Ты за мной, солнце?

Вечер наступает, — город наконец начинает жить своей жизнью. Катерина заканчивает работу и медленно шагает на крышу. Растягивает любимый момент. В свете ночных огней, утончённая фигура открывает скрипучий люк и в мгновение оказывается над городом. Останавливается у самого края и резко разворачивается на пятках, облокотившись на хлипкий забор позади, который отделяет её и шумную улицу. Откидывает голову назад. Вдыхает как можно больше холодного, обжигающего лёгкие, воздуха и опасно перекидывается назад. Со стороны похожа либо на героиню фильма, чья красота и наивность сыграла с ней злую шутку и создала не убиваемого монстра, либо на сумасшедшую. Струи осеннего ветра колют её паучьи пальцы, двигающиеся в такт их собственной музыке, которая сильно отличалась от обычного восприятия. По-осеннему тёплый холод колышет запутавшиеся волосы, заставляя закрыть глаза и всё больше тонуть в мутной темноте ночной мглы. Весь мир, который появляется, стоит только избавиться от внешнего придуман ей самой. Своё собственной убежище, куда можно, хотя бы ненадолго, сбежать. Безмолвие повсюду, аж на уши давит. Непривычно. Одно неловкое движение и она, может быть, даже намеренно упадёт, растворившись в тишине улиц. Пальцы снова сжимают между суставов сигарету. Оказалась, людские развлечения не так уж и скучны. Последняя, все остальные в помойке. Обещала Маниже бросить, даже сама при ней всё выкинула, ну и что с того? Ты невыносима, Павленко. Хочется сжать свой огонёк, испускающий дым, в кулак, пусть и обжечься пеплом. А затем резко облокотиться назад и, как бы случайно, словно не специально, упасть вниз. Белоснежные, пораненные крылья оцарапаются о крыши. Тишина заберёт, тьма защитит. Всего, чего желает сердце, украшенное шрамами, как напоминаниями об опасности. Осталось лишь прыгнуть в вечность и забыться. Не так уж и сложно, правда? Разворачивается, ставит ногу на ступеньку выше. Покачивается, спрыгивает вниз. Плавно отходит от края, пятясь. Страшно обернуться, и вниз смотреть страшно. Разбитые колени дрожат. Её ждут дома. Не угасающие, живые глаза встретят её у самого порога и заберут тяжёлые сумки с продуктами. А вместе с ними всю боль, что томится в душе. Ласковый вопрос о том, как прошёл день, а в ответ только монотонная фраза. И глаза стеклянные, мёртвые, словно кто-то взял и забрал у Павленко всю душу. Но есть ли здесь её вина? — неизвестно. А таджичка настоящая. Рвётся в кровавый бой за каждую прожитую минуту счастья. Свои раны сразу же забинтовывает, не даёт кровоточить. Никто никогда не видел её боли, — упорно скрывает каждую, даже незаметную деталь своей слабости. Сильная, смелая, не подступная, словно крепость из камня. А сама плачет под струёй воды, пока неслышно и не видно. Неуловимая, незаметная, искусственная. Выстроенная по плану архитектора. Но стоит появится родственной душе, — она будет бороться до конца, пока силы не покинут её. Пока звёзды в глазах не погаснут, будет охранять очаг любви, как своё главное сокровище. Павленко — смысл её переменчивой жизни, поэтому и близко не даст приблизиться к ней. А главное, как ей это так ловко удаётся? Уже стоит брать во внимание вопрос, кто из них обладает ведьминским искусством. Но Катя смотрит на неё холодно, свысока. Вглядывается внутрь, просит, молит о том, чтобы бежала, пока ноги держат. И Маниже это нравится. Манижа чертовски любит эту неуловимую эмоцию Кати, которую слишком сложно поймать и возможно только почувствовать. Катерина Павленко — разбитая морально и физически ведьма, от которой нужно держаться настолько далеко, насколько только можно. Но Сангин же бунтарь — видит цель, не видит препятствий. Даже если они приносят вред. Даже если её запястье становятся алыми каждую ночь. Не сметь сдаваться, пока поставленная задача не будет достигнута. Катерина не видит её боли. Тёмно-зелёные глаза затуманены. Для неё нет никого сильнее Манижи. Только с ней она позволяет проявлять себе человеческую черту — слабость. Павленко открывает эту часть души лишь немногим, и пока что Сангин — первая и, скорее всего, последняя. Шорох позади. — Ты же обещала… — почти плачущий голос. Украинка не