Осколки

С тех пор как Мартинес прибыл в Сан-Франциско, Хэмфри ван Вейден потерял покой. Ему снится судно. Он выходит к берегу моря и видит нагромождения пожелтевших парусов, оплётанных тенётами такелажа. Большой паук ползает среди них по хлопающим на ветру парусинам, завязывая узлы, переплетающим новые не понятные Хэмфри узоры. Хэмфри путается, блуждает по лабиринтам узлов, он знает о присутствии паука, жестокого хозяина парусов и канатов, натянутых, звенящих как струны большого инструмента, обвисающих, свивающихся змеями. Хэмфри боится. Хлопает постельное бельё, развешанное на тонкой бечеве, ветер надувает белые простыни, наваждение проходит, но только на время. Вечером портится погода и начинается дождь, стучит в окна. Хэмфри лежит на кровати в гостевой комнате старой дачи Чарли Фарэсета. Дом стонет от ветра скрипом старого дерева, качается, натужно трещит, и слышно как волны бьются о его деревянный бок. Пропитанные солью доски пахнут влажной древесиной. Гостевая комната просторна, но воздух в ней становится внезапно спёртым, слышится запах табачного дыма. Хэмфри лежит на спине и смотрит тёмными глазами в потолок, на котором перемешивается свет лампы и тени, сопротивляющиеся друг другу как масло и вода. Запах дыма и хлеба, воздух тяжёлый и наполнен паром, людские голоса, тени, ползающие по потолку, а в углу сидит паук, его паутина перенимает вибрации от скрипа дерева, от хлопающих на ветру парусов, оглушительных, как выстрелы внезапных каждый раз. Выстрелы в океане, клубы сизого дыма над тёмными силуэтами шлюпок, звериные шкуры, сочащиеся кровью, сваленные друг на друга в кучу, кровь стекает по щелям досок, вмешивается в синие воды, её потоки жадно слизываются волнами. На границе сна когда мозг посылает последние сигналы телу, Хэмфри проваливается в кровать, падает, кувыркаясь, и белые простыни смыкаются над ним, качаясь, поверхность постели идёт волнами, по одеялам расходятся круги. Хэмфри вздрагивает и садится. Он один в гостевой спальне на даче в Милл-Вэлли под сенью горы Тамальпас. Спустя время он снова дома, он плыл домой на корабле, он стоял у фальшборта, вцепившись руками в планширь до побеления костяшек, он смотрел в море, на то как волна находит на волну. Волна накрывает его с головой, тут же отступает и приходит новая. Слышится тяжёлая поступь, скрипят доски, пена перемешивается, гудит внутренность парохода – чужеродный звук. В океане Хэмфри мучительно, он не находит себе места на борту парохода, его тянет к воде. Его история была прописана, его образ сложился на витраже, но витраж разбился, и осколки врезались под кожу, выбивали из него по кусочку. В океане мучительно, надо бежать от него подальше, Хэмфри сходит на берег и идёт вперёд, куда-то по улицам города, вглубь материка, его не отпускает крик чаек, осуждающий, визгливый, восторженный. Чайки вьются над его головой, и Хэмфри снова и снова выходит к океану, наполняясь отчаянием. Он больше не стремится вглубь земли, он заходит в портовый кабак в запах табака и пота, морской соли, он видит призраки знакомых лиц. Я вас прежде нигде не встречал? Бородатые, грубые, он бы зажал нос ладонью, но он садится за столик и слушает, ему ненадолго спокойно в гвалте хриплых голосов, в смехе и брани. "…этот Волк Ларсен — ну точно зверь, я о нём слышал, что он подобрал в море двух леди и знаете что он с ними сделал?..". Голоса всё шумят и смешиваются между собой, они похожи на рыки, они заливаются хором, так звучит стадо котиков, отдыхающих одной сплошной массой на архипелаге. Хэмфри не знает где он слышал как звучит стадо котиков. Хэмфри мотает головой, встаёт, качаясь при этом как пьяный, а может он уже пьян, он не помнит, перед ним стоит кружка горького матросского рома. В кружке темно, видно только как поблескивает чешуя подобравшихся близко к поверхности рыб. Сколько времени прошло. Хэмфри выходит из кабака в темноту и первым делом видит вдалеке в темноте зловеще спокойного мора тусклые огни плывущего на горизонте корабля. Хэмфри идёт вперёд, не разбирая дороги, его щёки горят от выпитого, он шатается, в этот день на корабле особо сильная качка. На Призраке. И неважно где он услышал это слово. И неважно где он услышал имя Волка Ларсена. Хэмфри не знает, кто это такой, но ему нравится как оно звучит, оно отдаёт чем-то знакомым, чем-то глубоким, живущим в глубине живота и даже ниже. Он подходит к воде и не раздумывая заходит в холодную воду