был Николай, но я даже не посмотрела на него. Я смотрела на девушку рядом с ним. Это было чудовищно! Я словно превратилась в жидкость и безвольно стекала вниз со стула. Потому что эта девушка – это была я! Точнее, не совсем я, но кто-то, невероятно похожий на меня. Понятно, что намного меня моложе. Ну да, пожалуй, если рассмотреть внимательней, то это была я лет 10-15 назад. Рядом с нынешним Николаем. Хотя я никогда не фотографировалась с Николаем. Я вообще его не знала. И я никогда не была так одета, у меня никогда не было такой прически, я никогда так не красилась (по-моему, я вообще никогда не красилась). У меня никогда не было такого взгляда. Я узнавала свои черты, свое лицо, но себя – не узнавала. Нет, это не я. Но кто же это? А может, просто фотошоп? Да-да, очень может быть! Как же я сразу не догадалась. Зачем-то перепугалась…. А он совсем-совсем непрост, этот Николай. Видимо, ему очень нужно проникнуть сюда. Настолько нужно, что он затеял целый фильм ужасов. …Да, но где он взял мое фото для обработки? Ах, да у него же мой ноутбук. Должно быть, там полно моих фотографий. Вероятно, есть и старые. «Ну как, теперь вы меня узнаете? Вот вам еще, тут мы все вместе». Появилось еще фото. Здесь было шесть человек, художественно рассевшихся на скамейке в парке. Видимо, та же известная мне прогулка в Пушкине-Павловске. Четверых я уже видела – Николай, еще парень и две девушки. Теперь добавились еще две особы женского пола. Во-первых, та девушка, которая якобы была мною. И еще одна немолодая женщина. Лет сорока, наверное. Непонятно, что она делала в этой молодежной компании. Кто-то, вероятно, оставался за кадром – наверное, высокая девушка с предыдущих фотографий. Я мало-помалу привыкала. Ситуация была настолько невероятной, что ужасаться стало бессмысленно. Я словно оставила далеко внизу земную атмосферу и, глядя из космоса, машинально фиксировала перемещения фигур. Параллельно мозг перебирал варианты, пытаясь найти какое-то разумное объяснение. Итак, первое и самое подходящее - фотошоп. Хотя сделано идеально – никаких огрехов. Групповая фотография это подтверждает. Но Николай упомянул про «род своих занятий». Может, он компьютерный график голливудского уровня? Не считая того, что великий хакер. Но отчего же такому прекрасному специалисту столь остро понадобилась тасина квартира? Предположение второе и почти неосуществимое – у меня есть сестра-близнец, которую я никогда не видела. Предположение третье, абсолютно бредовое: у меня – потеря памяти, я на самом деле знакома с Николаем, с Тасей и т.п.. И вообще, он совершенно прав, подозревая меня в преступлении. Теоретически можно рассмотреть и такое. Но тогда параллельно придется рассматривать и бесконечное число других версий – что я потерявший память физик-ядерщик из США, что я потерявшая память многодетная мать из Черногории, потерявшая память после попытки самоподрыва террористка ИГИЛ (кстати, очень правдоподобно). Все варианты одинаково возможны в своей невероятности. «Почему вы молчите? Вы меня узнали?» «Да, вас узнала». «Себя, я надеюсь, тоже?» Надо было что-то сказать. «Тут есть кто-то, похожий на меня. Но не более того. Интересно, как вы это нарисовали? Ведь мы с вами никогда при таких обстоятельствах не встречались». «Вы же понимаете, что это не нарисовано. И я могу показать вам еще немало фото с такого дня». «Не сомневаюсь. Фото у вас получаются хорошо. Вы действительно профессионал. Интересно, почему вы решили сменить версию? Сначала вы говорили, что меня не знаете, впервые увидели меня в окне две недели назад и пошли выслеживать, а теперь – что, оказывается, мы с вами сто лет знакомы. И почему это вы мне на стадионе об этом не напомнили?». «Не сто лет. Прежде мы виделись только один раз. Когда большой компанией поехали гулять в Павловск. Ну, вы же это помните. Поездку организовала Тася, позвала своих знакомых – в том числе вас. А Витя, ее