***
Мы с Изабеллой никогда не договаривались, когда она приходит ко мне ночевать. Свободные отношения — свобода действий. Когда я возвращалась уставшей или раненой, она молчала, и вскоре притворялась уснувшей. Ей не то что бы я нужна… Скорее тишина Верхнего города, постельное бельё из шелка и возможность раскинуться на нём звездой. Иногда мы занимались сексом. Причем порой я просыпалась, чувствуя, как между бедёр копошится её рука. Настолько к этому привыкла, что могла испытать оргазм на срезе сна и реальности. А когда просыпалась полностью, трепетно трогала нагретые бедра. Мы с Изабеллой ловили лукавые взгляды друг друга в полутьме — и переворачивались по разным бокам. Когда сил хватало на большее, она брала меня за руки и кружила по комнате. Сама снимала с меня оружие, все ещё в танце разглядывала отражение свеч на стали. Стирала пальцами чужую кровь и доливала свою, когда случайно задевала лезвие пальцами. Потом бралась за моё лицо, поцелуями очерчивала татуировку на носу… И много болтала. Её речь обнажалась вслед за телом. Со мной это происходило медленнее, но она выжидала, а потом незаметно снимала ткани, незаметно разбалтывала, улыбалась в нужный момент. Искусна и коварна. В последнее время будто хочет сказать что-то ещё, но не готова. И появляется всё реже. — А скоро, может, и вовсе не приду. — С расслабленной игривостью отвечает на мой вопрос Изабелла. — Это было бы слишком трогательно, а значит тебе не свойственно. — А ты сама подумай. Морщины у тебя появляются. Тут и тут. Скоро захочется детей, а для этого нужен х-х-хороший мужчина. Или Мерриль… Маги же могут наколдовать ребенка во время лесбийского секса? — Погоди. Ты это к чему? — К тому, что Мерриль вряд ли одобрит твои отношения на стороне со мной. — С чего ты взяла, что мы с Мерриль… — Ты скоро захочешь семью, Хоук. Все хотят. Для таких правильных, как ты, это обязательная участь. И поцеловала меня в кончик носа, словно до этого пыталась возбудить. А потом резко легла на кровать, уставилась в потолок счастливыми глазами. — Мне дорога к морю. Секс и вечера в тавернах это хорошо, не спорю… Но всем пора возвращаться к своим делам. Да. Наверное, меня покусал Аришок или кто-то из его солдатиков, но думаю, что у каждого есть свое место в мире. — Тебе совсем не нужен матрос в виде меня? — Без глупостей. Это на берегу я простейшего вида шлюха. Рано или поздно всем надоедаю, а мне все надоедают ещё раньше. В море всё иначе, там я серьёзная, потому что на своём месте. — Вот и хотелось бы увидеть тебя во всей этой серьезности. Я же тебя не за секс люблю. — Любишь? Меня? Когда мы докатились до такого? Белла сощурилась и сложила руки на груди. Я вспомнила, что она моя гостья, и пыталась быстро замять ситуацию. Накрыла её покрывалом, предложила чай, но Изабелла отнекивалась, не меняя позы. Со временем её взгляд стал виноватым, но мы так и не продолжили наш разговор. Я притворилась, что вспомнила о важной встрече, и пожелала ей спокойной ночи. Давала возможность как бесконфликтно увильнуть, так и проспаться, чтоб подзабыть детали этого диалога. Но в ночном Киркволле мне сулила встреча только с клинками разбойников, потому я пошла в комнату матери. На цыпочках прокралась к кровати, накинула на голое тело тонкий халат, свисающий с изножья. — Поругались? — Спросила мама, протирая сонные глаза. — Вроде того. По мелочи, не волнуйся. Можно к тебе? — Вся в отца. Тоже так убегал от меня. — Помню. Ещё и к нам с Бетани. Мать хрипло посмеялась и приподняла одеяло, запуская к себе. Я неловко вошла туда, в темноту под тканью. И будто укрылась детством, его спокойствием, уверенностью в каждом дне. Осторожно погладив седые волосы матери, я уснула, будто только вчера родилась.***
