С любовью, Эриал.

      о своей беременности тэхён узнал не сразу. так совпало, что тошнота объяснялась эпидемией гриппа, охватившей школу, а сонливость и периодически плохое самочувствие преследовали его всегда.       только на двенадцатой неделе (хотя тогда он, конечно, этого не знал), когда никогда не набиравший вес омега не влез в излюбленные джинсы. сначала тэхён думал, что либо джинсы сели при стирке, либо он и впрямь поднабрал, сам того не замечая. потом же обвинял братьев, что те подменили штаны.       как выяснилось, тест на беременность стоит дорого. настолько, что чимину пришлось добавлять денег. на обратном пути тот только и жужжал о том, что проще уж к гинекологу сходить, а не такие бешенные бабки платить, но тэхён сжимал в руках коробку и ничего кроме внутренних молитв не слышал.       к тому времени, как омега принял своё положение начинался второй триместр — есть четвёртый месяц. и даже несмотря на то, что аборт уже нельзя сделать, для себя он решил, что и оставить не может.       не может.       он несовершеннолетний, работы нормальной нет, только подработка круглосуточном «фениксе» и вечная учёба. он просто не сможет вырастить малыша.       но пугало больше не то, что младенцы проблемные, что орут, срыгивают, писаются и дурно пахнут. гораздо страшнее, что ребёнок в тебе нуждается.       по этой причине тэхён сидел в своей комнате, обхватив округлившийся живот и шептал, как молитву: «прости, прости, прости». ведь он самый первый человек, в котором будет нуждаться ребёнок. омеге казалось, что он уже сейчас предаёт своего сына.       им было принято решение отдать малыша нуждающимся.       адвокат по делам усыновления прислал толстенную папку с данными потенциальных приёмных семей, каждая из которых хотела обзавестись ребёнком. но на роль родителей никто не годился. одни выглядели слишком подозрительно, как будто хотели обрести ребёнка в роли раба. другие слишком радушно — вырастили бы соплю. третьи худющие — морили бы голодом; четвёртые имели сына, но тот выглядел агрессивно — тэхёну не понравилось.       не понравилась и дама с пышной прической в объятиях пухлого мужчины. и милая пожилая пара, от которой так и веяло запахом мыла. те, что имели огромную овчарку и змею, имели странную веру и совсем не улыбались.       но один вариант он всё же выбрал. они были идеальными, как бы сильно омега не выискивал недостатки.       кейко и дан, пара средних лет, не имели вредных привычек, обожали гулять на свежем воздухе. омега работал удаленно: создавал дизайны для веб-сайтов, поэтому с кем оставался бы ребёнок было ясно, а альфа работал тренером по хоккею среди детей, гордо заявляя и рассказывая о победах своих ребяток.       сомнений не было — они станут малышу достойной семьёй.       досуг тэхёна и ростка (так он решил его называть) проходил незамысловато: они вместе ели, пили, гуляли и спали. часто омега перед сном разговаривал с малышом и убеждал, что дан и кейко прекрасные люди, с которыми ему будет хорошо. он много рассказывал о тонкостях жизни, например, как правильно мыть посуду, чтобы присохшая еда не доводила до слёз, как быстро завязывать шнурки, хоть с большим животом он уже и позабыл как это делать.       больше всего тэхён дорожил моментами, когда росток копошился под рёбрами, словно рыбка, которой становилось тесно в своём аквариуме.       омега не испытывал стыда, что носил сына не для себя, такие моменты поистине ему нравились.       отец заботился о нём: забавно вытирал ладони, прежде чем прикоснуться к животу, и всегда спрашивал, не помочь ли чем. а вот папа охладел — для него забеременевший семнадцатилетний сын — это позор, разнесшийся со скоростью пушечного выстрела. он не был готов принять сына с бонусом.       об учёбе в скором времени не было и речи, поэтому после каникул, будучи на шестом месяце, тэхён засел дома. читал статьи о лёгких родах и закатывал глаза, когда младшие братья липли к его животу.       семейные вечера за просмотром телека не исчезли, разве что теперь всю площадь дивана занимал тэхён, родители ютились по бокам на креслах, а братья — на ковре.       в один из таких вечеров, на фильме «один дома», когда они дружно смеялись над глупостью воров, росток толкнулся в первый раз. омега ощутил это животом, сверху которого стояла легкая тарелка с заканчивающимся попкорном. он приподнял ту и увидел, как едва заметный бугорок появлялся на животе.       «ого», — со смешком выдал он и ойкнул, когда братья слетелись и начали облеплять живот своими ушами и ладонями.       но росток больше не шевелился.       «вы его напугали».       росток боялся света фонарика, громкой музыки и ненавидел сырный запах. а ещё неопределённо ассоциировался с зелёным цветом, хотя, может, это потому что зелёный — тэхёнов любимый цвет.       самое интересное — это, конечно же, отец ростка. красавчик бэкхён, для которого ответственность — это что-то инопланетное. как только он видел тэхёна в школе, то стыдливо отводил взгляд и поджимал губы. его реакция на беременность была до смешного банальна. слова о неготовности стать родителем, о разрушенном будущем и «тэ, ты посмотри на меня, какой из меня отец?» разошлись они почти сразу: родители бэкхёна отводили от омеги нос при разговоре, зато очень уверенно совали конверт с деньгами. те ушли на будущий университет.       от расставания тэхён страдал целых две минуты, пока склонялся над унитазом и думал, что этот ублюдок виноват во всех его бедах.       чимин благополучно поставил бэкхёну синяк на правом глазу, за то что тот обсуждал беременность тэхёна с дружками и обсуждал не абы как, а со смешками — его считали крутым за то, что от него залетели. пак подошёл к ним и переспросил, о чем тот только что хвалился, а затем со всей дури впечатал кулак в рожу «крутышу».       чимин остался единственным другом — остальные потихоньку слились, возможно, думали, что тэхён может начать рожать прямо им в руки. для пака решение о дане и кейко было не самым лучшим, но позицию друга он не оспаривал.       и на весенний бал идти уговаривал с пеной у рта. плевать как остальные будут смотреть на уже прилично округлого — всё-таки девятый месяц — тэхёна, это и его праздник тоже. чимин сладко пел о танцах, о последнем празднике в этой сраной школе и о том, что на остальных нужно наплевать.       росток родился в 21:34.       когда все уже выпили и зажигали на танцполе, а тэхён, уставший и вспотевший, решил отойти в туалет, чтобы умыться и освежиться. воды отошли неожиданно (хоть и ожидаемо), растерянности почти не было, зато было желание быть незамеченным другими.       тэхён хорошо помнил, как было больно, как жгучая боль прожигала таз и позвоночник, как оглушительно он кричал, когда росток был уже почти рождён.       он помнил тот момент, когда медсестра предложила ему подержать малыша. тэхён знал, что это опасно, знал, что окажись сын на руках, он не сможет отдать его, но сжав обессиленные руки в кулаки, кивнул, роняя слёзы на больничную сорочку. росток лежал на его груди, словно там ему и место так же как и под сердцем. ему было так спокойно, что он не дышал лишний раз, прислушиваясь к сопению малыша.       кейко и дан дали ему имя — эриал. разумеется, он бы не остался ростком. они это имя выбрали давно, тэхён даже спрашивал из любопытства, как бы они назвали девочку, и ответ ждать долго не пришлось — мириам. что ж, эти двое заранее всё продумывают.       перед сном он ощущал себя неполноценным. будто с него стянули одеяло, без которого невозможно уснуть. росток выбрался из его чрева и оставил после себя пустоту, к которой тэхён иногда прикасался, задрав футболку.       тэхён не помнил как ростка — эриала — забрали, вот он сидит и прижимает его к себе, и в следующий миг его уносят чужие люди. теперь он чей-то сын и тэхёну не принадлежит.       его тело извивалось в истерике, словно при схватках. организм недоумевал, куда делся младенец?       омега стыдился спрашивать у дана и кейко о ростке, — эриале — поэтому он ждал, когда те сами что-то напишут или позвонят.       фотография ростка — эриала — в костюмчике цвета кофе с белыми пушистыми носочками и игрушкой зайца спустя две недели всполошила его посреди дня и заставила пялиться на неё ещё очень долго.