Прощай, возлюбленный враг

Шэнь Цзю горько усмехнулся, стирая кровь с губ. Пол пещеры, в которой он медитировал, был заляпан его кровью. Она бурыми пятнами расползалась по земле, смердя на всю округу, рассказывая всем ближайшим тварям о том, что заклинатель стоит на пороге обители покоя. Два месяца. Ему осталось жить всего лишь два месяца. В этот раз он чувствовал это особо чётко. В последние пару лет он заметил, что искажения ци становились всё мощнее и мощнее, забирая с каждым разом больше жизненных сил. Ещё бы. Странно вообще, что он прожил с потрескавшейся душой почти сотню лет! Тихий смех наполнил спрятанную в чаще леса пещеру. Шэнь Цинцю задумался. Он не хотел, чтоб от его смерти горевали или расстраивались, но при этом и не хотел, чтоб его тело после смерти оставалось не упокоенным или лежало в безымянной могиле, ведь после его смерти Сюя тихо вернётся на пик мечей, а иначе его простому обывателю и не узнать. Внезапная мысль, пронзившая сознание, заставила поперхнуться и замотать головой. Нет. Это безумие. Безумие и точка. Но мысль начала укореняться в сознании, проворачиваемая под разными углами, и через час, пусть и нехотя, заклинателю пришлось признать, что это был, пожалуй, самый оптимальный вариант. Вернувшись в школу, Шэнь Цинцю переоделся в более тёмный, чем обычно, наряд. Может так будет не сразу заметно, если на одежду попадёт кровь, в последнее время часто идущая то через нос, то через горло. Собравшись с духом, он пошёл на Байчжань. Ученики встретили его напряженно и немного враждебно, но значительно расслабились, увидев, что заклинатель совершенно безоружный. Значит, возможно, он пришёл не за тем, чтоб сражаться с их мастером. О прибытии Шэнь Цинцю Лю Цингэ доложили почти сразу, как и о том, что тот без оружия. Именно по этому мужчина встречал своего извечного противника на подходе к своему жилищу. — Что привело тебя сюда, Шэнь шисюн? Неужели попить чаю и почитать стихи перед своей смертью? — кривая ухмылка наползла па губы Лю Цингэ. Он хотел задеть Цинцю, но от слабой, едва заметной нежной улыбки по спине прошлись холодные мурашки. Что-то было не так. — У меня разговор к тебе, шиди Лю. Пойдём к тебе, не хочу, чтоб нас подслушали. Слыша серьёзный тон змеюки, лорд Байчжаня кивнул и повёл зеленоглазого к себе в дом, приказав всем ученикам выйти и накрыв комнату пологом тишины, чтоб за пределами не было слышно, о чём идёт речь. Краем сознания он отметил, что язва бледнее обычного. Цинцю медлил, явно не зная с чего начать разговор. Видя это, Цингэ всунул ему в руки кружку горячего чая. И был очень удивлён, когда тот без промедлений отпил оттуда. Заклинатель поставил чашу на стол и вздохнул, будто погружался в омут. Его взгляд, смотрящий куда-то за Лю Цингэ, и размеренный голос пугали. Но в ещё больший ужас приводил смысл его слов. — Когда мне было одиннадцать лет я, по глупости и своей и старшего брата, попал в рабство. Стал личным рабом похитившего меня человека. Меня пытали и насиловали на протяжении четырёх лет, что я был там. Брат сбежал на третий год, но так и не вернулся, как обещал. Я ждал его год, пока из-за искажения ци не убил своего хозяина и не убежал. Через ещё год я снова встретил брата и пошёл за ним в школу, — мужчина устало прикрыл глаза и отпил чая, не замечая реакции сидящего напротив. — Ци-гэ… так и не дал ответа, почему он меня бросил. Думаю, трещина в моей душе, появившаяся после первого искажения, не была бы такой большой, скажи он мне без всяких ужимок, что ему надоело возиться с кем-то, вроде меня. Я лечился, пил эликсиры и пилюли, много медитировал, пытаясь остановить искажения, делающие трещину ещё больше. Только я слишком поздно понял, что искажения шли от моей ментальной нестабильности, порождённой прошлым и расколом. Руки Лю Цингэ тряслись, именно поэтому он убрал их под стол. Он не хотел слышать, что дальше будет говорить Цинцю. Слишком больно. Не выносимо. Слышать такую откровенную историю от того, кого любишь, хоть и не можешь об этом сказать прямо, по глазам и чуть подрагивающему вееру видеть, какой ад творился с ним и не иметь возможности помочь, подставить плечо… Было трудно об этом говорить но Цинцю продолжил даже видя, как презрительно поджимаются губы Лю Цингэ. — Около двух лет назад я заметил, как мои искажения становятся всё сильнее, а сегодня… во время искажения откололся кусок души. Начался процесс распада, мне осталось жить около двух месяцев. Лю Цингэ никогда не подозревал, что колкость, сказанная в начале их сегодняшней встречи, станет такой болезненной правдой. Сглотнув, он хрипло спросил, желая помочь шисюну всем, что возможно. — А ко мне