Авелин спускает майку с плеча. Её коричневый сосок навязчиво выпирает среди тысячи веснушек. Она отворачивается, идёт вглубь комнаты и подбирает с кровати младенца. — Если я слишком разнежусь, ударь меня по лицу. Я не для того её рожала. — Шепчет она, прижав дочь к груди. Сегодня я впервые увидела ребенка Авелин. И должна была провести их к церкви, для всех необходимых обрядов. Несмотря на бездельников-рыцарей, среди которых был её муж, доверила эту задачу Авелин именно мне. Как говорила позже, никого более в этой роли и видеть не желала. Да только всё утро на меня напряжено смотрит, и с каждым вопросом прижимает дочь сильнее к себе. Я прячусь от взгляда за её спиной, и зажимаю в хвост непривычно распущенные волосы. Не вижу, но чувствую, что Авелин от этого движения приятно улыбается. — Ты на меня не злись, Хоук, просто это было тяжело. Больнее всех ран, что мы с тобой получали за годы дружбы вместе взятые. И я до сих пор не поняла, как должна к этому относиться. — Порадуйся. Я же счастлива. — Взяла со стола ленту, перевязала её локоны. — Да уж. Весь верхний город на ушах от твоих завываний. Так бы и не узнали, что сама капитан гвардии расплодилась. Даже самой смешно. Но Авелин не смеялась. А я тревожно почесала затылок. Ведь и не была же пьяной, а к паре встречных пристала с этой очаровательной новостью. Они ещё и наудачу местными глашатаями оказались, так что знали о произошедшем даже пираты на Рваном берегу. Покормив ребёнка, Авелин небрежно накинула одежду и махнула мне свободной рукой. Её дочь была невзрачной среди обмотанных вокруг себя покрывал. Маленькие руки тянулись к матери. Та лишь легко улыбалась — и шла вперёд. Коридоры в розовом свету менялись, хитро закручивались, удлинялись и были совсем не те, что когда-то там, до рождения новой жизни. — Иногда мне кажется, что она высосет из меня не только молоко, но и всю кровь. А за кровью — все, что осталось в теле. — Ты в порядке? Авелин нервно засмеялась, чуть запрокинув голову. — Я не спала несколько ночей, конечно, я не в порядке. Даже тут, в спокойных спящих комнатах, я крепко сжимала кинжалы. Авелин сейчас казалась слабее дворовой кошки, и это вызывало противоречивые чувства. С одной стороны, подобные моменты передавали её человечность, которая и восхищала меня, прорезаясь сквозь тяжёлые доспехи. С другой — не хватало мне и той силы, которую Авелин влекла за собой. Сейчас от неё пахло только слабостью и растерянностью. Она не знала, что делать с существом, которое так неестественно лежало в её руках. Мы подошли к выходу. Там, переминаясь с ноги на ногу, глядел во двор Донник. И как только Авелин незаметно подошла и поцеловала его в щеку, я осознала, чем меня так взволновал разговор с Изабеллой.***
— Ей приснился дурной сон, того и ходит угрюмая. Я не говорила Изабелле о том, что мне приснилось. Она в попытках скрыть от остального отряда наш конфликт выдала первое, что пришло в голову. И попала так удачно, что я и сама удивилась: «почему меня так задело появление во сне у Авелин ребенка?» Я ожидала этого и в реальной жизни, и один раз неприлично спросила, планирует ли она детей. Но стражница с такой неприязнью отмахнулась, что я увидела перед глазами её безрезультатные усилия зачать с Уэсли, и потупленный взгляд, когда она сообщала Доннику о своем бесплодии. Спустя время, за чашей-другой, Авелин высказалась, со свойственной ей в моменты откровения краткостью: «женщина или сильна физически, или способна родить. Везде свои жертвы». Я проснулась в слезах, когда вела сквозь оживленную улицу расцветшую семью. Вспоминала, каким тяжёлым взглядом смотрела на меня Авелин. Она чувствовала, как я хочу её совсем иной. Из моей жизни отделялось то, что так цепко прикрепилось ещё до Киркволла, вслед за взмахом меча над одержимым скверной Уэсли. И молчаливая благодарность за избавленные муки. И путь, который мы очертили вместе, охраняя ещё совсем