Ошибка Шерлока Холмса

Шерлок Холмс не спал несколько дней. Увлекала его не погоня по городским джунглям, сибирской тайге или бразильской сельве, а та вещь, которая притягивает всех профессионалов и любителей своего дела — новые знания. Только сейчас открыв для себя систему «безопасного города», единый центр контроля и связь ее с отслеживания и людей по их номерам, он проводил время за анализом перемещений, сравнивал, догадывался, выяснял для себя алгоритмы действий преступников и образцы преступлений. Наверное, это можно было сравнить с очень интенсивным повышением квалификации, но для самого детектива-консультанта это был ещё один способ провести время так, чтобы невыносимая скука бытия не напоминала о себе. Он был одержим этими новыми открытиями и хотел проверить их на практике, и мог даже подать несколько идей властям Лондона по поводу тех мест, где скрытые камеры следует установить. Именно потому, весь в решимости проверить одну новую догадку, он вышел из дома без обычной предосторожности осмотреться перед этим. И именно поэтому оказался застигнут врасплох, едва завернул за угол и отошел от входа. Его затащили в машину так быстро, что он не успел даже крикнуть что-нибудь или подать сигнал о помощи, потому что телефон его вырвали из рук и выкинули тут же. И еще быстрее, чем он успел задать хоть один вопрос или всмотреться в лица, его оглушили. Профессионально точный и быстрый укол шприцом — вот и все, что он заметил до того, как отключился. Сознание вернулось вместе с глубокой тошнотой. Глаза открыть не удавалось, но его мутило той тяжкой и неприятной тошнотой, какая бывает не от отравлений, а от чрезмерной духоты или… Или… А потом он вспомнил все, что произошло, и простонал от злости на себя и на то, что не успел ничего сделать — конечно, зря. Времени у него тогда оставалось не более нескольких секунд. Зато сейчас, похоже, куда больше. И всё же адреналин придал немного сил, заставив, активно дергаясь, приподняться, а тревога помогла прийти в себя окончательно. Он разлепил веки с трудом и попробовал осмотреться: толку в этом было немного, поскольку в помещении, где его заперли, стояла непроглядная тьма. Потянул носом — воздух был пыльный, застоявшийся, — верный признак того, что сюда редко заходят. Донесся слабый, но еще более тошнотворный аммиачный запах — как из сточной канавы. Руки затекли, связанные за спиной. Приподняться или распрямиться не удавалось: мешала веревка. Не самое лучшее положение. Он затих, не пробуя больше вырваться, и начал думать. Обращались с ним достаточно аккуратно, не считая пары оплеух и укола: значит, хотят сохранить жизнь. Может быть, станут просить выкуп, может, станут запугивать, чтобы не смел совать нос в чужие дела, или мстить за старые… Но интуиция подсказывала ему, что его сохранили для какой-то более жестокой расправы, и это заставляло тревожиться. Он успел устать в своем связанном положении. Привстать получалось, но не более. Успел выспаться и захотел помочиться, успел продумать штук двадцать возможных сценариев… А потом действие началось. Дверь заскрипела и отворилась, и помещение осветилось несколькими лампами, не слишком яркими, но ослепившими его настолько, что подошедшего к нему человека он увидел размыто сквозь собственные слезы. Поводов для слез вскоре стало больше. Вошло еще двое. С Шерлоком они не беседовали и не бросали в лицо претензий, но то, что ему хотят отомстить, он понял быстро. Он хотел что-то сказать, что оказалось фатальной ошибкой, ведь от него не хотели слышать что-то в ответ, только вот ясно это стало слишком поздно. Только и удалось, что напрасно их разозлить. Один хлесткий удар по губам — ясно, что стоит молчать, и пришлось замолкнуть. Пока что все козыри были у похитителей в руках. И никакой информации о них Шерлок не имел.