бывший однокурсник, позвал меня. Мы гуляли часа три. Было довольно скучно. Женский состав оказался неинтересным. Для меня. В итоге мы с Витей, как вы помните, даже раньше сбежали – придумали важные дела. А вы остались. Но потом оказалось, что я приглянулся Тасе. Впрочем, у нее особой альтернативы и не было. Она нашла меня «Вконтакте», стала искать поводы для общения. Я с ней вяло переписывался. Но в какой-то момент мы решили вместе сходить в клуб на концерт – то есть, это она придумала, а мне в тот вечер просто нечем было заняться, и я согласился. Вобщем, мы сходили, я проводил ее домой. Было поздно, она приглашала, я остался. После этого как бы получалось, что мы «встречаемся», и теперь уже нельзя было не отвечать на звонки каждый день и не ходить вместе куда-то два раза в неделю. Меня вроде поначалу это устраивало, но потом я утомился. Тася была невероятно скучна. Она – из тех миловидных, хорошо одетых девушек в метро, на которых приятно остановить взгляд и – забыть. Поверьте, я не хочу себя выгородить. Тася ни в чем не виновата. Виновата лишь моя инертность. Я должен был отказать сразу. Ведь я знал, что я в нее не влюблен и никогда не буду. Вобщем, мы расстались. Хотя вышло нехорошо: она, наверное, строила в отношении меня какие-то планы». Так. Значит, письмо писал все-таки он? И в комнате с туристским барахлом – его вещи? У него нет ключа, потому что он его в сердцах сунул в почтовый ящик. А вещи ему забрать нужно. И получается, что поездка в Павловск была давно. Скорее всего, в прошлом году. «Вполне правдоподобно. Только я не понимаю, зачем вам нужно было вводить излишнюю подробность о якобы давнем знакомстве со мной и даже утруждать себя изготовлением фотоколлажей. Я и так понимаю, что вам нужно забрать что-то из ее квартиры. И для этого вы вздумали меня напугать? Но я все равно вам ничего не отдам. Без Таси – не имею права. Вот она вернется – с ней и разговаривайте». «У меня есть опасение, что она не вернется». «Почему?» «Я говорил со всеми ее знакомыми. В последний раз она выходила на связь в конце августа. Примерно тогда же, когда мы расстались. А наш последний разговор был очень, так сказать, эмоционален. Она сказала по телефону, что ни вещей, ни ее саму я больше никогда не увижу. И действительно – исчезла». Последовала минутная пауза. Потом: «Когда я увидел вас в окне, я подумал, что вы совершенно точно должны знать, где она и что с ней случилось. Признаюсь, оснований обвинять вас у меня нет. На какой-то момент закралось подозрение – но это от нервов». «Это от нервов вы украли мой нетбук?» «Простите, я готов его вам вернуть. Сегодня же. Это была глупейшая выходка. Я думал, вы причастны к ее исчезновению. Теперь я понимаю, что нет. Но что-то же она вам перед своим отъездом сказала? Куда едет, надолго ли, почему, зачем?» Настроение и манера речи у него менялись очень быстро. Вот он опять чуть было не заискивал. Получается, что он все-таки не был так равнодушен к Тасе, как пытался сделать вид. Или ему уж очень нужны вещи, которые хранятся в комнате? Или им движут лучшие чувства – он действительно опасается, что с ней что-то случилось, и его мучает совесть из-за «нехорошего» расставания? «Если вы утверждаете, что мы с вами знакомы, что когда-то ездили вместе в Павловск, то почему сейчас, на стадионе, вас не удивило, что я вас не узнаю? Почему вы сразу не подступились ко мне с вопросами?» Молчание. Минута. Две. Наконец: «Мы не были с вами знакомы. Простите меня. Я заподозрил вас и на ходу придумал эту чушь. Наверное, мне хотелось кого-то обвинить, потому что я сам очень сильно виноват. С Тасей я поступил не очень красиво. Совсем не красиво. После нашего последнего разговора я, скажем так… мог предположить, что она захочет исчезнуть навсегда. Но я думал, что все обойдется. А потом я узнал, что она и правда исчезла. Скажите, вы действительно ничего не знаете? Совсем-совсем ничего? Она