Устаревший

– Долорес… Только не это… Не опять… – старик морщится, бурчит, видя, что жена в очередной раз достаёт потрёпанную колоду. Старушка же бормочет по другой причине – по той же, по которой достаёт карты из сундука. Сундука, мать его! Какие нормальные люди, вообще, в это время оставили в доме хоть один сундук? Наверное, потому что это – последняя ниточка, связывающая с теми временами, когда всё было иначе: в новинку, в радость… Когда всё было настоящим. Когда от руки мастера зависело качество работы, резной узор на крышке, а от хмеля – лишний надрез. Не то что этот литой пластик – идеально в миллионах копий, безлико. Сев за стол и, как обычно, сгорбившись под тяжестью лет, с каждым годом всё более мерзкой и назойливой, старушка сдула волосы со лба и начала тасовать карты. – Я не буду слушать! – тут же заявил старик. – Что бы там ни выпало! – Ник… – проскрипела жена на выдохе. – Хотя бы заткнись… Скрипнули суставы, в кистях – дикое напряжение и будто огонь, тянет… Пришлось положить карты на стол и размять руки. Муж стоял, якобы равнодушно смотря в окно, но в стекле отражалось тревожное выражение лица, поджатые губы… – Ник… – печально обратилась жена. – Прости… Но ты же сам знаешь… – прикрыла глаза и печально продолжила она. Хотелось рождественского чуда, даже если время для них уже давно прошло. В мире из новых, каждый год штампуемых в миллионах копий вещей хотелось чего-то по-настоящему нового. Или просто хорошо забытого старого. Старик вздохнул. – Я уже не верю… Ни во что… Даже в себя… В этом доме время замерло где-то на конце февраля какого-то года. Уже нет рождественской ёлки, но за окном всегда один и тот же снег, по телевизору крутят одни и те же глупости, жизнь всё так же бессмысленна. Только так их ещё не смыло под напором неумолимого потока времени. Двое ненужных пенсионеров. – …Трое сбоку – ваших нет. Туз бубновый, гроб сосновый… – шептала старушка заговор, раскладывая карты. Безумие – повторять одно и то же с надеждой на другой результат. Николас не принимает ни один из результатов. С ослиным упорством. В любое время дня. В любое время года. Раз за разом. Вот зараза. Старушка подняла глаза от стола на мужа. – Знаешь, почему я тебя ещё люблю? Он развернулся тут же, потому что, в отличие от артрита, здесь требовалось его участие: любовь – это путь навстречу. – Потому что и я люблю тебя. Потому что иначе бы нас уже точно не было. Улыбается едва-едва, но улыбается, потому что в жизни – её последних крупицах – есть дорогой человек. – Так почему же ты не веришь во всё остальное, если веришь в это? – усмехнулась. Горько, устало. Муж пожал плечами. – Трудно во что-то верить, когда тебе постоянно твердят обратное… Моё время прошло, и есть те, кто куда лучше: молодые, красивые, энергичные… и подарки у них покруче – не вырезанные эльфами солдатики, а телефоны. Старушка ударила кулаками по столу и застонала. – Долорес! Николас бросился вперёд, упал на колени (тоже со стоном) и принялся целовать руки жены. Проверено, сотни раз проверено – так болит меньше. – Ник… – жена покачала головой. – Ты же сам знаешь разницу. – Я-то знаю. И ты знаешь. Наверное, даже они знают. Но им – удобнее её не замечать. Старое идёт в утиль, потому что купить новое проще, потому что штамповать это новое стало куда удобнее. Старушка покачала головой. – Вот дурак, мой дурак… – пробурчала. Николас улыбнулся и прижался лбом к плечу жены. – Те чудики из рекламы подарят мне разве что банку колы или SIM-карту! – и рассмеялась. Поднявшись, старик кивнул. – А потом все они скажут: «Подходим, граждане, покупаем подарочки!» Супруги рассмеялись от души, но с нотками грусти. Как… как ЭТИ могли заменить их? Как запах имбиря уступил запаху пластика? – Ник… – наконец слабым голосом обратилась старушка. – Да ладно… Можешь считать себя главной рождественской волшебницей! – Он упёрся ладонями в бока и подался назад. – Я надену снова свой костюм! Только… спину ещё разогни малёха… Старушка активно закивала. – Мой Санта! Поднявшись, буквально соскочив с места, как вы былые годы, когда ещё не была седой, чмокнула мужа в нос. На столе карты предрекали мистеру Клаусу дальнюю дорогу и возвращение чего-то старого, давно утерянного.