по колено. Впереди на горизонте огонёк плывущего в темноте корабля, Хэмфри слышит как на корабле стонет дерево, звук, к которому он так привык, звон сковородок и кастрюль, бьющихся друг о друга, шелест страниц, треск огня в лампе. Хэмфри стоит на палубе и смотрит на высокого стройного человека, канаты расслаблены, на них сидят капельки росы, дрожащие от ветра, сверкающие светом звёзд. Хэмфри смотрит через них на человека, не может разглядеть его лицо. Человек держит во рту сигарету, она отдаляется, плывёт маленьким огоньком на горизонте. Человек затягивается, тусклый огонёк освещает его лицо, Хэмфри напряжённо вглядывается в черты, но капелька росы, через которую он смотрит дрожит и срывается, ногу сводит судорогой от холода, и Хэмфри выбирается из воды. Он идёт по берегу, измученный своим внезапным безумием, он хотел бы избавиться от него, он не может сопротивляться соблазну океана. Он лежит на жёсткой койке бок к боку, ему тепло и легко, объятия накрывают его, он качается на волнах в такт движению океана внутри него, задыхается, разводит ноги шире и зарывается пальцами в светлые волосы. Это правильно. Хэмфри не сомневается, он уже проходил это. Он научился. Он слышит частое тяжёлое дыхание и сам дышит чаще. Он слышит частое тяжёлое дыхание и цокот когтей, бьющих мостовую, отбивающих такт четырёхногой трусцы. Хэмфри оборачивается и видит большую чёрную собаку, бегущую за ним. "Чёрная собака — к смерти". Одна из тех примет, в которую он верил в детстве. Собака пробегает мимо, в её крепкой пружинной фигуре угадывается древнее волчье, сверкающее глазами в глубине подсознания. Собака сворачивает и забегает в чей-то двор, легко проскальзывая среди прутьев ограды как привидение. Хэмфри ощущает тревогу, останавливался посреди мостовой, он ловит пальцами новый осколок, он позволяет этому случиться. Он заправляет постель, разглаживая простыню мозолистой ладонью, рябь проходит по поверхности, рябь ложится, и море гладкое. Штиль, на поверхность садятся чайки. Спокойствие, но не на корабле. Разводы соли на стенках кружки, ложка в ней не качается и не звенит, тихо и не слышно даже дыхания корабля, он стискивает зубы, чтобы не кричать, он один в тишине, и тишина звенит и режет страшнее самого громкого звука, тишина оставляет его один на один, и Хэмфри нарушает её, чтобы он помнил, что рядом есть Хэмфри. "Поговори со мной". Он стонет, в турке в камбузе закипает кофе, бурлит и пенится, стремится наружу, бурый почти чёрный кофе с шапкой из грязной пены, его не удержать, он переваливается через край, оставляет на стенках следы, шипит, громко шипит на раскалённом железе печки. Шипит сквозь зубы. "Если поднять глубоководную рыбу со дна, её разорвёт давлением, давление воздействует на её плавательный пузырь, он раздувается и сминает разрывает все внутренние органы, выталкивает их из жёсткой оболочки". "Зачем ты мне это говоришь?" — Хэмфри в отчаянии, он прижимается к широкой груди, там внутри бьётся большое сильное сердце, но он отстраняется, он не договорил, Хэмфри делает шаг навстречу. По мостовой. Он снова здесь, на земле, но теперь вокруг него не зимняя прохлада, а жаркое лето. Весь день солнце нагревало вытертые сотнями ног камни и теперь тепло выходило из них в ночную темноту. Он не помнит, когда успело наступить лето. Хэмфри стоит на пустой улице в тишине, и только недалеко за его спиной ласково шумит прибой. В темноте сложно отличить небо от океана, найти грань между ними, он снова был в портовом кабаке, он трезв, но легче не становится, земля под ним ещё качается на волнах, она не перестаёт делать это уже несколько месяцев подряд, и Хэмфри привык, он научился ходить, твёрже удерживая себя на ногах. Хэмфри стоит на пирсе, стоит лицом к океану, слышит колокол плывущего наощупь лучом света в темноте катера, Хэмфри на краю, он боится шагнуть. Хэмфри боится шагнуть к кровати в тёмном углу каюты, где он лежит бездвижно, его дыхание едва различимо. Он лежал, слушая вибрации корабля единственной уцелевшей своей рукой. Корабль говорил о волнах, бьющих в корпус, о шагах, гулко отдающихся в крепких досках. Хэмфри боится сделать шаг вперёд, поэтому он отворачивается. Он уходит. Уходит безумие, больше нет смутных снов, наполненных криками чаек и ослепляющим блеском океана. Нет хлопков пожелтевшей парусины и глубокого стона дерева, нет океана. Где-то далеко к берегу прибивает исколоченный корабль с мертвецом на борту.