юную Бетани и мгновенно постаревшую мать. И то, как сильно я её хотела спустя месяц в таверне, куда мы пришли пропить первую зарплату. Вышла тогда на улицу, и в изнеможении прижалась всем телом к углу соседнего дома. Смотрела на звёзды, и подумалось, что тепло растеклось по телу благодаря им. Это рождение ребенка, пусть и ненастоящее, стало для меня символом собственного постоянства. Я много наблюдала за Авелин, и вокруг неё всегда что-нибудь происходило, и сама она эти события умела порождать. Я же только вздыхала в редких объятиях её крепких рук в особо тяжёлые моменты… Рядом со мной все умирали. Она же была той, кто, не смотря на бесплодие, будто бы создавал вокруг незримую жизнь. Когда человеку чего-то не хватает, он, даже не замечая за собой, пытается это сублимировать. И там, во сне, я не была готова терять ощущения, которые она создавала для меня. Родив ребёнка, она бы отдалилась, стала иной. Там, где создаётся семья, зачастую нет места дружбе. Изабелла зашла в комнату матери, когда та давно ушла готовить, а я успела вытереть слёзы. Но она всё равно почуяла моё плохое состояние и начала шептать всякие глупости на ухо. А потом, спускаясь ниже, шептала их в ямку на ключицах, в ложбину грудей, шрам на животе. Я придерживала её голову, игриво замедляя перемещение вниз. Но мысли мои были не там. Я представляла, как снова заплетаю волосы Авелин в нетугой хвост. Как они горели в моих руках, и моё воображение оставляло на пальцах ожоги. Эти мысли из раза в раз всплывали в голове, когда Авелин оборачивалась ко мне. Сегодня у неё был хороший настрой без ведомого повода: больше улыбалась, чем занудничала. А потому видимых причин прерывать поток желаний у меня не возникало. Когда до меня доходило её теплое дыхание, в глазах плыло, терялась дорога. Зато её лицо, румяное и свежее, оставалось четким, вырисовывалась каждая веснушка, каждая вмятина от заживших шрамов. А отдыхали ночью мы у Рваных берегов. И там, отхлебнув со всех найденных по рюкзакам фляг, Изабелла накинулась на меня при чужих взглядах. Мерриль попятилась спать, Варрик отлучился поискать что-нибудь интересное вдоль воды. А Авелин осталась, понимая, что если на нас и вздумает кто-то напасть — мы с Изабеллой падем первыми. Мы всегда падали первыми, как любители ближнего боя и отвлечения, а сейчас — как ослабевшие головой от страсти. И это не то, с чем можно было мириться такой занудной женщине, как Авелин. Но всё-таки накрывала нас щитом и зорко осматривала обстановку. И вздыхала, что мы едва слышали сквозь поочередную заводящую ругань и стоны. Когда внутри меня изгибалась чужая ладонь, я упала головой на землю. Волосы, вобравшие грязь и пыль, щекотали лицо. Не смотря на это, я насилу раскрыла глаза. На фоне синевы звёздного неба возвышалось лицо стражницы: с глубокими тенями и небольшими бликами в глазах. — Авелин… — Прошептала я, чувствуя, как жар хлынул со всего тела к бёдрам. — Ну-ну. — Равнодушно бросила она. — Иди ко дну. — Завершила беседу Изабелла и плавно вытянула руку. Я всё так же смотрела вверх, на стражницу, которая уже едва не смеялась. Она наверняка думала, что я просто пьяна, и сразу усну, как только оргазм прекратится. Но мне меньше всего хотелось спать. Я пыталась запомнить каждое её движение, уловить в нём что-нибудь выходящее за рамки прежних отношений. Хотелось схватить её, ведь тело было так рядом, и сидела она так, будто только и хотела, чтоб я вцепилась руками в доспехи. А Изабелла, где-то там внизу, вдали от нашей платонической симпатии, мягко целовала живот. Губы едва касались кожи, больше было её дыхания, расслабляющего и томного. Похоже, Авелин это показалось более пошлым, чем проникновение рукой, и она брезгливо подняла голову. Я тоже смотрела туда, вверх, на звёзды среди обрывков туч. Где-то сбоку мелькнул плащ Варрика, послышалось шуршание палатки, и снова — тишина. Даже Изабелла решила к ней приобщиться, почувствовав, что моё внимание с ласк перешло на небо. Она подползла выше, упав всем телом на моё. Её руки искали мои ладони, а голова бережно легла на грудь. — Тебя так и хочется всей собой трахнуть. Такая нежная, как вода. Нырнуть бы полностью… — Белла зевнула. — Только думаешь о чем-то левом. Не хочешь моей любви. — Всё-таки о любви заговорим? — Хохотнув, я накрыла её своей рукой. Авелин всё-таки опустила осуждающий взгляд на нас и подхватила зевок Изабеллы. — Я терпела всякое, но это терпеть не намерена. Давайте в палатку, бегом. — Ну ты чего тут вот это… Жарко тебе, наверное, сняла бы доспехи. Или ты и спишь в них? — Ну да, придется в них и спать, если вы не двинетесь в палатку. Пощадили бы свою стражницу. — Какая упрямая, ты смотри… — Зато её комары не кусают. — Ни комарам не покусать, ни мне. Что за жизнь? Сквозь дремоту я прикрыла рот Изабеллы. Та что-то щекотно шептала в мою ладонь, а потом нас, уже почти спящих, подхватили крепкие руки. Я совсем сжалась, подумав, какой тяжелой и большой могу быть для Авелин. А когда она опустила нас в прохладных палатках, я резко очнулась. И не спала всю ночь, окутанная размышлениями.***
Годом ранее На столе Авелин было разбросано оружие разного толка: где кинжалы, где мечи, и в крови, и в чем-то похуже. Я пристально рассматривала их, пока стражница заваливала вопросами. Она прекрасна даже в своём неуклюжем стеснении. «Как он на меня смотрел?», «Я нормально ответила?», «Хоук! Почему ты улыбаешься?». Я не успевала отвечать, да и не хотелось шевелить губами, минуту назад подхватившими её поцелуй. Авелин выдохнула — осознала, что мои мысли перегружены. Что этот неуместный, робкий жест благодарности означал для меня нечто большее. Она бросила взгляд в сторону и махнула головой. За спиной послышались шаги. Видимо, Варрик с Изабеллой поняли намёк без слов. — Присядь. Ты не хочешь поговорить? Её тон стал спокойным и размеренным, как обычно. От напряжения я не могла двинуться с места, но Авелин положила руку мне на плечо и наклонила в сторону стула. Пришлось повиноваться. — Я не очень разбираюсь в подобных темах, но учитывая, как ты помогла мне с Донником и как давно мы знакомы, я хочу попытаться понять тебя. — Всё в порядке, просто целуешься ты приятно. Я уже завидую твоему жениху. — Да ладно? Даже нашу пиратскую подругу переиграла? — Она наверняка стоит и слушает у двери. Но я кивнула в ответ на её вопрос. Авелин смущённо посмеялась, но вскоре снова вернула серьёзный вид. — И всё? Ты можешь рассказать мне что угодно. Я не люблю тайн. — А сделать что угодно могу? Брови Авелин тревожно поднялись. Она нервно осмотрелась, будто искала, на что отвлечься. И обречённо покачала головой. — Нет, Хоук. Сделать что угодно ты не можешь. — А может ты всё-таки подумаешь? Я подскочила, уперлась руками в стол. Авелин повторила за мной. Мы в упор смотрели друг на друга. — Все взгляды, шутки, это, — я прикоснулась к своим губам, — я ничего не понимаю. Я была уверена, что однажды мы придём к большему, но ты вдруг снова собралась замуж. От сказанных слов меня вогнало в жар. Я не успела проследить, как вертящиеся мысли оказались озвучены. Я выдохнула и потерянно опустила голову. — Ты переходишь все возможные границы. И опускаешься в моих глазах. — Похоже я и хочу этого. Она схватила меня за плечо и притянула к себе. Я ещё не успела сообразить, что к чему, как ощутила резкий удар под затылком. По телу прошлось приятное горячее покалывание. Под его пьянящим воздействием я подалась вперёд и попыталась извернуться для ответного подзатыльника. Но Авелин перехватила мою руку. Она смотрела на пальцы с размышляющим видом, всё сильнее и сильнее сжимая запястье. Минута до того, как у меня окончательно затекла