***
Настойчивый писк монитора рядом со мной раздражал мой слух. Хотелось вернуться обратно, в тот момент, когда ничего так дьявольски не болело. Запястье было безжалостно проколото капельницей, что не позволяла шевелить рукой. Бок периодически кололо тупой ноющей болью, рана пульсировала, не давая мне сосредоточиться на чем-то одном. Слаб. Как же я сейчас слаб… Почти провалившись в сон без сновидений от коктейля вкалываемых мне лекарств, я вдруг резко распахнул глаза, обеспокоенный лишь одной единственной мыслью: «Где она? Этот ублюдок успел ей навредить? Я ее видел тогда или это плоды моей фантазии? Что с ней?!» Писк приборов стал громче, более раздражающим. Я чувствовал практически рёбрами учащающиеся удары своего обеспокоенного сердца. Виски закололо. Перед глазами мелькнул белый халат и где-то рядом послышался вскрик встревоженной Рэйчел. Только Рэйчел… Что с Агатой? Почему ее здесь нет? Где она?! В голове проносился почти истеричный поток вопросов перед тем, как я снова провалился в обволакивающую черноту. Провалился, так и не получив ни одного ответа…***
Второй раз приходить в себя давалось несколько проще. Голова стала даже почти легкой. Из вены пропала капельница, единственной проблемой остался стойкий неприятный запах лекарств. Почему-то мозг прошило не самым оптимистичным дежавю. Когда-то я точно также приходил в себя с похожей травмой практически на том же самом месте. Тогда рядом была мама, чьи глаза даже к моменту, когда я очнулся, были опухшими и красными от пролитых слез. Единственный раз в жизни, когда я видел ее такой ранимой и слабой… Тот раз, когда после ее слов о том, что папа никогда больше не вернётся домой и почему, я погряз в чувстве невыносимой вины и скорби. Даже будучи совсем мальчишкой, я тогда понимал, что виноват во всем этом только я, заигравшийся в героя, и так страстно желавший доказать отцу, что я не ребёнок и на меня можно положиться… Наверное, тогда и я плакал единственный раз в своей жизни, осознавая, что из-за моей детской глупости я больше никогда его не увижу. Осознавая, что я собственноручно лишил нас с мамой отца. Ведь если бы ему не нужно было защищать меня, он был бы жив… «Ты не виноват»,- почудился мне родной голос, пришедший из совсем свежих воспоминаний. «Я знаю только то, что ты застрял на том складе. Маленький мальчик, раненный, испуганный… Знаю, что ты достоин прощения.»***
Я распахнул глаза, тяжело дыша. Огляделся… Самая обычная на вид палата. Сколько я здесь нахожусь? Неделю? Сутки? Часы? Сажусь на кровати, прикрывая глаза от ноющей боли в боку. Рассматриваю повязку, которая была почти без крови, но морщусь от одного лишь понимания того, как же глупо я попался на уловку этого кудрявого психопата. Слышу шорох и короткий всхлип рядом с собой. Поворот головы. И почти сразу я оказываюсь в объятиях Рэйчел, что тихо всхлипывает возле моего уха. Она мягко обнимает меня за плечи, я с ощутимыми усилиями обнимаю ее в ответ. Чуть морщусь от нового приступа боли. Рэйчел отстраняется, нервно прикусывая губу. Она никак не желает смотреть мне в глаза и неловко теребит подол больничного халата. Девушка осторожным движением провела пальцем по гипсу на своей руке. Я лишь удивленно и сочувственно смотрю на неё, пытаясь понять, что же ее так беспокоит. Надеюсь, это не то, о чем я думал все это время. Пожалуйста, пусть интуиция меня подвела, я же на нее неспроста почти не полагаюсь… Несколько неестественным от долгого молчания голосом спрашиваю: - Я уже долго здесь, Рэй? Она мотнула головой каким-то механическим движением. Ответила почти отстранённо: - Вторые сутки, Алекс. Ты потерял много крови… Скривившись, киваю. Задаю, наконец, вопрос, что меня интересовал больше. По крайней мере, пытаюсь: - А где… Рэйчел нервно перебивает меня на полуфразе, начиная тараторить: - Дилана всё-таки арестовали. Представляешь, он даже не стал сбегать от полиции, кто бы знал почему. Наши почти все уже в сравнительном порядке. Прерываю ее: - Это, конечно, здорово, но где… Рэйчел торопливо продолжила: - Сэм уже пришёл в себя, хоть и порезы на его лице все ещё выглядят страшно. Эллиа