НИЧЕГО вам не сказала о своих планах, когда уезжала?» Так значит, это действительно был фотошоп! Фантастика! «Вы большой специалист в компьютерной графике, я смотрю. Довольно неплохо подделали мое лицо». «Вам так показалось? Что ж, я рад. Хотя я ничего не подделывал. И я даже не знаю, какое именно из двух лиц вы сочли своим)) Я просто взял фотографии, где были две еще не виденные вами женщины. В тасином компе этих фото точно нет. Других вы уже видели, в них бы вы себя не заподозрили точно. И, так как я вас «подготовил», вы тут же себя «узнали». Вообще-то, это распространенная методика. Вот посмотрите на это». Следом появилась новая фотография. Там была только женская часть общества, изящно окружившая какой-то мраморный бюст. Девушки стояли в разных ракурсах – кто в три четверти оборота, а кто и почти в профиль. Я узнавала всех пятерых, что были на предыдущих фото, но – теперь меня среди них не было! И та самая девушка, в которой я признала себя – теперь уже явно мной не являлась. Новый ракурс выявил другие акценты внешности. Это, несомненно, была та самая девушка. Но было столь же несомненно, что она не была мною. Я расхохоталась – сквозь слезы. Да, действительно, «методика». Видимо, типичный обман восприятия. А я раньше о таком и не догадывалась. Точнее, просто не сталкивалась. Кстати, а почему я выбрала в качестве своего двойника именно ее? Почему не вторую? Ах, ну потому, что вторая старше. Впрочем, теперь мне уже не казалось, что ей сорок. Все-таки меньше. И первая похожа на меня немного больше. Правда, похожа чуть больше только в сравнении со второй, которая не похожа совсем! Сейчас, когда я вновь поочередно всматривалась в каждое из парковых фото, мне стало казаться, что больше всего меня напоминает ни одна и не другая, а одна из трех девушек, которых я увидела в альбоме у Таси самыми первыми. Но в тот момент это совершенно не приходило мне в голову, потому что меня на это не настроили. А после «настройки» поиска сходства воображение дорисовало на пустом месте все, что было нужно. Действительно, смешно. Я на всякий случай всмотрелась в Николая – нет, это был точно он. Тут я себя не обманула. Тем временем он добросил мне еще несколько групповых фото. Мой якобы «двойник» был представлен в разных ракурсах. Объективно некоторое сходство со мной у нее было, но перепутать, конечно, было никак нельзя. Зато на одном из фото вдруг явственно блеснули мои черты на лице наиболее пожилой участницы общества. Хотя нигде больше она меня не напоминала. Как все зависит от поворота головы! Кроме того, Николай зачем-то прислал мне пару изображений, где первого «двойника» вообще не было – вот мозг и начал искать сходство в других лицах. Наверное, он опять играет, демонстрирует, как легко можно ошибиться? «Зачем вы это устроили?» «Сам не знаю. Хотел вас испугать. Надеялся, что вы смешаетесь из-за непонятной ситуации и скажете мне, где Тася. Этот трюк – с фотографиями – я уже применял, шутки ради. И вы ведь поверили, правда? Я ведь прав, что вы испугались? «Может быть, эта девушка – и вправду я», и тогда начинается безумие. Хотя нет – не безумие, конечно. Мы все сейчас такие разумные люди, вокруг полно таких технологий, что вряд ли кто-то всерьез поверит в сверхъестественное. Но неприятно вам сделалось, верно? Еще раз извините меня. Это все оттого, что мне сейчас самому неприятно. Очень неприятно. И с каждым днем, не приносящим информации о ней, мне все хуже». «Как вы могли решиться украсть нетбук?» «Знаете, я понял, что произошло, когда отбежал уже достаточно далеко. Конечно, перепугался. Но ведь я не мог вернуть все назад – сами понимаете. В этот момент у меня была уверенность, что Тася исчезла из-за вас. Официальным путем я пойти не мог – меня бы все равно никто слушать не стал. Тасиных родственников я не знаю. Никто из тасиных знакомых, к которым я обратился, не имел на них выходов. Вот я и попытался действовать