рука, дала нам возможность успокоиться. Стражница небрежно выпустила мою руку, будто бы сама не понимая, как та оказалась у неё. Её дыхание участилось и плавно перешло на смех. — Ну мне же не нравятся… девушки! — Она растерянно смеялась и осмотрела ладонь, которой меня сжимала. — Мы же… мы не с того начали! Это так не делается. — Давай успокоимся. Я ни к чему тебя тут не склоняла. Давай представим, что это очередная история Варрика, которую он нам осмелился в пьяном угаре рассказать. А я вот недавно ушла с ним и Изабеллой за дверь… — Да нет же. Постой. Авелин неуклюже обошла стол. Чуть наклонила голову набок и изучающе смотрела на моё лицо. Я поправила волосы и задумалась, насколько неловко выгляжу. А она так красиво вписывается в свой кабинет: хмурая, высокая, а легкая растерянность передаёт незначительный бардак из свитков и оружия. Меня отвлек её поцелуй. Более сдержанный и мягкий, чем первый. Я скрепила руки на её талии. Казалось, во мне возникло столько силы, что я одним движением смогу снять с неё доспехи. Авелин тоже обняла меня, положила голову на плечо, вздохнула. — Всё в порядке, Хоук. Я поняла тебя. Но не так и не здесь. А, может, и вовсе не стоит? Давай поговорим чуть позже. Я, до этого активно развязывающая узел на её платке, резко опустила руки.***
Покачала головой. От выпитого это действие ощущалось приятным и мягким, словно кто-то взял меня за щёки. — Не поговорили… Она всё-таки вышла замуж. — Промычала с озлобленной ухмылкой куда-то в сторону стены. — Может тебе стоит стать арбалетом? Насколько я знаю, мы с Авелин очень похожи в любви… к оружию. — Ох, Варрик! — Рассмеялась, уронив лицо в ладонь. — У её щита тоже есть имя? — Не поверишь, но один раз услышал, как она говорила «Хоук нужно протереть», глядя прямо на него. — Услышал или только что придумал? Не могла убрать с лица улыбку. В тот момент меня озарило, что не волнует ничего: ни взъяренная Мередит, ни дотошный Орсино, ни очередные побеги Изабеллы, ни боль по Авелин, когда есть такие друзья. Мы ждали Андерса с угощениями, а на его запах прибежал бы и Фенрис — против магов бунтовать. Хорошо бы, захвати он бутылки чего покрепче. Послала мабари к дому Мерриль, вдруг не спит, тоже пришла бы с нами посидеть. Я подсела к Варрику и крепко его обняла. Планировалась хорошая ночь. — И всё-таки поговорить вам нужно. Есть о чём. Она будет сегодня? — Нет. Нет, нет, нет. — Словила наплыв жара от выпитого и снова нахмурилась. — У неё же так много работы в последнее время. К тому же, прошёл год. Вдруг она и не помнит. — Зная Авелин… Помнит. И каждую ночь перебирает ваш разговор в голове, где-то со стыдом, где-то с интересом, в котором никогда не признается. — Ты её знаешь? Я вот вообще не знаю. — Я же писатель. И люди, и твои дружки-эльфы, и даже гномы у входа — все они в моих глазах прозрачны. Я даже понимаю, почему ты так привязалась именно к Авелин. — Да? — У тебя слишком много потерь, а из-за них страхов. А на неё один раз посмотришь — и уже будто в непробиваемой крепости. Ты слабеешь перед ней, ты хочешь, чтобы она была твоим щитом. Ты устала, твоё тело требует отдыха в этой защите. Я знала это. Но услышать подобное от другого человека оказалось болезненным. Думала, что отрезвею, но алкоголь с такой силой ударил в голову, что я зарыдала. — Я должна пойти к ней. Просто сходить. — Упала лицом в колени, стараясь сдержать истерику. — Не в таком состоянии. Вон что у вас год назад произошло, на эмоциях чуть не поубивали друг друга… Ну-ну, тише. Варрик гладил мою голову. Мы часто оказывались в таких ситуациях, оставаясь вдвоём. Но никогда раньше не говорили именно о любви. У Варрика проститутки, у меня проститутки, шутили на эту тему, порой обсуждали забавные ночи, но не расспрашивали друг друга глубже. Я давно поняла, что имя Бьянка для Варрика не