***
Снежный декабрь на дворе. Свойственная ему суета, спешащие по своим делам люди. Разноцветные гирлянды, ёлки, атмосфера приближающегося праздника царит на каждом углу. Невероятная атмосфера. Холодный воздух греет звонкий смех проносящихся на ватрушках и ледянках детей, влюблённых студентов, ностальгические вздохи людей «больших», старательно держащих «взрослое» лицо, пока душа с босыми пятками пляшет в заснеженной голове. Арсений любил зиму и не считал себя человеком, которому по статусу положено тихо стоять рядом с бешеной каруселью, вместо того, чтобы с расстёгнутой курткой и длинным полосатым шарфом, свисающем через плечо, скакать на прикрученной к полу лошади, словно проткнутой насквозь штырём. Романтично, сказочно, необычно. Только так. Найти идеально белоснежный кусок под ногами, обязательно убедиться в отсутствии жёлтого безобразия и плюхнуться назад, растопыривая руки и ноги, чтобы ангел запечатлился красиво, как на фото. Сделать это при всех посреди улицы? Легко. Поставьте Арсению более нелепую задачу — он справится и с ней. И как душа ребёнка застряла в этом прекрасном теле — непонятно. Но симбиоз их по истине прекрасен. Собственно, прекрасное настроение галантно сопровождало Попова под руку и сегодня, и вчера, и когда он, увидев сочные пончики за витриной уютной кофейни, вспомнил об Антоне. Разумеется, купил к ним и кофе в двух экземплярах, оставил щедрые чаевые миловидной девушке за прилавком и полетел на крыльях вдохновения к симпатичному Гринчу с фамилией Шастун. Тяжёлая дверь открывается медленно, и Арсений холодным воздухом и мурашками расползается по тёплой коже Антона, когда тот с неохотой впускает Попова в квартиру, как однажды впустил этого чудика в своё сердце. С тяжелым вздохом и закрытыми глазами длинные руки прижимают мужчину в чёрном пальто, припорошенным снегом, к себе, получая в ответ тихую улыбку куда-то в ухо. — Всё затворничаешь, родной? — Попов разувается и вешает верхнюю одежду, поставив бумажный пакет и кофе на тумбу. — Ты чего-то другого от меня ожидал? — Антон вымученно улыбается уголком губ, сложа руки и оперевшись на косяк, из-под прикрытых век глядя на мужчину. — Я всё жду, когда твоё ледяное сердечко оттает, — Арсений подскакивает к Шасту, хватает того под бёдра и уносит в спальню под не слишком сильное сопротивление. — и я сделаю всё, чтобы это скорее случилось! — А-арс, — худое тело аккуратно приземляется на кровать, — лёд в моём сердце и так дал трещину, и то из-за тебя. — В моих наполеоновских планах растопить его полностью… — Попов ложится рядом и проводит холодными пальцами по контуру чужого подбородка. — Захлебнуться не боишься? — хитрым котом ластится к руке Антон. — Утону без остатка… — губы тянутся к небритому лицу, но их останавливает металлический забор из колец на длинных пальцах. — Руки иди мой, — отрезает Шаст с улыбкой, — герой-утопленник. На кухне теплее, когда оба стула заняты их законными владельцами. Всё ещё вкусно пахнет подостывшими пончиками и таким же безобразным кофе. Попов крутит дырявый десерт, глядя в него как в калейдоскоп, пока Шаст задумчиво крутит кольцо на указательном пальце. — А знаешь, что идеально бы смотрелось на твоей шее? — загадочно произносит Попов, кусая пончик. — Твои засосы? — Арс одним только взглядом и поджатыми губами выражает своё мнение, касательно услышанного ответа. — Что? — Шарф, Антон. Знаю, что ты холод не переносишь, но на улицу тебя вывести надо. — Выгулять меня, значит, решил. Как собаку, да? Смотри, у меня и ошейник уже есть, — с едва уловимой ноткой обиды проговаривает Шаст, оттягивая пальцем толстую цепочку на шее. — Намордник