Мы с тобой гнилой крови

Во дворце Саддама после провальной миссии стало слишком погано и скорбно. Послевкусие войны песком скрипело на зубах и горечью оседало на языке. Со слюной не сплюнуть, ничем не перебить, не вычистить. Разве только кровью — её хоть отбавляй. И своей, и чужой. Рейчел Кинг, чьё имя въелось в речь подчинённых как «альфа-сука», смотрела в зеркало часами и не могла себя узнать. В ответ глядело высушенное, c замыленными глазами, взъерошенными волосами и впалыми щеками отражение. В нём не было ничего от той Рейчел, что строила морпехов похлеще самого жёсткого шкипера. От Альфа-Суки, громким титулом которой она гордилась, не осталось совершенно ничего. Рейчел списывала всё на стресс, пережитый в том аду, где ей пришлось похоронить и мужа, и, чёрт побери, любовника. Неловко получилось. Она похоронила там почти всех. Без «Day is Done», без почётного флага на гробу, без возможности оплакать — без всего. Словно бросила. И себя она тоже похоронила, прямо в том самом коконе, в который её тогда засунули, пообещав вернуться. Она вытащила это обещание из Джейсона Колчека и думала о нём, пока её искали. А когда нашли, стойко приняла новость о том, что, в общем-то, никто кроме Джейсона не выжил. Да и она сама — едва-едва. Спасибо лейтенанту, что хоть прямо сказал вытащить из неё паразита, а то б получила пулю в лоб уже не от него, а от сраных учёных. Теперь она была не страшным монстром, не вампиром, не гибридом хер пойми чего. Теперь она — подопытная крыса, вступившая в прямой контакт с инопланетной особью. Вот так заканчивались блистательные карьеры выдающихся полевых офицеров ЦРУ. Вот так летела в трубу её выстраданная должность, полученная кровью, потом и разрушенным браком. Хрен с ним. С её жизнью, с её карьерой, со всем этим дерьмом. Она опустила руки, сжала челюсти, вскинула голову, пытаясь держать лицо хотя бы перед самой собой. Но слёзы всё равно катились по её вытянутым щекам — так сильно, что она не могла уже видеть своё отражение, так сильно, что нос закладывало, а лёгкие пульсировали от нехватки воздуха. Нет, она не рыдала. Лишь тихо плакала, сдерживая рвущийся наружу полный отчаяния крик. Он разъедал её грудную клетку кислотой, выжигая сердце, — так она расценивала этот ебучий визит Эрика, этот его «Целус», этот брак с ним. Всё было одной огромной ошибкой, надо было сразу сказать, что её команда никуда не летит. И пускай он бы вопил, они бы в пух и прах разругались прямо перед морпехами, может, даже побили бы технику, но она бы не отдала своих людей на растерзание. Эрик подвёл команду, которую знал от силы пять минут. Рейчел подвела команду, которую знала не меньше года. Чаша весов накренилась. Теперь вся вина, которую она скинула на мёртвого Эрика, проклиная его мысленно, потихоньку смещалась к ней. Всё могло быть по-другому, имей Рейчел яйца чуточку больше. Но она всё же надеялась на лучшее, и эта надежда ещё с детства тянулась ненавистной нитью вплоть до аварии, до зарождения слепой веры, что расшатанный в край брак можно вернуть. И что отношения с Ником — это всего лишь способ отвлечься, внезапно переросший в заезженный служебный роман, а потом и вовсе в «отношения». Она теперь презирала отношения. С первой смертью, смертью Эрика, стала их опасаться. А с новостью о гибели Ника — и вовсе возненавидела. Эта провальная миссия выжала из неё все соки, выбила из-под ног почву. Рейчел долго думала, что ей делать, что ей вообще теперь делать. Ей разрешали выходить из комнаты и прогуливаться по дворцу в сопровождении. Если она была паинькой, отвечала на все вопросы, следовала командам, ей разрешали чуточку больше: заглянуть в продовольственную и урвать бутылку-другую пива, спрятать, словно кусок хлеба во время голодовки, и пронести в свою комнату. На это закрывали глаза. Пусть напивается, пусть топит свою боль. Всё равно она не больше, чем эксперимент. Ею попользуются и «выкинут» её, отправив в отставку, если останется жива. А если нет — припишут какую-нибудь смерть, не моргнув глазом. Она такое наблюдала. Теперь — проходила. Сатана работал хорошо, но Aegis — лучше. По ночам Рейчел если не спала, то ворочалась в тщетных попытках найти в этой жаровне прохладное место, чтобы уткнуться носом во влажную от пота подушку и наконец уснуть. Если спала, то не слишком долго. Кошмары выдёргивали её из сна, стоило одной твари снова укусить её в шею и обжечь кожу огнём, впрыскивая его в вены. Стоило паразиту вновь скрутить все её внутренности, она, словно наяву, выблёвывала все внутренности прямо себе под ноги. Или умоляюще посмотреть на Колчека, чтобы вытянуть обещание не оставлять её здесь умирать. Она впервые на службе кого-то умоляла, и вкус этих слов жёг у неё на языке с непривычки. Почему она сказала это Джейсону, а не держащему её рядом Нику, она так и не поняла. Просто так получилось. Просто Джейсон держал её руку до последнего, просто ощущение его невозможно горячей кожи на своих пальцах она помнила ещё долго, пока консервировалась в коконе. Просто он… всегда был таким. Верным своему делу. Обещал — сделал. Вернулся, вытащил. Она не видела его с тех пор. Лишь слышала крики и шепелявый акцент, вибрирующий звериным рыком на букве Р, слышала, как он стучал кулаком по столу и как его просили успокоиться. Следователи не были для него авторитетами, они вообще ему были никем, а потому он знатно вертел их на словах. Впрочем, так же он вертел и Эрика Кинга, упоминая в своём рассказе с тем же презрением, с которым Рейчел поносила того в своей голове, но никогда — вслух. Словно не осмеливалась. Крики не затихали. Только следователь задавал каверзный вопрос, как Колчек взрывался, будто десятитонная бомба. Джейсон не был паинькой, отвечающим на вопросы, не шёл на встречу, лишь огрызался. К нему приходили ровно в девять утра, к Рейчел — к десяти. Рейчел давали этот час за содействие, идя навстречу её желанию спокойного сна, но она не спала: стоило усадить Колчека за стол, как всё начиналось по новой. Этот стук, этот хриплый, усталый, вымотанный от вечных допросов голос. Джейсон психовал, и его каждодневные срывы будили её аккурат в девять. Она не знала, делали ли с ним то же, что и с ней. Рейчел обследовали от и до, пытаясь обнаружить остаточные следы инопланетного паразита, словно специально ожидали, что обыкновенного операционного удаления существа из её организма будет мало. Словно тот кокон также должен был на неё повлиять. На психологическое состояние было плевать. Алкоголь лечил её, давая забыться на считаные минуты. Но и то она выскребла ценой своего и без того подорванного положения. Альфа-Суки больше не было, как не было и морпехов, перед которыми можно было козырять этим званием. Был лишь Джейсон Колчек — за толстой стеной, в соседней комнате, в нескольких метрах от неё. И Джейсона Колчека, которого наверняка приковывали во время допроса наручниками к столу, чтоб он не бросился с кулаками, уже не ебала «альфа-сука» и её приказы, её строгий тон, заставляющий Джоуи хорошенько просраться поутру от звонкого рявканья, а Мёрвина заткнуть свои тупые шутки про мамок в самую глотку. Рейчел Кинг, которая запомнилась ему как боевая сука, больше не была для него таковой, и она это прекрасно знала. Она в этом не сомневалась. — Мисс Кинг, — размеренный голос, тонущий в массивном защитном костюме, раздался около двери. Рейчел вздрогнула. Мисс Кинг. Не миссис. Миссис больше не было, она канула в пропасть, продырявив себе живот, в точности как и Эрик. Миссис Кинг умерла, когда порвалась верёвка. А мисс очнулась и шла-шла-шла-шла, пока не добралась до выхода, притащив с собой ещё и Клариссу. Знатно ей Джейсон тогда прописал коленом в живот. Она знала, что он сильнее её, но всё равно полезла в драку, даже не раздумывая, а Джейсон ушатал её, оттолкнул, гаркнул. Но всё же не выстрелил. Разозлился на неё и злился до тех пор, пока сама Рейчел не бросила Клариссу. А потом половину дороги винила себя. И Джейсону пришлось выбивать из неё дерьмо, точно как из Ника: грубо, хладнокровно, как умел только он. Соберись и держи удар, шипел он. И грозил бросить, если она будет ныть в унисон Нику, что это всё её вина. Грозил, но не бросил. Не бросил и тогда, когда Рейчел извивалась, выскальзывая из рук. Не бросил, когда она умоляла его не стрелять в себя. Не бросил, когда обещал не бросать. Рейчел не знала, сколько ещё собиралась прокручивать эту сцену в голове, словно умалишённая. — Мисс Кинг, — спокойный тон вырвал Рейчел из потока мыслей. — Да? — наконец отозвалась она, садясь на кровати. — Мне нужно взять у вас кровь, — проговорил лаборант, подходя к ней ближе и ставя бокс с медикаментами рядом. — Хорошо, — кивнула Рейчел, протягивая руку. У неё столько раз брали кровь, что впору было спутать её с заядлым героинщиком. От этой мимолётной мысли она усмехнулась. Игла болезненно проникла в вену, и Рейчел поморщилась. Снова будет синяк. Ей не привыкать. Она удивительно быстро вошла в ритм и уже даже не сопротивлялась, не дёргала рукой, не просила быть осторожнее. Она лишь ждала, когда это закончится. А потом вдруг: — Я могу… — Рейчел облизала губы, собираясь с мыслями, — попросить кое о чём? — О чём, мисс Кинг? — безэмоционально спросил лаборант. — Я хочу увидеть Джейсона Колчека. Она почувствовала, как в неё впился прожигающий взгляд из-под толстых стёкол защитного комбинезона, но не сдвинулась с места, даже не моргнула. Вскинула подбородок чуть выше положенного и посмотрела в ответ — в стекольную черноту. — Зачем вам видеть лейтенанта Колчека? Рейчел знала: скажи она, что просто поговорить, просто посмотреть в лицо единственному выжившему подчинённому, просто крепко обнять, чтобы почувствовать тепло живого человека, чтобы, чёрт возьми, не сойти с ума от гложущей боли, — он бы не поверил. Здесь, в этих стенах, как и на войне, женщина могла быть не только командиром. Остальное никак не рассматривалось. «Не спрашивай, не говори» затыкал всем рты получше кляпа. — Лейтенант Колчек, он… — опасливо начал лаборант. — Знаю. Не удивлюсь, если вы его привязываете к столу, чтоб он руками не махал. Он такой, да, — хмыкнула Рейчел, — хладнокровный в задании, но стоит разозлить — вспыхивает как факел, того и гляди спалит всё. Но я могу повлиять на него, — Рейчел сжала челюсти, готовясь разыграть самую драматичную сцену в её жизни — драматичнее тех разборок в храме. — Как именно? — Во время той миссии, — она коротко засмеялась, благодаря университет ЦРУ, научивший её непростительно умело врать, — у нас завязался небольшой роман, — Рейчел покачала головой. — Я очень скучаю по нему. Может, он пойдёт на контакт, когда увидит меня… Лаборант пристально осмотрел её, будто взвешивая слова, оценивая всплеск чувств на её лице. А затем коротко кивнул, встал и, бросив напоследок: «Я доложу вашу просьбу», — вышел из комнаты, прихватив с собой портативный бокс. Рейчел считала себя хорошей актрисой — той, которой университет ЦРУ когда-то гордился и которую считал примером для остальных. Той, которую отправили командовать морпехами, зная, что её цепкой хватки будет достаточно, чтобы усмирить бульдогов. Уж в чём в чём, а в своём