И обрушилось серебро

Сегодня Итану исполняется тридцать три года. Не сказать, что возраст крайне беспокоил его, время не спеша набрасывает свои петли на шею мужчины, но он не боится. Как и праздничного настроения не испытывает. Возраст давно перешёл тот рубеж, когда предыдущие дни рождения вызывали у блондина трепет и неистовство предстоящего торжества. Миа мёртвой хваткой держала Итана за руку, периодически оглядываясь назад, словно в этих бесконечно мерцающих огнях он мог испариться. Улыбка не сходила с её лица, когда девушка прорывалась сквозь орущую толпу, расталкивая людей, намереваясь подойти к краю сцены. В этом небольшом баре время остановило свой ход и переступая порог, казалось, ты сам становился на тысячу лет старше. Уинтерс не помнил, когда в последний раз был здесь. Слишком много времени прошло, как он покинул родительский дом, свободный от материнского надзора и строгого отцовского воспитания. Но он снова здесь, в потрёпанном кабаке, пахнущем табачным дымом, спиртными напитками и затерявшимися надеждами. - Миа, что происходит? – Уинтерс взял лицо девушки в ладони, и вопросительно поднял бровь. - Будь терпеливей, дорогой, ты сейчас сам всё прекрасно увидишь. Миа развернула Итана лицом к сцене, сцепив руки на его животе, и положила подбородок ему на плечо. - Ты же не хочешь сказать… - Хочу, очень хочу. Публика возбуждённо завопила, когда свет внезапно погас, оставляя только небольшой отблеск на середине сцены. Высокая брюнетка не спеша подошла, с закрытыми глазами она прикоснулась ладонью к микрофону, а затем подняла голову вверх, открыв белоснежное лицо публике. Небольшой разрез, оголяющий правое бедро, плотно обтянутый атлас струящегося красного платья с открытыми плечами, и вечный атрибут – чёрная широкополая шляпа. Мужчина смотрел прямо перед собою, когда женщина, стоящая в паре метров, одарила его белоснежной улыбкой, и Уинтерс перестал дышать, пока птицы обламывают свои крылья внутри о рёбра. «Это же она» - шепчет сознание Итана и вдруг он явственно осознаёт день, когда перестал быть прежним. Бар, стоящий на стыке конца времён, наполненный потрескавшимися звуками старых пластинок, запахом смолянистого коры дуба и цветочными нотами пионов, цитрусов и сладкой корицы с мёдом. Именно так пахло в этом месте двадцать лет назад, когда отец привёл сюда Итана и сказал, что этот участок он открыл ради неё; женщины, чья музыка сейчас разносится на все лады и окутывает своими нотами каждого находящегося в баре. Он обязан был её возненавидеть, но как только до его слуха донеслись звуки волшебного женского голоса, он понял, что пропал. Уинтерс не нашёл ничего лучше подарить незнакомой девушке деревянный солдатик, который в своё время привёз ему отец. Мужчина неотрывно смотрел на ребёнка, трепетно передающего в горячие ладони брюнетки игрушку и недовольно повертел головой, намекая, что не такие подарки дарят девушкам. Но Итан и не мог подумать о сокрытом смысле вещи, было кое-что гораздо важнее этого, он подарил деревянного солдатика потому что ценнее у маленького мальчика ничего не было. Он выбрал её. Выбрал для того, чтобы любить всю оставшуюся жизнь. - Я знала, как ты следишь за её жизнью и не нашла ничего лучше, как просто привезти тебя сюда. Но мужчина не слушал свою спутницу, он по-прежнему смотрел на брюнетку, любовь к которой он увековечил в своих дневниках, возвысил на пьедестал и одарил властью, которой не может быть ни у одного человека. Потому что проживи он ещё сотню лет, а затем вернувшись, Итан снова увидит в отражении влюблённого мальчишку, перешагнувшего порог старого потрёпанного бара, что до сих пор полностью и всецело принадлежал ей. Альсина навсегда закрепилась в жизни Итана. Нет, он никогда не гнался за ней, не просил её любви, не стоял под окнами за автографом или был надоедливым фанатом, рьяно