рядом

Солнце мягко проходится горячими лучами по коже, оставляя после себя гусиную кожу. Это лето в Су-Фоллс жаркое Июль не радует дождями, а на улице всё плывёт и плавится от температуры. Мозги, как и тело, работают через силу. И очень повезло, что отец не заставил их ехать с ним на охоту, обосновав тем, что с Бобби они отлично вдвоём справятся. Даже Дин, всецело помешанный на отцовском деле, позволил себе остаться. Сэма уговаривать не пришлось, тот с самого начала жаркого периода лежал и почти не выходил из хоть немного охлаждённого дома. Ему вот честно не хотелось не то что выходить, существовать в такой жаре. Хотелось только читать, зарывшись в престарую библиотеку Бобби и не делать ничего. А ещё смотреть на диновы веснушки. Летом они становятся особенно видны и младший Винчестер обожает их сцеловывать, заставляя брата морщиться и смеяться. Дин в эти моменты такой невозможно мягкий и трогательный, что Сэм только диву даётся: как он вообще может такой вот существовать? Веснушки везде: на руках, рассыпаясь маленькими крапинками по коже, на шее и груди, еле заметно, но очень аккуратно и интимно. Там их видит только Сэм в моменты близости, такой мягкой и родной, когда старший не закрывается сотнями масок, когда открыт и раскрепощен. Младший выводит губами и языком неизведанные узоры, проходясь по каждой веснушке и родинке, соединяя их в чёткие созвездия или мягкие линии. Сердце пропускает удар от каждого полувздоха-полустона, заставляя трепетать и запечатлевать этот момент на подкорке, выжигать раскалённым паяльником, чтобы ни в коем случае не забыть. *** Сейчас рядом с ним целых два солнца, тёплых и родных, знакомых с рождения. Второе солнце, которое уже 18 сэмовых лет греет похлеще небесного, спокойно дрыхнет рядом, закинув обжигающую руку на чужую талию. Он тихо дышит мягким дыханием в шею, давая необъяснимое спокойствие. Вставать не хочется до жути, а потому Сэм, потянувшись и зевнув, как только проснувшийся кот, чуть удобнее устраивается на кровати. Разбудить брата сейчас очень страшно. Он долгое время не спал: то из-за жары, то из-за работы. Очень хочется дать ему чуть подольше поспать. Настенные часы показывают половину десятого, а потому, думает Сэм, можно спокойно полежать ещё минимум час. Но теплое тело сбоку начинает шевелиться, что-то мыча себе под нос. Разобрать что-либо, кроме сонного и неуверенного «Сэм» сложно, но младший и не сильно пытается, отвлекаясь на давящее в груди чувство необъятной любви. Слишком тепло, слишком мягко, слишком приятно, слишком… слишком. Дин выглядит почти выспавшимся и очень родным. — Ты чего так рано? — тихим, почти интимным, но все ещё слишком мягким, шёпотом спрашивает Сэм, заглядывая в сонные глаза старшего. Но тот лишь заваливается головой на грудь брата и одаривает грудную клетку парой совсем лёгких поцелуев — негласная традиция, прилипшая к нему с первого раза, когда они проснулись вместе. "Девчачья." - говорит Сэм, но каждый раз млеет. — Не хочу вставать. — по-детски тянет Дин, пальцами крепче цепляясь за младшего. Сэм тихо усмехается, оглаживая теплую со сна спину. — Тогда лежи. — старший Винчестер поднимает голову, опираясь подбородком на сэмову грудь. — Я буду лежать рядом, спи. Дин сонно промаргивается, но послушно ложится обратно, впрочем, не слезая с тела брата, и ведёт пальцами по лежащей рядом руке. У него дрожат пальцы и сбивается дыхание, но Сэм не заостряет на этом внимание. У старшего слишком много демонов в голове, чтобы он мог ими поделиться, тем более с утра. Сэм даёт ему островок спокойствия. *** Губы Дина мягкие, чуть обветренные, но всегда очень нежные, словно Сэм драгоценность какая — тронь и разлетится осколками на ветру. Хоть брат и пытается всегда строить из себя непобедимого и бесстрашного охотника, когда они наедине, старший обнажает все свои шрамы, льнёт ближе, ища защиты. И нет уже большого и страшного Дина Винчестера, есть только маленький Дин, который рядом с обычными людьми закрыт на миллион замков — даже при большом желании не откроешь. А с Сэмом все цепи, сковывающие беззащитного мальчишку, спадают, замки с треском ломаются, и подледеневшее сердце сразу топится, стоит младшему провести пальцем по руке. Руки брата мягко проходятся по