black eyes, bad guys

Такемичи парализован. Тот самый Непобедимый Майки, о котором конченные отморозки боялись говорить громче, чем шёпотом — это Манджиро? Тот, чью волю они исполняли, заставляя его вместе с друзьями несколько лет въябывать? Быть грушами для битья и безвольными рабами? Чёрт подери! Это всё — Манджиро? И Шиничиро посмеивался над этим? Знал о том, что Тосва принадлежит его брату, догадывался о его судьбе и смеялся? Да, Такемичи конченный слабак, да, о него давно привыкли вытирать ноги; да, это его вина, что все его глупые, детские мечты вылились в настоящий ад. Но разве можно… зачем… что он сделал Манджиро? Зачем он вообще вышел на улицу в ту ночь? От жуткой мысли мороз по коже. Нет, он ни капли не жалеет, что помог Шиничиро. Как вообще можно жалеть о единственном храбром поступке в его судьбе? Но больше он не должен иметь с ними ничего общего. Никогда. Такое недоразумение, вроде него, может лишь всё испортить. Пока он лежал в больнице, родители всё-таки звонили. Он уедет из Токио в провинцию. Всё так и должно быть. Ханагаки снова будет совсем один, но над ним никто не будет больше издеваться. Он исчезнет с лица земли для всех, кто знал его прежде. Сотрется в порошок. Он полное чмо, раз хотел отказаться и терпеть это дерьмо дальше, но оправдаться в глазах друзей, пытаться подняться. С такого дна — невозможно. Каким, к черту, героем он себя возомнил?! Вся его вера в себя, его мечты, которые он хотел возродить, из пепла превратились в прах. — Я… Мне пора, — ему хочется плакать, но впервые Ханагаки не может ничего выдавить из своих глаз. Его взгляд, до этого совсем пустой, упирающийся куда-то в переносицу Манджиро, опускается на пойманную в капкан руку. Он хочет вырвать её, но хватка Майки безумно крепкая. — Не торопись. Нам нужно поговорить. — Мне не нужно, — он выделяет последнее слово, — Ничего. — Опять сбежишь? Такемичи смотрит прямо в душу, но Майки больше не знает этих глаз – они ледяные. Рука Сано соскальзывает, освобождая, но Такемичи не двигается с места. — Передумал? — Если хочешь говорить, то вперёд. Манджиро склоняет голову набок. — Так ты правда не знал меня, как основателя Тосвы? — В перерывах между избиениями и делами мальчика на побегушках было не до тебя, — резко произносит Такемичи, поражаясь самому себе. Почему-то все чувства, которые недавно казались ему совершенно новыми и даже приятными, превращаются в ярость и злость, чёрную, как смола. Во рту горько. — Теперь ты передумал?! На лице Майки появляется тень улыбки. — А у тебя есть клыки. Ещё молочные, но есть. Когда ты не заикаешься, тебя гораздо приятнее слушать. — Мне плевать. Напомню, ты хотел, чтобы я выслушал тебя. Да, глаза Такемичи — зеркало зимнего застывшего озера. Но взглядом Майки можно резать толстый слой льда. — Это верно, — без единой эмоции произносит он, — Дай-ка угадаю… — Рискни. — Заткнись, если думаешь, что это был мой личный приказ – превращать тебя в фарш. Но это не так, — Такемичи дёргается, на секунду выпадая из реальности. Эти сукины дети врали, пользуясь своим положением? На них похоже. Гнев в груди всё ещё силён, но Такемичи бежать не хочет. Ещё успеет. Он невольно ищет глазами Шиничиро по залу, но ни следа. — Он обещал дать нам тридцать минут, — раздраженно бормочет Манджиро, — Так, ты готов слушать дальше? Ханагаки просто кивает. — Наша банда не промышляет насилием над школьниками. Мы буяним, иногда подкладываем под себя и ставим на место золотую молодёжь, но африканское рабство я не поддерживаю. Как и мои друзья-капитаны, в которых я уверен больше, чем в собственной жизни, — Манджиро вздыхает, — По крайней мере, я всегда думал, что мы вместе ради одной цели. Создать новую эпоху гопников, которая будет отличаться благородством, в отличие от бандитов, называющих себя «законом». Мы клялись стоять на защите друзей и семей каждого члена Тосвы. Однако, — Манджиро опускает взгляд на свой сжатый кулак, — Несколько лет назад, мы ввязались в битву с кучкой дерьма… это была выёбистая молодая банда, во главе которой был Шуджи Ханма. Они-то и прессовали обездоленных слабаков. Эта шпала рискнула напасть на меня с ножом. Такемичи тяжело сглатывает, а ладони его потеют. Судьбу Непобедимого Майки мог решить какой-то бесчестный ублюдок?! Он сам не замечает, как его гнев меняет направление к ранее упомянутому шпале. — Меня защитил его напарник. Странно, да? «Герой» объявился в самый нужный момент… Тогда, на волнах подросткового максимализма, эйфории