бы тебе в придачу, чтобы меньше перебивал и не кусался. — Попов встаёт, медленно подходит со спины к Антону и опускает руки тому на плечи. — Новый год всё ближе и… Нет, ты послушай, — Попов прерывает попытку Шаста вырваться, — так вот, праздник уже рядом, и я хочу сделать тебе подарок. — «Лучший мой подарочек — это ты», — запевает отрывок знакомой песни Антон. — не рано ли? Ещё две недели же… — Позже нельзя. — И что ты хочешь подарить? Настольный футбол? — А ты его хочешь? — Его нет. Тебя да. — Антон… — руки сжимают острые плечи сильнее, отчего Шаст даже замирает. — Все эти игры по твоим правилам и всегда на твоей территории. На этот раз правила буду диктовать я. Шастун непонимающе сводит брови и хмурится, пытаясь догадаться, что же такого задумал Попов. Пятая точка подсказывала, что парню это вряд ли понравится, а чужие руки, внезапно оказавшиеся на худом лице, нежно оглаживали скулы, словно пытаясь отвлечь от саднящего чувства. — Пообещай мне, что я не возненавижу тебя за это.***
9:00 — Я тебя ненавижу, Арс. — заключает Антон, выходя из подъезда в дутой куртке и наглухо замотанным шарфом вокруг шеи. — А я тебя люблю. Итак, спорим, что я за 24 часа сделаю тебя счастливее? — А кто сказал, что не счастлив. Я абсолютно счастлив… — Шаст вздыхает, ссутулившись и спрятав руки глубже в карманы. — …был, пока ты меня сюда не вытащил. — Ну хватит дуться, родной. Посмотри, ты ж в своей квартире лицом слился с этими блевотными обоями. — Арсений старательно поправляет Шасту капюшон, пальцами убирая назад светлую кудрявую чёлку. — Блевотным был кофе, который ты принёс, а обои у меня болотные. — Хрен не слаще редьки. — жмёт плечами Попов, хватая парня под руку и привлекая за собой. — Куда мы? Ты хотя бы вызвал такси? — нехотя длинные ноги в полуспортивных штанах всё же тащатся за прекрасно-обтянутыми чёрными джинсами Попова. — Нет, мой хороший, зачем такси? Мы будем гулять ножками, как мама в детстве учила. — Хотя бы не под ручку, Арс… — сквозь зубы тише выдавливает Шаст, смирившись с неизбежным. — Как скажешь. — совершенно без обиды мужчина отпускает Антона, пряча руки в кожаные перчатки. Погода для декабря обычная. Сверху затянуто серым, но ни снега, ни дождя с небес не сыпется. Лёгкие для Попова минус двенадцать, убийственные для Шаста минус двадцать девять. Под ногами хрустит будто бы накрахмаленная земля. Безветрено, и на том спасибо. Арсений идёт медленно, наслаждаясь каждым шагом и вдыхая полной грудью морозный воздух, пока его щёки и нос розовеют всё сильнее. Антон же спешно перебирает кроссовками, вжавшись в себя, словно пингвин, и редко высовывая нос из-за шарфа, чтобы сделать короткий глоток кислорода. Попов бросает на Шаста влюблённые взгляды, каждый раз цепляясь глазами за недовольную двухметровую буку, обиженно поджимающую губы, спрятанные за шарфом, но при этом прекрасно видимые Арсением, словно это было ещё одной его суперспособностью. Одно дело — вытащить человека на улицу, другое — вытащить голодного человека на улицу. Зная Шаста, вести его в ресторан идея так себе. Только если это не ресторан быстрого питания. 