почти очухался, Ева даже заставила врача поселить их в одну палату… Она нервно хихикнула и замолчала. Меня это очень напрягает. Ещё больше напрягает, что она однозначно пытается на меня не смотреть. - Рэйч? Что с ней? Из глаза девушки побежала слезинка. Одна, другая. Плечи ее затряслись и она спрятала лицо в ладонях, отворачиваясь в который раз. Сквозь тихие всхлипы я разобрал то, что так боялся сейчас услышать: - Ее больше нет, Алекс. Надежда на то, что все будет хорошо, меркла, хоть и я, словно упрямый идиот, открыл рот, чтобы уточнить. Рэйчел перебила мои жалкие попытки на полуслове: - Она… она утонула, Алекс… Ее… изрезанное тело нашли в озере… Мир сузился для меня до одной единственной точки, в ушах навязчиво шумело. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Рэйчел продолжала что-то тараторить, но ее слова не доносились до моего сознания, будто эта новость заточила меня в своеобразный купол, от которого отскакивало все, что мне пытались сейчас донести извне. Я не мог поверить, что ее больше нет… Не мог поверить, что она исчезла где-то в глубине озера, красотой которого ещё вчера так восхищалась… «Я верю тебе. Ты защитишь меня»,- ее голос звучал в моих висках, отдаваясь болезненной дробью. Я отвернулся к окну, отрешенно наблюдая за падающим снегом. Звуки вокруг меня слились в сплошной белый шум. Боль из-за раны не шла ни в какое сравнение с тем, что я испытал , услышав сейчас новость Рэйчел. Каким же дураком я был… Я снова теряю дорогого мне человека из-за собственной глупости. Кем я себя возомнил, когда посчитал, что уберечь ее мне по силам? Я себя-то не способен сберечь, что уж говорить о других людях… То, что я выжил, это случайность. Нелепая ошибка. Нелепая рана, абсолютно идентичная той, что была получена в детстве. Мне хотелось кричать до болезненного хрипа. Хотелось что-то разбить, крушить все, что попадётся под руку. Но меня останавливала мысль, из-за которой едва держалась на плаву моя последняя угасающая нервная клетка. «Что бы ты сейчас не сделал, это ее не вернёт. Слабак!» Я не слышал ни слова из того, что мне говорила Рэйчел после… То, что она вышла из палаты я понял гораздо позже, чем это произошло на самом деле. Вокруг меня раздражающе гудели и суетились врачи, но мне стало все равно. Закрыв глаза, я вновь провалился в беспамятство.***
С того дня прошли недели, незаметно перетекшие в месяцы. Я потерял ощущение, что на самом деле живу. Время не лечило абсолютно. Только глупец мог поверить в то, что со временем боль исчезает. Особенно если она с потери отца-то не смогла пропасть… Поддержка Агаты тогда помогала мне держаться, я даже благодаря ей почти смог себя простить. Но после произошедшего я прощения не заслуживаю. Ничьего. Днями я существую, но только слепой не заметит, что от прежнего меня осталась лишь оболочка. Бездушная тень. Мне напоминало об утрате Агаты абсолютно все. Я не мог вернуться домой, ведь каждый его уголок хранил воспоминания о моем упрямом котёнке. Не мог общаться с друзьями, так как каждое их слово или жест, вынуждало представлять себе реакцию моей девочки, которую я больше никогда не смогу увидеть и прижать к себе покрепче. Благоустройство деревеньки я малодушно оставил Рэйч, ведь мне казалось, что если я поменяю в ней хоть что-то , то я окончательно сотру воспоминания об Агате с лица земли, проще было вовремя уйти. Ее душа витала буквально в каждом камушке преобразившегося Стурфискебю. Я боялся лишиться этого ощущения. Одновременно желал и боялся… Не было ни дня, когда мне бы не хотелось оборвать эту безжалостную пытку, чтобы перестать отравлять себя и людей из своего окружения своей разрушительной скорбью. Я медленно, но верно превращался в угрюмого язвительного отшельника, в котором все меньше угадывался человек, которого она смогла полюбить. Не сдержавшись, со всей силы бью по зеркалу в ванной, не желая видеть своё лицо и боль, что там отражалась. Я бил, словно безумный. Словно бездушный предмет был виноват в моем состоянии. Бил, представляя на месте зеркала этого ухмыляющегося ублюдка, из-за которого она умерла. Бил до крови, силясь