умении врать Рейчел не сомневалась, но отчего-то всё равно нервничала, подрагивая от накатывающей тревоги. Часы скребли когтями по коже, превращая ожидание в пытку. До очередного скрипа двери. Она посмотрела на вошедшего лаборанта с такой надеждой, что на секунду усомнилась в фальшивости своего выражения. — У вас двадцать минут. Не больше, — проговорил он, открывая ей дверь и выпуская из комнаты. Она сорвалась с места так быстро, что едва не поскользнулась, вылетела в коридор и быстрым шагом сократила расстояние до соседней двери. — Мисс Кинг, — окликнул её лаборант за секунду до стука. — Да? — В сексуальный контакт не вступать. Она чуть было не фыркнула, мол, вовсе и не думала о сексе, но быстро опомнилась и натянула кривую улыбку. — Я поняла. — Двадцать минут, — повторил лаборант в унисон ударам её костяшек по двери. В ответ — ругань. Колчек себе не изменял. После первого же стука рыкнул: «Кого там опять, блять, принесло?» — а затем процедил: «Ебучие учёные». Рейчел почти задыхалась от того, как близко слышался его баритон. Осторожно повернула ручку, опасаясь, что он может по ошибке запустить в неё чем-нибудь, и, выглядывая из проёма, тихо прошептала: — Джейсон, — голос надламывался от волнения, — это я. Раздражение, перекосившее его лицо, сменилось неподдельным удивлением. Рейчел тут же уловила знакомый блеск в глазах, согрелась о него, задрожала от того, с каким сожалением и одновременно облегчением Джейсон посмотрел на неё. Рейчел протиснулась внутрь и закрыла за собой дверь, прикусила губу, словно ей снова было восемнадцать лет, а не тридцать пять. — Привет, чертяга, — ласково усмехнулась она, — твоё возмущение и мумию разбудит. Тебя что, к столу наручниками пристегнули? — Да, — хохотнул Колчек, растягивая губы в улыбке, — эти придурки оказались теми ещё извращенцами. Любят допросы пожёстче. А я думал, я один такой ебанутый, что кончаю от грубости в постели. — Не льсти себе, — усмехнулась Рейчел. — Грубость — это херня. Ты ебанутый, потому что трахаешься в кепке, — засмеялась она, а затем добавила: — Небось вцепился в неё зубами, когда просили её снять. — Сказал, что отгрызу им всем руки к чёртовой матери, если её отнимут. И посрать на трибунал. Рисковать не стали, — его голос дрогнул, и Рейчел не смогла разобрать: это его произношение барахлило или же это Джейсон нервничал под стать ей. — Ты с ней умрёшь, — фыркнула она, качая головой, — или станешь генералом, сделав новым символом морской пехоты кепки с надписью «Храним Америку» по центру. Да же, Колчек? Джейсон не ответил. Промолчал, ухмыльнувшись. Они перебрасывались шутками, словно дети в песочнице, а потом разом замолчали, всматриваясь друг в друга. Рейчел казалось, будто она не видела Джейсона целую вечность. В голове упорно крутилась мысль: «он не изменился», но и она была ошибочной. Лейтенант Джейсон Колчек ответил бы: «Да, блять, да!» — и для пущего эффекта отдал бы честь, крикнув «боже, храни Америку» громче всех. А затем треснул бы от нахлынувших эмоций и от гордости служить родине. Просто Джейсон кивнул, дёрнув краем губ. Сейчас они стояли друг перед другом, одетые в белые больничные пижамы, но Рейчел чувствовала себя такой отвратительно выпотрошенной. Изнурённая постоянными анализами, она посмотрела на него с такой тоскливой теплотой, что Джейсон, не выдержав, шепнул первым: — Иди ко мне, — и развёл выточенные в тренировках руки. Рейчел не стала раздумывать долго — кинулась в ту же секунду, чуть не сбив Колчека с ног, уткнулась носом ему в грудь и прижала его, живого, относительно невредимого, горячего, к себе. Чужая ладонь в губительно успокаивающем жесте легла ей на голову, приглаживая волосы, и Рейчел взорвалась фейерверками внутри, словно годами не ощущала ласки. Жгучее «жаль, что только мы выжили» превратилось в «спасибо, что ты выжил». Единственный, кого она узнала за год лишь самую малость. Джейсон не рассказывал ей ничего семейного. Тогда этого было достаточно для того, чтобы работать в команде. Боевого Колчека она узнала лишь в храме, когда он её, опытного оперативника старше его на пять лет, почти вырубил одним ударом. Когда он дал почувствовать разницу между полевым офицером ЦРУ и морпехом, перед которым звания меркли, как мёртвые глаза, в которые Рейчел успела насмотреться. Настоящего Колчека она узнавала только сейчас — осторожного, сомневающегося, сожалеющего. В крепких руках, усеянных шрамами, чувствовалась сила и — совсем немного — предательская дрожь. Этими руками он душил врагов в ближнем бою, этими руками карабкался по стенам, пытаясь выжить. Этими руками он гладил её по спине, аккуратно проводя пальцами вдоль лопаток. Он дал ей ту частицу эмпатии, которую из него когда-то пытался вытащить Ник. — Как ты уломала их на встречу со мной? — вдруг спросил он, отпуская её и усаживая на кровать рядом с собой. — Соврала, — хмыкнула Рейчел, дёрнув плечом, а затем, поймав выжидающий взгляд, продолжила шёпотом, чтобы слышал только он: — Соврала, что мы встречаемся и что я соскучилась. — Хрена, Рейч, — Джейсон натянул довольную улыбку, — встречаемся? Жёстко, — он тихо засмеялся, но, впрочем, тут же резко закашлялся, получив кулаком под рёбра. — Тихо-тихо. Я шучу. А что мистер Пинки ответил? — Он… — она на секунду запнулась, вскинув одну бровь. — «Мистер Пинки»? — Ну да, — кивнул Джейсон. — Мультик, что ли, не смотрела? «Пинки и Брейн». Ходят тут важные, обосраться можно, словно мир хотят завоевать. Я вот синего зову Пинки, а жёлтого — Брейн. Чёрт, Рейч, не тупи, ну! Рейчел вытаращилась на него со всем изумлением, которое только могла отыскать в себе. — Мультик, серьёзно? — она смерила его серьёзным взглядом, обжигаясь о такой же встречный. — Давай оставим разговор об элитарных мультфильмах на потом, дорогуша, — высокопарно проговорил он, натягивая маску выпендрёжного засранца, который, в свою очередь, пропустил легендарную «Баффи». — Время у нас ограничено, да? — Чёрт! — вспыхнула Рейчел. А затем быстро-быстро зашептала: — Я обещала им, что попрошу тебя быть сговорчивее, чтобы ты не психовал и не пытался на допросах кидать в них стулья. — Я не кидаю! — Завались, — зашипела она, обхватывая его острые скулы горячими ладонями. — Слушай сюда, морпех, слушай внимательно! Ты заткнёшься и будешь отвечать на их вопросы, перестанешь орать на всю округу, будто тебя ножом здесь режут, — цедила Рейчел сквозь зубы, впиваясь в него взглядом. — Ты сделаешь это, потому что ты нужен мне, чёрт побери! А я нужна тебе — по глазам вижу, что нужна. Они обещали посодействовать, если я попрошу тебя пойти им навстречу, так что, блять, засунь все свои принципы себе в глотку и отвечай на вопросы, сукин ты сын, потому что, клянусь всеми богами этого ёбаного мира, я тебя грохну, придушу подушкой, если ты, — она наклонилась ближе: так, что их лбы почти соприкасались, сдвигая козырёк кепки, — оставишь меня ещё раз одну! Пылкая речь отняла у неё дыхание, и она замолчала. Лишь грудь её часто вздымалась, практически касаясь его. На секунду Рейчел снова почувствовала силу своего положения, точно могла сейчас отдать приказ Колчеку и он бы без возражений его выполнил. — Я вернулся тогда за тобой. — Вернись за мной ещё раз. Только не в пещеры. В соседнюю комнату. Понимаешь? — Рейчел нахмурила брови, словно в мучительной истоме. — Ты понимаешь меня, Колчек? — Да понял я, Рейч, — ответил он, перехватывая её дрожащие руки. В его кажущемся снисходительным тоне не было ни капли уставного послушания, лишь уступка. И ответил он ей не как матёрый лейтенант Джейсон Колчек, умытый кровью и вышколенный зудящей в лёгких военной подготовкой. Он ответил ей как просто Джейсон — мужчина, который в четырёх стенах пытался сохранить разум, в точности как и Рейчел. — Вот и хорошо, — шепнула она, кивая, — хорошо. Рейчел огладила большим пальцем его щёку, кинула взгляд на раскрытые губы, чувствуя ответный, мутнеющий от того, что они сидели почти вплотную. Раньше она никогда не касалась Колчека вот так и никогда не позволяла ему подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А Джейсон никогда не нарушал субординацию. Рейчел была женщиной не его полёта. Она — от разведчика до полевого офицера и дальше по списку. А он — целиком и полностью морпех и ни граммом меньше. Они были слишком разные. А сейчас всё это не имело никакого значения. Джейсон изучал её лицо и медленно-медленно тянулся ближе, пока Рейчел не вздрогнула от его горячего дыхания на своих губах. Она чувствовала кончик его носа на своём — он осторожно водил им, точно насыщался близостью, а она поддавалась его касаниям, чувствуя в них острую необходимость. В голове жужжали мысли, скакали одна за другой, но она не могла зацепиться ни за одну, словно разучилась думать. Лишь мелко тряслась, плавно опуская руки на его плечи. Рейчел ощущала, как постепенно тяжелело её тело под давлением чужого дыхания и осторожных, но уверенных поглаживаний. Словно ведомая, она практически растаяла, как вдруг встрепенулась от громкого скрипа двери. — Время! — рявкнул один из надсмотрщиков. — Мисс Кинг, что вам говорили о контакте? — Что рванёт, если обрезать ей не тот провод, — хохотнул Джейсон, но тут же притих, поймав мрачный взгляд. — Мисс Кинг, пройдите к себе, — процедил мужчина, игнорируя извинения. — Помни, что я тебе говорила, — шепнула она напоследок. Надсмотрщик затолкнул Рейчел в комнату и процедил тонущим в костюме голосом: — Вам говорили, никаких контактов! — Говорили про секс, — ответила Рейчел, делая виноватое лицо, — ни про что больше. Надсмотрщик обвёл её взглядом, и она стойко вынесла это, как и множество других волчьих взглядов, которые терпела на своём пути. — Я очень скучала по нему, — решила она давить на сожаление. Рейчел умела это не хуже, чем искусно врать, и мысленно ликовала, когда видела, как спектакль, разыгранный в два акта, действовал на весь этот зверинец. — К вам зайдут завтра. Спокойной ночи. — Вы пустите меня завтра к нему? — резко спросила она. — Посмотрим, смогли ли вы произвести на него обещанный эффект, — отрезал мужчина и закрыл дверь, опять оставляя Рейчел в приевшейся тишине. Раньше она терпеть не могла шум вертушек, летающих по округе, рёв танков, звук стрельбы, ор морпехов. Она долго привыкала ко всему, резко вздрагивая по утрам. Теперь же она скучала по всему этому: по дебильным шуткам про матерей, по вечерам, когда резалась в карты со всеми, вливаясь в команду, по амбициям, которыми пах дворец Саддама, пропитанный потом бойцов. Она думала о Нике, которого предала уже после смерти, и убеждала себя, что предала, потому что он умер. А Эрик… Эрик просто был слишком хорошим для неё. Впрочем, Ник тоже был хорошим. Она не заслуживала ни одного из них. Ник мог найти девушку, достойную его пылких чувств, его открытого и честного сердца. А Эрик мог найти ту, для которой было бы счастьем желание мужа делать семью счастливой. Рейчел воротило от этого — от чрезмерной нежности Эрика к ней, от того, как он ластился, как любил её до дрожи. А потом, после аварии, с таким же успехом забил на неё хер, зарывшись по горло в работу. Она его за это не винила. Ни в коем случае. Это её