Потерянные ключи

На работе, отложив в сторону разобранный смартфон (у двух предыдущих было просто разбито стекло, работа на 15 минут, а с этим я застрял надолго), я позвонил Косте. Насколько смог, кратко передал ему события последних суток. Он молчал несколько секунд, после чего задал один-единственный вопрос – уверен ли я, что это не симуляция. Люблю Костю – он никогда не станет лишний раз задавать вопросы, которые, как он понимает, собеседник давно для себя снял. Я сказал «да», и покамест мы к этому больше не возвращались. Костя сразу предложил оповестить обо всем тасину маму. Она, в свою очередь, приедет и обратиться с Тасей к психиатрам. А может, и в полицию – по поводу Николая. Я помолчал. Он, конечно, был прав – именно это мне и следовало сразу сделать. Но… - Понимаешь, я этого не хочу. Мне ее жаль. При том, что с ней произошло что-то ужасное, непонятное – это живой человек. Просто другой. Она превратилась в нового человека. Во многом недоделанного, верно. Но ведь его можно доделать! А психиатры, ты же представляешь, как они будут ее лечить. Они будут видеть в ней просто Тасю, с которой что-то произошло. И чтобы это исправить, они будут кормить ее разными опасными таблетками, от которых она превратиться в овощ. Поэтому действовать надо как-то совсем по-другому. - И как? Как ты собираешься ее доделывать? - Плана у меня пока нет, но я просто думаю жить с ней рядом, как раньше … с прежней, с Тасей. Может, что-то изменится само. - Да, понимаю. Вобщем-то, и твои жилищные проблемы это решит. Я точно знал, что в словах Кости нет сарказма, но они меня больно кольнули. А может, и правда, подсознательно я просто хотел остаться в ее квартире? И тогда, год назад, я хотел того же? Может, не будь у меня потребности в жилье, я бы сразу, не задумываясь, разыскал телефон ее матери и сдал бы ее на руки врачам? - Жалко – это да, это понятно, - продолжал Костя. – Но вдруг этот деструктивный процесс, скажем так, в ней продолжает развиваться? Если этот парень, как ты полагаешь, мог ее чем-то намеренно отравить, то вдруг яд еще не закончил своего действия? И вот если сейчас ее еще можно спасти, то через неделю, например, будет нельзя. Например, она будет все дальше и дальше терять память. И сама собой превратиться в овощ, только уже необратимо. - Все это логично, только видишь ли – она уже и так все потеряла. В ней нет почти ничего от Таси. Кроме … даже не тела, а, так сказать, положения в пространстве. И при этом – она существует, она мыслит. Она пусть ущербная, с массой недостающих кусков, но – личность. Она себя осознает, и в глубине души ужасается своей неопределенности. Мне даже сейчас страшно за нее. Вдруг ужас накатит на нее, и ей будет плохо, очень плохо? Если бы я был рядом, я бы мог помочь – отвлечь разговором, хотя бы. - Хорошо, как знаешь. И хорошо, что ты чувствуешь желание о ней заботиться … по старой памяти. Но ты все-таки следи за ее состоянием. Я мало что знаю о токсических веществах, но догадываюсь, что они могут банально разрушать ткани мозга. А там уж неважно, чья личность находится в черепной коробке. Расплавится мозг – и не будет уже никакой личности. - Конечно, я буду все отслеживать! Если замечу ухудшение – сразу обращусь к ее матери. Телефона ее у меня нет, но я придумаю, где искать. После этого я уже не мог спокойно ковыряться в смартфоне. Уговорив взяться за него одного коллегу, я пошел к начальнику отпрашиваться. Он было взглянул на меня с недоумением – я еще и дня в не отработал после отпуска – но быстро нашел выход, сунув мне на дом еще три телефона, которые обещали быть легкими. У нас это часто практиковалось. От метро я шел почти бегом. А вдруг, действительно, за эти три часа что-то случилось? Эх, надо было ей написать «Вконтакте», или заранее договориться, чтобы брала трубку городского телефона. Переносными гаджетами я принципиально не пользуюсь. Надо же, вот именно сейчас смартфон с интернетом был бы кстати. Кстати, а куда делся ее мобильный? В квартире я его не видел. Пропал в том черном провале, что отделяет НТ от Таси? …С одной стороны, сегодня отрицательной динамики не наблюдалось. Но что будет через 5 часов? Было уже восемь вечера. Еще издали, подходя к дому, я всматривался в то место, где должны были находиться ее окна. Горят? Ага, кухонное горит. И, кажется, маленькая лампа в гостиной – около ноутбука. Я вспомнил и оглянулся по сторонам – нет ли Николая. Эх, ну какой я все-таки идиот – почему не наставил ее, что Николаю ни в коем случае открывать нельзя? Я позвонил в домофон. Один звонок, второй, третий. Что случилось?! Но вот щелчок, и – голос: - Алло! Артем, это вы? Какая неосмотрительность! Ведь и Николай спокойно мог бы ответить на этот вопрос «да». Вряд ли она успела хорошо изучить мой голос в домофоне. - Тася, я забыл вас предупредить, чтобы вы ни в коем случае не пускали этого Николая, - поспешил сказать я, втискиваясь в дверь квартиры. – Извините, забыл поздороваться… и случайно назвал вас Тасей. - Ничего-ничего, называйте, как угодно. Не хочет думать о том, что не знает своего имени? - «Тася» мне нравится, - добавила она. - Вроде бы похоже на «Таня», но звучит необычно, хотя и не вычурно. Оно мне сразу понравилось, как только я здесь оказалась… Осеклась. Видимо, поняла, что сказала лишнее. Значит, она считает, что познакомилась с этим именем только здесь? Ну а как же тогда ее знакомая Тася, которая якобы ее сюда пустила? Ну да, она же верит, что обманывает меня насчет этого. Не запутаться бы самому в этой путанице. - А раньше оно вам не нравилось? Ведь Тася – ваша приятельница. - Ну да, конечно, нравилось и раньше. Но раньше я его воспринимала только на слух, а здесь увидела написанным на квитанции на квартплату… То есть там было на Тася, а Таисия, конечно. А «Тася» была в вашей записке. В квитанции не было «Таисии», вспомнил я. Там были только инициалы - Сафимович Т.С.. - Отлично, я тоже к этому имени … привык. Так вот, насчет Николая – он плохой человек. Он обманом пытался проникнуть к Тасе в квартиру, чтобы что-то украсть. Нет тут никаких его вещей. Не спрашивайте меня, почему – просто поверьте. - Я догадывалась. Он ведь с самого начала много врал. - И помните, он украл у вас нетбук! Он точно не собирался его возвращать. Скорее всего, он проник бы к вам вчера, что-нибудь с вами сделал бы, после чего вынес бы все ценное. (Я мог бы сослаться на то, что видел их переписку, но решил, что это будет нетактично). - Он не проявлялся, пока меня не было? - Нет, не проявлялся… Да, я понимаю, со стороны это выглядит очень похоже на то, что вы говорите. Но его объяснения в переписке мне показались очень правдоподобными. Он искал Тасю, беспокоился, говорил, что они плохо расстались… - Удивительно. Если бы я не был уверен, что никогда раньше с ним не общался, я бы подумал, что он позаимствовал эту историю у меня. Ведь это я – тасин друг, мы здесь с ней жили, и здесь находятся мои вещи. Могу рассказать подробно про каждую из них. Единственное, что мы расстались без скандала, хотя кто-то, может, тоже решит, что наше расставание было «плохим». - Погодите… Но вы же сказали, что Тася разрешила вам пожить здесь? С логикой и вниманием у нее все в порядке. По крайней мере, с момента встречи со мной все события отпечатываются в памяти нормально. Значит, пока бояться нечего. - Да-да, я ее видел, с ней абсолютно все в порядке, так что Николай все придумал… Точнее, я ее не видел, но мы болтали по телефону. Она за границей, устроилась на работу. Но я ничего ей не расскажу