почувствовать хоть что-то. До осколков, впивавшихся в ладонь и обжигающих кожу. Чуть успокоившись, сползаю по стенке, тяжело дыша. Почему все это не может просто закончиться? Так станет лучше для всех… Прикрывая глаза, будто ощущаю на себе чей-то осуждающий взгляд. Это сложно объяснить, но он будто осязаемо скользит по моей коже, стараясь получить ответ на неизвестный мне вопрос. Возможно, я окончательно схожу с ума, но мне показалось, что кто-то присаживается рядом, невесомо касаясь моих волос и робко дотрагиваясь до израненной ладони. Нос щекочет так и не забывшийся аромат весенних цветов с примесью ванили, которым я, кажется, залил свои подушки, не в силах стирать его из памяти. Резко открыв глаза, я не увидел ничего. Лишь мой взгляд заметно помутнел. Окружающая обстановка слилась в серое расплывчатое пятно. Глаза разочарованно закрывались обратно от невыносимой усталости. Боги, на что я вообще надеялся? Что увижу ее? Наивный. То, что я чувствовал, и без того было чистой воды помешательством. Будто сквозь воду я услышал стук захлопнувшейся двери и короткий женский взвизг. Очнулся я после этого в больнице с перевязанной рукой и под свирепым взглядом Рэйчел, не предвещавшим ничего хорошего.***
Сегодня год с нашего с ней знакомства. Я никогда и представить себе не мог, что за такой короткий период времени я способен столько обрести и потерять ещё больше. Я выдохнул, все ещё ощущая груз почти затихшего, но воспрянувшего с новой силой чувства вины и растущую дыру в груди, образовавшуюся после смерти Агаты. Первое время боль затмевала все, лишая меня возможности сосредоточиться хоть на чём-то помимо неё. Но за болью последовала апатия, все, что ранее вызывало у меня интерес, стало навевать скуку. И на эту секунду я мог лишь с уверенностью сказать, что равнодушие намного хуже боли… Ведь когда просто болит, ты хотя бы что-то ощущаешь. Тряхнув головой, подхожу к окну, поправляя запонки и равнодушно оглядывая двор. Зачем я здесь? Мне стоило отказаться. Точно стоило… Нет же, повелся на уговоры Рэйчел и психотерапевта, к которому меня записали чуть ли не насильно. Кажется, они оба что-то говорили о том, что принятие куда более вероятно лишь после непосредственного столкновения с волнующей меня проблемой. Я им не верил ни на йоту, но было проще согласиться, чем потом выслушивать очередные более агрессивные «аргументы» на этот счёт.***
Перед моими глазами сейчас стоял лишь бездушный могильный памятник, на котором были выгравированы буквы, коих по всем законам здравого смысла и моего личного нежелания просто не могло быть на этом месте ещё лет семьдесят как. Однако они были… «Здесь лежит любимая племянница и верная подруга Агата Харрис» Эта надпись не была полной и близко… Как можно было сжать всю ее жизнь в две строчки? Меня душила ярость, которую я долгое время сдерживал. Основной ее причиной была, наверное, в тысячный раз злость на самого себя. Внешне я определённо казался каменным. Стоя возле этого чертового камня на одном колене, я будто только осознавал самое страшное, хоть и столько времени прошло с той роковой новогодней ночи. Я никогда теперь не встану на одно колено перед ней и не предложу стать моей до самого конца… Как бы сильно мне этого не хотелось… Я смотрел на бездушный памятник, словно заворожённый. Кто бы знал, как сильно я хотел увидеть вместо этого булыжника ту, что потерял. Так глупо оставив ее одну в такой жуткий час… Я бы многое отдал за возможность вернуться в тот день и все исправить… Но я понимал, что это невозможно. Осознать, что я слишком долго стою у ее могилы, я смог далеко не сразу. Друзья, видимо, не желая соваться в слишком личные переживания, благоразумно удалились. На мое плечо легла чья-то небольшая ладонь, от касания которой я аж отшатнулся. Я отвык от того, что кто-то осмеливается меня трогать… Еле сдержав эмоции, оглядываюсь на нарушителя своего спокойствия. Нарушительницу, если быть точным… Я не мог понять, что именно с ней было не совсем так. Почему она так неумолимо приковывала к себе мое внимание? Наверное, дело в глазах… Абсолютно невзрачная девушка, судя по ее