вина. И с Ником — только её. Это она вскружила ему голову после случая на пункте, «спасла» сексом. Может, теперь Джейсон делал то же самое. Спасал её своим теплом, вытаскивал из самобичевания, держал на поверхности благодаря своей близости. Но ничего серьёзного не обещал. И Рейчел этого было достаточно. Ник не видел разницы между «спать ради того, чтоб не сойти с ума» и «быть в отношениях». Джейсон видел. Они как-то разговорились, ещё задолго до приезда Эрика. В её кабинете, втихую вскрыв пару банок пива. Для Джейсона секс — не больше чем разрядка. Как говорил Мёрвин: быстро всунул, быстро высунул. Для Джейсона это способ отвлечься мозгами от постоянного военного напряжения. Минимум заёбов, больше удовольствия. Главное в этом деле, как говорил Колчек, — иметь при себе презервативы. Военных девчонок, закалённых в боях, грубым сексом не испугаешь, и Колчеку это нравилось. От пива у него понемногу развязался язык, и он уже готов был посвятить Рейчел в подробности своей интимной жизни, но был остановлен жестом. Рейчел достаточно наслушалась. Ей хватило пары реплик, чтобы на словах понять, какой Джейсон в постели. Совсем не такой, как Ник, и не такой, как Эрик. Совершенно другой: по поведению, по предпочтениям, по отдаче. В какой-то степени они с Рейчел были похожи. Здесь, на поле боя, серьёзные отношения — это балласт. Никогда не знаешь, когда твоего «любимого» привезут в чёрном мешке. Привезут ли целого. Привезут ли вообще. Привязываться было очень больно. Прощаться — ещё больнее. Ни Ник, ни Эрик этого не понимали. Своими чувствами они подрывали все дела, мешали процессу. Рейчел терпеть это не могла. Эрика шатало из стороны в сторону: то он днями безвылазно сидел за работой, то тянулся к Рейчел за лаской. А она не была готова подстраиваться под его вечные «готов — не готов». У Рейчел были свои цели, свои мечты, она тоже работала как проклятая. И была счастлива съебаться от мужа, когда начальство дало ей счастливый билет к морпехам вместе с парой советов, как вести себя с бешеными псами. Впрочем, с Ником она лукавила. Ник дал ей ту минутную нежность, по которой она соскучилась. А она дала ему не сойти с ума от ночных кошмаров, в которых простреленная грудь девчонки с КП пестрела своими внутренностями. Они с Колчеком в один голос убеждали Ника в его невиновности. Ну да, на пару с Колчеком спутали гражданскую со смертницей. Хреново получилось. А потом начальство решило, что хуже было бы, если бы она и правда была смертницей. Морпехи отработали чётко по инструкции: увидели опасность и быстро её нейтрализовали. Дело замяли, а Ника успокаивали все, кто был вовлечён в этот случай. И в глубине души Рейчел, переглядывающейся с таким же подуставшим Джейсоном, было уже в падлу каждый раз твердить одно и то же. Они оба скрывали то, как заебались каждый раз заново вытирать чужие слёзы, но вытирали их, потому что сдвиг кукухи у одного подрывал дух всей команды, будто по цепной реакции. Да, Рейчел знала Джейсона чуть-чуть, и в эти «чуть-чуть» входила пара общих моментов и предпочтения в сексе. Она продолжала бы держать его на расстоянии и дальше, если бы не Эрик, если бы не чёртова миссия и не чёртовы смерти, которые забрали почти весь её отряд. Теперь она знакомилась с Джейсоном заново. Времени было в обрез, поэтому любезничать им было некогда. Сразу к делу — к инструкции, к чётким указаниям. А потом — к разговорам, к касаниям. Ей внезапно стало этого не хватать. Полночи она ворочалась, думая, остынет ли она к Колчеку так же быстро, как к Эрику или Нику. Хотя не сказать, что она влюбилась. Ни в коем случае. Рейчел давно оставила влюблённость для глупых романтических фильмов, вычеркнув это чувство из своей жизни. В ней было место только спасению. И если от того Джейсона осталось ещё хоть что-то, то он такого же мнения. Рейчел думала об этом всю ночь, задремав только к утру — к девяти ноль-ноль, в которые её выдернул из сна громкий стук в соседнюю дверь. К Джейсону пришли. Рейчел опасливо съёжилась, готовясь выслушивать крики, но время шло, а за дверью было всё так же тихо. Она приподнялась над кроватью, налила себе стакан воды и мелкими глотками осушила его, стараясь даже во время питья прислушиваться. Тихо. Совсем не слышно, лишь через час молчание нарушилось стуком в её дверь. — Мисс Кинг? — лаборант прибыл точь-в-точь по расписанию. — Доброе утро. Как спалось? — Так себе, — хмыкнула она, а затем потупилась, увидев очередной шприц. — Неужели моя кровь так быстро мутирует, что вам нужно каждый раз брать образцы? Лаборант промолчал. Лишь вытянул руку, прося Рейчел протянуть свою в ответ. — Я могу увидеть Колчека? — спросила она, сжимая челюсти при вхождении иглы в кожу. — Ваш разговор с ним на удивление подействовал, — хмыкнул мужчина, и Рейчел почувствовала его улыбку за противогазом. — Он был… сговорчивее, чем в прошлые разы. Рейчел не заметила, с каким откровенным облегчением выдохнула, прикрыв глаза, а затем чуть дёрнулась, осознав, насколько явно отреагировала. — Так я могу его увидеть? — Ближе к вечеру сообщим. Сегодня мы, наконец, ещё раз сможем взять у него кровь без особых усилий. Так вот что был тогда за шум. Они пытались повторно взять у него кровь, а он наверняка раскидывал их всех как ватных кукол. Рейчел не была удивлена. Джейсон не был бы Джейсоном, если бы давался так легко. Рейчел помнила тренировки, за которыми она наблюдала, и помнила, как легко Джейсон опрокинул Ника, когда тот пытался заступиться за неё. Да, Джейсон определённо подпортил костюмчатым нервы. С морпехами лучше было не связываться. С такими морпехами, как Джейсон, — в особенности. — Отдыхайте, — бросил на прощание лаборант. — Как долго ещё вы будете брать у меня кровь? — устало спросила Рейчел. — Пока не убедимся, что вы с вероятностью восемьдесят процентов не начнёте мутировать. — То есть до конца моей жизни? — Мы сообщим вам, когда вы сможете навестить Колчека, — ответил он, и на секунду в его голосе послышалась слабая попытка ободрить её. — И ещё… — Рейчел вскинула голову. — Мужайтесь, мисс Кинг. Скрипнула дверь, щёлкнула ручка, повисла тишина. «Мужайтесь, мисс Кинг» значило взять себя в руки и понять, что себе она больше не принадлежит. «Мужайтесь, мисс Кинг» значило, что всё произошедшее навсегда будет похоронено в руинах подорванного инопланетного ковчега. Для всего мира ничего не было. Американские войска захватили дворец Саддама; боже, храни Америку — на этом всё. Джейсон Колчек был готов умереть за Америку. Дай ему в руки бомбы, он бы закидал ими весь Ирак, подняв его в одно мгновение на воздух, всех террористов прирезал бы — и глазом не моргнул бы. Но и Джейсон сейчас молчал. В его взгляде больше не бесновался патриотизм, не блестел голодный азарт, тело не дрожало от распирающих его эмоций. Этот Колчек казался настоящим. Возможно, самым настоящим, думала Рейчел, будто те минутные разговоры могли раскрыть его во всей красе. Но отчего-то она остро чувствовала его настрой и считывала его как свой собственный. Хотя поди пойми, что творилось у него в голове. Порой ей казалось, что так-то никто в команде точно не знал его мыслей. Со слов Ника, Джейсон был надёжным, но врал, когда повторял одно и то же, нервничал, когда его глаза бегали по помещению, и скрипел зубами, когда был в шаге от того, чтобы пересчитать чужие зубы кулаком. Со слов Мёрвина, Колчек был тот ещё шепелявый засранец, но лучше его было не злить. А Джоуи… Джоуи и уважал, и опасался его. Среди сослуживцев он — лейтенант Джейсон Колчек, сэр, на «вы» и с почтением — и попробуй скажи иначе, попробуй возрази. А за закрытыми дверьми — он, в общем-то, парень ровный, свой в доску, спины прикроет, смерти без боя не отдаст, за шутку про мать подъебнёт в ответ, будто пулю в глаз пустит. Рейчел думала об этом чуть ли не полдня, складывая мысли в пазл, потому что Джейсон был единственным выжившим кроме неё; потому что думать о погибших ей не хотелось; потому что она хотела заполнить свои мысли им, чтобы хоть на секунду перестать чувствовать вину, ненависть и отчаяние. К Колчеку её пустили ближе к вечеру. Она выпросила лишние двадцать минут, переходя к сорока минутам общего времени. И была несказанно этому рада — настолько это время смягчало боль. Она осторожно зашла в комнату, заставая Джейсона курящим у окна. — Не знала, что ты куришь, — поведя плечом, Рейчел плотно закрыла дверь и прошла внутрь. — Ага, — бросил он вполоборота, — выпросил у этих братцев-уродцев за примерное поведение. Сказали, что если позволю взять кровь без попытки выбить зубы, то дадут мне пачку, — разговорился Джейсон, вгрызаясь в фильтр. — Продался за пачку сигарет. — Дёшево, Колчек, — хмыкнула Рейчел. Голос прозвучал слишком надменно, будто она по-настоящему злорадствовала, и Рейчел на секунду смутилась, потому что совершенно не хотела его задевать. — Пошла ты, Рейч, — хохотнул Джейсон без доли обиды. — Я здесь ёбаный кролик для опытов, имею право и покурить. — Ну, — Рейчел скривила губы в неловкой ухмылке и подошла ближе. — Раз уж мы оба здесь кролики для опытов, — она положила одну ладонь на подоконник, — может, стрельнёшь мне одну? — Дурной пример заразителен, да? — проговорил он, протягивая пачку крепких «Мальборо». — Ты плохо влияешь на людей, Колчек, — рассмеялась она, вынимая сигарету и поджигая её, сжав фильтр губами. — Говоришь как моя мамаша. Это был первый раз, когда Рейчел вообще слышала о родителях Джейсона. Она ни разу не видела, чтобы он, как все остальные на общем сборе, преисполненный тоской по дому, чуть ли не со слезами на глазах строчил письма. — А что говорила твоя мама? — Рейчел решила идти напролом. — Хуйню, — отрезал Джейсон, втягивая дым, и, стряхивая пепел на подоконник, впился взглядом в выжженные солнцем кучевые облака. Сегодня он был без кепки, и его отросшие каштановые волосы понемногу начинали щекотать лоб. Кепка аккуратно лежала на прикроватной тумбочке, и Рейчел подумала, что, должно быть, он и правда был чем-то сильно опечален, раз курил в окно, да ещё и без своей любимой. Точно оторвал от сердца. Рейчел на секунду напряглась, сглатывая слюну. У них был один девиз, выбитый ударами под рёбра: если идти, то до конца. — Моя говорила, что это всё моя вина, — шепнула Рейчел, выдыхая горький дым, — что отец свалил после моего рождения. Мол, проще алименты платить, чем участвовать в воспитании. Говорила мне до четырнадцати лет, что он военный, ушёл на войну и не вернулся. Иронично, да? А потом разозлилась на меня и раскрыла все карты. Она выдержала паузу, борясь с желанием взглянуть на Джейсона. Лишь боковым зрением видела, как пристально он смотрел на неё, а сама посмотреть в ответ была не в состоянии. Раньше Рейчел никому слезливую историю из детства не рассказывала — ни Эрику, ни Нику. Ей не нужна была их жалость. Джейсон жалеть не собирался. — Знаешь, почему разозлилась? — спросила она и, не дожидаясь ответа, проговорила: — За то, что учуяла запах сигарет. Мол, я её разочаровала. Мол, сейчас сигареты, потом наркота. Всё в духе лучших фраз типичных матерей, у которых едет кукуха, — Рейчел поморщилась, чувствуя, как дрожит сигарета в её