про то, что вы здесь, поверьте! В последний момент мне пришла в голову мысль ее успокоить, и я совсем забыл (оказывается, это у меня проблемы со вниманием!), что тем самым разрушаю ее «версию». Раз я говорил с «Тасей», значит, она должна была предупредить меня о «квартирантке»! Она молчит, опустила глаза. Я невольно сделал движение, чтобы положить ей руку на плечо, но остановился. - Тася, вы извините, но я все сразу понял. Вы не знакомы с …Тасей. И я не спрашиваю вас, как вы тут оказались. Мне это не важно. Я понимаю, что вам негде жить. Я вам очень сочувствую. Пожалуйста, не пугайтесь. Я сделаю все, чтобы вы смогли остаться здесь подольше. Тася пустила меня жить. Она и не узнает, что здесь живет кто-то еще. Но вместо потока благодарностей она вдруг удивленно вскинула голову. - Подождите… Но если Тася вас пустила пожить, почему же у вас нет своего ключа? И почему вы звонили в дверь, если знаете, что Тася – за границей? Для безумицы - прекрасная сообразительность. Даже я не уловил этого противоречия. - Э-э, мой ключ должен был лежать в почтовом ящике, куда я его положил, когда мы расстались. Мы часто так оставляли друг другу ключи, пока у нас был один комплект. Я знаю способ вытаскивания ключей из ящика. Поэтому Тася не стала их доставать… потому что потом мы созвонились и решили, что остаемся друзьями. И ключи остались в ящике для меня. На всякий случай. Уфф, успел придумать за секунду. Получилось складно. Как хорошо, что Новая Тася видела мою записку! Но, несмотря на это, некоторое подозрение в ее взгляде еще оставалось: ведь только что я опроверг столь же складные доказательства другого проходимца. Так почему я не могу быть точно таким же? - Но как бы вы попали в подъезд? Без таблетки? О боже! Да она сущая ведьма. Слава богу, что … - Таблетка у меня есть. Вот. – я достал комплект ключей от костиной квартиры. – Это другие ключи, от дома друга, а таблетка – здешняя. Хотите проверить? - Не-нет, ну что вы… У меня отлегло от сердца. - А подходя к дому, я вдруг увидел, что в окнах свет! Подумал было, что могла приехать ее мама. При таких обстоятельствах, как вы понимаете, уместней было бы позвонить в домофон. Я еще удивился, что мне открыли, ничего не спрашивая. Поднимаюсь, а тут – вы… Похоже, она сочла мои объяснения удовлетворительными, потому что сразу вернулась к обработке другого блока опасной для себя информации – а именно, что коротышка «все знает» и что надо что-то с этим делать. Присела на скамейку в прихожей – мы с ней так и не продвинулись дальше. - Вы правда меня не прогоните? – очень тихо, не поднимая глаз. - Ни за что. Обещаю. Я понимаю, как вам сейчас трудно. Сам бывал в таких обстоятельствах. Пойдемте на кухню. Выпьем чаю с чем-нибудь вкусненьким. У нас ведь еще что-то осталось? - Конечно, осталось! – она слегка смутилась. – Я только взяла самое чуть-чуть варенья. Я, наконец, разделся и прошел на кухню, где НТ уже поспешно ставила чайник на плиту. - Да вы сядьте. – Я старался, чтобы мой голос не содержал повелительных ноток, но она, вероятно, все равно их уловила. Сразу села, сложив руки на коленях. Я сам поставил чашки ей и себе. - Расскажите, как вы сюда все-таки попали? – и, чтобы смягчить впечатление от допроса, продолжил с усмешкой: - На самом деле мне это абсолютно все равно, хоть бы через вентиляционную трубу залезли. Мне просто самому это интересно. Чистое любопытство. Она попробовала улыбнуться в ответ. - Знаете, вы мне не поверите. - Отлично! Расскажите небылицу. Расскажите, чтобы я мог воскликнуть «не может этого быть!» - Хорошо. Я случайно нашла ключи от этой квартиры. Я не знаю и не знала вашу подругу Тасю. Нашла ключи на том самом школьном стадионе, куда вы предлагали мне пойти позаниматься. Я раньше там бывала каждый