сам. У меня не было никаких особых идей. Может, в этом нетбуке я найду ответ, где Тася. Может, я вас напугаю и вы сами мне скажете. Я ничего не придумывал наперед. Честно скажу, никаких ответов я не нашел. «Вы так и не ответили толком, как вы устроили тот диалог «задним числом»? «Я ничего не делал. Подождите, так это, наверное, ваш с ней настоящий диалог. Или нет?» О боже! Я запуталась и выдала себя. Ну конечно, в свете последних обстоятельств следовало бы придерживаться именно этой версии. Раз мы с Тасей – знакомые, то, соответственно, это и была наша переписка. А я зачем-то все время ставлю ее под вопрос. Ведь если я – подруга Таси, то вопросов быть не должно! Интересно, заметил ли он это? «В том-то и дело, что нет. Весной-летом мы с ней вообще не переписывались. Была небольшая переписка в августе. Но то, что до этого – это точно кто-то «нарисовал». Я не могла понять, кто и зачем. Когда появились вы со своими странностями, я подумала, что это ваши развлечения». «Странно. Нет, это точно не я. Как я уже сказал, я просто не умею этого делать. Вы уверены, что ни вы, ни Тася вам ничего из того диалога не писала? Там все чужое? А может быть, это как-то связано с ее исчезновением?» «А я была уверена, что с ее исчезновением связаны вы. Вы так навязчиво появились рядом со мной и тасиной квартирой. Когда вы еще и стали мне писать, отпали последние сомнения. Я решила, что этот диалог нарисован вами для того, чтобы вселить в меня ужас. На кого мне еще думать?» «Клянусь, это сделал не я! Я мог бы сейчас соврать, что меня есть приятель – хакер, он якобы умеет подделывать историю сообщений Вконтакте…. И вы бы наверняка поверили. Но я не буду этого делать, потому что это не прибавит мне сведений о Тасе. Поэтому я принципиально говорю – я не знаю, кто это сделал. Но тот, кто это сделал, явно знал не только Тасю, но и вас. Иначе почему он выбрал для своих игр именно ваш аккаунт?» С учетом того, что я не знала Тасю, а Тася не знала меня, найти кого-то постороннего, который зачем-то задумал свести наши неизвестные друг другу аккаунты вместе, было маловероятно. Нас связывал один человек – Николай. Зачем он отпирается? Хочет убедить меня в своей искренности? «Извините, но тут я вам не верю. Среди наших знакомых нет таких, которые захотели бы играть в такие игры и, главное, у кого хватило бы квалификации. А у вас все-таки был мотив». «Можете не верить. Но тот, кто так развлекся – из-за него Тася и исчезла. Поверьте мне. Может, вы вспомните что-нибудь? Может, Тася перед отъездом о ком-то рассказывала? Может, у нее кто-то появился? Или наоборот, кто-то ее сильно напугал?» «Честно, ничего такого не было. Она просто как-то раз позвонила, сказала, что нашла работу в Москве, хорошие деньги». Я импровизировала, решив, что мы перешли на доверительный тон и теперь «подруга Таси» уже может передать «несчастному влюбленному» кое-какие скупые сведения. «Она знала, что у меня плохо с жильем, что я все время переезжаю с комнаты в комнату. Вобщем-то, она хотела квартиру сдать, но тут, как я поняла, надо было быстро давать ответ, она уже не успевала найти жильцов. Она боялась оставить квартиру без присмотра, да и квартплату нужно было вносить. Вобщем, она впустила меня за квартплату». «Она была чем-то расстроена, когда уезжала?» «Да нет, мне даже показалось – она была полна надежд. В первый день она позвала меня, чтобы все показать, где что лежит. И отдала дубликат ключей. Она собиралась уезжать где-то на днях, не знала точно, когда. Но уже на следующий день вдруг позвонила и сказала, что вечером я могу приходить – она к этому времени уедет». «Вы пришли, и ее уже не застали?» «Нет, она же сказала, что ее не будет». Я решила, что изобилие подробностей будет выглядеть убедительней. В то же время надо быть начеку: ведь если он действительно много общался с Тасей, он тоже может знать какие-то детали. Например, быстро соображала