пальцах. — Я матери была нужна как доказательство отцу, что она смогла меня вырастить без его помощи. Присланные деньги она отсылала обратно, потому что мы «не нуждались», а мы охуеть как нуждались. Я пошла в разведку, чтоб доказать свою важность. Хотела, чтоб хотя бы государство гордилось мной. Она затянулась глубже обычного, чувствуя, как дым жжёт в горле и даёт в голову похлеще крепкого алкоголя. Она давно не курила: бросила, когда поступила в университет. А сейчас чувствовала острую нужду просто потому, что терять ей уже было нечего. — Она жива? — Нет, — покачала головой Рейчел, — умерла. Я на её похоронах и слезы не проронила. Эрик всё успокаивал меня, говорил, что это шок, что я потом поплачу, ведь люблю её не могу прям. А я хочу, чтоб она горела в аду, — выплюнула она, туша сигарету о подоконник и вытаскивая из протянутой пачки ещё одну. — Осуждаешь? — Нет, — сухо ответил Джейсон. Слезливыми историями его не пронять, тяжёлым детством не удивить. Хоть в глазах и горело сожаление, он его не высказал, словно чувствовал настрой Рейчел. Она семью давным-давно похоронила. Джейсон тоже. Рейчел не нужно было заглядывать глубже, чтобы понять: семья Джейсона тоже выпотрошила его. Но Рейчел заглядывала. — Какой была твоя семья? — непринуждённо спросила она, теперь точно так же всматриваясь в вечернее небо. — Всё по канонам проблемных отцов, — засмеялся он. — Вообще, он был хорошим, но алкоголизм делает из человека монстра. Жизнь была тяжёлой, а бухло дешёвым. Не выдержал он натиска. Работал в автомастерской как проклятый, а потом запил. Сильно. И мать бил, а я, мелкий, пытался защитить её. Толку-то было, отец был сильней меня раза в три, а матери — и подавно. Таскал её за волосы, — Джейсон поморщился. — Я слышал, как она орала, когда он дубасил её ногами, — он потупил взгляд, и Рейчел заметила, как блестели его глаза, когда он сжимал челюсти. — Однажды он так её пиздил, что чуть не убил. Приехала полиция, я уговаривал мать накатать заяву, но ей в голову ёбнул стокгольмский синдром, — хмыкнул он, скривив губы. — Мол, он единственный кормилец, бьёт — значит, есть за что, блять. Но потом всё-таки накатала на него — после моих угроз, что я убью его, если он её ещё раз тронет. — Его посадили? — Нет конечно, — фыркнул Джейсон. — Но бог уберёг, — хохотнул он, — его то ли машина сбила, то ли поезд — честно, мне было насрать. Сдох и сдох. Я выдохнул тогда. А мать стала меня винить, мол, это всё моя ненависть к нему виновата. Моя ненависть, блять. Тоже кукухой тронулась. Я ей говорил, что смогу прокормить нас, мне было пятнадцать. Достаточно, чтоб найти работу, но денег всё равно не хватало, — вторя Рейчел, Джейсон закурил следующую сигарету. — Короче, мать пошла на панель, — он сморщился, крепко зажмурился, а затем судорожно выдохнул. Рейчел молчала, оглушённая чужой болью, звенящей в каждом слове. Лишь потом она шевельнулась, чтобы осторожно положить ладонь на плечо Джейсона. Он грубо дёрнул им, и Рейчел тут же отняла руку, сжав губы. Да, она не любила вытирать слёзы, но отчего-то очень сильно хотела обнять Джейсона и подарить ему всё то тепло, которое родители не смогли ему дать. Отдать всё своё, потому что её оно уже никогда не согреет, но, может, согреет Джейсона. Измученного, потерянного и такого пылкого. Хренов Ганг Хо со своими принципами, со своим хриплым техасским акцентом, будь он неладен. Залез к ней под кожу, в печёнки, в сердце. Джейсон был будто притяжение на Юпитере — сплющивал за секунды. — Вот только, блять, не надо меня жалеть, — зашипел он. — Не буду, — твёрдо ответила Рейчел. — Я тебе не ради размазывания соплей рассказал это. — Я знаю. Джейсон замолчал, всматриваясь в её лицо, точно оценивал вес слов. Как обученный морпех, лучший из лучших, с буквой S на лбу, он прекрасно знал, когда люди врут. А сам врать не умел и так и не научился. Уходить от ответа, играть на публику — да, но не врать. Хоть Рейчел и хотела поддержать его, с тем же успехом она прекрасно понимала, как Джейсон мог отреагировать на это: оттолкнуть и больше никогда не затрагивать эту тему. В подобных вопросах, в которых эмоции хватали за горло, нужно было проявлять стойкое хладнокровие. Рейчел сдержала поток эмоций, и он продолжил: — Короче, хуёвое было детство, Рейч, — проговорил он, тяжело сглатывая. — Дети убивали за еду, умирали от голода, взрослые насиловали молодых девок, устраивали перестрелки во дворах, будто, блять, решили вспомнить своё прошлое. Богатые наживались на труде бедных, а те умирали на работе за копейки. Не было будущего. А потом и мать умерла — и я совсем пошёл под откос. Рейчел вздрогнула, словно током пронзённая. Она читала досье Джейсона. Краткое, неполное, состоящее из сухих фактов. Выходец из бедной семьи, отец — механик-алкоголик — умер, мать-проститутка — тоже. Обстоятельства не уточнялись. Всё, что ей нужно было тогда знать, — это то, что Джейсон будет верным, но сложным морпехом. Морпехи вообще грубые, резкие, поди завоюй у них уважение. Джейсон был своенравным: подчинялся начальникам на базе, но стоило тем потерять самообладание на поле боя, как он перехватывал контроль и отдавал приказы вопреки шкиперам. И попробуй отдай настоящую боеголовку под трибунал. Как морпех, Джейсон был хорошо выдрессирован, но его всё равно опасались, словно дикое животное, живущее в доме: хочешь гладить — гладь, но ни в коем случае не зли. Альфа-Сука держалась хорошо. Рейчел Кинг — не очень. — Что произошло, когда башни рухнули? — спросила она, готовясь выдержать очередной заряд искр. — Обдолбался, — пожал плечами он. — Но ты это знаешь, это прописано в личном деле. Ты читала. — Поймана за руку, — сыронизировала Рейчел, а затем продолжила: — Почему героин? — Плохая компания, плохое влияние, плохая жизнь. Так бывает, — отрезал Джейсон, кусая фильтр почти докуренной сигареты. — А потом башни рухнули. А я в этот момент валялся на полу, ловя жёсткий приход. Мне было так хорошо и так херово. А после я твёрдо решил, что всё, хватит. Попробовал — проебался. Понеслась, родная, — хмыкнул он, а затем, поймав удивлённый взгляд, добавил: — Ломка. То, что ему хватило одного раза, и то, что он не подсел на героин психологически, — подарок ему от бога. Потому что с «тех берегов» прежними не возвращаются. Джейсон вывез — на одной военной тяге вырвался вперёд, на ней одной держался после безмазняка. И ведь вытерпел — и вытерпел так, что сейчас руки были чистыми, будто его вена никогда не знала героиновой иглы. — Служба в морской пехоте была моим счастливым билетом и возможностью найти своё место. И воевать за своих. Воевать за жизни, которые унёс тот теракт, — твёрдо сказал Джейсон, пряча глаза. Врал. Неумело как всегда, повторяясь. — Ты же понимаешь, что тот теракт… — осторожно начала она, — это очень мутное дело. — Замолчи, — зашипел он, ломая сигарету в дрожащих пальцах и вытягивая новую. — Блять, Рейч, просто молчи, ладно? Молчи. Она замолчала, поджала губы, потёрла ладони друг о друга, отвела взгляд. Сделала всё, чтобы не продавиться под его аурой. Злого Колчека она опасалась. Взбешённого — боялась. Настолько уязвимо порой Рейчел ощущала себя с ним, словно он не подчинялся её приказам, словно не отдавал честь и не отзывался почтительным «мэм». Она дрожала внутри от дискомфорта, от желания сказать что-нибудь, прикоснуться к нему, чтобы перестать чувствовать обжигающий холод. Рейчел покосилась на него, наблюдая за тем, как глубоко он затягивался, выдыхая дым через нос. И не могла признаться себе, что курящий Колчек нравился ей гораздо больше того Колчека, причитающего о вреде сигарет. Они молчали ещё какое-то время, пока Рейчел не поняла, что остались считаные минуты до стука в дверь. — Всё в порядке? — спросила она, совершенно не зная, что говорить в такой ситуации. Её обучали вести переговоры со сложными людьми. Но Джейсон был вишенкой на торте. — Всё в по…?! Блять, Рейч, чо за тупые вопросы?! — гаркнул он, пригвоздив её к месту. — Мне жалость, — он выплюнул «жалость» как полную никотиновой горечи слюну, — не нужна. Если собираешься и дальше сопли тут размазывать, то лучше свали на хрен. Рейчел замерла на месте как вкопанная, придавленная этими словами. И теперь уже её внутренний фитиль загорался, прожигая грудь злостью. — Кто тебя жалеет-то, Колчек? — она ткнула пальцем в его плечо, разворачиваясь к нему и полностью открываясь. — Хватит срываться на мне, долбаный ты псих, я тебе тут не игрушка для битья, мудила! — рычала Рейчел, подстёгиваясь злобой, которую она накопила на весь мир, но выплеснуть решила на него. — Смени тон: я всё ещё «мэм, да, мэм» для тебя! — резала она. — Чёрт, Джейсон, да пошёл ты на хуй! — Нет, — опасливо тихо прошипел он, приближаясь — настолько, что ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в его чернеющие глаза, — пошла ты на хуй, сука. Он смерил её взглядом, как былую Альфа-Суку, и она задохнулась. Задохнулась, когда он вторгся в её пространство непростительно близко. Задохнулась, когда не смогла ответить ему, а потому лишь притянула его к себе и впилась в губы с такой силой, словно хотела задушить. И задохнулась ещё сильнее, когда он прижал её к себе в ответ, подхватил и усадил на подоконник, целуя так грубо, плотно, жадно, что сносило крышу. Давно её так не целовали. Рейчел не могла вспомнить, когда последний раз ей было так хорошо, что аж плохо. Джейсон вышиб у неё из-под ног землю, из головы — мысли, из лёгких — воздух. Вспенил кровь и взорвал её в один момент. Пиздец, подумала Рейчел, когда он взял её за подбородок и, проскальзывая языком в рот, поделился никотиновым привкусом. Полный пиздец, подумала она ещё раз, когда на периферии сознания извинялась в миллиардный раз перед Эриком и Ником за то, что не оплакала их как следует. Извинялась за то, что в итоге нашла утешение в объятиях того, кому Ник доверял. Она чувствовала вкус предательства и понимала, что будет жить с ним всю жизнь. Но от поцелуя скручивало желудок и дрожали колени и Рейчел, в общем-то, уже была готова гореть в аду за все совершённые грехи. Потому что её мать была права: она действительно неблагодарная мерзкая девчонка. Гнилой крови. — Чёрт, Рейч, — измученно выдохнул Джейсон, отрываясь от неё. — Ник на небесах небось уже сто раз проклял меня, — посмеялся он, пряча нос в её ключичной впадине. — Меня тоже, — шепнула она, огладив его спину. — И Эрик. — Я делал Нику мозги, что зря он с тобой спал, а сам… — Я знаю, — отрезала Рейчел, не давая Джейсону нырнуть в раскаяние. Не хватало ещё, чтобы и он по этому поводу страдал. Она заберёт вину, выжмет из неё максимум, спустит всех собак на себя и будет с этим жить, скрипя зубами, потому что ей, чёрт возьми, не привыкать. Раньше Рейчел не замечала за собой такой жертвенности. Вот что делали с людьми ебучие пещеры, полные инопланетян-паразитов. Вот что делало множество смертей с двумя единственными выжившими. — Соблазнила меня своей драмой, — выдохнул Джейсон, обжигая кожу дыханием. — А говорила, что не жалеешь никого. Так бы сразу и сказала, что хочешь, чтоб я обнял как в прошлый раз. Лгунья, — протянул он, оставляя мокрый поцелуй на шее. — Пошёл