день, но теперь боюсь выходить … из-за Николая. До того, как я ему поверила и чуть не впустила, я сама подозревала, что он плохой человек. Выпалив это на одном дыхании, она замолчала. Я тоже помолчал немного. Сказанное оказалось настолько неправдоподобным, что я подумал, а не разочароваться ли мне в ее интеллектуальных способностях. Или ЭТО уже началось? Деградация? - Они просто так там лежали? Связка ключей? - Да, это было утром, когда я прибежала туда с пробежки. Примерно … две недели назад. - Но позвольте. Разве на ключах была табличка с адресом? - Конечно, не было. - Как же вы тогда смогли установить, что ключи именно от этой квартиры, прийти сюда и отпереть ее?! - Я же говорила, что вы не поверите. Вы и не верите. - Да, виноват, продолжайте. Обещаю всему верить. Во всяком случае, отнестись с пониманием к вашей версии, - я пытался придать себе тон шутливый и заботливый одновременно, как у веселого психотерапевта. - Я подобрала нужную дверь. То есть, нашла дверь методом подбора. - Вы обошли весь квартал?! Засовывали ключ в каждую дверь? - Нет. К счастью, я подобрала довольно быстро. Кажется, мне пришлось попробовать не более 15-20 дверей. - Но как вам удалось сделать это незаметно от хозяев квартир? - Я делала это ночью. Но, на самом деле, мне просто очень-очень повезло. Она вкратце рассказала все. Версия была фантастически сложна, хотя и логична. Уже не первый раз мне пришла в голову банальность о том, что это сочетание характерно для шизофрении. Но я столь же банально возразил себе, что шизофрения предполагает деформацию личности, а не замену одной личности на другую. Даже вульгаризированное в литературе «раздвоение сознания» есть выращивание новой субличности на том же базисе. То есть, насколько я понимаю, субличность не может быть намного умней базовой личности, или, например, намного добрей, или обладать талантами, которых нет у первой. А НТ была человек, скажем так, вообще из другой культурной страты, нежели Тася. Пусть и недолепленный. Может, конечно, это какая-то особая форма шизофрении, еще неисследованная, или какая угодно еще новая психическая болезнь. Но рассуждать об этом было бессмысленно, как о лишних сущностях, не несущих информации. Я задавал вопросы, слушал и пытался анализировать. Если взять за основу, что источником всего произошедшего каким-то образом был Николай, то проще всего было представить, что эпизода с обнаружением ключей на стадионе и всего последующего все-таки в реальности не было, а информация об этом была передана методом «внушения». Опять-таки вспомним, что чаще всего правильным оказывается самое простое решение, а идея с гипнотически-медикаментозным внушением, при всем своем лубочном мистицизме, в данном случае оказывается самой простой. Ибо как Николай мог «организовать» попадание НТ в нужную квартиру, точнее – в ее собственную, а еще точнее – в квартиру того, кто раньше занимал ее место в пространстве - это я представить себе не мог. Подбросить ключи «опустошенной» Тасе, она же свежевозникшая НТ – это, конечно, он мог. Но заставить ее выбрать строго определенную квартиру – как? Правда, НТ могли привести к нужной двери старые тасины воспоминания, еще недостаточно «выветрившиеся» (точного определения этим процессам все равно не подобрать). Или - что-то вроде мышечной памяти. Правда, она утверждала, что перед этим честно обошла ряд домов по кругу, то есть вроде бы не подчиняла свой эксперимент готовому результату. Тогда – неразрешимое противоречие. Но главное – с точки зрения злодейских задач Николая – зачем ему нужно было подбрасывать ключи и добиваться, чтобы НТ вернулась в собственную квартиру? Предположим, он «стер» Тасю. Тогда его задача – отправить ничего не помнящую НТ бродяжничать по улицам, втайне