я, мне ни в коем случае не надо сочинять, где и как мы с ней познакомились. Скажу «вместе работали» или «вместе учились» - и сразу придется придумывать, где именно, и тут-то я и засыплюсь. Однако он этого не спросил. Спросил другое: «Вы случайно не знаете, в чем она была, когда уезжала?» «Так я же не видела ее уезжающей!» Как хорошо, что я это придумала! «Во всяком случае, ее кожаная куртка здесь, на вешалке. Странно - могла бы и одеть, ведь было прохладно. Или взять с собой. Видимо, взяла что-то другое». «А что за работа в Москве? Она не сказала? Кто ее устроил?» «Я спрашивала, но она не хотела говорить – чтоб не сглазить». Так правдоподобней, наверное. Было бы странно, если бы я не спросила ее о работе. «Она обещала скоро позвонить и все рассказать». «И не позвонила?» «Ни разу». «Вас это не удивило?» «Вообще-то, удивило. Но я не знала, что мне делать. С ее родителями я не знакома. Я же ей вообще никто, по большому счету. Я подумала, что ее близкие отслеживают ее перемещения, поднимут шум, если будет нужно». Если представить, что сейчас Николай наконец-то говорил правду, то я неплохо выкрутилась, подумала я. А что, если Тася действительно необъяснимо исчезла? В самом деле, ведь простое решение всегда более вероятно, чем сложное. Убить Тасю сложнее, чем по глупости поссориться и потерять из виду. То, что она уже две-три недели не появлялась дома – это конечно, странно и подозрительно, но ведь несчастный случай мог произойти и без участия Николая. Тогда – все не так плохо. В том числе и для меня. В самом худшем случае я оказываюсь просто эгоистичной знакомой, которой выгодно не поднимать шума по поводу ее исчезновения, чтобы не пришли тасины родственники и не выгнали меня из квартиры. Видимо, именно так мне следует представить дело, когда они все-таки придут. Придется все-таки врать про Москву, про тасину работу, про то, что я с ней в принципе знакома. Возможно, поначалу мне тоже не поверят, как и Николай не поверил (да и я бы в такое не поверила). Меня будут таскать по допросам, подозревать, может быть, даже посадят на время. Но где-то это даже лучше: ведь мне будет негде жить, и поселиться хоть на несколько дней в отапливаемом помещении с регулярной кормежкой – не самый плохой вариант. Кстати, ведь скоро холода. (О том, что я могу задержаться там подольше, я, конечно, не думала). «Я подумал вот что. Я пойду в полицию. Расскажу все, как есть. Пусть меня будут подозревать, пусть затаскают по допросам. Может, Тасю еще можно спасти! Может, она еще жива? А об ее исчезновении, может быть, знаю только я. Я просто обязан сообщить. Как вы думаете?» Н-да. Неожиданно. Я предполагала конец, но не думала, что он будет так скоро. А ведь скоро холода! «Да, думаю, это будет самым правильным. Если у вас есть опасения, что случилось что-то нехорошее – конечно, идите и сообщайте». «В лучшем случае полиция найдет ее родственников и мы выясним, что все хорошо и тревога - ложная. Может, все это время Тася исправно созванивалась со своей мамой. Может, она просто забыла позвонить вам. Ну а если нет, если окажется, что от нее действительно нет вестей – тогда, надеюсь, начнутся активные поиски. Пусть трудно говорить об активности применительно к нашей полиции, но ведь хоть что-то они обязаны сделать. Опять-таки, с их помощью я познакомлюсь с тасиными родственниками. Мы вместе что-нибудь предпримем. Пусть они поначалу мне не поверят. Я сумею их убедить, я знаю!» Выходит, я его недооценивала. А он – приличный человек. Даже более чем. Я жалко пролепетала: «Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что если они вам действительно не поверят, вас могут закрыть в … кажется, это называется следственный изолятор … на какое-то время? Меня, кстати, тоже. Когда выяснится, что я тут живу на птичьих правах, на меня тоже падет подозрение. Причем родственники и полиция могут подозревать нас с вами как отдельно, так и вместе – как преступную группу, которая все это спланировала». Ничего себе – я уже приглашаю Николая себе в союзники, запугивая полицейскими репрессиями. Как быстро все меняется. Он: «Я все это понимаю. Но другого выхода я не вижу. Как мне иначе помочь Тасе, если ей еще можно помочь? Я понимаю, что этим я подставляю вас. Поверьте, мне очень жаль. Но я не знаю, как провернуть все это, минуя вас. Вас, конечно же, захотят спросить о последней встрече с Тасей, о последнем разговоре. От этого не уйти. Но я уверен, что на этом все закончится. Никаких доказательств вашего «преступного» замысла у полиции нет. Правда, в результате вас выгонят из квартиры. Да, вот об этом я как-то не подумал… Если вам негде жить, это, конечно, создаст сложности. Вы где-нибудь работаете?» «Сейчас нет. Ищу. Но это не важно. Делайте, что считаете нужным» Какое самопожертвование, бог мой! Я, должно быть, святая. «На самом деле я подумал, что вы первое время могли бы пожить у меня. Не подумайте ничего плохого. Это пока жилье не найдете и работу. Я вообще редко у себя бываю. Это бабушкина квартира, она недавно умерла. А я еще не окончательно съехал туда от родителей. Может, мы с вами сможем объединить усилия для поиска Таси? Во всяком случае, сейчас вы – это единственный человек, который объединяет меня с ней. Никого ближе к ней у меня нет». Я не могла опомниться от скорости происходящих перемен. Он был моим врагом. А теперь он мой друг? Что ж, если он действительно сделает то, что собирается, то у меня, пожалуй, не будет другого выбора, как принять его приглашение. Если он действительно намерен поднять шум, то скоро здесь появится полиция и какие-нибудь кричащие тетки – родственницы. Они будут кидаться на меня с кулаками и требовать объяснить, почему я здесь и где Тася. И мне нужно будет, не сморгнув глазом, повторить все то, что я сейчас писала Николаю. Кстати, наша переписка Вконтакте может быть худо-бедным доказательством, что мы с ним не в сговоре. На месте этих теток я бы в первую очередь подумала на меня, а потом – на нас обоих…Так-так-так. Но что же я им скажу? Им, настоящим родственникам Таси? Они ведь случайно могут знать о Тасе больше, чем Николай. А если моя версия совсем, начисто противоречит действительности? Если Тася вообще не собиралась в Мокву, а собиралась куда-то в другое место? А если она уже звонила родным из этого места? А если она объявила всем, что квартира остается пустой? Кто в этом случае я, с их точки зрения? А если вместе с ними\вместо них сюда явится сама разъяренная Тася? Что, если она вообще никуда не пропадала, а просто поехала пожить к маме, легкомысленно позабыв про квитанции о квартплате? Это сцену я не хотела даже представлять себе. Не лучше ли мне прямо попросить Николая не выдавать меня и сразу спрятать у себя? Якобы квартира все это время пустовала. Никакой меня тут отродясь не было. Но нет, конечно, ничего из этого не выйдет. Сейчас он готов проявить ко мне участие (если вправду готов) только потому, что считает меня знакомой Таси. Надеется, наверное, благодаря мне как-то искупить вину перед ней. А если я – никто, вор, проникший в чужую квартиру? Как тогда он посмотрит на меня? Что же мне делать? Итак, что меня ждет в ближайшее время? Вариант первый: если Тася действительно пропала, то меня всерьез заподозрят в убийстве. Я тут же потеряю союзника в лице Николая. И вскорости окажусь за решеткой. Причем этот конец наступит вне зависимости от того, буду ли я дожидаться его здесь, или приму приглашение Николая. Он честно про меня расскажет, как и обещал; меня допросят, поймают на глупой лжи, Николай поймет, что с самого начала справедливо меня подозревал – и наступит закономерный итог. Второй вариант: Тася не пропала. Точнее, пропала только для Николая. Тогда закономерный итог наступит еще быстрей. Правда, в этом случае меня не обвинят в убийстве. Но я окажусь на улице, без еды, одежды и денег. И