О Черной и Несчастном

      - Ты забавный, - пропела Черная, сидя на ветке своего дерева. Несчастный поднял на нее свои огромные печальные глаза, от ее замечания будто ставшие еще печальнее.       Ветер прошелестел в прозрачной кроне дерева Черной, прошептал несколько ругательств, и снова затих, оставив после себя чуть зеленоватый осадок и привкус зимы на кончике языка. В Грачневом лесу и раньше бывало неуютно, но сегодня, когда луну спрятали тучи беснующихся высоко над немалорослыми деревьями крикуш, здесь словно открыли навстречу сквознякам все форточки, которые теперь хлопали друг о друга и позвякивали расхлябанными петельками. Конечно, Несчастный не знал, и не мог знать о том, что такое форточка, но если бы знал, непременно придумал бы к ней рифму.       Однако в эту минуту его трепещущие надежды занимала насмешливая ухмылка Черной, нахохлившейся на самой нижней ветке своего корявого, как она сама, дерева. Она издала хриплый звук, в равной степени похожий на смех, кашель и скрип чердачного окна. Несчастный был заворожен. Никогда прежде он не слышал более прекрасного звука. Черная часто смеялась – Несчастный сделал вывод, что это все же смех – над его унылым, беспомощным и растерянным видом, и Несчастный изо всех сил старался выглядеть еще более унылым, хотя из всех несчастных существ на этой проржавелой планете по части унылости мало кто мог составить ему конкуренцию.       Черная лениво расправила одно из своих многочисленных крыльев и взъерошила жесткие перья, подставляя их навстречу вновь несущемуся порыву ветра. Несчастный сжался в комок, но промозглый сквозняк мстительно встрепал тщательно прилизанную шерстку. Кривые ветки дерева издевательски заскрипели, угловато раскачиваясь в волнах воя и свиста, завихрившегося не то в ушах, не то в небе, не то под слоем палых листьев. Откуда здесь эти листья Несчастный не знал – на его памяти тощие, как вселенское зло, деревья всегда невозмутимо блистали наготой, казавшейся Несчастному бесстыдной и восхитительно смелой.       Черная вспорхнула со своего насеста и переместилась на ярус выше.       - Взлетай, - скомандовала она, лукаво щуря свой гигантский глаз, и припрыгнула на месте.       С ветки на Несчастного посыпалась давно осевшая космическая пыль. Тот оглушительно тонко – так умел только он – чихнул, вызвав у Черной новый приступ скрипа-кашля-смеха. Несчастный зачарованно заслушался, забыв обидеться, что было для него крайне нетипично. Можно забыть поспать или полюбоваться на звезды, но только не обидеться.       Смех Черной оборвался так же резко, как сгнившая веревка висельника. Она выжидательно вперила в Несчастного свой пунцовый глаз.       - Я не умею, - смущенно прострекотал он, и его недавно подросшие рожки сверкнули стыдливой желтизной.       Черная презрительно гаркнула. Упиваясь превосходством и немного красуясь, она развернула все свои крылья, по очереди взмахнула каждым, сверкнув радугой, застрявшей в жестких перьях, и затем со звуком, похожим на затерявшееся эхо младенческого плача, сорвалась с ветки. Она взмыла к невидимой кроне своего дерева, потом выше, в сердце толпы беспокойных крикуш, и наконец к самой луне, к ее равнодушному лику, жестко насмехающемуся над всеми черными и несчастными этой планеты.       Несчастный смотрел на нее, топчась в прелых листьях и чуть подпрыгивая на месте, смотрел на беззвучную, раздирающую сердце и барабанные перепонки ослепительно-мрачную стрелу, то и дело расчерчивающую усыпанный пыльными звездами небосклон на негармоничные осколки. Смотрел и думал, что готов выколоть себе глаза ради возможности провести вечность внутри черноты, которая теперь навсегда крепко связала его с пунцовым, радужным и шелестящим.       Несчастный еще долго стоял под высохшим деревом, устремив в небо свои большие печальные глаза, слушал, как ругается ветер и оседает звездная пыль. Привкус зимы еще пощипывал кончик языка, когда Несчастный понял что сегодня Черная не вернется. Он качнул рожками, звякнувшими чисто, как девичья мечта, и побрел к своей норе, коротать вечность во мраке до следующей встречи с Черной.