Подарок для принцессы

Тук, тук, тук. Затупившийся костяной тесак стучит по дереву, высекая щепки; мелкая стружка крошится на снежный пол. В комнате почти ничего не видно: на Северном Полюсе вечереет рано — зимой, во всяком случае, хотя летом тут тоже наверняка не курорт, — а светильники в ледяных домах зажигать не принято. Сокка морщит лоб и щурится, иногда оставляет тесак, чтобы растереть замерзшие пальцы, но почти тут же снова принимается за дело: скоро совсем стемнеет, и тогда работу придется отложить до утра. Сокка с гордостью называет это «работой» — хотя, конечно, в том, чтобы вырезать из старого кусочка дерева фигурку рыбы-медведя, большой сложности нет. Он помнит, как делал такие игрушки отец: из-под остро отточенного охотничьего ножика Хакоды легко выходили тюлени, полярные собаки, даже пингвины с растопыренными в стороны крыльями... Само собой, настоящему воину ни к чему такие сентиментальные сувениры, так что Сокка не проявлял особого энтузиазма, но с удовольствием смотрел, как работает отец. У него тоже получается неплохо: он уверен, что его рыба-медведь здорово напоминает настоящую, если присмотреться. Ну, может быть, сходство не идеально, но Юи наверняка понравится подарок. Сегодня у них свидание, и Сокка очень хочет сделать для нее что-нибудь особенное. Он, вообще-то, не знает, нравятся ли Юи рыбы-медведи или какие-нибудь другие рыбы, но твердо уверен: подарок для нее непременно нужно сделать самому, а не попросить кого-нибудь или купить. Вот почему с самого утра Сокка сидит в доме, выстругивая из дерева рыбешку с длинным раздвоенным хвостом. Повернувшись к единственному в комнате окну, откуда еще сочится совсем слабенький свет, Сокка вертит в пальцах деревянную рыбку, смахивает с ее чешуйчатого тела пыль и стружку, напоследок подтачивает тесаком плавники. Он очень доволен и горд, и даже хмыкает от удовлетворения. — Что ты там пыхтишь? — с подозрением спрашивает Катара, заходя в комнату. Дверной проем здесь низкий, чтобы зайти, нужно наклониться чуть ли не до пояса; и, наверное, поэтому взгляд сестры падает в первую очередь на пол. — Сокка! — не своим голосом взвизгивает она. — Что это еще такое?! — Это рыба-медведь, — с удовольствием поясняет он, поднося резную фигурку к окну. — Видишь, вот тут глаз, тут хвост, тут... — Да я не про это! — Катара даже топает ногой. — Я спрашиваю, что ты тут натворил! Смотри, кругом опилки! А кто все это будет убирать, по-твоему? Трудно было выйти на улицу?! Сокке совсем не трудно было выйти на улицу, да и работать на свету было бы проще, но ведь деревянная рыбка — это подарок, а подарки нужно готовить в секрете. Сокка мог бы объяснить это сестре, и она обязательно поняла бы его, потому что, в общем-то, она отличная девчонка; но сейчас, похоже, не тот случай, когда Катара может проявить широту своей души. — Как мне все это надоело! — восклицает она, гневно потрясая кулаком. — И почему я с вами вожусь? И ты, и Аанг — просто стихийное бедствие! Никакой ответственности! А ну убирайся отсюда, пока я не разозлилась! Вообще-то, думает Сокка, сестрица уже давным-давно разозлилась и здорово льстит себе, разыгрывая великодушие; но, так или иначе, препираться с ней себе дороже. Он поднимается, надевает парку и бережно опускает резную рыбку в карман. — Ухожу, ухожу, — ворчит он добродушно и слегка обиженно. Он ведь не хотел никого злить, у него самого было отличное настроение, и он был бы только рад, если бы всем вокруг было так же весело и легко. Подумаешь, какие-то опилки. Разве это повод так кричать? Натягивая капюшон, Сокка выходит из дома и останавливается, не зная, куда пойти. На улице уже почти стемнело, ледяные стены скрывают заходящее солнце, и от того освещение кажется нереальным: приглушенным, блеклым, наброшенным на город сверху, словно полог. Засунув руки глубоко в карманы, Сокка бредет куда глядят глаза. Заснеженные изгибы улиц уводят в глубины сверкающих построек, в ледяных каналах плещется прозрачная от холода вода. Северное море — самое чистое; ничто не портит его: ни водоросли, ни медузы, только изредка мелькают рыбешки, да и то сразу ускользают на дно. В северную воду можно глядеться, как в зеркало, и Сокка видит в этом зеркале Аанга. Бритоголовый монах весел, улыбчив и безмятежен; на лысую макушку насыпало снега с небольшой сугроб. Он подпрыгивает, закручивая под ногами воздушный поток в форме шара, и зависает на нем, весело хохоча. — Ты что, совсем никогда не мерзнешь? — ежится Сокка, поднимая к подбородку меховой воротник. — Не знаю. Наверное, нет. — Аанг беззаботно пожимает плечами. Сокка думает, что тому, кто провел сто лет закованным в айсберг на дне моря, сугробы на голове, наверное, не причиняют неудобств. И все