Что же ты делаешь, Малфой?

Должно быть, забавно было бы увидеть то, как я влюбленными глазами смотрю ей вслед. Я и сам бы от души посмеялся над этим, будь у меня возможность наблюдать себя со стороны. Но, к сожалению, таким даром я не обладаю, и никакое колдовство не может этого изменить. А жаль... Кто-то из парней толкает меня локтем, противно хихикая, и я понимаю, что вот уже пол минуты не отвожу зачарованного взгляда от этой противной заучки, которая всегда меня бесила. Да-да, я говорю о ней, именно о ней, о Грейнджер. Меня спрашивают, отчего это я так заинтересованно на нее пялюсь в последнее время, а я и сам понятия не имею, что ответить. Мне хотелось бы самому отыскать причину, по которой эта девчонка не вылетает у меня из головы. И вот, она скрылась за углом, и я впервые за это время смог моргнуть. Куда же она направляется? Не то, чтобы мне это было уж так прям интересно, но все-таки... Хочется встать, бросить все, и последовать за ней. Она вечно чем-то занята, вечно спешит куда-то по делам, неужели она вообще никогда не отдыхает? Все это приводит меня в состояние легкого шока. Мне вот, например, прекрасно живется и без этих заморочек по поводу учебы. В свободное от уроков время я предпочитаю скучной и унылой библиотеке компанию друзей, подколы в адрес Гарри Поттера и его компашки и все в этом духе, словом, развлекаться. Никогда не понимал Гермиону в этом плане. Неужто помимо чтения занудных книжек ей совсем нечем заняться? Должно быть, она совсем уже рехнулась со своей учебой. Хотя, собственно, почему я об этом думаю? Мне ведь абсолютно все равно... Пока меня пленяют эти мысли, я, сам того не замечая, медленно поднимаюсь со скамьи, хватаю сумку под испытующим взглядом своих друзей и, никак не реагируя на оклики, решительно удаляюсь с площадки. Кажется, они махнули рукой и принялись дальше обсуждать вчерашний розыгрыш Уизли на уроке по защите от темных искусств. А мне и все равно. Мои ноги сами ведут меня, и я не в силах этому противиться. Осознание приходит ко мне лишь тогда, когда в толпе я замечаю знакомые мне кудрявые волосы. Только не это... Все это время я следовал за ней? Но почему? Сейчас я действительно боюсь отвечать. Отвечать самому себе на такой простой, на первый взгляд, вопрос. Мне страшно, правда страшно. В Грейнджер меня раздражало абсолютно все: от выражения лица до походки. Я еле сдерживал себя, чтобы не подойти и не дать ей со всей силы книгой по голове, чтобы искры посыпались из ее глаз. Больше нее я мог недолюбливать только Поттера. Это началось еще на первом курсе. Сейчас стартовал пятый. И я с ужасом чувствую, что вся моя ненависть к ней постепенно отступает. Я пытаюсь отвлечься от этого, найти занятие, даже иногда беру в руки учебник, который всегда пылился под кроватью, но это не помогает. Она так часто умудряется забраться ко мне в голову, что порой мне кажется, будто бы я схожу с ума. Однако от этого мне не становится плохо. Мне нравится это состояние. И я, наверное, готов отдать многое, лишь бы испытать это вновь, как бы ужасно это не звучало. Своего рода наркотик, у которого есть имя... Гермиона. Теперь, каждый раз, когда я слышу это имя, то тут же нервно, незаметно для окружающих вздрагиваю. Стоит ли говорить, что творится внутри меня, когда я вижу ее? Думаю, в этом нет необходимости, все и так ясно как день. Я стал противен самому себе, потому что впервые в жизни влюбился, как ребенок. Да еще в кого... В эту грязнокровку. Нет. Однажды я видел это лицо, когда сказал то же самое вслух. И я больше никогда не позволю себе произнести этого снова. Мы постепенно сближаемся. Я уверенным шагом иду за ней, решительно расталкивая недоумевающих людей, которые будто бы нарочно пытаются отстранить меня от нее. От этой мысли мне