желающим сфотографироваться. Мужчина просто был рядом, где бы она не находилась, спрятанный в тени горящих софитов, ловил её мимолётные взгляды, чтобы потом подолгу сидеть вместе в закрытом баре, попивая сливовый бренди. И его необъятная любовь, не имеющая понятия и определения так и останется не услышанной, пока несколько листов от его дневника не попадутся ей на глаза. А затем она покинула город и Уинтерс больше не видел смысла бродить по длинным улочкам пахнущими сладостью роз, но позабывшими запах, который она истончает. И на фоне её аромата запах лепестков роз ему казался уродливым. Блондин перебрался в Париж, где встретил Мию, которая могла заменить любого человека в его жизни, но никогда не смела приблизиться к ней. Он поселился в небольшой квартире на окраине города, где пахло солнечным летом и свежеиспеченными круассанами внизу, где находилась пекарня. Они пили вино и долго, заливисто смеялись, обсуждая всевозможные темы разговоров, но никогда не касались чего-то серьёзного. Париж не место для таких разговоров. Франция была его временным пристанищем, местом, где можно перевести дух; он верил, что где-то находится его дом, где он почувствует себя легко и спокойно. Но с каждым разом его одолевали мысли, что дом покинул его, как только Альсина переехала черту города. Он видел её по телевизору и на афише театров, он подолгу смотрел на её безупречное лицо, и не думая покупал билеты на последний ряд. И на несколько мгновений его призрачное «рядом» задыхалось в череде громкой музыки и высокого меццо-сопрано. - У Вас бывает такое что, глядя на человека Вам кажется будто знаете его целую жизнь, - Итан поднял голову вверх, попутно опустошив стакан со сливовым бренди, - а на самом деле никогда его не видели? Она села возле Итана, поставив одну ногу на пол, отчего разрез платья оголил бедро ещё больше. Серые глаза смотрели прямо на мужчину, и он мог поклясться, что тонет в холодном океане, но ведь он по-прежнему сидит за баром, тогда почему же так трудно дышать, словно лёгкие заполнены водой и он медленно идёт на дно? - И Вы тоскуете, а он даже не подозревает о Вашем существовании. - Бармен налил паре ещё выпить, и мужчина отсалютовал Альсине, а затем снова осушил стакан. Было в ней такое, отчего хотелось смотреть на неё беспрерывно, словно раньше он смотреть на неё не мог, а сейчас было запретом прекратить. - Кто Вы? – брюнетка закусила изнутри щеку и положила голову набок, не переставая смотреть на Итана. - Это не имеет значения. Завтра Вы не вспомните ни моего имени, ни даже моего лица. Так зачем тогда всё это? Женщина попыталась ответить, в то время как её прервал грубый мужской голос, склонивший голову над её ухом, и опалив горячим дыханием: - Поехали ко мне, куколка. Мужчина в поношенной шляпе положил руку на талию Альсине, провёл медленно по её бедру, затем забрался ладонью под разрез на что женщина недовольно рыкнула и тяжело задышала. Итан не понимал о чём думал, он лишь знал, что схватить её за руку и увести подальше от пьяного взгляда мужика, нагло лапающего её будет истинно правильным решением. Он оборачивался, когда протискивался мимо ревущей толпы подростков, чтобы снова увидеть её глаза и убедиться, что он всё делает верно. Он любил её так долго, что и не упомнить всего, но знание, что он был рождён лишь для этого горячо пульсировало в висках, а потому он продолжал вести её из бара в прохладный июльский вечер. - Вас стоит увезти отсюда. – Голос сочился твёрдостью и настойчивостью. - А с чего Вы взяли, что я с Вами поеду? Мужчина, что приставал к Альсине в баре пьяной походкой направлялся к застывшей паре, выбросив пустую бутылку из-под пива в траву. Его звериный оскал был заметен за несколько метров и женщина испуганно попятилась назад. - Это место не заслуживает Вас. Брюнетка, не разжимая руку позволила Итану