оборачивается, боится. Звучит, как что-то из жанра фантастики, однако профессиональная ведьма боится маленькой девочки, заточённой в тело взрослой женщины. — Прости. — совсем краткий ответ. Взгляд старшей размытый, но живой. Заставляет почувствовать. Снова. — Пожалуйста, пошли домой. Маленькая, тёплая, несмотря на погоду, ладошка вытянулась вперёд. Опять тишина. Будто бы никого нет, только Сангин, утопающая в своих надеждах. Задыхается, плачет, а ничего не показывает, — для Кати нет сильнее в мире девушки. Павленко разворачивается. Небыстро, словно дразня. На самом деле двигаться больно — устала за день. Протягивает свои ледяные пальцы в ответ. Смотрит, как всегда, с вызовом и сожалением. Мол, не боишься меня? Боится. Боится потерять и боится потеряться. Как страшен этот мир для маленького игривого щенка, склонившего голову набок. Будто ничего не понимает, играет с жизнью, как с кошкой. А ведь ему больнее всех. Манижа делает маленький шажок вперёд, к краю. Смыкает длинные пальцы в своей руке и резко дёргает на себя. Слёза скатывается по бледной щеке. Испугалась. — Тише. — неубедительно. Только сильнее разрыдаться хочется. Сангин старается не плакать. Честно, изо всех сил заставляет себя быть другой. С натянутой до ушей улыбкой и бушующими эмоциями. Громкий хохот, резкие движения, танцы без стеснения. Алкоголь, радость, наслаждение. Каждый раз, когда режет руки, обещает — последний. Обещает быть сильнее, обещает не притворяться. А в итоге стоит здесь, всхлипывает, слёзы больше не текут. Нет сил плакать. Нет сил проявлять эмоции. Нет сил быть настоящей. Все устают, всем свойственна слабость, но Манижа не принимает этого факта. Для неё одно проявление слабости — провал на всю жизнь и позор. Она пытается, действительно пытается спасти каждого. Но кто спасёт Манижу? Катерина сжимает руку посильнее. Приводит в чувство. Шагает вперёд, равняется с таджичкой. Почти наголову выше. Младшая поднимает лицо вверх. Смотрит, ищет и… находит? Оно? Действительно оно? И в правду оно? Снова, спустя столько времени? Неужели, не исчезло? Счастье, переменяющееся истерикой накрывает таджичку с головой. Стоит, боится слишком громко вздохнуть. Вдруг, спугнёт? Ждёт действий Павленко. Ждёт подтверждения своей отгадки. Не ошиблась ли? — Не ошиблась. — томно проговаривает девушка. Читает мысли. Чуть опускает голову, разрешает себе расплыться в легкой, вымученной улыбке. Видит, как Манижа становится счастливее. Гораздо. Кажется, и в правду работает. Подносит губы к бледному личику аккуратно, спрашивая разрешения. Хотя сама прекрасно знает — ей дозволено всё. Накрывает пухлые губы своими. Чувствует, как кожа на них обветрилась. Нужно перестать пускать её таскаться в такой мороз. Чувствует, как Манижа светится изнутри. Будто бы перенимает её энергию себе. Приятное ощущение. Поцелуй длинный, неразрывный. Наслаждаются друг другом, как только могут, иначе возможность ускользнёт. Сангин не двигается, позволяет делать с собой, что душе угодно. А душе Павленко угодно целоваться, целоваться, целоваться… как в последний раз. Может, действительно последний? Катерина разрывает поцелуй, не отпуская руки. Делает шаг назад, усаживается на перила. Болтает ногами, ждёт. Таджичка смотрит понимающе. Знает, чего хочет украинка. И чего хочет её самое сокровенное желание. Сангин подходит ближе, садится рядышком, не выпуская руку. Закрывает глаза, сжимает сильнее. — Ты со мной, солнце? — шепчет Павленко у самого уха. — Конечно, Луна. — ещё тише отвечает Манижа. Последняя секунда, и обе фигуры летят вниз. Улыбаются. Вы из моей головы не выходите Даже, чтобы покурить. Не устали? Вы в сердце, как песнь звучите. Вы для меня моё счастье создали. Вы на васильковом поле ромашка, Вы ласковый луч заходящего солнца. И пусть о стену разобьётся костяшка, Когда любовь по щекам прольётся. Фонарь отражается в ваших глазах, Но гораздо ярче ваша улыбка. Вы — моя алая кровь на бинтах, А я лишь роковая ошибка. Вы рядом, когда я падаю Когда о пол стеклянный бьюсь Когда с ладонью разжатою В своих мыслях снова теряюсь. Болезненно в кожу войдёт кинжал, Душа замрёт, наполнится ядом. Когда организм дышать перестал, Тогда вы будете со мною рядом?