ты зачем пришёл? От голоса, который, казалось, едва сдерживает отвращение, Цинцю внутренне содрогнулся, но показать, как его задел тон собеседника, ему не позволили остатки гордости. — Я пришёл просить тебя об одолжении. Не смотря на то, что меня из-за моего характера здесь не очень любят, я знаю, что большинство, а особенно гэгэ, кхм, я хотел сказать Юэ Цинъюань, будут расстроены моей смертью. Из всех горных лордов только ты не будешь грустить, так как ненавидишь меня. Но при этом я уверен, что ты не станешь как-то издеваться над моим трупом. Поэтому я хочу попросить тебя, чтоб ты… похоронил меня. Неожиданно мужчина в зелёном встал из-за стола, опустился на пол напротив того, кто когда-то был его врагом, почтительно сложил руки перед собой и склонил голову. Шэнь Цинцю понимал, что это была действительно слишком наглая просьба, а значит, если наглеть, то наглеть правильно, даже если это немного унизительно. Но… быть похороненным правильно он хотел больше, чем пойти на поводу у гордыни. Лю Цингэ замер, смотря на склонённую голову. Он не ожидал, что в глазах шисюна выглядит так, будто ненавидит его. Да, была и злость, и обида, но ненависть?.. но больше всего убивала поза, в которой был его возлюбленный. Он, чёрт возьми, считал, что без унижения с его стороны, Лю Цингэ даже и не подумает рассмотреть его просьбу! Глубоко вздохнув, байчжановец поднял Цинцю и усадил обратно за стол, впихнув ошалевшему заклинателю в руки новую чашку с чаем. — Не надо, я помогу тебе и так. Где ты хочешь, чтоб я тебя похоронил? — Говорить было откровенно тяжело, но он крепился. Разрыдается он потом, когда лорд ЦинЦзин уйдёт. — Спасибо, шиди Лю. Я… действительно очень благодарен тебе, — заклинатель неожиданно светло улыбнулся, быстрым движением утирая с щеки две крупные слезинки. — За несколько дней перед смертью я вышлю тебе координаты того, где я и как добраться до того места, где я хочу обрести покой. Это не далеко друг от друга, не переживай. Тебе не придётся касаться моей оболочки слишком долго. Правда, до того места, где будет моё тело, придётся лететь дня два или три, так что тебе придётся на неделю отлучиться с пика. — …Ничего страшного, всё в порядке… Цинцю?! — Лю Цингэ, качавший головой, вскинулся, когда увидел, как из носа шисюна идёт кровь. — Что? А, это? Всё нормально, это в последнее время часто происходит. Не обращай внимания. Моё тело медленно разрушается, как и душа, так что ничего удивительного, — заклинатель на удивление спокойно вытер кровь чёрным носовым платком, расшитым красным узором. Этот кусок тряпки сильно выделялся па фоне обычного зелёного одеяния. — Я пойду, чтоб не запачкать тебе всё своей кровью. Кстати. Я пробуду в школе ещё месяц, потом на одном из собраний объявлю о своём уходе в странствие на неопределённый срок. Первое время, год или два, будут приходить письма с поддельным рассказом о том, как я живу, но потом постепенно они будут становиться реже, пока не закончатся. Думаю, так будет лучше. — А ты не хочешь, чтоб твои ученики и соученики приходили к твоей могиле? Шэнь Цзю неожиданно заливисто, но как-то горько, рассмеялся. — Зачем мне хотеть, чтоб моя семья шла к гниющему куску плоти и скорбела около него? Как когда-то перед смертью не хотела моя мать, чтоб я приходил к ней на могилу, так не хочу и я. Я не хочу перед забвением думать о том, что после себя всем, что я оставлю – будет горе. Я и так… доставил всем кучу неприятных моментов. Пусть уж лучше сначала они испытывают облегчение от моего ухода, а потом постепенно и вообще забудут. Лю Цингэ на это было нечего сказать. Шисюн Шэнь был действительно прав. И пока байчжановец думал, Шэнь Цинцю поднялся, попрощался и ушёл к себе на пик. Там он заперся на неделю в своей хижине, пока писал и зачаровывал письма, а потом оставшееся время до своего последнего собрания горных лордов, провёл с детьми. Он уже предупредил их, что уйдёт в странствие, чтоб совершенствоваться, и что даже без него им надо продолжать учиться и совершенствоваться, чтоб однажды показать ему всё мастерство. Дети были очень расстроены. Шизунь был хоть и строгим, но справедливым и достаточно заботливым, хоть и немного своеобразно. Пришло время последнего собрания. Шэнь Цзю входил в зал необычайно лёгкой и свободной походкой, не вяжущейся с его обычным образом небожителя, сошедшего с небес. Он обернулся к лорду Байчжань и тот увидел лёгкую улыбку, играющую на губах заклинателя. Тот, казалось, стал ещё более бледным и худым по сравнению с прошлым разом. Похожий на хрупкую фарфоровую куклу. Куклу, что вот-вот разобьётся. Они не обменялись привычными колкостями, лишь