оканчивается несчастным арбалетом. Но я не была писателем, а он был гномом и легко переносил алкоголь — никак тут на правду не вывезти. — Я сейчас успокоюсь и всё-таки схожу к ней. Думаю, в другом состоянии не смогу решиться. — Что ж, Хоук. Надеюсь ты принесёшь мне сюжет для новой главы. — Я не думаю, что буду с ней обсуждать тот случай. Просто спрошу, не нужна ли помощь. Может, если быстро справимся, к нам позову. А нет, так хотя бы просто посижу с ней. Ты прав, я устала… Мне нужна она. Ты проследишь тут, чтоб эльфы и Андерс друг друга не поубивали? Магия дружбы, все дела? — Позови к нам Себастьяна с Песней света. Тут без помощи Андрасте не справиться. — Если целой останется хотя бы половина дома — уже хорошо. — Конфискую их посохи с оружием и устрою бега на мабари. — Я говорила про половину дома, а не половину собаки. — Тебя понял. Удачи там! Я вышла в ночь. Голова под порывом ветра всё-таки ощутила тяжесть от алкоголя. Боль мешала сосредоточиться, потому оставалось только молиться, чтоб меня не заприметили головорезы. По привычке вжимала руки в кинжалы и осматривала каждый угол, но держалась твёрдая уверенность, что именно сегодня меня не тронут. Я не доверяла подобной интуиции, но всё-таки мне хотелось больше насладиться этой ночью, чем бояться. Ведь ночной Киркволл, бесспорно, красивый. В Лотеринге было спокойное море травы, тут же — бесконечные водные луга с тихим плеском волн. Дороги в пьяных глазах сливались с той водой, и я представляла, что плыву. Так не хотелось выветривать алкоголь, пусть бы ещё меня радовал и пробуждал странные фантазии. Тревога вернулась, когда я зашла в казармы. На пол падал свет из окон, создавая иллюзию осколков. Я поймала детскую игривость и пыталась наступить на каждый блик света. Думалось, что если не оступлюсь, наверняка всё пройдёт хорошо. Я ввалилась в кабинет. Авелин резко подняла голову, не выпуская пера из пальцев. — Я ещё не освободилась. Сомневаюсь, что успею на вашу встречу. Извини. В следующий раз обязательно. Эти слова звучали заученно, будто Авелин готовилась к моему приходу. Но, присмотревшись, она осознала, что дело не только в приглашении на встречу, и небрежно опустила перо в чернильницу. Я бегло закинула кинжалы за спину и пронеслась к столу. — Итак, что уже случилось? «Я пришла тебе помочь», «мне с ними скучно», «сама Андрасте подала знак мне сегодня оказаться тут»… — Я хочу защиты. Авелин потупила взгляд. — Ты же знаешь — я всегда с тобой. — Она тепло и вместе с тем сонно улыбнулась. — Всегда. Даже когда вся в делах. — Ты не представляешь, как я ценю это. Я хотела ещё что-то добавить, но внезапно вспомнила, как Авелин, стоя перед демоном в Тени, выбирала Уэсли, а не нас. Вспомнила их свадьбу с Донником и свой сон про ребёнка. И ощутила, что уже сейчас должна быть далеко. Или, по крайней мере, не давать ей прочувствовать меня на настолько глубоком уровне. Но я всё равно подхожу к ней, встаю на колени и касаюсь руками её бедра. Тяжесть, которую Авелин вызывала во мне своими поступками, смешивалась с алкоголем и пыталась пробудить агрессию. Но нет, мои руки уже дальше, а лицо плачет, осознавая, насколько она хорошая, насколько красивая… — Хоук. Это не было призывом остановиться, не было удивлением. Она будто бы спрашивала, чем может мне помочь. И вместе с тем её тело ощущалось скованным, будто под металлом, хотя сейчас на ней была простая домашняя одежда. Я гладила её бедро, пыталась сдержать слёзы, но рядом с Авелин я становилась слишком искренней и слабой, и это не то, что можно было принимать в себе, но и деваться уже было некуда. — Почему не я? Почему я не могу быть тут? — Не контролируя себя, я зарылась заплаканным лицом в её грудь. Уже после подумалось, что она меня наверняка оттолкнет и отвесит подзатыльник. Но Авелин коснулась рукой моих волос