9:25 — Тебе бигмак и картошку фри? — Давай. Только с кисло-сладким соусом и колой. — Может, лучше сок? — Может. Кола и бургер — еда вредная. Но голодный Шастун сейчас куда вреднее как сам по себе, так и для здоровья Арсения. Поэтому Попов идёт на уступки, но при этом ненавязчиво предлагает что-то своё, предлагает компромисс. И в принципе Антона это устраивает, хотя к такой негласной точке здравого смысла пришли они не сразу. Если вскрыть чертоги памяти, то можно увидеть, каким заносчивым поначалу был Антон, и как резко на это реагировал Арс. Сколько ссорились и как долго шли друг к другу навстречу, чтобы помириться. Любовь ли это или чувство другого рода. Вообще, любовь это что? Что-то субъективное и до противного приторно-слащавое, вяжущее на языке и с привкусом солёного и горького одновременно. Но оно же греющее, приятно разливающееся по телу, успокаивающее и дурманящее, тихое и красивое, а оттого порой сказачное. Многогранное. Минут пять спустя Арсений садится за столик, пододвигая Шасту поднос с содержимым. — Капнешь этой своей?.. — Антон на Арса не смотрит, но руку уже протягивает. — М? — Со вкусом банана… — Антисептиком? — Арс получает одобрительный кивок от парня и достаёт откуда-то из кармана маленький жёлтый пузырёк. — Пожалуйста. — Спасибо. К этому тоже не сразу пришли. Шаст предпочитал привести тысячу аргументов в духе «я же всё равно через бумажку ем», «если организм постоянно от всего оберегать, иммунитет ослабнет» или коронное «ну я ж картошку только кончиками пальцев» и всё это с довольно недовольным лицом, словно пятилетний ребёнок. Попов же твёрдо настаивал на своём, иногда практически заставляя Шаста помыть по-человечески руки или хотя бы капнуть антисептиком. 9:58 Трапеза проходила в молчании, редко прерываемая Шастуновским вздохом. — Красиво у них тут гирлянда на окне висит. Сфоткаешь меня, родной? — разбавляет обстановку Арс, мечтательно глядя на жёлтые огоньки. — Ся, всё блосу и сфотаю, — с набитым ртом проговаривает парень, несколько ошалевший от такого предложения. — спефыф? — Давай-давай, глотай. — Ненавижу, когда ты так говоришь. — дожёвывая бургер отозвался Антон, вытирая губы салфеткой. Огни звёздами отражались в больших голубых глазах, по-детски улыбающихся всему вокруг, словно далеко в прошлом, словно в первый раз. Большой палец по выученной траектории падал на нужную кнопку, запечатляя момент снова и снова. Арсений корчил рожицы, высовывал язык, зажимал верхней губой край гирлянды, чтобы смотрелось как усы— двумя словами, Антона бесил. Но тот покорно продолжал наблюдать за своим дураком, старательно удерживая уголок губ, чтобы не скакал вверх вниз, а замер и не выдавал его. Затем, не понял, как, но оказался в этих же огнях, приобнятый и чуть помятый, отражающийся на экране телефона с Арсением. Тот плевать хотел на то, как всё это со стороны выглядит, а просто наслаждался практически интимным моментом и с трепетом делил его с Антоном. Парень хоть и не слишком хотел, но не мог лишить Попова такого удовольствия. Сначала скромно, затем с более яркой искринкой вливаясь в вынужденную фотосессию. В груди сильнее разливалось тепло и погрузиться снова в минус сто Антон страсть как не хотел, но у Попова явно планы были другие. 10:17 — Надеюсь, теперь домой? — с каплей надежды в голосе проговаривает Шаст. — День только начался, ты что. Вперёд на выставку! — Чего?.. — не успевает парень вдуматься в услышанное, как его уже хватают за руку и тянут в очередное яркое место. 10:49 Арсений — натура живая, утончённая, поэтому Шаст только догадываться мог, как этот чудик падок на всё, связанное с искусством, ведь подобное тянется к подобному. Когда они входят в какой-то большой павильон, в нос сразу ударяет запах свежей выпечки и немалых денег, которые останутся здесь после посещения выставки. Здесь и знаменитые оренбургские пуховые платки, и жёстовские подносы, и Гжель, а самое интересное — необычные металлические украшения ручной работы. В так называемом «городе мастеров» Арс точно знает, куда вести Антона, и, никого не стесняясь, тащит длинного за руку след в след за собой. От металла по-настоящему веет холодом, а от Шаста страшным