взглядами, наполненными пониманием. Когда Цинцю садился на своё место, все украдкой облегчённо вздохнули. Они ожидали обычной перепалки, но её, хвала всем богам, не случилось. Всё собрание Цинцю был тих, не высовываясь и просто наблюдая. Только в конце он взял слово. Он объявил, что сегодня уходит на неопределённое время в странствие, чтоб повысить свой уровень совершенствования, и что это может занять около десяти лет, поэтому он просит братьев и сестёр присмотреть за его детьми. Лорды согласились. Обменявшись со всеми прощаниями, Цинцю ушёл, взяв с собой только Сюя. Как и было условлено, ещё почти через месяц Лю Цингэ получил письмо. И все ученики видели, как их учитель горько плакал, читая его, а потом быстро взял меч и куда-то улетел. Всю дорогу до пещеры, в которой умирал его возлюбленный, Лю Цингэ вспоминал письмо, отправленное ему. «Лю Цингэ, мне осталось три дня. Мои координаты ****. На самом деле, есть кое-что, что я хотел бы сказать тебе. Я боялся сделать это лично, ведь тогда ты бы непременно избил меня до потери пульса, а такой позорной смерти мне не хочется. Я влюбился в тебя с самой первой нашей встречи. Тогда, когда я, только выбравшийся из рабства, встретил тебя в школе. Тогда ты дрался с какими-то парнями, зарившимися на твою младшую сестру, и я подумал: «ого, этот ублюдок кажется очень надёжным». Я подошёл к тебе, чтоб познакомиться, но ты по ошибке принял меня за одного из тех парней и мы подрались. Проигрывать было обидно, но я восхитился твоей силой. И чем больше я узнавал твой характер, тем больше во мне зрело восхищение, позже переросшее во влюблённость. Странно да? Я до самого момента, когда узнал, что скоро умру, хотел хотя бы подружиться с тобой, но… как бы то ни было, моя боязнь мужчин никуда не делась, по этому вместо того, чтоб нормально ответить, я постоянно шипел. Очень иронично стать врагом тому, к кому испытываешь чувства. Я не предлагаю тебе как-то особо поменять мнение обо мне, всё же я так и остался грязным ублюдком, я просто хотел хотя бы посмертно выразить свои чувства к тебе. И… около моего тела будет лежать подвеска. Я надеюсь, что ты хотя бы возьмёшь её как память о заклятом враге, что был обычным дураком. Пожалуйста, присмотри за Юэ Цинъюанем, гэгэ часто лезет куда не надо по доброте душевной и из-за этого сильно страдает. Раньше я пытался это сгладить и частично принять удар на себя, но сейчас этому придурку некому вправлять мозги. Надеюсь, после этого письма ты не сильно будешь бить мой труп. Запомни, я хочу быть похороненным целым, а не по частям! Прощай, мой возлюбленный враг. Пусть твой путь будет устлан цветами.» Лю Цингэ молился, чтоб успеть. Он летел на мече так быстро как только мог. Успеть, успеть, лишь бы успеть! Успеть сказать, что и он тоже любит, что они оба дураки. Что он надеется, что Цинцю придёт к нему в следующем перерождении и будет с ним. На исходе третьего дня он влетел в пещеру и бросился к лежащему мужчине. — Цинцю! Заклинатель, медленно погружающийся в объятья вечного сна, услышал шум. Его слипающиеся веки еле приподнялись, давая различить мутный силуэт Лю Цингэ. Видимо перед забвением у заклинателя были видения, ибо как ещё объяснить всхлипывающий голос стального лорда? Но его слова были приятны. Он действительно был счастлив, что, пусть и в бреду, услышал признание от него. И на пожелание встретиться с Шэнь Цзю в следующей его жизни, мастер Сюя ответил улыбкой и тихим: «Хорошо». Последние силы покидающей тело души ушли на то, чтоб притянуть любимого к себе и едва заметно прикоснуться в поцелуе губами, испуская последний вздох. Пещеру наполнил скорбный крик Лю Цингэ. В полубреду он закопал тело любимого под огромной старой вишней, как тот и просил. И подвеску, что тот оставил для него, Лю Цингэ повесил на меч. Она и веер – вот всё, что осталось заклинателю. А ещё могила, на которую он не сможет приходить. Его любимый змей сказал, что не хотел бы этого. Спустя неделю, которую заклинатель провёл в ближайшем храме, отчаянно молясь, чтоб Цинцю смог переродиться, он вернулся назад, в школу. Вернулся с седой прядью и в белых траурных одеждах. Горные лорды, наслышанные как тот буквально бросил свой пик, пытались узнать, что случилось и по кому он носит траур, но… они так и не выяснили. Письма от Цинцю исправно приходили два года, по разу в месяц, но потом их стало всё меньше и меньше, пока через пять лет они не сошли на нет. Все не обратили на это внимание, думая, что тот отправился в уединение, вот только ни через десять, ни через двадцать лет он так и не вернулся. Лишь через тридцать лет после его смерти на пике мечей адепты нашли покрытый пылью Сюя.