виду, младше меня лет на пять, распахнула глаза, словно чайные блюдца, удивленно таращась на меня. Не особо заботясь о манерах, я уточнил: - Вы кто? Она нервно закусила губу, избегая пересечений со мной взглядом. Было в ее жесте что-то очень знакомое, но я гнал прочь эту нелепую мысль. - Я А… Анжелина. Школьная подруга Агаты. А… вы? Я лишь хмыкнул, сделав вид, что поверил странноватой девице. С непроницаемым лицом выдал: - А я, видимо, Брэд. «Анжелина» закатила глаза и замахнулась, чтобы, видимо, ударить меня, но ее рука замерла так и не достигнув цели. - Очень смешно. Нашли вы, конечно, время, а главное, место для шуток, молодой человек. Равнодушно пожав плечами, я развернулся, чтобы уйти, хоть и по неведомой мне причине все мое естество молило о том, чтобы остаться здесь. С этой странной дамочкой с глазами один в один как у… Агаты? Да черт подери, зелёный цвет глаз не редкость. Когда же я перестану видеть ее во всех, кого встречаю на своём пути? Не успел я окончательно уйти, как девушка вцепилась в мой локоть, останавливая. - Да подождите вы! Снисходительно покосившись на ее руку, что меня удерживала, я ехидно поинтересовался: - И вы уверены, что остановите меня таким способом? Словно только сейчас осознав, что она натворила лишнего, девушка отскочила от меня, как от огня, густо покраснев. Странная она, конечно… Анжелина, если это ее настоящее имя. - Вы… Она была вам дорога, ведь верно? В моей груди стало невыносимо тесно. Очередной приступ боли пробежался по венам яркой электрической вспышкой, вынуждая на минуту остановиться. - Это… слишком слабо сказано. Девушка сочувственно поджала губы и подалась ко мне, будто желая прикоснуться, но в последнюю секунду словно одернула себя. Я удивленно выгнул бровь, давая понять, что вижу ее порыв. Она неловко обхватила себя руками, смущенно улыбаясь: - Вряд ли вы хотите, чтобы вас утешали незнакомые девушки. Я равнодушно пожал плечами: - Да им и незачем это делать. Незнакомка, нагло совравшая мне насчёт такой мелочи, как своё имя, всё-таки приблизилась и осторожно положила ладонь на мое плечо. Я почувствовал себя крайне странно. Будто сквозь мое тело начало внезапно циркулировать живительное тепло, что не захаживало в мою жизнь со дня, как я очнулся в больнице с пулей в своём боку. - Что… ты делаешь? «Анжелина» лишь мягко улыбнулась, заглядывая мне в глаза. Наверное, я всё-таки сошёл с ума… У меня было стойкое ощущение, что рядом со мной не самозванка, а моя девочка. Мой ласковый и такой родной котёнок, который всегда умел находить такие нужные и правильные слова поддержки. Не прошло и мгновения, как она сделала шаг мне навстречу и крепко обняла, уткнувшись в мое плечо лбом. Совсем как моя Агата целую вечность назад… Мои ладони, скорее машинально, чем повинуясь моему желанию, опустились на ее талию и несильно сжали ее. Девушка прошептала сквозь душившие ее слёзы: - Ей было бы больно видеть, как вы мучаетесь. Я… мне кажется, она вас по-настоящему любила и хотела для вас самого лучшего. Словно очнувшись от ступора я выпустил девушку из своих рук и развернулся с однозначным намерением покинуть это Чёртово место и никогда более не возвращаться. Кажется ей? Да я знаю, что она права, но не могу себя вести иначе. И я не хочу слушать незнакомых мне девиц, когда я с Рэйчел то почти оборвал все связи, как бы больно это не было. Услышав следующую фразу, я резко остановился: - Ты будешь жить, Алекс. Несмотря ни на что, будешь. Даже когда рана на твоём сердце затянется шрамом, а улыбка из кривой станет настоящей. Ведь я всегда буду тебя любить, даже если ты не веришь, что я могу быть рядом. Я обернулся, но… На месте, где стояла девушка, больше не было ни следа человека. Лишь букет нежных и хрупких белых лилий, которые так любила моя лилла каттен. Опустившись на колени рядом с букетом и искренне не понимая, какого лешего сейчас происходит, я заметил записку, от которой мое сердце словно перестало биться в положенной ему области.Jag kommer alltid älska dig, Alex din i himmel och helvete, Lilla katten.
*Я всегда буду любить тебя, Алекс Твоя в раю и в аду, Котёнок (швед.)