даже сочувствия Николая у меня не будет. Хотя нет – перед изгнанием мне все же предстоит некоторое время побыть в тюрьме\изоляторе: Тася ведь наверняка обвинит меня в краже ее денег из шкатулки. При обоих вариантах лучшее, что могу сделать – это сбежать заранее. Значит, я должна запастись всем содержимым тасиной шкатулки, попробовать снять где-нибудь комнату (только я не знаю, где) и подождать пару месяцев, пока деньги закончатся. А потом умереть на помойке. Можно прихватить еще украшения и сдать в ломбард. Тогда хватит на подольше. Может, месяца на три. Но потом я все равно умру на помойке. Мысль о том, чтобы найти какую-то работу казалась такой фантастичной, что я об этом даже не думала. ….Значит, я все-таки стану настоящим, банальным вором. Значит, вот так. Ну а потом я искуплю свое преступление смертью от холода. Как раз к этому времени ударят морозы. Вдруг появилось сообщение: «Кстати, мне очень стыдно, что ваш нетбук все еще у меня. Думаю, надо вам его отдать)))» «Ну что вы, оставьте у себя)))) У меня есть тасин комп))))» «Вас, скорее всего, от него скоро отлучат. Боюсь, как только я разыщу тасиных родственников, они выгонят вас из квартиры((. Еще раз повторюсь, что с удовольствием предоставлю вам приют у себя)) Но вне зависимости от того, что вы решите – позвольте вам его отдать. Не хочу чувствовать себя вором». И я не хочу чувствовать себя вором! Но мне придется. «Предоставлю приют у себя!» Бог мой! Мне никогда никто подобного не говорил. И тем более – не говорил молодой красивый мужчина. Николай. Коля? Странно, я никогда не пробовала сокращать его полное имя, звучавшее неестественно, как в американских фильмах про русских. Большую часть нашего своеобразного знакомства я боялась его. Но, оказывается, самое первое впечатление было верным. Он не зря мне понравился. Он не желает мне зла. Я могу ему доверять. А вот он мне, увы, не может. Я думала, что это он обманывает меня. А оказывается – я обманываю, и только я. И все объяснения вроде того, что мне негде жить и нечего есть - пусты: другие люди ведь как-то находят источник денег, где-то работают, платят за квартиру, покупают еду. То, что я так не могу, то, что я не знаю, где находятся эти источники денег, как отыскивают работу, то, что я не могу и не умею начать разговор ни с одним человеком на свете – разве же это вина Николая? Коли? Он этого не поймет. Не посочувствует мне. И правильно сделает. Завтра он пойдет в полицию, а через несколько дней (не знаю, сколько потребуется ленивой полиции на раскачку) сюда прибегут тасины родственники. Надо как-то подгадать, чтобы покинуть квартиру до них. Уйти послезавтра? Через два дня?... «Я сейчас рядом с вами. Рядом с вашим домом. Нетбук со мной. Давайте я его занесу». …И пойти умирать на помойку? Но ведь сразу я не умру. Придется помучаться несколько дней. Можно закопаться в груду хлама в том «немецком коттедже» на Седова и подождать, пока замерзну. А может … может, сделать это здесь, в тепле и уюте? Вроде бы у меня есть все необходимое – ванна, теплая вода, бритва. Кажется, это так делается. И когда родственники\Тася\полиция откроют\выломают дверь, их будет ждать сюрприз и загадка – кто она и что здесь делает? Кто ее убил? (Ведь не придет же кому-то в голову, что совершенно посторонняя тетка случайно нашла ключи от квартиры, забралась внутрь и покончила с собой!) Коля расскажет им свою (точнее, мою) версию моего появления здесь. Если Тасю не найдут, все это будет очень подозрительно и Колю привлекут в связи с гибелью двух женщин. Если Тася не исчезла и моя версия будет опровергнута, то его привлекут в связи с гибелью одной женщины. Что же мне делать? Может, написать записку, рассказать, как все было на самом деле? А может, мне написать записку и отдать ее Коле, пока я жива? Или написать здесь, «Вконтакте». Может, он поверит мне и сжалится надо мной? Может, я останусь жива, он «даст мне