надеясь, что, подобно маленькому ребенку в такой ситуации, она просто сядет в уголок, замерзнет и умрет. И после этого он мог смело продавать ее квартиру. Так зачем же ему нарушать собственные планы? Делаем вывод: никаких найденных ключей и поиска квартиры не было. Равно как не было и комнаты в общежитии. Последнее, правда, можно завтра проверить: благо, общага совсем рядом. Но я был почти уверен, что мои расспросы будут излишними. Тася там никогда не жила. Они не покидала своего дома. И, значит, действия, которые привели к ее нынешнему состоянию, были произведены именно здесь, в ее собственной квартире. Правда, потом Николай почему-то оказался снаружи, и вынужден был предпринимать попытки вернуться назад. К уже не помнящей его женщине. Однако … а было ли в реальности это знакомство с Николаем на стадионе? «Внушать» ей это воспоминание, равно как и историю с кражей нетбука Николаю вроде бы невыгодно. Ведь ему нужно втереться к ней в доверие, попасть в квартиру, верно? А что, если так: Николай чего-то не учел и, когда неведомый процесс замены одной личности на другую запустился, его случайно не оказалось рядом. Соответственно, свежевозникшая НТ не обнаружила рядом Николая как якобы своего мужа (как он, вероятно, рассчитывал), и ему пришлось «знакомиться» и втираться в доверие заново. Ну а сделать это, понятно, не так уж легко. Возможно, он попробовал сначала длинный путь, то есть начал по всем правилам «клеить» НТ на стадионе. В переписке об этом ничего не было, но я предполагал, что дело обстояло именно так. Но потом он почувствовал, что теряет терпение. НТ, возможно, оказалась не столь податлива, как Тася. А может, просто вкусы у нее другие. Когда Николаю это надоело, он решил … нет, стоп, опять слишком сложно, потому что требует реальности съемной комнаты и нетбука. И опять-таки – зачем ему красть нетбук? Как это помогло бы осуществлению его планов? Или он писал НТ правду – он украл нетбук, чтобы испугать ее перепиской как бы с самой собой, далее убедить, что он правда подозревает ее в убийстве Таси и, наконец, уговорить открыть ему дверь? Нет, выходит какая-то безумная логика. Эдак Николай оказывается сумасшедшим почище НТ. Сложно поверить, что такой непоследовательный человек мог разработать и осуществить гениальный план по замене личностей. Был еще вариант: Николай не разрабатывал никакого плана. Он просто дал ей какие-то препараты, действия которых сам не знал. Может, рассчитывал повысить ее доверчивость, снизить уровень контроля, чтобы убедить подарить ему квартиру… А они подействовали совсем по-другому. И когда он начал звонить и пытаться прийти в гости, оказалось, что в квартире находится уже непонятно кто, не помнящая никакого Николая. Я обдумывал все это, параллельно задавая НТ разные сочувственные вопросы – как, должно быть, ей тяжело было остаться совсем без еды, без дохода, друзей и т.п. Но надо всем этим витал в воздухе главный вопрос, которого я не задавал. «Остаться без всего» означало, что это все – еда, друзья, доход и все остальное – должны были когда-то у нее быть. Так где же они? Что она о них знает? Я не заметил, как переусердствовал – но уже было поздно. Мысли, которые я сам невольно вытащил из глубокой бездны, поднялись на поверхность. Я видел, как взгляд ее потемнел, она принялась теребить колени, ерзать на стуле. Я пытался заглушить эти мысли – болтал о малозначительных вещах, расспрашивал про содержимое заброшенного дома на Седова и про ночные бдения во дворе. Она односложно отвечала, иногда невпопад, словно оглушенная внезапным открытием. И я понял, что заслонка прорвана. Лавина вот-вот хлынет. И я бросился наперерез потоку, чтобы успеть выдернуть ее прежде, чем он ее раздавит. - Тася, скажи мне, пожалуйста (давай