Культурная программа

        У Зубной Феи не так уж много свободного времени, чтобы думать о всякой ерунде вроде Кромешника и заведений для совершеннолетних лиц. У неё вообще нет свободного времени, по-хорошему. Но попробуйте это объяснить любопытству, которое просыпается когда ни попадя и подталкивает отвлечься от работы, чтобы отправиться в эти самые заведения на разведку! Фея боролась с ним, как могла… Получалось плохо.         Результатом проигранной борьбы стал визит в магазин со странным названием «Розовая кошечка» (насколько она поняла перевод с испанского), расположенный в достаточно неблагополучном районе Мадрида.         Внутри означенного заведения Фея пробыла чуть больше десяти секунд, после чего поспешно вылетела наружу. Нельзя сказать, чтобы она многое успела увидеть, но и увиденного вполне хватило. И нет, она совершенно не хотела знать, для чего нужна та кожано-железная конструкция!         Она висела в воздухе перед витриной — там всё было почти прилично, только женские манекены в кружевном белье, — прикидывая, можно ли считать исследование законченным. Любопытство скромно отмалчивалось, а кроме него никаких причин снова лезть внутрь не имелось, так что…         — Чулки тебе, пожалуй, не нужны, а вот ошейник и плётка подошли бы неплохо, — неожиданно сообщили ей с тихим смешком.         Фея сделала глубокий вдох. Медленно досчитала про себя до пяти. И обернулась к Кромешнику уже с почти невозмутимым выражением лица:         — А тебе — кляп. Ты что здесь забыл?         — Да вот, решил посмотреть.         — Ты тут что-то ещё не видел?         — На тебя посмотреть. Мне нравится, как ты краснеешь.         — Я бы, может, тоже не отказалась посмотреть, как ты краснеешь, но этому явно не бывать: у тебя ведь ни стыда, ни совести! — Фея повысила голос и сама этого не заметила. С иррациональным возмущением было очень трудно бороться. Но улетать она не хотела. Сколько можно, в конце концов, бегать от Повелителя Кошмаров? Можно подумать, что она его боится! Нет уж, пусть сам уйдёт. Не то, чтобы ей очень нужно было находиться именно здесь, скорее наоборот, но… она уже просто упрямилась. И отвернулась обратно к витрине исключительно демонстративно.         Кромешник равнодушно пожал плечами. Похоже, отсутствие стыда и совести его нисколько не огорчало.         — Так ты ознакомилась с местным ассортиментом?         Такого поворота разговора Фея не ожидала, хотя стоило бы. На щеках вспыхнул румянец. Кромешник, стоявший у неё за спиной, видеть этого не мог, но, видимо, посчитал молчание утвердительным ответом.         — И как впечатления? — тёмный дух, несомненно, насмехался, и Фея задумалась, что ответить, чтобы не выдать своё смущение ещё яснее. Он ведь этого и добивается! Считает, что это забавно. Она не хотела быть забавной. Глубокий медленный вздох отчасти помог вернуть самообладание, и она ответила почти небрежно:         — Ерунда какая-то. Я не понимаю, зачем это нужно.         И, как ни странно, сказанное было правдой. Не полной, но сообщать о том, что основным ощущением от краткого созерцания всех этих штук была неловкость, Фея не собиралась.         Кромешник хмыкнул:         — То, насколько людям не хватает возможностей собственного тела, что они придумывают всё это — даже смешно. Впрочем, возможно, я к ним несправедлив: для меня-то и тени являются частью тела.         Фее понадобилось несколько секунд, чтобы избавиться от мыслей о том, какое применение теней могло здесь подразумеваться. Она перечислила про себя имена всех детей, у которых собрала зубки сегодня — вроде помогло.         По оборотной стороне стекла растекалась чернота, делая отражение более чётким. Кромешник несколько секунд разглядывал его, после чего заключил:         — Нет, тебе не нужны никакие человеческие штучки. И так хорошо.         — Если это был комплимент, то неудачный.         Она всё-таки обратила внимание на отражение — почти неосознанно. И не на себя, а на тёмную фигуру позади. Задумалась, что неприятнее: смотреть Кромешнику в лицо и видеть все эти его ухмылки, или знать, что он маячит за спиной. Не стоит поворачиваться спиной к тому, кому не доверяешь, не так ли?..         