лопаткам, оглаживают спину, пальцы хватаются за футболку, как утопающий за соломинку. Дин скучал, но сказать не может. Да и не нужно. Младший всегда прекрасно умел читать по губам, глазам, языку тела и вообще Дину в целом. Понимать друг друга с полубуквы всегда получается на каком-то мистическом уровне, чувствовать то, что чувствует другой — тем более. Люди называют таких людей родственными душами. Мол, знакомы ещё с прошлой жизни. Винчестерам такое название чуждо. Они не родственные души. Они половинки одного целого, которое зачем-то разделили на два тела. *** — Ты чего тут сидишь, Сэмми? — брат находит его в библиотеке, сидящим в кресле. Хоть Сэм и делает видимость чтения, мыслями он далеко не тут. От голоса Дина он вздрагивает, будто испугавшись. — Читаю, — младший трясет книгой, чуть уставше улыбаясь. — А ты тут..? — Скучно стало, хотел что-нибудь почитать. — Сэм смотрит подозрительно, знает, что не будет старший искать книгу, чтобы развлечься. Значит, искал его. Выдает дикое облегчение во всем его виде. Почему-то Дин всегда волнуется и нервничает, когда младшего нет рядом или хотя бы в зоне видимости. Наверно, все ещё действует это выжженное уже на мозгу «Защищай Сэмми!» Сэм двигается на кресле, освобождая место. Дин садится рядом, льнет близко-близко, дышит горячим дыханием в шею. Вплавляется. — Соскучился? — с лёгкой улыбкой спрашивает младший. Брат в ответ покрывает шею чередой теплых поцелуев. На улице жара, в доме тем более, но они сидят, прижавшись друг к другу, будто магнитом тянет. Сэм читает что-то о биографии Шекспира, а Дин ластится, зарывается в волосы и жмётся ближе. Совсем непривычное для чужих глаз зрелище. Скажи кому, что Дин такой ласковый и податливый, никто бы и не поверил. А младший Винчестер верит. Знает, видит, чувствует. Брат всегда щедр на ласку: если рядом никого нет, он обязательно коснётся щеки, обнимет, может, просто проходя мимо, быстро поцеловать в шею, идя дальше. А если вдруг есть, он может просто потрепать волосы, быстро огладить плечо. Делает всё, чтобы дать понять: "Я тут, я с тобой, мы в порядке." И именно рядом с другими (читай: чужими) людьми, которые не Сэм, Дин жёсткий, смешливый и чуть туповатый старший брат. Людям сложно (не нужно) среди этих постоянных масок видеть настоящего Дина. Сэм не винит их. Они сидят долго, Сэм уже не читает, только изредка бросает пару слов, если приспичит, наслаждается прикосновениями брата, оглаживает руки, прижимающие к родной груди. Дин же почти не двигается, иногда не дышит даже. В такие моменты сердце пропускает удар. Но после, видно, заметив напряжение младшего, целует, куда придется. Солнце садится за горизонт, опаляя последними лучами лицо дремлющих Винчестеров. *** Дин красивый. Сэм не часто замечает — насколько. Но, когда глаз нечаянно падает на какую-то часть тела, будь то нос, плечо, живот или а это уже совсем убийственно глаза, то младший задумывается. Не будь они охотниками, он бы точно не раз говорил брату, что ему надо в модели. Винчестер иногда задумывается о том, как выглядел бы Дин на обложке какого-то автомобильного журнала. А выглядел бы он прекрасно. Не зря же женщины от восьми до восьмидесяти западают на него без оглядки. Не то, что бы им что-то светило, но всё же. — Сэм? — Дин пару раз машет перед его лицом рукой, привлекая внимание. Младший вздрагивает, врочем, не отпрянывая. — Ты как? Порядок? - А? Да?.. Задумался. — поясняет Винчестер, проводя рукой по волосам. Всегда успокаивает. — Зачем искал? — Просто. — Дин мягко касается плеча, чуть сжимая. Сэм прижимается к руке щекой, потираясь, словно кот. Со старшим что-то не в порядке. В обычной ситуации он бы просто лег на брата и они бы валялись на кровати, пока не устанут. Но сейчас он осторожен. Нервничает. Задать вопрос младший Винчестер не осмеливается, доверительно сжимает чужое предплечье, выводя большим пальцем круги. Если Дин захочет — он расскажет. Сэм не будет давить. *** Благодаря заботливому Бобби, который оставил парням еды, им не приходится выходить в магазин. Они даже на улицу толком не выходят, наслаждаясь днями свободы от чужих глаз. Каждый раз очень страшно попасться на горячем, когда мозг отключается, тело работает на рефлексах и хочется до потемнения в