на «ты», если ты не против) – ты помнишь, как тебя зовут? Как тебя звали до того, как я решил называть тебя Тасей? Она беспомощно молчала. - Ты этого не помнишь? Не знаешь? Ни слова. - Не беспокойся, Тася, тут нет ничего страшного! (Я пытался говорить очень быстро). Такие потери памяти случаются. Должно быть, это временное. - Да, да… Как она благодарна за спасительный круг! Ей нужно придумать новую историю, в которую она поверит. - Кто твои родители? Чем ты занималась до того, как оказалась в съемной комнате в общаге? Где ты жила раньше? Где училась? Наконец … сколько тебе лет? Я заметил, что она будто бы шевелит губами – видимо, повторяла один за другим мои вопросы. Наконец, она внимательно посмотрела на меня и проговорила: - Я ничего не знаю. Умоляю тебя, помоги мне. Я понял, что ее ужас достиг того крайнего предела, когда сил на внешние его выражения не остается. И дальше может быть остановка всего. Я встал, шагнул к стулу НТ и сильно-сильно обнял ее за плечи. Не отнимая рук от колен, она уткнулась мне в живот. Я думаю, она мечтала бы в этот момент заплакать. Но не могла. Я обнимал ее, повторяя, что во всем виноват Николай. Что это из-за него она ничего о себе не знает. Что он просто «стер» воспоминания. Я встал на колени, чтобы НТ было удобнее положить голову мне на плечо – она наконец-то начала плакать. - Наверняка у тебя есть родители, дом, интересная счастливая жизнь… Пожалуйста, не плачь. Этот негодяй похитил тебя и ставил на тебе свои гипнотические опыты… Это несомненно. Но ты не думай – мы всех найдем. Твоих родителей, твой дом. Ты все увидишь и сразу вспомнишь! Она подняла голову и посмотрела на меня. - Мне недавно пришло в голову, что я все это должна знать. Ну, что это вообще это странно, что я этого не знаю. Что все это должно быть – родители, дом, что-то еще, кроме как здесь и сейчас. Я ведь жила, жила – и не знала, что это положено иметь. Я смотрела на других и догадывалась, что у них-то что-то подобное есть. И только сейчас меня ужаснуло, что я ни разу не задумалась, почему этого нет у меня. Я погладил ее по голове. Жила-жила. А сколько ты так жила? Пару недель? Пару недель от своего рождения. А думала, что так жила всегда. Я пододвинул свой стул вплотную к ней, чтобы сидеть вдвоем, обнявшись. - Теперь я понимаю, что я просто старалась об этом не думать, потому что мысль эта была очень страшной. Или я быстро решала про себя, что почему-то я вот именно сейчас забыла какую-то важную подробность, а раньше помнила; и что скоро я это вспомню, а пока не буду думать об этом – подумаю о чем-нибудь другом. И я все время забывала вспоминать. Наверное, ее мозг блокировал эти мысли ради спасения. Правильно делал. У нее нет прошлого. Николай заново создал ее меньше месяца назад. Она с готовностью примет любые воспоминания, которые я придумаю. - Когда у меня не было жилья и еды, я больше всего боялась того, чтобы остаться на улице и умереть. А когда я чудом попала в эту квартиру, к холодильнику и к шкатулке с деньгами, я стала бояться потерять ее. Даже не ее – а место в пространстве. Мне казалось, что если я выйду, покину квартиру, то в мире что-то перевернется и я больше никогда не смогу сюда вернуться. И тогда уже точно погибну, потому что я неустойчива, я распадаюсь… Ты, наверное, меня не понимаешь? - Прекрасно понимаю. - Так вот, эта квартира, эти стены, эти вещи – это как бы формочка, которая удерживает меня от распада. Здесь я хоть немного становлюсь человеком … хотя бы внешне, как все. Я делала с утра до вечера разные действия, которые делают все нормальные люди – кипятила чай, делала бутерброды, ела, убирала за собой, читала, писала, спала. И я представляла, что и я хоть немного такой же нормальный человек. Если бы кто-то со стороны