Разворошить

      Гнездо — простое, поражающее своей истинной слово, настолько, что Вашингтон отрывается от заполнивших стол бумаг и наконец понимает.       Оглянувшись по сторонам, проведя взглядом по невольному кругу карт, донесений и неотправленных писем, вздрагивает.       Джорджу требуется долгое мгновение, чтобы встретить второй шаг Жильбера шипением.       Выдыхающее предупреждение.       Слепое и инстинктивное.       — Я не причиню вам вреда, — тихо, приподняв руки в примиряющем жесте Лафайет покорно отступил.       — Очевидно, — выпустив перо, Вашингтон трёт виски кончиками пальцев, хмурится, — От него нужно избавиться — как можно быстрее, — щетинится, приподняв губу в тревожном оскале, ему неуютно под обнажающим взглядом.       До скрипа каблуков — до скрипа отброшенного, скомканного черновика.       Не подпустил Александра, тонул сам.       — Позвольте мне помочь, — держит границу, подходит мелкими, кошачьими шажками.       Вскинув голову, Джордж наблюдает — не шипит. Дрожь заметно свернулась напряжением в прямых плечах.       Чуть ближе — предостережение обрывает прикушенный язык.       — Не нужно, — показательно гудит, но больше не прогоняет.       Ещё ближе.       Отклоняется. Перекатывается.       — Если, — начинает Лафайет, но его останавливают грузным жестом.       — Осторожнее, — ждёт; Джордж взглядом указывает на набросок карты — собственный, аккуратный.       Так предлагают заложить свою ветвь в гнездо, забрать.       Проверяют в опасении.       Склонившись, Жильбер тянется, едва касается края: выбившаяся рыжая прядь липнет ко лбу, но он не смахивает её.       Боится спугнуть, хотя помнит-знает о стойкости.       Тронув, сдвигает к себе, немного. Безмолвно спрашивает, убедившись в том, что глухое шипение ему послышалось берёт в обе руки, едва держит.       Если Вашингтон захочет забрать.       Если прогонит.       Если…       — Остальные, — тихий выдох, — Остальные тоже — позади, — отрывисто продолжив, Джордж доверительно отвернулся.       Гнездо-шорох было предзнаменованием, знаком того, что нужно спрятаться.       Укрыться.       Но даже при поступи жара жеребячье упорство сковывало, разгораясь, притупляло инстинкты, загоняя разум в узкое, отгораживающее его русло.       — Мне нужно обойти вас, — тихо объясняет Лафайет, — Вы позволите мне? — спрашивает прежде, чем продолжить.       — Прошу, маркиз, — наедине Вашингтон сторонится титулов, снимал, как форму — набрасывая на плечи лишь в моменты раздражения или внезапной серьёзности.       Указывает.       — Благодарю за доверие, — в восхищении нитью натягивается странная смесь нетерпения и беспокойства — это стёрло слой брони Джорджа, заставляя склонить голову набок ещё раз, закрывая уязвимую шею.       Слух цепляется за каждое изменение.       — Осторожнее, — губы приоткрываются, не боится.       — Вы позволите мне?       — Поторопитесь, маркиз.       — Да, ваше превосходительство, — от ответного обращения лицо Вашингтона тронула тень, но она быстро исчезла, обратившись загнанным любопытством, когда Жильбер приблизился достаточно, чтобы склониться, — Если вы попросите, то я остановлюсь, — даже за спиной ощущение взгляда не уходит.       — Я верю вам, — фыркает, сбивая вдох.       Перемещается, едва уловимо — теряясь от открытого нежелания привлекать внимание.       — Аккуратное, — чернила липнут к рукам, метят, склеивая листы, — Хорошее гнездо, — уголок зрения задевает движение.       — Отвратительное, — выпрямившись, Джордж прислонился к столу, возвышаясь и изучая.       — Осталось немного, — в виноватом смущении Лафайет торопится, собирая и сминая, — Последнее, — признавая в ускользнувшем свёртке письмо, чужое.       — Их нужно сжечь, — выплёвывает Вашингтон, отворачивается от тонкой стопки, — Как можно быстрее, — ему чудится облако собственного запаха: невыразительный — слишком простой, чтобы в одно мгновение вскружить голову.       Так пахнет дикая земля — грязь у корней.       Редкое чудо — чудо, подсознательно напоминающее о месте.       — Я позабочусь об этом, — пятится Жильбер; он быстро находит решение, срывая перевязь, укрывает дьявольские улики.       Путается в своих руках.       — Маркиз, если я вновь, — дышит, глубоко, словно пытаясь выдохнуть всё жадное смущение; подступившее к щекам пламя.       — Клятва, — коротко задыхается.       — Превосходно.       — Вам следует, — робко начинает Лафайет, проговаривая и настаивая, — Форт, — сводит, понимая, что теперь нужно говорить короче.       — Щедрое имя для дома доброго доктора.       — Безопасное.       — Не сейчас, — хмурится Джордж упирается.       — Конгресс — вам нельзя допускать ошибок, — сбивается, рассыпается акцентом, к вине и стыду, попадая в слабое, самое уязвимое место.       Укол доверенным в свете камина секретом: отголоском прошлого — что-то, подстёгивающее нездоровое упрямство.       Губернаторским кнутом.       — Верно, — откинувшись, Вашингтон соглашается, стискивает пальцами край стола — до беления, — Если гнездо — будет разрушено, — ставит условие.       — Сожжено.       Кивок.       — Не уходите — здесь, — отходит, забывая слова — едва дышит.       Запах тянулся к нему, трогая грань обоняния.       Плохо.       Очень плохо.       Кивок.       — Я попрошу не беспокоить вас, — Жильбер отскакивает.       Кивок.       — Берегите себя, — бессмысленно; дальше.       — Поторопитесь.       Очередь Лафайета кивать.       — Ветви подошли бы больше? — то ли шутка, то ли размышление уткнулось в отдаляющеюся спину, осело приземлённым ароматом.       Встряхнувшись, Джордж вернулся за стол, подпирая горячее лицо руками — проклятье.       Время сбилось — внутренние, стучащие часы сошли с ума.       Превращая минуты в часы — часы в дни.       Жильбер вернулся через три дня. С задранном выше носа шейным платком.       На краю ладонь уместилось пятно — будущий ожог.       — Угли в выгребной яме, — смеётся.       С ним не спорят, позволяют увести.