становится невыносимо, и я продолжаю яростно пихать каждого из них локтями, иногда кидая небрежное "С дороги!". Я боюсь потерять ее из виду, боюсь, что сейчас отпущу ее — и больше никогда не увижу. С каждым новым шагом напряжение во мне нарастает с невероятной силой, мне хочется остановиться и спросить самого себя: а что же ты делаешь, Малфой? Но не могу, ведь тогда мой собственный голос перекроет сначала грозный голос отца, затем насмешливый тон Поттера и Уизли, а потом и недоумевающий писк самой Гермионы. Все эти голоса смешаются у меня в голове и я, скорее всего, тут же слечу с катушек. Поэтому, не смотря ни на что, я продолжаю следовать за ней. Она заходит в одну из дверей замка и поднимается наверх, я взбираюсь по лестнице следом. Она пока что не замечает меня, я крадусь словно мышь, а между нами больше десятка метров. Но даже на таком расстоянии мое сердце само начинает колотиться быстрее, чем обычно, и это заставляет меня в очередной раз возненавидеть себя за собственную слабость. Наконец, она добралась до места назначения. До двери в кабинет зельеварения оставалось всего несколько шагов. Я не мог позволить ей зайти внутрь. Одним длительным рывком я обогнал ее и перегородил дорогу. От неожиданности та выронила стопку книжек и тетрадок, которые крепко, как будто это самое дорогое ее сокровище, прижимала к себе всю дорогу. Ее глаза округлились, а рот слегка приоткрылся от удивления: — Что тебе нужно, Малфой? Я не стану отвечать. Слова здесь не нужны, неуместны. Да и вряд ли ты что-нибудь поймешь, Грейнджер. Даже я сам иногда не могу отдать отчета своим словам и поступкам. Резко схватив ее за плечи, я неловко зажмуриваю глаза и прижимаюсь своими губами к ее губам, даруя ей свой первый "взрослый" поцелуй. Она начинает старательно отпихиваться, но я гораздо сильнее этой хилой девчонки, и через какое-то время она перестает мне сопротивляться, лишь тихонько постанывает. Я отстраняюсь и отпускаю ее, машинально почесав затылок и еще какое-то время ощущая на себе ее запах. Все свое внимание я откровенно приковываю к ее лицу, терпеливо жду реакции. И вдруг во мне что-то обрывается. Я вижу слезинку. Она медленно, блестя, спускается по розовой щеке и вскоре спадает вниз, вдребезги разбиваясь о каменный пол. Что я сделал не так? И снова я не в состоянии ответить на вопрос, который сам себе задал. По телу пробегается холодная волна, на лбу выступает капелька пота. Гермиона растерянно смотрит на меня, словно маленький зайчонок, загнанный в тупик свирепым волком. Она напугана. Да и сам я напуган как никогда раньше. Я делаю шаг вперед и подношу ладонь к ее лицу. Гермиона сначала отдергивается назад, но через секунду поддается, и я могу уверенно гладить ее по щеке. Не в силах больше терпеть, я заключаю ее в объятия. За окном слышится, как с крыши взлетает стайка птиц, весело перекрикивающихся друг с другом. Мои руки все крепче прижимают ее к себе, страх постепенно покидает нас обоих, и с ее губ срываются первые слова: — Почему я? Я не вижу ее лица, но мне кажется, что она улыбается. И от этой мысли мне становится необычайно тепло. Я больше не чувствую себя прежним, я никогда уже не стану таким, каким был столько, сколько себя помню. Я другой, совсем другой, пускай и сам пока к этому не готов. Понимание этого заставляет довольный смешок невольно вырваться из моего рта. Теперь она моя, только моя. Я пока что еще и сам не до конца понял, почему выбор пал именно на зазнайку Грей... Гермиону. Впрочем, я много чего не понимаю. По сравнению с ней я — тупица, как бы тяжело не было мне этого признавать. Ну и ладно. Она сможет многому научить меня. Я верю в это. Одна из рук перемещается ей на затылок, я закрываю глаза и шепчу ей на ухо: — Потому что по-другому быть не могло.