Однако обернуться она не успела. Кромешник бесцеремонно положил ладонь ей на талию, придерживая. Она замерла, раскинув неподвижные крылья, а через пару секунд поняла, что именно на такую реакцию он и рассчитывал.         Фея не любила, когда прикасались к её крыльям: они были слишком тонкими и чувствительными, так что неаккуратные движения выходили просто неприятными. Терпеть не могла, когда её за них хватают. Кролика она от этого отучила давно и достаточно радикальными методами, включающими дёрганье его за уши по поводу и без оного.         Кромешник крылья не хватал: легко провёл по верхнему правому подушечками пальцев. Очень осторожно, так, что она едва ощутила прикосновение. После, так же легко — по перьям между лопаток, и дальше — по контуру второго аметистового лепестка.         Она уставилась в отражение, следя взглядом за рукой Кромешника. Бледные пальцы аккуратно и уверенно двигались по краям полупрозрачных пластин, скользили вдоль линий сетчатого узора. Странно бережно. Завораживающе плавно.         Даже не глядя на себя, Хранительница знала, что на щеках опять горит румянец. И она совершенно не хотела смотреть в лицо Кромешнику, потому что…         Что он себе позволяет?!         Крылья резко пришли в движение, хлестнув его по пальцам; Фея поморщилась от неприятного ощущения. Вывернулась из-под ладони, лежащей на талии, и вспорхнула вверх и в сторону. Скрестив руки на груди, она решительно уставилась на Кромешника:         — Всё, хватит! Мне надоели твои дурацкие шуточки, — конечно, не подобает Хранительнице так злиться, но она ничего не могла с собой поделать. — Если ты хотел меня достать, можешь порадоваться: тебе это удалось. Доволен? Теперь сгинь!         — Когда злишься, тоже нравится, — хмыкнул Кромешник.         — Мне всё равно, что тебе нравится. И не смей трогать мои крылья!         Она вспорхнула выше и метнулась прочь, уже не думая о том, насколько это похоже на бегство и насколько им является. Дожидаться очередной гадости? Нет уж, спасибо.         Поднимать себе настроение и лечить расстроенные нервы Фея полетела в музей Прадо: она питала тёплые чувства к европейской живописи семнадцатого-восемнадцатого веков (при этом пребывая в твёрдой уверенности, что в конце девятнадцатого и далее художники рисовали не пойми, что). Нырнула на верхний этаж и очутилась в окружении полотен Гойи. Ничего, что она их видела уже не один и не два раза…         Освещения, конечно, не хватало, но зато не было и толп туристов. Вообще никого — и это хорошо.         Померещившийся тихий шёпот «Сон разума рождает чудовищ» Фея списала на воображение: место для такого подходящее. Однако через несколько мгновений её окликнули уже вполне отчётливо:         — Эй, птаха.         — Исчезни, — она демонстративно отвернулась от вынырнувшего из тёмного угла Кромешника.         — Прости, — он на мгновение исчез в тенях, чтобы появиться снова уже перед ней. — Я был неправ.         — Да неужели? — общение с ним просто-таки провоцировало Фею на иронию. — И в чём же?         Тёмный дух некоторое время молчал, потом неохотно признал:         — В том, что действовал тебе на нервы. Насчёт журнала, секс-шопа и вообще… — он снова замолк, чтобы затем продолжить ещё более тихо и неохотно: — Я не хотел тебя оскорбить. Позволишь мне загладить вину?         Фея недоумённо повела плечами и слегка настороженно уточнила:         — Как?         — Как насчёт экскурсии?         — Куда на этот раз? — Фея сама не подозревала, что может шипеть, как сердитая кошка. Но этот тёмный нахал перешёл уже все допустимые рамки! — В кабаре, в бордель? Какие ещё притоны ты предпочитаешь?         — Птаха! — Кромешник вскинул ладони в извиняющемся жесте. — Я не имел в виду… Великая тьма, я ведь уже признал, что это была неудачная шутка.         — Предположим, — она скрестила руки на груди. — И что тогда ты имел в виду?         — На нулевом этаже здесь выставлены полотна Босха. Не была с ним знакома? У этого человека был интересный взгляд на вещи. Заслуживает внимания.         