глазах. Каждый раз приходится контролировать ситуацию, не давая себе полностью расслабиться. Но не сейчас. Сейчас можно забить на всё, отдаться друг другу без памяти, не думать о том, что, вот-вот, и кто-то зайдет. Сэм льнёт ближе, зарывается пальцами в короткий ёжик волос брата, жмётся грудью к родной и тёплой напротив, хочет больше, ближе, слиться воедино, чтобы не было этой острой нехватки. Дин не лучше. Целует, куда попадётся, неосторожно хватает мягкие лохмы, вызывая тихое шипение, снимает и с себя, и с Сэма все, что можно и нельзя. Слишком закрыто, слишком далеко, слишком… просто слишком. Губы постоянно находят другие, пальцы переплетаются и снова расцепляются, одеяло путается в ногах, мешая. Воздуха катастрофически мало, но они захлёбываются им, дыша друг другом. Температуре в комнате могут позавидовать самые горячие котлы в аду, но всё равно мало, не так близко, как хотелось бы. Они борятся, за главенство, но ни один не против поддаться. Сэм выдыхает брату на ухо что-то умоляюще-принуждающее, хнычет, как ребенок, когда старший чуть отстраняется, чтобы достать из-под подушки смазку, тычется, как слепой котенок, куда попало, мажет губами по груди и плечам. Дин дрожит, сердце в бешеном ритме старается разбить грудную клетку и прыгнуть в ласковые руки младшего брата, мол: «Держи, Сэмми, всё твое, всё тебе, тебе одному!» Миг вседозволенности срывает крышу, нежность ломает изнутри рёбра, царапает солнечное сплетение, заставляя кончики пальцев подрагивать от напряжения и этой сладко-убийственной боли. Никогда не привыкнет. Рядом Сэм, так отчаянно просящий ласки. И разве может он, Дин Винчестер, отказать брату в этом? Какое право он имеет? Он скорее умрёт, чем откажет этим блестящим от возбуждения глазам. В тишине комнаты, которую изредка нарушают судорожные вздохи, с громким хлюпаньем открывается крышка тюбика. — Дин, ну же, — голос почти скулящий, до невозможного родной и знакомый. — Не тяни. Дин в пальцах путается, сердце надрывается. Выдавливает обильно скользкую жидкость, смотрит Сэму прямо в глаза, эти невозможные омуты, тонет. Вводит по фаланге, боясь сделать больно. Всегда боится. Сэм ёрзает, ноги шире раздвигает. Всхлипывает, когда старший касается разгорячённой плоти. Тянется к красиво очерченным губам, переходит на шею, выводя языком непонятные узоры, целует каждую родинку, шрам, каждую веснушку. Проводит пальцами по загривку, вырывая тихий стон. — Чувствительный такой… — Кто бы говорил… — вводит третий палец, слыша гортанный стон. Сэм у него в руках извивается, словно змея, просит крепче, ближе, быстрее. Дин не может. Не хочет. Боится. Целует родную шею, утыкается носом в острый кадык и медленно входит. Ждёт, давая привыкнуть, сжимает пальцы на сильных бёдрах. Сердце рвется от тихого всхлипа. Родные руки сжимаются на плечах до боли, до синяков. Сэм коротко двигает бедрами, давая безмолвное разрешение. Они двигаются в унисон, шепча тихие признания. Цепляют губами губы, пальцами зарываются в волосы. Путаются в своих и чужих ощущениях, мысли и эмоции одни на двоих. Сэм вскрикивает каждый раз, когда старший входит особо глубоко, пуская искры в глаза. Дин каждый раз целует, куда придётся и шепчет-шепчет-шепчет: - Сэмми, люблю тебя. Так люблю. - до изнеможения, до глухой боли в груди. Каждую родинку, каждый волосок и кусочек кожи. Каждый рваный вдох и тихий выдох. Всего полностью. А Сэм тихо плачет в ответ, целуя веснушчатый нос брата. Вцепляется намертво - раскалёнными щипцами не отдерёшь. Водит дрожащими руками по спине, обводит пальцами лицо, целует мягкие, чуть потрескавшиеся губы и любит-любит-любит. Так сильно, так сложно, так невозможно Винчестерски. Дин выходит резко и изливается брату на живот. Припадает губами к напряжённому до предела члену младшего, доводя до исступления ласками. Сэм цепляется пальцами за короткие волосы, задавая темп. Тянет за них же к губам, вкладывая в поцелуй всю горечь, страх и нежность. Валится на спину, утягивая старшего за собой. Они ворочаются, стараясь устроиться как можно удобнее, так, чтобы каждый участок кожи соприкасался, сложить вместе паззл, который кто-то когда-то разобрал. Слиться в одно целое, упиваясь близостью. Всегда слишком мало и слишком далеко.

Но всегда рядом...