проводить её к его машине. Громкий рёв серебристого мерседеса разорвал ночную тишину. Город остался далеко позади автомобиля, по бокам расступились массивные деревья, притрушенные серебром восходящей луны. - Куда ты меня везёшь? Ты хочешь мне что-то показать? Луна уже вступила в свои права владения бархатом неба и дышать становилось легче, когда звёзды дикие, нетронутые человеческим взором сыпались на синюю гладь озера. Альсина вышла из машины, обрамлённая лишь серебряным сиянием отчего казалась ещё моложе и ещё прекрасней. Она остановилась непозволительно близко к Итану, её горячее дыхание разбивалось об острые ключицы и мужчине внезапно захотелось прикоснуться в бледной коже, очертить холодной ладонью остроту женских скул, чтобы оставить свой отпечаток на чём-то внеземном. Но Уинтерс с ранних лет уяснил жестокое правило, посещая с матерью всевозможные выставки и музеи, - к произведению искусства нельзя прикасаться. И женщина, стоящая напротив, являлась для Итана именно художественной ценностью, вышедшая из-под рук да Винчи, высеченная кропотливым трудом Микеланджело, запечатлена временем Рафаэля Санти. - Я хочу показать им тебя. Подойди ближе, и я покажу тебя звёздам. Альсина задышала чаще, схватив блондина за локоть одной рукой, вторую она положила на грудь, в попытках успокоить бешеный ритм сердца. Она подошла к краю обрыва, туда, где как ей казалось заканчивается Вселенная, и в груди разрастается невыразимое чувство. Чувство сладкого спокойствия. - Почему ты привёз меня именно сюда? – она улыбается неожиданно мягко, тянется рукой к Итану, убирая некстати мешающую чёлку. - Это моё любимое место, а ты значишь для меня непозволительно много. - Ты совершенно меня не знаешь, и не вправе говорить такие вещи. - Это мой отец подарил тебе бар и ты понятия не имеешь насколько мы переплетены. – Итан подошёл ближе, каменея внутри и растворяясь, подобно смоле, когда их разделяло всего несколько сантиметров. Паучья сеточка морщин залегла вокруг глаз Альсины и это было ещё одним подтверждением, что Уинтерс любил её слишком долго. Она смотрит на него, и блондин сталкивается с бездонной силой серого океана, так куда же обычному тягаться с ним? - Зачем ты приехал? – глаза жгло от слёз, от чувства боли, что им снова довелось встретиться в их общем городе, полном израненных душ таких же, как они сами. И вот она стоит перед ним, величественная, сотканная нитями тоски, скопившая всё тонкое и режущее, с дрожью выдыхает, а Итан проводит ладонью по растрёпанным ветром волосам и Альсина замирает в его объятьях. Мужчина вдыхал её как драгоценный кислород, так дышит умирающий, готовый выпустить жизнь из своих губ. - Мы прожили всё, что должны были, чтобы оказаться здесь и сейчас. Уинтерс прижимается к её губам мягким поцелуем, почти нежно, но крепко так как хотел сделать уже давно. И привычный мир теряет свои краски, сосредотачиваясь для пары в этом мгновении. Это лунный свет упал ей на плечи, и она стоит перед ним красивая, вечная, не осознавая до конца, что все древние пустоты сошлись в ней, и замкнулся ряд. Это он сжимает её хрупкие плечи, кинувший свою любовь к её ногам, чтобы после не уходить туда, где его перестали ждать. Она нуждалась в нём ровно настолько, насколько он нуждался в ней, а значит куда больше, чем можно измерить бесконечностью. Итана внезапно обдало аккордами потрескавшихся старых пластинок, запахом смолянистого коры дуба и цветочными нотами пионов, цитрусов и сладкой корицы с мёдом. Альсина Димитреску никогда не была прошлым Итана, она просто высечена в его системе координат и возведена в абсолют и, за это он любил её ещё больше. Всё так как должно быть, с самого первого дня, когда он коснулся её руки, отдавая самое ценное, что у него было. Уинтерс знал, где его место, а потому Париж мог быть спокоен, отпуская его домой.