Первым порывом было резко сказать «нет!», да ещё добавить что-нибудь насчёт того, куда Кромешнику стоит отправиться (в свою нору, например, или в пресловутый секс-шоп). Но она не стала торопиться, потому что, сколько ни напрягала память, не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь слышала от Кромешника извинения. Нормальные извинения, высказанные нормальным тоном, а не насмешку вроде: «Что, это Пасха, а не Хэллоуин? Простите, как я мог перепутать!».         Иеронима Босха Фее знать не случилось, а его картины она не понимала. Так что было любопытно, что может сказать по их поводу Кромешник. Такие вещи, пожалуй, по его части…         — Ладно. Только…         Фея не договорила, и Кромешник переспросил:         — Только что?         — Нет, ничего.          «Только без рук!», пожалуй, прозвучало бы чересчур глупо, и ей совсем не хотелось слушать комментарии по этому поводу.                   Прощались они с Кромешником на крыше музея, когда почти рассвело. И, как ни удивительно, Фея не сожалела, что согласилась на столь странное предложение — несмотря на то, что в какой-то момент разговор перешёл на творчество Лавкрафта и даже Кинга (о котором она впервые слышала). Она всегда любила бродить по картинным галереям, а делать это в компании интереснее. Увы, коллеги ей компанию составляли нечасто: слишком уж во многом не совпадали у них вкусы. Разве что Джека она за последний год пару раз выгуляла по Лувру и Эрмитажу… Хотя Джек в музее — это отдельная занимательная история.         — Спасибо, — искренне сказала Фея Кромешнику. — Ты умеешь интересно рассказывать, — «если захочешь и перестанешь язвить через слово», что, впрочем, она озвучивать не стала. Иначе можно нарваться на аналогичный ответ, а тягаться с тёмным духом в сарказме она была всё-таки не готова.         Он неопределённо пожал плечами:         — Ты умеешь слушать, — и поспешно добавил: — Нет, я не издеваюсь. Наверное. В основном.         — Верю. Наверное.         Ничего более удачного, чем попытаться «отзеркалить» интонации собеседника, Фея не придумала. То, что она только что больше трёх часов нормально общалась с Кромешником — и общалась об искусстве! — вообще не укладывалось в голове. Впрочем, она догадывалась, что он способен не только портить жизнь окружающим. Но что он может захотеть это сделать? Не очень понятно, что делать с этой, несомненно, интересной информацией дальше. Не коллег же «порадовать». Хотя Джек, может, и оценил бы — как неплохую шутку.         — Думаю, мне пора.         — Знаешь… — Кромешник сцепил пальцы в замок и уставился куда-то вдаль. Куда-то на северо-восток, и было совершенно непонятно, чего там интересного. Разве что флюгер в виде дырявого ботинка? — Через месяц, двадцать восьмого марта, в музее Орсэ открываются после реконструкции залы импрессионизма. Как насчёт?..         — Нет, — Фея ответила даже раньше, чем он договорил: содержание вопроса было очевидно. В отличие, между прочим, от её отношения к этому вопросу. — Мне не нравится импрессионизм. Это не картины, а хаотичные цветные пятна!         — Ты всегда столь категорична? — Кромешник хмыкнул. — Дай им шанс, — Хранительница только покачала головой, и он, вздохнув, негромко добавил: — Дай мне шанс.         И это, очень ясно поняла Фея, был нечестный приём! Совершенно нечестный. Потому что сегодняшний день и так обернулся переизбытком впечатлений, и речь даже не о трёхчасовом разговоре о творчестве Босха. Босха, даже вкупе с Лавкрафтом и Кингом, она бы как-нибудь пережила. Но вот… кхм, магазин и Кромешник — уже перебор.         — Ладно, музей Орсэ, двадцать восьмое марта, мне пора работать, всего хорошего, — выдала она скороговоркой и собиралась уже вспорхнуть с крыши…         Кромешник удержал её, ухватив за руку: бережно, но крепко. Наклонился, целуя тыльную сторону ладони, как какой-нибудь кавалер галантного века.         — Я же сказала, прекрати свои дурацкие шутки!         — Это не шутка.         И Фея поверила. Наверное.

07.07 – 28.08.2013