ты, — отрезала она, ткнув его кулаком в плечо. — Тише, я шучу. — Ты просто проблемный. — Как и ты, — парировал он, убирая выбившиеся из пучка пряди. Туше. Да, она такая же, как и он. Проблемная. Из поганой семьи, с большими целями и иллюзорными представлениями о крутой жизни. Только сегодня Рейчел поняла, что на самом-то деле они были двумя сторонами одной медали. Гнилая кровь. У Джейсона — от наркотиков. У неё — от себя самой. Да простят её боги, Эрик и Ник за то, что она строила Колчека до последнего, а в итоге нашла в нём спасение. В дверь резко постучали. Джейсон отскочил от неё как ошпаренный, словно испугался быть уличённым в чём-то вопиюще ужасном. Хотя то, что они делали, со стороны казалось именно таким, Колчека больше волновало то, что им могли запретить встречаться или ограничить время до пяти минут. Тогда они не успевали бы ни поговорить по душам, ни разругаться, наоравшись как следует, ни с тем же рвением помириться, искусывая друг другу губы в кровь. Как подростки, ей-богу. — Мисс Кинг, — позвал её надсмотрщик, — время. — Знаю, — отрезала Рейчел, кидая взгляд на Джейсона. Его потряхивало, но он стойко держался, не показывая, насколько его крыло от подобной близости — от того, как он хотел Рейчел и как ломал себя. — Спокойной ночи, лейтенант Колчек, — проговорила она вполоборота. Её прощание на мгновение смутило Джейсона, но лишь на мгновение, потому что в следующую секунду он прошептал: — И вам, мэм, — и ухмыльнулся. Эту ночь Рейчел спала так же плохо, как и предыдущую. Лишь под утро, замученная усталостью, она заснула, приткнувшись носом к прохладному концу подушки. Говорят, всё проходит со временем — и плохое, и хорошее, и радость, и боль. Рейчел считала, что всё это хрень полная. Это всё пустые надежды на радужных брошюрах. «Выебала жизнь? Не беда, начни её заново!» У тех, у кого жизнь — война, а глоток свежего воздуха — блаженство, не проходило ничего. Чем больше потерь ты нёс, тем больше пустота, выколотая иголками, разрасталась внутри. В военных лагерях учили терять, но симуляции всегда были легче действительности. После подготовки счастливые рекруты шли в казармы, надеясь, что сегодняшняя драматично разыгранная смерть товарища не окажется правдой. А завтра он уже лежал в чёрном мешке, на котором покоились военные жетоны, пока сослуживцы, терпя боль в стиснутых зубах, писали письма их семьям. Говорят, ты войдёшь во вкус. Прочувствуешь войну. Смиришься, перестанешь привязываться. Это тоже хрень. Человеческий фактор в Рейчел сыграл быстрее её умения блокировать лишние чувства. Они вырвались из неё, аккурат когда она притащила Клариссу, так и не найдя в себе силы отпустить верёвку. Из Джейсона они тоже вырывались, Рейчел видела это по играющим желвакам, по блестящим глазам, по предательской дрожи, бьющей в кончики пальцев. Держался он как мог. Не зря «лучший из лучших». Тем, кто не умел оставаться хладнокровным после пережитого, капитана не давали, а Колчек метил именно в капитаны. Его силе воли можно было позавидовать. Рейчел хорошо его понимала. После аварии, когда Эрик целиком ушёл в работу, обвиняя её в потере ноги, она только и делала, что тоже впахивала как проклятая. Дни протекали мучительно медленно, зудели под кожей минуты ожидания. Они с Джейсоном выбрались из одного ада, чтобы успешно упасть в другой. Рейчел не умерла там, в коконе, чтобы умереть здесь, под гнётом грозного правительства. Так она думала, закипая от бессилия. Лишь когда один из следователей Aegis обнадёжил её новостью, она будто расцвела. — Было принято решение отправить вас обратно в Штаты, — сухо констатировал мужчина. — Что? — осеклась она, словно не веря. — Я… свободна? — Не совсем, — покачал он головой. — Результаты ваших анализов вполне удовлетворительны для того, чтобы продолжить службу в штабе. При условии, конечно же, что мы будем продолжать следить за вами. — То есть я всё ещё подопытная крыса? — Скорее микроорганизм под микроскопом, — глухо хмыкнул следователь, а затем продолжил: — Отнеситесь к этому как к неизбежному и смиритесь. Вам дают редкую возможность сохранить карьеру, сделав глоток свежего воздуха на родине. На вашем месте я бы радовался, мисс Кинг. Откуда такой подарок с небес, Рейчел не знала. Может, государство решило, что легче было сохранить ей жизнь и наблюдать со стороны, чем ждать, пока она загнётся от постоянных исследований. — Почему я не продолжу миссию в Ираке? — Ваши силы здесь более не нужны. Через пару дней вы покинете Ирак. — Лейтенант знает? — тихо спросила Рейчел. — Я думал сообщить ему, но, полагаю, вы лучше справитесь с этим. Под стальным взором она поёжилась. Затем рефлекторно коснулась припухшей лодыжки и, на несколько секунд скосив глаза на поджатую ступню, проговорила: — Я оступилась вчера… Могу я попросить Колчека зайти ко мне? — Для нас не имеет значения, ходите вы к нему или он к вам. — Можно нам два часа? — Вы просите слишком многого. — Я прошу, — прошептала она, — я не знаю, увижу ли его ещё. Увижу ли живым, увижу ли… Я прошу. — Вы очень умелый сотрудник, офицер Кинг. Ради своего пойдёте по головам, не так ли? Государство и впрямь может вами гордиться. Ваши заслуги идут впереди вас. Надеюсь, ваше благоразумие такое же твёрдое, как и желание увидеть лейтенанта. — Не сомневайтесь, — отрезала Рейчел. — Помните, что правительство может легко отнять у вас то, что вы имеете. Не делайте глупостей и не кусайте руку, которая вас кормит. — Я поняла, — процедила она сквозь зубы, еле натянув понимающую улыбку. — Хорошо, — согласился следователь, покидая комнату. Эти два часа — финальная точка. Рейчел не знала, увидит ли Колчека ещё когда-нибудь. А если увидит, то где: на поле боя или в штабе, — или совершенно случайно встретит его в Штатах — в баре, чуть подвыпившего, клеящего какую-нибудь девчонку. Хотя Джейсона и самого склеить можно было. Эрик, пытаясь разбавить напряжённую атмосферу праздными разговорами, шепнул как-то, что Колчек приглянулся Клариссе и что они даже успели украдкой пофлиртовать. Рейчел хмыкнула и совсем не удивилась. Возможно, Кларисса тоже её проклинала. Это же Рейчел так боролась за её жизнь, а потом бросила. Это она возненавидела Джейсона, а потом вцепилась в его руку, словно в припадке. В Колчеке было то, что её, помятую тяжёлым детством, привлекало больше всего: он держал удар. Во всех смыслах — в тренировочном бою, на войне, на словах. Даже тогда, когда жизнь била его с такой силой, что впору было зубам разлетаться по окровавленному кафелю. У него самого детство, болью выжженное в памяти, рябило в глазах уродливым шрамом — мазью не вылечишь, лазером не исправишь. Умрёшь с этим грузом. Такова судьба. Рейчел взглянула на свои мозолистые от постоянных тренировок ладони, почти упав в очередные воспоминания, но резкий скрип двери заставил её вздрогнуть и вскинуть голову. — Охренеть, — съязвил Джейсон, разводя руками в привычной для себя манере. — Скитлс сказали, что ты «пала в бою». Как ты умудрилась подвернуть ногу в клетке метр на метр? Решила размяться, но споткнулась о возраст? — хохотнул он, растягивая губы в донельзя довольной улыбке. Рейчел на секунду опешила, вздёрнула бровь, а затем захлебнулась смехом. — Эта клетка не подходит кошке, — и расправила плечи, словно вызов бросила. — Да? — Джейсон игриво наклонил голову. — А я думал, в самый раз для секретной белки. Они смерили друг друга заискивающими взглядами, словно это не им сносило крышу вчера от бешеного контакта, словно это не они, как голодные звери, кусали губы друг друга. — Сразу к делу, лейтенант Колчек, — Рейчел ухмыльнулась промелькнувшему на чужом лице удивлению. — Не желаете выпить? Она наклонилась к кровати, приподняла свисающую простыню и вытянула пару банок пива из помятой коробки. — Не ожидал? — хмыкнула она, кинув банку Джейсону и подвинувшись. Тот с наслаждением плюхнулся рядом, резко открыл её и осушил большими глотками. — Чёрт, Рейч, — протянул он, с наслаждением поджимая губы, — ты и представить не можешь, как мне этого не хватало. — Разговоров или пива? — Пива, конечно, — засмеялся Колчек, а затем, выждав пару секунд, добавил: — И разговоров тоже… Я типа… — он замолчал, подбирая слова, а Рейчел терпеливо ждала, делая первый глоток, — благодарен тебе, что ты здесь. — Как будто у меня был выбор, — ответила Рейчел, скребя банку ногтями. — Вообще-то это ты меня спас. Вернулся, как и обещал. — Ну хоть за тобой вернулся, — хохотнул Джейсон, сжимая губы. Рейчел видела, как отчётливо играли его желваки, как заострялись скулы, как блестели глаза в тусклом свете ввинченной в потолок лампы. Она достала ещё одну банку и протянула ему. — Что произошло после того, как вы с Ником опустили меня в кокон? — осторожно спросила она, на секунду съёжившись. Опасалась, что этот вопрос, как и множество других, бьющих ножом в солнечное сплетение, мог вывести Джейсона из себя за считаные секунды. — Пиздец, — замотал головой он, устало выдыхая. — Произошёл пиздец. Ник… он пытался подорвать всё… Я сказал ему… Блять, — Джейсон сжал банку, зажмуриваясь. Рейчел затихла, придвинулась ближе, будто хотела положить подбородок ему на плечо, но вовремя одёрнула себя. Лишь дыхание, свистящее от трепета сердца, выдавало её нервозность. — Он погиб, Рейч, — отрезал Джейсон, делая большой глоток. — Собрал вокруг себя этих упырей и подорвал. Пожертвовал собой, как настоящий морпех. Смерть прежде бесчестия. Ник всегда был к ней готов, хоть и страдал по тому случаю с девчонкой с контрольного пункта больше всех. — А ты, Джейсон? — тихо спросила Рейчел, чуть вздрогнув, когда он посмотрел на неё пронизанным болью взглядом. — Вкус пусть и косвенного, но убийства невинного человека всегда дерьмовый — можешь не сомневаться, — невесело засмеялся он, делая ещё пару глотков. — Я думал, если умру в пещерах, то так мне и надо. Думал, что хотя бы своей смертью искуплю грех. Но я выжил, Рейч. Я, блять, выжил, — Джейсон покачал головой, запрокидывая её к потолку. — И я совершенно не знаю, что делать. Рейчел нахмурилась и на секунду подумала, что в жизни не встречала человека, чья внутренняя боль, хорошо скрываемая под хладнокровием, могла быть столь же острой и яркой, как у него. У Ника сильно болела душа, но у Джейсона она каждый раз разрывалась, только он вспоминал тот инцидент. Хоть он и оставался собранным, эта собранность стоила ему огромных усилий. Сержант этого не понимал, не видел, лишь обвинял во вранье. Ник оставался Ником даже под маской сержанта Кея. А у Джейсона хладнокровие, выточенное жёсткой подготовкой, хорошо оттесняло его истинные чувства на задний план. Рейчел сжала челюсти, ощущая резкий спазм в горле от осознания убийственной разницы между лейтенантом Джейсоном Колчеком и просто Джейсоном. — Ты так смотришь на меня, — усмехнулся он. — Правда тебе не по зубам, а, Рейч? — Ради неё мы живём, — отрезала она. — Но никто не узнает о том, что произошло в пещерах, потому что Штаты не допустят такого подрыва репутации. Понимаешь, Джейсон? И твой бешеный патриотизм, и твои башни на кепке, и то, ради чего мы попёрлись на ту ферму, и всё, к чему мы готовились, стремились, всё то, ради