приют», а потом полюбит и женится на мне? Как это было бы прекрасно. Но, увы, реальность другая: Коля посочувствует мне только в том случае, если прочтет мою посмертную записку. Пока я буду лишь угрожать самоубийством, меня никто не пожалеет. И совершенно справедливо: не факт, что я на это решусь. И только моя смерть искупит прегрешения. Вот тогда мне все поверят. И пожалеют. Можно, конечно, умереть в заброшенном доме, а записку спрятать в одежду. Но не факт, что там на нее обратят внимание. Тело полусгнившего бомжа, скорее всего, сразу отвезут в какую-нибудь общую могилу (как Моцарта? – почетно!) и не будут рыться в его одежде, допытываясь причин смерти. Потому что в случае с бомжом причины смерти понятны. А вот если я умру в уютной квартире, да еще в романтических декорациях типа окровавленной ванной, то сотрудникам полиции будет приятно расследовать мою смерть. Не говоря уж о том, что и мне самой умирать будет гораздо комфортнее… «Я понимаю, что после всего этого вы мало доверяете мне. Я бы на вашем месте тоже не доверял. Если хотите, я просто поднимусь к вам на этаж и положу нетбук. Вы даже не будете открывать дверь. Откроете, когда я выйду на улицу» «Хорошо, как хотите». «Теоретически в нетбуке, конечно, может быть заложена бомба и вы можете заподозрить меня в желании вас подорвать))))» «Думаю, если бы вы хотели меня подорвать, вы бы нашли способ проникнуть в подъезд и подложить под дверь бомбу с дистанционным управлением)))» «И верно, нашел бы) Тогда я зайду примерно через пять минут. Откройте, когда я позвоню в домофон» Ну что ж, вот так. Кто знал, что мне суждено получить нетбук назад? И как раз сейчас он мне совершенно не нужен. Продать его и продлить агонию на целых два дня? Во-первых, я не знаю, кому его продать и как. Во-вторых, мне не нужны эти лишние два дня, которые все равно закончатся смертью под грудой хлама в заброшенном доме. Нет, то, что я придумала – вероятно, наилучший выход. Мне показалось, я сидела неподвижно довольно долго. Но, когда раздался домофонный звонок и я взглянула на часы в углу экрана, оказалось, что прошло всего чуть более пяти минут. Как он пунктуален. Вероятно, действительно был где-то поблизости. Может, в машине? А я думала, у него нет машины. Когда я встала и попробовала идти к двери, оказалось, что это непривычно тяжело. Словно бы мои ноги не двигались лет двадцать, и сейчас мне нужно было заставить их выполнять забытые движения. Тяжело, как несмазанный железный робот, я дотащила свое тело до двери. Сняла трубку. Нет, не о чем разговаривать. Я сразу нажала на кнопку. Повесила трубку. Сейчас он поднимется. Посмотреть на него в глазок? Это будет в последний раз. Шаги уже приближались, когда в мозгу выстрелило: а чего я боюсь? Сейчас, когда мое решение уже принято? Даже если я ошиблась и Николай опасен, что он может мне сделать? Если я сейчас возьму и открою дверь – сможет ли он навредить мне больше, чем я сама это сделаю? Пожалуй, нет. Зато, если он не собирается мне вредить, то сейчас я увижу единственного человека, который был ко мне добр. «Дам вам приют у себя», вот так он сказал! Пусть он был добр по ошибке. Пусть потом он проклянет свою доверчивость. Сейчас-то он об этом не знает. И вот сейчас я украду у него еще немного – еще один ласковый взгляд, еще одно теплое слово. Шаги ступили на площадку, и в это мгновение я распахнула дверь. Он не был хорош собой. Он не был изящен и худ, и у него не оказалось вытянутых заостренных глаз и маленького женского рта на бледном лице. Он был малого роста, коренаст, с небольшим брюшком и короткой шеей. У него были русые волосы, круглые щеки и небольшие глаза неопределенного оттенка. Он не был Николаем. Но он смотрел на меня тем самым взглядом, который я так мечтала увидеть на лице Николая, но никогда уже не увижу. И слава богу. - Тася, что с тобой? – испуганно спросил ты. Вот, кажется, я все и написала. Как ты просил.