же смотреть на Аанга холодно. Сокка ежится еще больше. — Ты замерзаешь, потому что стоишь на месте без дела, — изрекает мудрый Аватар. — Пойдем кататься на пингвинах? Тут точно должны быть пингвины! — Настоящий воин не катается на пингвинах, — с достоинством возражает Сокка и, подумав, добавляет: — К тому же, мне надо кое с кем встретиться. Смотри. Он бережно достает из кармана рыбку и кладет на ладонь. Сейчас, когда работа закончена и фигурка готова, она нравится ему еще больше, чем раньше. И что Катара так кричала? Подумаешь, опилки. Ради такого можно и опилки потерпеть. Сокка сам не знает, отчего его так задела вспышка гнева сестры — но, так или иначе, ему хочется сгладить это неприятное ощущение. Уж Аанг наверняка не будет кричать из-за ерунды! И он в самом деле не кричит — только смотрит, нахмурившись, и озадаченно чешет лысую макушку. — Это что? — спрашивает наконец мудрый Аватар. — Это рыба-медведь! — сердито восклицает Сокка. Его обижает и даже немного злит то пренебрежение, с которым все смотрят на бедную резную фигурку — ведь она точно получилась похожей, он уверен, просто надо присмотреться... — Да? — с сомнением говорит Аанг. — А по-моему, если перевернуть, напоминает лук. У нас во дворе раньше рос такой высо-окий куст... — Это! Рыба! Медведь! — громко обрывает Сокка и, сунув злосчастную фигурку в карман, разворачивается и широкими шагами уходит прочь. — Эй, ты чего? — зовет Аанг растерянно и недоуменно. — Ничего... — мрачно бурчит Сокка себе под нос. Он идет в сторону главной площади, где днем обычно стоит большой шумный рынок. Сейчас, конечно, уже почти никого нет, но припозднившиеся торговцы еще складывают товары. Сокка смотрит исподлобья на прилавки, разглядывает ряды. Здесь лежат куски вяленого мяса, костяные ожерелья и серьги, шубы и шапки из дубленых шкур. Сокка смотрит и злится. Наверняка Юи ходит мимо этого рынка каждый день, да еще и не по одному разу — какой смысл дарить ей то, что она видит чуть ли не круглый год? А с другой стороны, какой смысл дарить ей рыбу, не похожую на рыбу? — Эй, парень, хочешь купить что-то? — спрашивает торговец, уже собирающий товары с прилавка. — Ничего, — цедит сквозь зубы Сокка и отворачивается. — Ну и проваливай тогда! — огрызается тот, бросая меховую шапку к другим, уже лежащим в сундуке. Шапки все красивые, высокие, чуть припорошенные снегом, отчего мех кажется еще пышней. Сокка смотрит на них, вспоминает свою резную неказистую рыбку и чувствует себя жалким. Он долго бродит по улицам. На город опускается тьма. Белые стены ледяных домов кажутся голубовато-серыми, блестящими, с черными провалами маленьких окон. Сокка медленно поднимается на горбатый ледяной мост. Юи уже ждет его. Ее глаза лучатся мягким смехом, нежные губы улыбаются, белые волосы сияют в темноте, и кажется, что исходящего от них чистого, неземного света никогда не касается ночная темнота. — Привет, — Сокка неловко вздыхает. Юи ласково улыбается в ответ: — Привет. — Ну-у... Как дела? — он засовывает руки в карманы. — Хорошо, — она нежно смотрит на него. — А у тебя? — Я... м-м... Да, хорошо... В его кармане лежит резная рыбка, она мелькает между пальцев, словно живая, кажется, бьет хвостом и сама ныряет в ладонь. Сокка ловит ее, сжимает в руке, зажмуривается, как перед прыжком в ледяную воду, и резко, быстро, почти скороговоркой выговаривает: — Юи-знаешь-я-принес-тебе-подарок. Вот! — и рывком выдергивает руку из кармана. На его ладони покоится рыбка — крошечная, нелепая, с этого ракурса и правда похожая на лук. Юи наклоняется над ней, белоснежная прядь падает на его пальцы, и теплое дыхание обдает ладонь. — Это... рыба-медведь, — очень тихо говорит Юи. Сокка вздрагивает от удивления, недоуменно хлопает глазами и приоткрывает рот. Кажется, надо что-то сказать. Ну, все же говорят друг с другом, правильно? Сокка набирает в грудь ледяного воздуха и растерянно отвечает: — Да. — Она деревянная, — с нежностью произносит Юи. — У нас никогда ничего не делают из дерева. Знаешь, даже маленьких амулетов не бывает. О, милый, это правда мне? Я могу ее взять? Она чудесная! Сокка ободрено вскидывает подбородок и расправляет плечи. Надо же, а здесь в самом деле нет ни одного дерева. Ну, то есть, правильно, он так и подумал сразу. Он вообще все правильно понял с самого начала, просто его сбили с толку. Он смотрит в сияющие глаза Юи и думает, что не стоит слушать тех, кто, в сущности, совершенно не понимает, как обстоят дела. Не стоит вообще никого слушать и никому ничего рассказывать. Он отдает Юи фигурку, она бережно перекладывает деревянную рыбку в ладони, и в ее маленьких ласковых пальцах скверно выточенная нелепая игрушка выглядит почти как самая настоящая рыба-медведь.