внезапным желанием скупить здесь всё: и тот браслет с крупными бусинами в крапинку, и необычное широкое кольцо с какими-то символами, и, разумеется, он ни за что не уйдёт без самой тяжёлой цепи на шею — Церберу нужна амуниция подстать. Однако свой пыл он усмиряет с лёгкой руки Попова, который среди целой кучи железок почти сразу находит то, что на руке Антона будет смотреться идеально. — Почему опять часы? Что за мания у тебя такая на циферблаты? — спрашивает Шаст, разглядывая подаренное Арсением кольцо. — Я время для себя остановил, чтобы не спешило уносить самое ценное, что у меня есть сейчас. — с грустной улыбкой вздыхает Попов. — Но мы всё равно когда-нибудь состаримся и умрём. — тихо констатирует Шастун. — Когда-нибудь. А пока я страшно хочу жить. А ты? — Только если с тобой. — почти шепчет парень, крепко переплётая пальцы с Арсом, а спустя мгновение убирая руки в карманы. — Ладно, ну теперь-то домой? — Родной, наш день только начался. А на часах, пусть и не металлических, всего ничего, и день, судя по всему, предстоит насыщенный, почти убийственный. 11:50 — Каток, Арс, серьёзно? — А как ты хотел? Ни один уважающий себя человек не откажет себе в удовольствии прокатиться хотя бы раз. — Если только этот человек умеет кататься, блин. — Антон садится на скамейку, складывая на груди руки. — Не повод ли научиться? Ну давай, не попробуем… — мужчина присаживается перед парнем, перехватывает кисти Шаста и подносит к своему лицу, дыша на холодные длинные пальцы. — Не попробуем, — сквозь зубы отвечает Шастун, кривя губы и закатывая глаза. — Я щас вернусь, родной! — одними губами проговаривает Попов после того, как слегка касается ими чужих рук, оставляя обжигающий поцелуй. И пока Антон в сотый раз спрашивает себя, что он вообще нашёл в этом чудике и почему его, кота одомашненного, тот так спокойно вывел на улицу, за пределы уютной лежанки. Хотя нрав у парня был дикий: в руки не давался, срал мимо лотка и обои любимые болотные драл, жрал всякую дрянь. Пришёл тут, видите ли, чужак, значит, да давай условия свои ставить. Кормил не абы чем, обои подклеил, прицел подкорректировал, а тут впервые в жизни на улицу вывел. Только нахера — непонятно. Стоит теперь, счастливый, коньки в прокат берёт, всё на кота своего посматривает — небось боится, что сбежит. Но сбегать было бы слишком низко для двухметрового парня, поэтому он смиренно ждёт своей участи и прекрасно помнит, что с большой высоты и падать больнее. — Если ты хотел ко мне подкатить, то ты это уже сделал однажды, — как бы к слову напоминает Шастун, держась за бортики катка. — Ну чё ты, не ссы, родненький, давай руки, — в отличие от Антона, Арс держится уверенно, подставляя крепкое мужское плечо. 13:13 Вокруг катается и веселится довольно много людей. Подростки, снимающие тиктоки, романтики, совсем мелкие телепузики в смешных комбинезонах и реже вполне себе состоятельные взрослые люди. Их меньше всего, потому что люди предпочитают работать, а не заниматься фигнёй, у них на это нет времени, по крайней мере, именно такого мнения придерживается Шастун, крепко вцепившийся в локоть Арсения. — Тише-тише, разогнался так, я ж тебя не удержу, — смеётся Попов, перехватывая чужие руки. — давай потихонечку на меня… — Да как ты ими отталкиваешься, я не пойму! — ругается Антон, а Арс лишь громче смеётся, наблюдая за практически беспомощным положением длинного. Время не только лечит, но и учит, поэтому уже через полчаса у Шаста всё же стало получаться управлять собственными ногами. Под чутким руководством Арсения, разумеется. Весёлая новогодняя музыка впитывалась в мозг вместе с запахом горячего