чего вставали по утрам, — всё это… — Рейчел всплеснула рукой. — Всё это фарс, Джейсон. Вся наша жизнь под откос. И мы с тобой — под откос. Но мы, мать твою, живы. И мы будем жить. Так что держите удар, лейтенант Колчек, — хмыкнула она, а затем горько улыбнулась: — Держи удар, Джейсон. И не смей подыхать. — Я и не собирался. — Это обещание, лейтенант? — Да, мэм. В глазах — огонь. Пламя высушило слёзы, обожгло грудную клетку и запустило сердце, словно доза адреналина. В их памяти — вереница событий, колющих сердце тоской. Под кожей — саднящие неизлечимые раны. И вина — ядовитая, гадкая, как хроническая болезнь, как несмываемая грязь, липнущая к телу. Рейчел поставила банку на тумбочку и притянула Джейсона раньше, чем начала отдавать себе отчёт. Обняла крепко-крепко, почти задушила и зашептала в ухо: — Прости, — она зажмурилась. — За то, что не отговорила Эрика. За то, что… — Ой, да заткнись ты уже, Рейчел, — перебил Джейсон, дёрнувшись. У морпехов реакция отточенная, молниеносная. И сами они молниеносные. Потому Джейсон слишком быстро перевернул кепку козырьком назад, слишком быстро откинул пустую банку, слишком быстро притянул Рейчел к себе, подхватив под поясницу. Сбитое дыхание свистело в ушах, горечь пива на чужом языке перебивал чудящийся привкус крови. От избытка чувств Рейчел подрывалась внутри, как на минах. Чем жарче Колчек целовал её, чем сильнее прижимал к себе, уверенно фиксируя ладонью затылок, тем больше белое пятно расплывалось в её голове, оставляя в кои-то веки приятную пустоту. Она запрокинула голову, раскрыла рот от горячих поцелуев в шею, распахнула глаза, подёрнутые пеленой, раскрашенной светом лампы. Посмотрела на него долго-долго. Быть может, всепрощение? Рейчел тяжело сглотнула, когда Джейсон осторожно взял её лицо в ладони и, наклонив голову обратно, уставился на неё. Нет, не всепрощение. — Меня отправляют домой, — с трудом прошептала она, — в Вирджинию. Лишь пустое раскаяние, словно те, кому отправлены были все мольбы о прощении, могли ответить. Словно не были мертвы, словно не гнили сначала под камнями и тоннами коконов, а позже — в чёрных мешках. — Вовремя, Рейч, — засмеялся Джейсон, отодвигаясь и потирая челюсть. — Да я знал, расслабься. — Правда? — Догадывался, — пожал плечами он. — Белки здесь не задерживаются, хах. И ты часто моргаешь, когда что-то скрываешь. — А у тебя глаза бегают, — парировала она. — Ну, — Джейсон наклонил голову, отводя в сторону осоловелый, веющий колючей грустью взгляд, — нет ничего лучше, чем быть дома, да? В ритм войны трудно войти — а ты достаточно пережила, чтобы даже пытаться. — Ты правда так считаешь? — Рейчел думала поймать его на очередном откровенном вранье, но врезалась в непробиваемую, моментально выстроенную стену. Но не между ними. Между его внутренними мирами: между лейтенантом и простым парнем. — Да, — поджал губы Джейсон. — Да. — Пиздишь, — не отставала она. — Ответь мне как Джейсон. Как просто Джейсон, блять, а не как выскобленный лейтенант. Хватит прятаться, Колчек! — Блять, Рейчел! — дёрнулся он, вскакивая с места и начиная шагать по комнате. Она разбередила рану, сорвала корку, хлёстко ударила в самую уязвимую часть и раздула утихшее пламя. Теперь оно горело в нём, как в Окленде. Пригвождённая к месту, Рейчел будто чувствовала жар этого огня, жгущего её кожу, в точности как и душу Джейсона. Он глянул на неё издалека, и она захлебнулась в черноте его глаз. Понеслась. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я заебался от войны?! Я заебался, я пиздец как заебался, Рейч, но я выбрал своё место и я не могу повернуть время вспять, — шипел Джейсон, и Рейчел чувствовала, как горело его сердце, будто бензином облитое и подожжённое в одно мгновение. — Я не могу вернуть погибших, а лицо каждого горит у меня перед глазами, стоит мне только закрыть их. Блять, да я с ума схожу, их голоса до сих пор звучат рядом. А они в моей башке звучат, понимаешь? Думаешь, я не знаю, что падение башен — пиздецки мутное дело, думаешь, я не думаю об этом каждый, сука, раз, когда смотрю на свою кепку?! Да я, блять, живу ради всего этого, чтоб не думать об этом, чтоб не сойти с ума и не пустить хмурого по вене опять. Думаешь, от героиновой зависимости можно до конца избавиться?! Ты, блять, так думаешь?! Он быстро сократил расстояние, надвигаясь на неё, будто огромная волна в океане, и Рейчел пришлось откинуться на спину, рефлекторно выставляя руки вперёд. — Джейсон, пожалуйста! Этому не учили в университете ЦРУ, этому учила жизнь: если надвигается буря, ты бежишь и прячешься. Джейсон бушевал и, подобно шторму, тянущему на дно суда, топил Рейчел в своём отчаянии, заставляя захлёбываться от того, как больно было слышать и слушать каждое сказанное им слово. — Найти своё место, да? — дёрнул плечом он, вскидывая руки, капитулируя. — Вернуться домой, зажить мирной жизнью, жениться, завести детей. Что ещё мне предложат?! — А что в этом плохого? — тихо спросила Рейчел, осторожно садясь и сжимая в пальцах помятую простыню. Она прекрасно знала что. Прекрасно понимала, как военная пропаганда промывала мозги, как правительство давило на нужные рычаги, как позволило когда-то Джейсону, бывшему жёсткому наркоману, попасть в военную элиту. Таких, как Джейсон, любили — бешеных патриотов со скрипящими от злости зубами. Из таких удобнее всего было лепить воинов. Первыми в бой, последними из боя. Но Рейчел спросила его не для того, чтобы он, перегорев злобой, расписал ей свою историю. Она спросила для того, чтобы его шестерёнки, смазанные пропагандистским маслом, начали потихоньку скрежетать. — В доме? — Джейсон на секунду зажмурился, сжал губы, а затем опустился на корточки, складывая ладони. — В том, что у меня его нет. В том, что дома меня никто не ждёт. В том, что я похоронил дома всех и продолжаю хоронить здесь. В том, что, если я вернусь домой, я вернусь к игле. В том, что… — он цокнул языком, пытаясь унять дрожь в горле. — В том, что меня тошнит от дома. Я ненавижу дом. Понимаешь? Каждое слово — выстрел в голову, точный, быстрый. Отдача винтовки в плечо безумно болезненная. — Джейсон… — Думаешь, я воюю ради мести? Это в прошлом, — перебил он, качая головой. — Я воюю ради себя. Теперь — ради себя. И будь, блять, уверена, я справлюсь. — Я не сомневаюсь, — тепло улыбнулась Рейчел, но глаза сполна выдавали её горящую, словно костёр в ночи, тоску. — Вали домой, Рейч, — сокрушённо выдохнул Джейсон, поднимаясь, и, плюхаясь рядом с ней, устало проговорил: — Вали и не оглядывайся. — А ты? — Выбью, наконец, капитана, — решительно ответил он и посмеялся. — Буду зелёным соплякам делом показывать, что морская пехота — это вам не «мама, положи мне мои любимые носки». И то, что они поступили в военную элиту, не значит, что они в ней задержатся после выпускного. Шторм миновал. Волны уменьшались и больше не разбивались об острые скалы, не кренили суда. Стало просвечивать небо, затянутое мрачными облаками, полными молний. Рейчел взглянула на Джейсона, словно в душу посмотрела, и поняла, что «шторм миновал» — не больше чем заблуждение. Его шторм никогда не минует. Он лишь на время утихнет, бушуя в его душе, а затем выплеснется, вытягиваясь к небу огромной волной. Перерастёт в цунами и погубит. И ведь его же погубит. Погубит, подумала Рейчел, но вслух ничего не сказала. Лишь с горечью посмотрела на него, но разбилась о встречный взгляд, как по иронии полный острого льда и беснующихся искр. Джейсон всегда был таким. Слишком молод лицом, словно мальчишка, но усеян мелкими шрамами под колющейся щетиной. И хорошо вставленная носовая перегородка когда-то разбитого носа, и пересчитанные по нескольку раз рёбра, и кожа, помнящая холодный жгут и острую иглу, и дрожащие от бесконечных взрывов перепонки в ушах — всё это делало из мальчишки мужчину. А в глазах — сначала холод. Потом пламя. Потом шторм. Рейчел смотрела и слушала-слушала-слушала, будто разворачивала плотно запакованную книгу. Лейтенант Джейсон Колчек был выточен как примерный морпех. «Все бы так после иглы рвались в бой, как он», — читала Рейчел в его личном деле. Он был лучшим из лучших, синим соколом даже близко не стал бы. Речь его была поставленной, он ответил бы за каждое слово и никогда бы не предал, не подвёл. В своём деле он был уверен на все сто, в своей команде — тоже. Лейтенант Колчек обязательно получит капитана, подумала Рейчел, внимательно слушая его и каждым словом дополняя пазл. Просто Джейсон был совсем другим. Просто Джейсон с детства не любил читать книги, но любил смотреть старые фильмы, что крутили по телевизору вечерами. И всегда цитировал те, которые выделял для себя, особым тоном. Просто Джейсон любил тёмное пиво, потому что оно сильнее ударяло в голову, а из крепкого предпочитал ром. Просто Джейсон хотел быть любимым. Лейтенант Колчек считал себя не созданным для отношений. Его жена — война, а любовница — гражданка. У любовницы лейтенант Колчек редко бывал. Жену любил. Лейтенант Колчек убил бы гражданскую, если бы она показалась ему смертницей. Просто Джейсон позже винил бы себя в её смерти. Лейтенант никогда бы не показал вину на лице, он бы выпятил бескомпромиссную жёсткость и отдал бы чёткий приказ. Просто Джейсон взорвал бы себя внутри от мыслей об отнятой невинной жизни. Лейтенант Колчек семью выжег из памяти ровно тогда, когда похоронил. Просто Джейсон семью любил — так сильно, что до сих пор не мог залечить испепелённое обидой сердце. Просто Джейсон поначалу дрался с Ником до крови из-за разных взглядов. Ник Джейсона не понимал, а тот и не просил себя понимать. И лезть в душу тоже. Ощерился при первой же встрече — и понеслась нелёгкая. Дрались жёстко, перекатывались по полу, били наотмашь. До саднящих костяшек, до разбитых губ и кровавых подтёков. А потом вместе драили казармы, хмуро переглядываясь и присматриваясь друг к другу. Хочешь ненавидеть брата по оружию — ненавидь, так Джейсону говорили. Но на войне, если придётся, ты потащишь его, раненого, на своей спине. А если он будет в пяти секундах до того света, ты будешь слушать всё, что он там своей семье хочет передать. И письмо отправишь, и жетоны тоже. Потому что морпехи своих не бросают. Semper, ебать его, fi. Ник Джейсона зауважал ещё до лейтенанта. Когда тот, впрямь как по предсказательному наставлению, тащил его, оглушённого взрывом учебной гранаты, на своей спине. Это был жёсткий отбор. Провалился — вылетел, как пробка из шампанского. Джейсон Ника не бросил. Джейсон Ника дотащил, даже до медпункта довёл и на кровать уложил. Фыркнул, поправил собственную униформу и проследил, чтоб иглу с капельницей ввели правильно. Может, Джейсон и был придурком-максималистом с принципами толще китайской стены, но зато был верным. Мог подраться со своими, но с таким же рвением бился за своих. Просто Джейсон отдавал половину ужина Джоуи, потому что знал: тому нравится здешнее пюре, так похожее на стряпню его матери. Просто Джейсон прыгнул с Ником с парашютом, утащив за собой, когда тот, первый раз увидев огромную высоту, впал в ступор. Просто Джейсон всегда рвался в бой первым, но никогда не бросал никого позади. И не верил в злые приметы, но, сходя с вертушек, никогда не оглядывался. В итоге Ник стал балдеть от просто Джейсона. Просто Джейсон любил слушать ZZ Top и альтернативный рок, но мечтал быть похороненным под «Show Must Go On» вместо «Day is Done» просто потому, что считал свою смерть мотивацией для других морпехов. Мысль о погибших толкала его жить дальше, и он надеялся, что его смерть тоже послужит кому-нибудь хоть каким-то уроком. Гори оно всё адским огнём. Шоу должно продолжаться. Лейтенант Джейсон Колчек продолжал жить. Просто Джейсон — тоже. Линии соединились в единственной точке и там же остановились. Дальше — неизвестно. Дальше — как карты лягут. Они допили последнюю банку пива, скидывая её в коробку к остальным, и перекинулись захмелевшими взглядами. — Чёрт, Рейч, — Джейсон облокотился о кровать и поднял гудящую голову к потолку. — По ходу, мы переборщили. — Ну всё, — хохотнула она. — Пиздец нам. — Они тебе говорили, как вести себя со мной? — В плане? — Например, не спаивать меня, хах, — Джейсон растянул губы в довольной улыбке. — И самой не пить. — Нет, они только велели мне не соблазнять тебя, — поддела Рейчел, внимательно наблюдая за реакцией. — Да? — удивился он, а затем добавил: — Очень жаль.  — Правда? — Ну… — Джейсон на секунду нахмурился, будто пытался подобрать слова, но потом сдался: — Да забей, Рейч, я хуйню несу, когда пьянею. — Поверить не могу, что тебя развезло от пары банок пива, — засмеялась она, опускаясь рядом и всматриваясь в его лицо. — Это всё стресс, — устало выдохнул он. — Обычно я не такой. Ну, — Колчек с иронией развёл руками, — с чужими жёнами не сплю, это по части Ника. Рейчел дёрнулась, нахмурилась, посмотрела — точно окурком кожу прожгла. — Блять, — Джейсон сжал губы, зажмуриваясь. — Блять, блять, блять, прости. Пиздец. Прости, я не хотел, говорю же, хуйню несу, я не хотел. — Завались, Колчек, — прошипела Рейчел, нависая над ним. — Завались. Зря она к нему за это время прикипела. Зря провела параллель между ними, зря узнала его до уровня «неплохие друзья». Хотя как будто у неё был выбор. Теперь ей приходилось куда больнее потому, что здесь, в этой песочнице, Джейсона она видела последний раз. Жизнь разводила их дороги в разные стороны, бросала камни под ноги и смотрела, как они оступались и падали. Но, отряхнувшись, вновь вставали. Такая у них была жизнь. А завтра будет другой день, будет пища, будут новости. Завтра будет. А до тех пор — она села на его бёдра и, притянув к себе, сжала в объятиях со всей силой, какая у неё только была. Чтоб он ощутил её, чтоб помнил былую Альфа-Суку, чтоб ни на войне, ни на гражданке не забывал о ней. Рейчел удивлялась своему желанию отпечататься в его жизни, словно ей окончательно снесло крышу. Хотя с Джейсоном недалеко было и до этого: целовался он и правда так, что внутри будто дождь из бомб проходил. Колени разъезжались по смятым простыням, дрожали плечи, руки, пальцы, которыми она впивалась в его спину, сжимая в кулаках футболку. И она балдела, охренеть как балдела от того, как сильно и грубо его пальцы стискивали бёдра, когда он прижимал её к себе. Имитация секса кружила голову не хуже настоящего секса, и Рейчел казалось, что она вот-вот сойдёт с ума. Джейсон трогал её везде, но не раздевал. Рейчел — тоже. Этот порог они не осмеливались перешагнуть, лишь запускали руки под одежду друг друга, оглаживая горящее под пальцами тело. Он сжал ладони на её ягодицах, задавая ритм, пока она прятала лицо в изгибе его плеча, стараясь глотать рвущиеся наружу стоны. Давно ей не было так хорошо — настолько, что хотелось запрокинуть голову и в голос застонать. Настолько, что несчастный петтинг через одежду бил по оголённым нервам, точно полноценный, доведённый до предела секс. Джейсон коснулся губами её уха, и Рейчел дёрнула рукой, зажимая ему рот. Если бы он хоть слово сказал со своим хриплым акцентом, то она не продержалась бы и секунды. А потому лишь поймала его блестящий, опьянелый взгляд, а затем закатила глаза, когда Джейсон запустил пальцы под резинку её белья. И смотрел на неё, смотрел, впитывал каждую эмоцию, облизывая и прикусывая зажимающую ему рот руку. Рейчел сильнее задрожала, дёрнулась, задохнулась, словно током прошибленная, когда почувствовала пальцы у себя между ног. Задохнулась сильнее, когда Джейсон, прикладывая всю силу, зафиксировал её так, что елозить она уже не могла. И водил пальцами, выжигая её полное истомы лицо у себя под веками. Рейчел на секунду подумала, что впору было уже разлететься пеплом по округе. Настолько сильно её бросало в жар. Ноги в липнущих пижамных штанах сводило судорогой, пока дрожащее тело всё больше покрывалось испариной. Рейчел тихо замычала, чувствуя, что осталось совсем немного. Пока Джейсон не опрокинул её на кровать, не навис сверху, не приложил указательный палец к её губам, призывая быть тише. Хотя, казалось бы, куда уж тише. Они и без того то затыкали друг друга поцелуями, то жарко дышали друг другу в шею. Джейсон зрительного контакта не разорвал. Не разорвал даже тогда, когда приподнял её футболку, фиксируя ткань над грудью. Не разорвал, когда осторожно поцеловал заживающий после операции рубец. Не разорвал, когда вклинился бёдрами между ног Рейчел, придавливая собой и сжимая в ладонях её грудь, скрытую под бюстгальтером. Рейчел зажмурилась, выгнулась, вцепилась руками в подушку. Часов здесь не было, и можно было только догадываться, сколько им оставалось до стука в дверь. Но Рейчел соврала бы себе, если бы сказала, что мысль быть пойманной с Джейсоном не заводила её. Она на секунду об этом подумала и почувствовала, как сильнее затвердели её соски, как сильнее затянуло внизу живота от постыдного желания. Словно они и правда были подростками, что прятались в комнате от строгих родителей. Давно Рейчел не чувствовала себя такой. Точнее, такой она себя никогда не чувствовала, и потому ощущения обострялись ещё больше. Джейсон будил в ней всё то запретное, что она хранила глубоко в душе, считая это ужасным и ненужным в отношениях. Но с Джейсоном Рейчел могла быть мерзкой, неправильной, потому что он, избитый тяжёлым детством, прекрасно понимал её. Он и сам был таким. Бывший наркоман, чья жизнь ломалась тысячу раз. Выжил чудом, но вырвался из ада упорством. Правда, упал в другой ад. Так это в жизни бывает: белые полосы, чёрные полосы. Скажи Рейчел, прилетевшей в Ирак год назад, что жёсткий и бескомпромиссный националист — лейтенант Джейсон Колчек внутри перестрадал войну похлеще Вьетнамской, она бы ни за что не поверила. А сейчас поражалась собственной глупости, заблуждению в том, что Джейсон ловил с этого всего чистый кайф. Хотя они друг друга стоили. Оба хранили в себе всё самое искреннее, горящее в душе вечным пламенем, а внешне показывали лишь стальную хватку бравых воинов. Рейчел боялась быть настоящей — уступчивой в стрессе, сострадающей. Но с просто Джейсоном можно. Просто Джейсон знал, каково это. И её, обласканную поцелуями, он поджигал так же умело, как чеку с гранаты срывал. Целовал в солнечное сплетение, ладонями пересчитывая рёбра, и прикусывал твёрдые соски сквозь тонкую ткань белья. Колол щетиной так, что Рейчел ёрзала под ним, вскидывая бёдра и зажмуриваясь от того, как жарко чувствовала его возбуждение. Рейчел подумала, что если бы они были на гражданке, то она бы затащила его в какой-нибудь пропитанный сигарным дымом и кубинской музыкой бар. Они бы распили на двоих бутылку рома и танцевали бы до утра, прижимаясь друг к другу вспотевшими телами. А потом грязно целовались бы, зажимаясь в переулках, как подростки с бушующими гормонами. Если бы они были на гражданке, дома, то они бы не оставили и места, где не трахнулись бы, до крови искусывая друг другу плечи и шею. И стонали бы — ужасно пошло, словно в бульварных фильмах, которые они потом, пьяные вусмерть, чисто из интереса обязательно посмотрели бы. Самое сложное в этой цепочке было дожить до гражданки. Рейчел верила, что когда-нибудь ей придёт письмо от Джейсона или он позвонит ей или найдёт её в Вирджинии и расскажет, как ему дали капитана и как он был в этот момент счастлив. А потом они обязательно отпразднуют. Обязательно. А до тех пор — Рейчел сжала его талию коленями, притянулась сильнее, выгнулась. Сократила расстояние до тех миллиметров, что оставляла одежда. Ткань и раздражала, и подливала масла в огонь: Рейчел чувствовала, как давил Джейсон, грубым швом проезжаясь меж её ног. Год назад она бы даже не возбудилась от такого контакта, но сейчас, придавленная горячим телом, она с ума сходила от того, как чувствовала Джейсона. Как текла под ним, кусая собственную руку, как выгибалась от каждого точного попадания ширинки по клитору, как теряла мысли и сдерживала дерущие горло громкие стоны. Ей почти снесло крышу. Почти. Окончательно снесло, когда Джейсон провёл ладонями по её оголённой талии, а затем запустил ладони под лифчик, сжимая пальцами соски. Ей снесло крышу, когда он, отняв её руку ото рта, грубо поцеловал, почти ударившись зубами, вдалбливаясь между бёдер с такой силой, что вместе с Рейчел дрожала и кровать. Ей снесло крышу, когда он прикусывал её губы, шею, ключицы, но не в кровь, зная, что подобное для Рейчел было никак не допустимо. Ей снесло крышу, когда он оторвался от неё и, встав на колени, притянул её бёдра к своим, заставляя изогнуть поясницу. Ей пиздец как снесло крышу, когда она украдкой поймала его взгляд и кроме чарующей бездны и голого, острого желания ничего в нём нашла. И продолжало сносить, когда Джейсон хриплым, севшим от возбуждения голосом прошептал: — Продержись так немного. Он толкался между её ног нестерпимо сильно — затыкать ей себя приходилось уже не руками, а подушкой, наволочку которой она сжимала зубами. Джейсон держал её за бёдра такой цепкой хваткой, что под пальцами горела кожа и болели кости. Рейчел подумала — лишь на секунду, потому что больше думать она не могла, — что наверняка останутся следы. И эта мысль доводила её до экстаза с той же лёгкостью, с какой Джейсон «брал» её в этом нелепом, но крышесносном петтинге. Она бы смотрела на эти расцветающие неровные пятна и мечтала бы, чтобы точно такие же остались и под ключицами, чтобы следы от зубов остались и на её плечах, чтобы кисти, длинные пальцы которых умело обхватывали рукоять автомата, так же обхватили и её горло. В ушах стучало так, словно она была на передовой, в окружении грохочущих гранат. Жаркий воздух жёг в ноздрях, из глаз текли слёзы, и Рейчел не могла понять: это тело настолько взмокло от кипучей близости или же это ей было настолько хорошо. А потом ей стало всё равно. Всё равно, что подушка душила её, не давая полноценно вздохнуть — зато глуша звуки. Всё равно, что она обманывала Эрика с Ником, а после смерти обоих нашла утешение в другом. Возбуждение накалилось до предела, но никак не могло вырваться, словно Рейчел что-то сдерживало и не позволяло ей полноценно отдаться. А потом Джейсон отнял подушку и, опустившись на пятки, потянул Рейчел за собой. Выдерживая её хмельной взгляд, он покачивался вместе с ней, придерживая одной рукой за бёдра, а второй за горло — так, чтобы Рейчел не могла