и прижала сильнее, будто бы пыталась перенять и понять моё чувство. Я не знала, пересмотрела она свои взгляды, стала нежнее под влиянием брака или это просто мимолетное настроение. Но чувствовала, что она не отвергнет, что она тут, что она зашла вглубь меня, как когда-то в первые дни заходила в дом моего дяди, растерянно ища меня для взаимопонимания в этом чужом грязном городе. Дальше помню только тени её рук. Голубые, синие, порою коричневые, они мелькали то на стенах, то на столе, то на моей коже. Авелин пыталась закончить дела, успокоить меня и думать о чём-то своём, мне далёком и неясном. Я прижималась к её груди в распахнутой рубашке, потому что так легче дышалось, и неловко елозила ногами по подлокотнику. И ничего не осознавала. Мне виделось, что Авелин иногда наклоняется ко мне, и то целует, то шепчет что-то на ухо, то прижимает руку к груди, оплетя ареолы пальцами. Но спустя миг я снова видела её, увлеченную бумагами на столе. Что мне снилось, что было наяву — я вряд ли осмелилась бы позже спросить. Но тени её рук я помню точно, такое переплетение цветов и движений не может сотворить сон, это что-то из такого редкого и живого, что пересиливает описания и воображение. Нет, мы бы не смогли прожить в браке. Такие разные судьбы, стремления, взгляды… Я понимала, что Киркволл надолго меня не задержит, и однажды исторгнет из своих границ. Потому даже усадьбу в Верхнем городе я не могла именовать своим домом настолько же, насколько не могла звать домом комнаты Гамлена. Амеллы принадлежали этому городу и этой усадьбе, но мама оторвалась от родителей, во мне нет ощущения связи с ними. Будь я хоть трижды Защитницей Киркволла, но я осталась в заеденном Мором Лотеринге, где утешала прячущуюся в подвалах Бетани, где ругала за разбитые коленки Карвера, где папа уговаривал маму оставить найденного нами щенка. И где я мельком видела Авелин — побитую, грязную девочку. Которая то и дело притягивала взгляд благодаря румянцу и рыживизне — на фоне сухого, пресного поселения она будто горела. Но она избегала разговоров, отворачивалась, когда на неё смотрят, бежала под плащ отца. Мы бы удивились, если бы узнали, что девочка невероятно сильная, что носит имя легенды. Да и Авелин мелькала настолько редко, что мы к каждому следующему появлению успевали её забывать, и потом наново обсуждали. Думаю, оставшись там, я бы однажды осмелилась её разговорить. С возрастом мне не хватало подруг: соседские девушки меняли интересы с уличных драк на что-то более спокойное и безопасное, передавая старые забавы будущим мужьям. А я так и осталась там, с деревянными мечами и посохами из веток. Мы бы могли играть с Авелин, а когда её забирали на тренировки — напрашивалась бы с ней. Думаю, не видя другой жизни, мы бы выросли в похожих взглядах и чувствах. Тогда бы я могла просить её руки. Сейчас уже не могу. Столько всего за плечами, столько всего упущено, столько принципов и иных желаний, что я даже не понимаю, почему она меня в ту ночь держала на руках, всегда кидалась в любую авантюру, искала совета и поддержки, и даже во снах просила быть рядом с ней и её ребенком. Видимо, мы прожили то придуманное детство, но где-то в Тени. Мне верилось, что и сейчас, в той же Тени, она гасит свечи перед сном в наших комнатах. Но нам суждено жить в реальности. Я проснулась поздно, Авелин уже была на службе, оставила меня в своём кресле с нацепленной на прикрытую грудь запиской «не беспокоить». На столе стояла бутыль с лекарством и стакан воды. Мне не было плохо, пусть вечером я и перебрала с алкоголем. Но всё оставленное приняла, решив не доверять первому утреннему состоянию. Потом я угрюмо шла домой. Не хотелось покидать казармы и ту таинственность, навеянную прошлой ночью. На полу уже не было отпечатков лунного света, а коридоры забились