от крупной битвы, об этом я думал мало. Кисаки Тетта, — Манджиро пристально смотрит в глаза Такемичи, очевидно, надеясь на какой-то проблеск в его памяти, но в голове парня — пустота. — Тетта? — Ага. Тогда я не понимал, зачем ему это, — Майки переводит взгляд на унылый пейзаж за большим панорамным окном, — С чего бы защищать врага? Он талантливо пиздел что-то про свою верность улице, про то, что всё должно быть честно, да и вообще выглядел, как задрот. А сам вдавливал нож в человека, которым так умело воспользовался. Тогда он нарвался на кулаки Баджи, но я остановил друга, который в отличие от меня всегда видит больше, — на лице Манджиро появляется тень улыбки, когда он говорит о Кейске, и Такемичи отмечает про себя, что Майки, наверняка, ценит настоящую дружбу, — Мы вызвали скорую для Шуджи. Кисаки выдал всё полиции за самооборону. Это был ещё один тревожный звонок, но почему-то… я решил дать ему шанс. Он показался мне довольно смелым, но амбициозным слабаком. С гнильцой. — На деле же — не просто гнильца, а разложившаяся крыса? — уточняет Такемичи. Манджиро удовлетворённо кивает, наблюдая проблеск злости в голубых глазах. — Я спросил у Кисаки, чего он хочет за свою помощь. Хитрый хрен сказал, что Тосва — всегда была его ориентиром. Он думал, что ловко убедил меня в необходимости шестого отряда, прикрывающего внешние «входы» и «выходы». — Ты ему верил? — Нет. Мои друзья тоже. Они отговаривали меня от этой затеи, — он мрачно хмурится, — Этот ублюдок с первого взгляда не понравился даже Шиничиро, хоть он обычно не судит людей по обложке. Это главный сигнал к посылу нахер. — Тогда зачем ты…? — Держи друзей близко. А врагов ещё ближе, Такемитчи. Слышал о таком? Ханагаки едва заметно кивает. — Вскоре он оправдал себя, показал свою пользу. Член пятого карательного отряда, на плечах которого лежали разборки внутри банды, создавал свои мелкие группировки, которые промышляли грязными делами, — Манджиро стискивает зубы, — Временный шестой отряд во главе с Кисаки разобрался с «ублюдком». И стал полноценным. — Чёрт! — вырывается с рыком у Такемичи. — В точку. Как я узнал позже, он был такой же жертвой, как и Шуджи. Кисаки не мог подобраться ко мне и завоевать доверие напрямую. Поэтому действовал через третьи лица. Тогда я подыграл, — на лице Манджиро появляется пугающая ухмылка, — Показал ему, что у него неплохо получилось. Мои друзья негодовали, когда я утвердил новый отряд официально, но мне было важно увидеть следующий шаг этого сукиного сына. — И? — Он не действовал открыто. Вёл себя тихо, не выдавая себя ничем и угнетая… угадай, кого? Такемичи без единого звука шевелит омертвевшими губами. Взгляд Манджиро слишком многозначительный. Блять. Неужели… — Ты имеешь ввиду… меня? — Не в бровь, а в глаз, — Майки кивает, — Всё это время его люди отыгрывались на тебе на полную катушку. Некоторые истязатели даже не из Тосвы. Я не знал об этом, Такемитчи. Я ждал, когда Кисаки подложит мне свинью, но он пускал своим поведением паиньки пыль в глаза, чтобы разгромить тебя, опустить на дно. Как думаешь, за что он тебя так? Глаза Такемичи колет от подступающих слёз, но кран внутри всё ещё перекрыт. Он тяжело сглатывает, сжимая рукава своей куртки. — Расскажи мне, что ты знаешь, — с дрожью в голосе просит Ханагаки. — Вчера, пока Шиничиро отлёживался и приходил в себя после нашей битвы подушками, я узнал о тебе всё и даже немножечко больше, — Манджиро с мягкой улыбкой качает головой, — Эта сволочь втоптала тебя в грязь и присвоила твою мечту. Как ты считаешь, мог ли я оставаться спокойным? Ханагаки тяжко сглатывает. Почему-то ему вновь становится неловко. Он буквально кожей чувствует, как румянец растекается по его лицу. — В тот день, когда Шиничиро рассказал мне о тебе, своём спасителе, то признался, что готов возродить для твоей защиты свою банду… — Что, бл…?! — громко вскрикивает Ханагаки, но Манджиро тут же приподнимается с места, зажимая его рот рукой. Глаза у Такемичи, как два огромных блюдца. Майки отлично видит в них своё отражение и мило улыбается: — Понимаю, раз речь зашла о моём брате, ты пришёл в полный восторг и готов писать кипятком… но хули ты так голосишь? Ханагаки что-то неразборчиво мычит в руку Манджиро, и тот решает сжалиться над ним, медленно отпуская плотно зажатые губы. Тёмный взгляд невольно скользит от бездонных глаз именно к ним. — Почему ты так не визжишь из-за меня? — Майки дуется, становясь похожим на маленького ребёнка, — Ты меня бесишь.