отвернуться. Джейсон пробирал её взглядом, смотрел прямо в душу, жаля тело адреналином. А она сдавленно мычала, сводила брови в истоме, глубоко дыша, сжимая подрагивающие ноги. И почти прошептала искусанными до трещин губами его имя. Джейсон ухмыльнулся, наклонился ближе и, не разрывая зрительного контакта, ответил: — Я знаю, — и отпустил её, опираясь на выставленные назад руки. — Давай. Рейчел всегда обладала отточенной реакцией, умением оперативно принимать решения и быстро реагировать на команды. В постели она себе не изменяла. На команду Джейсона среагировала точно по инструкции: тотчас провела ладонями по плечам, вцепляясь в них, тотчас расставила колени, прижимаясь сильнее, тотчас пустилась в безбашенное родео, которое техасскому Джейсону и не снилось даже под жёстким приходом. И увековечила у себя в голове вид исступлённого Колчека, млеющего от мурашек по всему телу. Он был на грани, и она тоже. Между ними — ни сантиметра, тела вплотную. Настолько, что она чувствовала складки его футболки, когда касалась её грудью. Даже сквозь бюстгальтер в её тело, казалось, струился электрический ток, будто весь мир решил казнить её изощрённым способом. Рейчел вздрогнула, когда Джейсон положил одну руку ей на талию, запрокинул голову и жарко выдохнул. Сегодня к потолку не единожды возносились молитвы, и если бы бог существовал, он бы их вряд ли простил. Хотя этим двоим, забывшимся друг в друге, мечтающим о полноценном, драйвовом сексе, божье прощение уже не было нужно. Джейсон толкнулся вместе с ней, добавляя их заезду последнюю крупицу. Внутри с оглушающим хлопком лопнула раскалённая докрасна пружина. Рейчел зажмурилась, прижалась ближе, спрятала лицо в чужом плече и громко-громко засопела. Джейсон впился зубами в её футболку, а руками сжал бёдра. Следы точно останутся, но оно и к лучшему. Она скрасит свои вечера в Вирджинии мыслями о них. Они кончали мучительно тихо, жмурясь и вздрагивая. Рейчел чувствовала, будто всё тело свело судорогой от того, как остро пульсировало между ног. Джейсон прижал её к себе с такой силой, что ей пришлось вцепиться в его руки от страха переломать кости. Пока оргазм выжимал их тела досуха, Рейчел опустила потяжелевшую голову на его плечо и громко выдохнула. На неё будто весь мир опустился, придавливая и топя в насущных проблемах. Только насущные проблемы у них были разные. В одних — Рейчел отправлялась в Штаты с надеждой не разорвать связь с Джейсоном. В других — Джейсон кончил в штаны с минимальной надеждой, что следов не останется. Рейчел устало улыбнулась этой мысли. Это было так глупо, неправильно, но она не смогла подобрать бранных слов, чтобы в который раз обвинить себя. В голове была приятная пустота, и Рейчел не хотела её ничем заполнять. — Рейч, — вдруг позвал Джейсон, чуть приподнимаясь вместе с ней. — М? — Салфетки есть? Её звонкий смех разлился по комнате. Она улыбнулась до невозможности искренне, словно в жизни ничего смешнее не слышала. И, опустив задравшуюся футболку, с вызовом прошептала: — Что, лейтенант Колчек, у вас маленькая проблема? — Рейчел дёрнула бровью, с наслаждением отмечая, как Джейсон с не меньшим удовольствием подхватил её игральную кость. — Да уж, суровые условия — лучше любых противозачаточных. Приходится спускать в штаны, а не в вас, мэм, — Колчек вскинул голову, сверкая искрами во взгляде. Испытывал её. Проверял каждый раз на наличие былой хватки «альфа-суки», стали в нервах, острого языка, которым она когда-то затыкала Мёрвина. Хватит ли ей стойкости стерпеть сальную шутку, хватит ли ей духу не отвести взгляд. Подколы Мёрвина были однотипными: про матерей да про женщин у плиты. У Джейсона они были другими — попадали точно в цель, подначивали, испытывали терпение. И Рейчел, за год пропалённой морпеховским юмором, нравилась эта игра. Джейсон дал ей тот эмоциональный секс, от которого она балдела больше всего и после которого каждый раз, как на адреналине, дрожала от словесных баталий. Она расправила плечи, вскинула голову и усмехнулась уголками губ. Пропустила ответ, но не дёрнулась, не отвернулась, не съёжилась. Знала, что придёт день и она рассчитается сполна. Рейчел запомнит каждую шутку и ответит, словно пулю в глаз пустит, ровно как и Джейсон. И по хитрому прищуру, по подначивающей ухмылке Рейчел понимала, что Джейсон ждал этого не меньше её. Так это бывало у таких, как они: сначала долбятся словесно, потом долбятся эмоциями, потом долбятся в дёсны. С Джейсоном можно было всё: и разругаться вдрызг из-за симпатии к разным персонажам в фильме, и распить виски, танцуя в пьяном угаре на балконе с сигаретой в зубах, и покататься по полу, стукаясь зубами от агрессивных поцелуев, и песочницу вверх дном перевернуть, и все города в штате объездить. Джейсон был тем человеком, с которым можно было всё, а сложность характера, тяжёлое прошлое, хладнокровие, которое иронически сочеталось с пылкими чувствами в душе, — всё это притягивало Рейчел и заставляло сильнее прикипать. Она протянула ему несколько салфеток, на одной из которых был криво написан её домашний адрес. — Заранее подготовилась, — хмыкнул Джейсон, пряча подписанную салфетку в карман. — Решила подстраховаться. Вдруг вашего собачьего нюха не хватит, чтобы найти меня, — подначивала Рейчел, выделяя каждое слово — как кожу иголкой прокалывая, — лейтенант Колчек. — Не волнуйтесь, мэм, — он наклонился к ней так близко, что она почувствовала его жар на своих щеках. — Псы чуют вражеских пушечных зайчиков за версту. Белку в дупле я уж точно учую. — А я думала, что твоя кепка собрала в себе все твои амбиции, — Рейчел всё же не сдержала смех. — Ты и правда трахаешься в ней, Колчек. — Эти тёрки друг о друга вообще не секс, — фыркнул Джейсон, а затем натянул лукавую улыбку, прошептав: — Но тебе многого и не надо, да же? Нет. Нет, ей надо было очень много. Ей надо было, чтобы Джейсон был рядом, потому что она была жадной до эмоциональной разрядки, ей надо было, чтобы Джейсон был жив не только сейчас, но и потом. Ей надо было, чтобы Джейсон стёр с кепки трагическое «9/11», чтобы смысл его войны был в поиске нового дома, а не в желании никогда не возвращаться в старый. Ей надо было, чтобы Джейсон закончил воевать с самим собой, потому что если ты себе враг, ты — живой мертвец. Так её учили, так она запомнила на всю жизнь. Но вслух ничего не сказала. Знала реакцию наперёд: Джейсон разозлился бы, ощерился бы, гаркнул бы, что она снова за своё. Джейсона учить было бесполезно, всё, что он мог впитать в себя, он впитал в процессе морпеховской подготовки, прежде пройдясь босыми ступнями по разбитому стеклу и грязным иглам от шприцев. Таких, как Джейсон, учит уже жизнь, а не другие люди. На войне таких любили — бульдогов с хваткой бультерьеров, натренированных для боёв. Джейсона ни за что не погубят. Не погубят, думала Рейчел, поникая. — Чёрт, Рейч, — цокнул Джейсон, потирая шею. — Я не думал, что эта шутка заденет тебя. — Дело не в этом. Дело в правительстве. В Ираке. В этой войне. И в том, что ты в ней. — Пойдём по третьему кругу? — выдохнул Колчек, язвительно ухмыляясь. — Ты знаешь, что эта тема никогда не закроется, — устало протянула Рейчел и отвела взгляд. — Белке бульдога не понять, — Джейсон одёрнул штаны и зашуршал салфеткой. — Америка бросила сюда все силы, но некоторые силы просто не предназначены для того, чтобы глотать пыль. Поэтому хорошо, что ты сваливаешь. В штабе тебе будет лучше. А мы пока здесь повоюем. В том, что Колчека не пустят под комбайн, как непригодного морпеха, Рейчел уже не сомневалась. Разбрасываться такими верными, вытянутыми по стойке смирно боеголовками было настоящим кощунством. Лучших из лучших просто так не убирают, их используют до самого конца, выжимают все соки, а потом уже забывают. Будешь жив — выйдешь на пенсию с орденами, уйдёшь с миром. Страна отнесётся с уважением, большего не потребует. Будешь мёртв — да простятся тебе все грехи. Флаг твоей страны сгниёт под толстым слоем земли вместе с тобой. Третьего не дано. Рейчел знала это с самого начала, но никогда не думала, что жить в той реальности, к которой её приучали, будет так сложно. Сложить свои полномочия можно, но Джейсон не сложил. Он и не сложит. Для него этот позор в тысячу раз хуже смерти. Она посмотрела на него с таким глубоким сожалением, в которое вложила горящую просьбу вновь простить её, словно Джейсон обладал даром забвения. А он посмотрел в ответ ледяным взглядом, за пеленой которого прятался весь спектр эмоций. Он смотрел на неё как лейтенант Джейсон Колчек, но под маской из хвалёной выдержки она успела разглядеть нужного ей просто Джейсона. Лейтенант вернётся капитаном, Рейчел была уверена. Она улыбнулась, притянула его к себе и крепко-крепко обняла, жмурясь от клокочущих в горле эмоций. Они сидели так всё оставшееся время, так и не решившись надломить нависшую тишину. Лишь в конце, покидая её комнату под пристальный взгляд надсмотрщика, Колчек кивнул ей, салютуя: — Удачи, Рейч, — и улыбнулся до невозможности тёплой улыбкой, от которой у Рейчел затянуло органы в один большой узел. — Не облажайся там. Она выточила его лицо у себя в памяти до мельчайших деталей: до родинок, рассыпанных по щекам и шее, до мелких шрамов на губах и подбородке, до дрожащих зрачков. Она отпечатала его ухмылку в своей голове ярким следом и представляла её всю ту дорогу, пока шла до вертолёта, пока летела до Багдада, пока не содрогнулась от вида чертовски знакомых окрестностей. Штаты встретили её чистым воздухом, летней жарой, слабым ветром, поднимающим края кофты и играющим в волосах. Рейчел долго привыкала к запаху родной квартиры, стены которой давно пропитались холодом. Долго привыкала вставать по будильнику, а не по стуку в дверь, долго привыкала к тишине, разбавляемой лишь шумом стройки за окном да громкими соседями. И так и не привыкла. Люди не догадывались, что пережила Рейчел, и не догадаются никогда. Никогда не узнают, что было в Ираке помимо войны. Никогда не узнают, скольких потеряла Рейчел и кого боится потерять сейчас. Они не узнают, что она прячется под кроватью, стоит балкам на стройке упасть, звучно ударившись друг о друга, стоит фейерверку лопнуть в небе, стоит соседке уронить сковороду на пол. Никто не узнает, как сильно дрожит Рейчел, получая письма оттуда и как царапает пальцы острыми краями конверта, второпях вскрывая его. Люди не поймут, почему Рейчел, покинувшей войну уже почти как год, всё ещё сложно дышать. Не поймут, когда Рейчел включит в магнитофоне «Show Must Go On» на всю квартиру и будет слушать эту песню, глотая слёзы и сжимая в ладонях, перепачканных в песке и крови, жетоны с чужим именем. Не поймут, что означает одна-единственная фраза, криво написанная в присланном ей письме: «он просил передать, чтобы вы его простили, потому что он облажался». Говорят, ты привыкнешь, войдёшь во вкус, прочувствуешь всё на себе. Рано или поздно война впитается в тебя, как иракское солнце, под лучами которого свистели пули и сворачивалась на песке кровь. Рейчел пережила десятки ранений, затянувшихся у неё на коже кошмарными шрамами. И лишь одно ранение не затянется у неё никогда.