какао, а разноцветные огоньки всё меньше бесили — ведь если перестать обращать внимание на раздражитель, то его самого это вскоре начнёт раздражать. Антон, опьянённый новой для него атмосферой, отъезжает от Арса, даже на мгновенние закрывая глаза, а затем, словно что-то заставляет парня очнуться, и он поворачивается, ища в толпе знакомый затылок. И находит гораздо ниже. У бортика, прямо в компании юной девушки, так удачно приземлившейся точно на Попова, сбив того с ног. Агрессивно, насколько это возможно, Антон «подкатывает» к Арсу, едва устояв на ногах. 13:35 — Не помеша-аю? — хватаясь руками за воздух, как можно более грозно произносит Шаст, несмотря на то, что находится не в самом уверенном положении. — Всё в порядке, небольшое ДТП, — отшучивается Арс, поднимаясь с помощью Антона и протягивая руки, чтобы помочь девушке. — У вас кровь! — сообщает звонкий голосок, тонким пальчиком показывая на голову мужчины. — Ох, и правда, наверное, ударился о стенку, — убеждается Попов, потерев затылок и чувствуя липкую жидкость. — сама-то не ушиблась? — Нет, нет, всё нормально. Вам нужен врач? — Мы сами разберёмся, — под локти хватает Арсения и уводит подальше Шаст, строго отвечая девушке. — продолжайте чудесно и безрассудно проводить своё время. — Ну зачем ты так, она же не специально, — уже сидя на скамейке проговаривает Попов, пока Антон с серьёзным лицом развязывает тому шнурки, сидя на корточках. — к тому же, рана небольшая, зелёнкой помажу, и всё пройдёт. — Рот себе зелёнкой намажь, — недовольно бурчит парень, снимая коньки с Попова и помогая обуть сапоги. — на минуту нельзя оставить. — Ой, ну чего ты опять ворчать начинаешь, родной, всё же в порядке. Травмы такого характера на катке дело обычное. — Хуичное. — ёмко отвечает парень вместо тысячи аргументов, поднимаясь и слегка касаясь чужой макушки кончиками пальцев. — Ты прав, царапина небольшая, но когда я тебе всеку, точно станет больше. — Ты ж мой абью-юзер, — ласково с улыбкой произносит Попов, поглядывая снизу вверх. — Иди ты в жопу, Арс, честное слово. — вздыхает, растягивая губы в прямой линии и качая головой. — Сиди, дурачина, пойду аптечку раздобуду. — Добы-ыдчик мой… — тянет всё также ласково мужчина, на что получает в ответ громкоговорящий средний палец, а сам посылает воздушный поцелуй. 14:02 Теперь в свете новогодних огней шипящий от неприятных прикосновений ватным диском, смоченным перекисью, Арсений сжимает зубы, пока Антон хозяйничает на чужой голове, дуя на ссадину, едва её касаясь, чтобы было не так больно. — Забавно, на катке первый раз ты, а упал я. — Дуракам везёт. — отрезает Шаст, закрывая глаза и вздыхая. — Давай теперь пойдём домой, тебе отдых нужен. — Хитрый жук, ну уж нет. Я же не руку-ногу сломал, всего-то царапина. — Попов перехватывает с головы чужие руки и легко касается губами подаренного кольца. — Давай возьмём вкусняшек и двинем в кино, а? — Арс, перестань, — тихо сквозь зубы проговоривает Шастун, убирая руки, но не пряча в карманы, а поглаживая одаренное поцелуем кольцо. — дома тебе не смотрится кина, да? — Ну, родной, дома мы как обычно ничего не досмотрим. А я хочу от и до, насладиться процессом и поп-корном. — Тогда всё равно берём билеты на последний ряд. — По рукам. 14:40 Из всех рассмотреных вариантов, обоюдно отметающих триллеры, выбирают какую-то второсортную российскую комедию, ведь каждый уверен, что на экран сегодня не взглянет. Арсений лукавил говоря, что пришёл на фильм смотреть. Здесь же ни сколько важно содержание, сколько атмосфера. Антон, разумеется, ни о фильме, ни об атмосфере вовсе не думал. Арс хочет смотреть на Антона. Антон хочет