рыцарями. Жара, замучившая ещё ночью, теперь усилилась. Мир ждал скорейшего наступления лета. Дошла домой спокойно. Лишь завидев усадьбу, вспомнила, что оставила её в руках пьяной компании, и теперь интерес подогрелся, сколько уборок и ремонтов предстоит сделать. У входа меня встретил Бодан. Спокойный, здоровый, и даже, кажется, не страдает похмельем. Зал тоже был в полном порядке. В кресле, как я его и оставила, восседал Варрик, подперев ногой Бьянку. — В смысле камин цел? В смысле ковры не заляпаны? И на кого я только дом оставила… — Хоук! У меня для тебя сюрприз. — Надеюсь это не унылое «никто не пришёл»? — Не, пришли. Все. И даже больше, чем все. — Себастьяна всё-таки позвали?.. Но в голову сразу пришло осознание, о ком говорит Варрик. Я наклонила голову и издала непередаваемый звук. — Из гостя такой Себастьян, как из меня волшебник. — Насмешливо пробормотал гном. — Изабелла? Где она? Что говорила? Я не понимала, что чувствую. Изабелла сбежала снова несколько месяцев назад. Она делала это регулярно, без объяснений и каких-либо прощаний. Не даром она ассоциировалась с ветром — гуляющим то тут, то на другом конце континента. Я не пыталась за ней гнаться. Изабелла жила в очаровании многих, ей нужны взгляды новых глаз, чтоб полновесно ощущать себя живой. В однообразных объятьях она бы зачахла, в стенах одного дома — свалилась немощной. Нельзя и невозможно удерживать ветер, ему нужно гулять. — О-о, Хоук, тебя ждёт интересная история. Хотя надеюсь, что принесла ты ещё интереснее. Варрик тоже не был пьян. Похоже, ночью в доме происходили вправду занятные речи. Хотя, если бы я знала о приходе Изабеллы, то рассчитывала бы на худшие последствия пира. — Я проспала у Авелин на коленях всю ночь. Мы не говорили. Варрик подманил к себе, попросил наклониться и улыбчиво погладил по голове. — Неплохая попытка. Может быть, к старости вы всё-таки подержитесь за ручку. Я засмеялась и в порыве эмоций крепко обняла его. Пришла очередь Варрика рассказывать. — Зашла она с Фенрисом. Нес её на плече, уставшую и помятую. Ввязалась в драку с кунари, благо эльф как раз к нам шёл, увидел её и вытащил. Подошёл сразу Андерс, после полуночи прибежала Мерриль с твоей мабари. И все уставились на неё, упавшую прямо тут — Варрик ткнул в ковер возле камина. — Не желала вставать ни в какую. — Андерс осмотрел её? — Цела и невредима. Только на эмоциях вся. Поняла, что тебя любит. И хочет остаться здесь. Сначала в голову ударил жар, и захотелось сказать что-нибудь едкое, отшутиться, переспросить. Я не относилась к этому заявлению серьезно. У Изабеллы бывают настроения на громкие заявления, только вот спустя время они воспринимаются за шутку что ею, что окружающими. — Она сама попросила меня это передать. Боялась, что передумает и сбежит. Мы тут всю ночь… страдали. Каждый своё вспоминал. Даже про выпивку забыли, а жаль: теперь же наверняка все всё помнят. — О, нет, только не говори, что я прослушала рассказ про Бьянку! Ту самую, настоящую. — Чищу каждый день. Целую каждый час. Люблю каждую секунду. Как там дальше говорят? Конец. — Ты невыносим. — Улыбнулась. — Так и где наша влюблёная сейчас? Варрик кивнул вверх. Конечно, Изабелла и в подавленном состоянии не упустила бы возможность поспать на моём постельном. Я подумала, может, так и надо. В конце концов, даже если она снова будет убегать — её право. Лучше насладиться тем, что происходит сейчас. А сейчас я безумно соскучилась. Я хочу лечь с ней рядом, расспросить, что она видела в своих странствиях, подраться в игривых порывах и снова страстно поцеловать её, как делала это уже шесть лет. Мне и самой не нужно постоянство. Оно осталось там, в казармах, в самом существовании Авелин, где я промахнулась, когда прыгала по пятнам лунного света. Пусть там и будет. Я взошла по лестнице и направилась в спальню.