меня увидел – наверняка бы он не заметил никакой разницы, верно? - Конечно, не заметил бы. Ее и нет. - Но вот ты появился, стал меня о чем-то спрашивать, и я увидела, что все это время меня на самом деле не существовало. И сейчас практически не существует. Я почти отсутствую. - Для почти отсутствующего человека ты очень интересный собеседник… - Пожалуйста, не оставляй меня! – вдруг воскликнула она. – Пока ты говоришь со мной, а я отвечаю – я сохраняю форму, не распадаюсь. Понимаешь? Наверняка это выглядит сумасшествием, но мне очень, очень страшно. Мне кажется, если ты перестанешь видеть меня, слышать, держать за руку – я исчезну. - Я понимаю. Это не сумасшествие. Это бывает, наверное, с каждым. У тебя хуже, чем у других, потому что над тобой поработал этот безумец. Это он – сумасшедший злодей. Пожалуйста, не думай, с тобой все в порядке! - Ты никуда не уйдешь? - Никуда. Я останусь с тобой, пока у тебя это … не кончится. Пока ты не перестанешь бояться. - Я никогда не перестану. Это не может кончиться. Пойми, меня нет. Почти что нет. Может, со стороны кажется, что все нормально – вот человек, вот его руки и ноги. Но я-то знаю, что за этим – почти пусто. Меня нет и никогда нигде не было! - Пойдем в комнату, - сказал я. Легонько подталкивая, я отвел ее в гостиную и усадил на диван. Самсел рядом. Она схватила мою руку и я заметил, что ее ладони очень холодные. Метафора исчезновения, зачем-то подумал я. Я накинул ей на плечи одеяло. Потом, подумав, укутал в него нас обоих. - Ты … преувеличиваешь. – Я говорил первое, что приходило в голову. – На самом деле ты есть, как и все вокруг есть – я, все соседи во всех квартирах, все люди, которые идут сейчас мимо нашего дома по улице и дальше, по другим улицам и в других городах и странах. У каждого из них в жизни может случиться такой же … эээ … кризис. Они вдруг ни с того, ни с сего ощутят, что их существование – неправдоподобно, невозможно и абсурдно. И им тоже может стать так же страшно. И выхода из этого нет, потому что мы не можем доказать себе, что существуем на все сто процентов. Остается, видимо, просто примириться с этими мыслями. А потом – потом задвинуть их куда-нибудь в дальний угол, и пообещать себе, что подумаешь об этом как-нибудь в другой раз, но так больше и не вспомнить. - Неужели это возможно? - Конечно. Все так делают. Все, кроме круглых идиотов, к которым вообще никаких мыслей, кроме как о машинах, шашлыках и девицах, в голову не приходит. Не знаю, почему я вспомнил этих типических антагонистов интеллигенции, но представив себе их, я улыбнулся. Улыбнулась и она. Я обнял ее покрепче. - Но шашлыки вкусные, - она тоже попыталась пошутить. - Раз ты это знаешь, значит – ты существуешь, - заметил я. – И значит, у тебя есть прошлое, в котором были шашлыки. Если не они сами, то было знание о том, что это вкусно. И вообще – ты понимаешь все, о чем я говорю. Знаешь все слова и понятия. Откуда они в тебе? Только из прошлого. Значит, когда-то ты была самым обыкновенным человеком, который вел обыкновенную жизнь и ни о чем не задумывался. И ты снова туда вернешься, уверяю тебя. - Спасибо тебе, - сказала она. – Мне правда уже легче. Ты говоришь – и мне легче. Вот бы ты говорил все время! Я бы тогда не успевала подумать о страшном. Я облегченно вздохнул. - Но ведь надо спать, уже поздно. Хотя я попробую. Давай ляжем, и я буду говорить, пока хватит сил. А может, у тебя не хватит сил меня слушать и ты уснешь первая. Я нащупал рукой подушку и подложил нам под голову. Мы удивительно удобно поместились на узком диване – одетые, прижавшись друг к другу и закутавшись одеялом. Я долго шептал всякие утешительные рассуждения, какие только мог придумать, а потом почувствовал у своего плеча ее ровное дыхание.