***

Джон Уотсон проснулся от грохота, раздававшегося из прихожей. Нацепив халат и проверив пистолет, предусмотрительно положив в карман халата револьвер, который он обычно прятал в схроне под половицей (в Британии запрещено ношение и владение оружием). Холмс стоял в дверях, цепляясь разбитыми руками за косяк и пытаясь что-то сказать. Уотсон холодно окинул бывшего друга и детектива взглядом: разбитые костяшки пальцев, порванные на коленях тёмные джинсы, замаранная грязью синяя рубашка, на которой теперь отсутствовала значительная часть пуговиц, пиджак с высоким воротником выглядел так, будто бы его хозяин ночевал в подвале несколько дней. Следы не-то цемента, не то мела покрывали рукава. В чёрных свалявшихся кудрях запутались куски мусора, каких-то мелких бумажек; часть волос слиплась, прильнув к вискам, запачканным чем-то темным и липким. И в довершение всего Ватсон увидел его расфокусированный, совершенно ошалевший взгляд: расширившиеся зрачки и кривящиеся губы. В душе его поднималась волна ярости. Даже в былые времена, когда он считал Шерлока гением и своим другом, видя его в подобном состоянии, пусть и не так часто, хотелось хорошенько его избить. Загулы в наркопритонах всегда злили капитана, но он всё же сдерживался, считая, что таким извращённым способом гениальный мозг сбрасывает напряжение. Сейчас же он понимал только одно — что Шерлок мразь, каких поискать, и несмотря на то, что Джон всё же дал ему убежище, на то, что полиция две недели не давала ему покоя, но всё же не пришла с обыском, посчитав, что капитан никогда не поможет тому, кто предал его, а теперь детектив, уставший от скуки, отправился искать дозу. Лицо Джона бледнело и глаза на этом фоне блестели ещё ярче. Впервые Холмс отшатнулся от Ватсона, чувствуя и понимая, что перед ним не неловкий доктор, а боевой офицер, приходящий в ярость. — Если бы я не обещал Грегу, то уже сдал бы тебя в полицию — и пусть сами разбираются! — бывший друг едва цедил слова, а его кулаки всё сильней сжимались, оставляя кровавые полумесяцы на ладонях. Ватсон сделал резкий шаг вперёд — и пусть он был ниже ростом, зато кряжистее и явно сильнее. — Джон, ты… — нужно было срочно что-то сказать, объяснить, пока оппонент не пришёл в ярость окончательно. Впервые Шерлок не мог собраться с мыслями, в глазах стояла мутная пелена, он даже не видел лица Джона и вяло махнул рукой, пытаясь разогнать дымку. Джон же перехватил его руку, второй рукой рванул его за рубашку на себя — в голове Шерлока мелькнула мысль о задней подсечке, простейшем приёме дзюдо, но тут же погасла. Первый резкий удар обжёг левую скулу, капитан бил раскрытой ладонью. Второй пришёлся по затылку, третий, самый тяжёлый лёг на правую щёку, оставляя багровую отметину, которая через пару дней будет кровоподтёком на половину лица. — Сказал же тебе не высовываться! Дозу захотелось, а меня за укрывательство посадить могут! Тебя не было целую неделю! Лучше бы ты совсем не возвращался! — он резко выпустил Шерлока и тот упал на задницу на пол. Боль ослепила — не от этого удара, конечно, а от того, что он пришелся и так по изрядно израненным местам, — боль была такая резкая, что из глаз посыпались искры. Шерлок невольно задрожал — судороги, увы, слишком походили на то, что называют ломкой, и даже наметанный взгляд доктора не дал Ватсону отличить их от любых других. Разгневанный Джон развернулся и, оставив его так на пороге дома, ушёл в спальню. Послышался звук задвигаемого засова. А Шерлок, обессиленный и измученный, лежал на полу внизу. Измученное тело болело, но еще болезненнее было недоверие: Шерлока так и жгли слова Джона. Правы были похитители. Он никому не нужен. Голова кружилась всё сильнее и казалось, что чёрный омут засасывает его. Шерлок попытался подняться, но ноги не слушались. В груди становилось невыносимо больно, а в голове нарастал жар. Лежать так, конечно, было не выход, и он попытался добраться до выделенной ему комнаты. Низ живота горел огнём, а он даже не помнил, как все началось и все закончилось. Как он тут оказался? Неужто добрался обратно до Бейкер-стрит в таком состоянии сам, в одиночку? А что произошло? Память медленно пробуждалась, но лучше бы ей было этого не делать. Шерлок с отвращением к себе скривился, вспоминая, как глупо позволил себя поймать. Почему все так болит? Нет, случившееся лучше не вспоминать. "Будем изучать то, что имеем на данный момент, — говорил себе его разум. — Что со мной сейчас?" — и мозг отчаянно гнал всю информацию по его нынешнему состоянию. Резь в животе, стреляющая в пах, боль в спине, но тут он не мог понять, от чего боли было больше: от того, что кожу просто иссекли старым добрым кнутом, или от того, что били по почкам, не жалея. Внутри живот так и крутило. Разрывы кишечника? Жжением напомнили о себе стёртые о грязный булыжник мостовой пятки — они превратились в источник невыносимого страдания. Значит, через несколько часов у него поднимется жар, а к нему присоединятся тошнота и рвота. Дальше он старался не думать. Боль не отступала, зато отступил его разум — и Шерлок Холмс потерял сознание прямо там, на полу в прихожей. Наверное, это и было к лучшему, спасая от воспоминаний. Лежал он так недолго, новый накат боли внизу живота привёл его в чувство. Цепляясь за всё подряд руками, Шерлок кое-как поднялся и, согнувшись пополам, побрёл к себе наверх. К боли присоединился и жар, дышать становилось трудно и Шерлок распахнул настежь окно, вдыхая морозный воздух. Постоял минут двадцать и понял, что умирает от жажды. Вода была на кухне — одна мысль, что для этого придется вернуться назад, вызывала мучительный спазм. Двигаться не хотелось, только лежать, замирая. Он все-таки не привык потворствовать себе и тому, что считал уловками тела и сознания, а потому отступил назад и прикрыл дверь в комнату. Сделал несколько шагов и снова упал. Когда Джон нашёл его лежащим на полу, на спине, он тяжело вздохнул, глядя на блестящее от пота лицо Шерлока, опасаясь, чтобы тот не заблевал ему квартиру. Он устал от присутствия неприятного человека в своей жизни. — Очнись, скотина! Сколько уже можно?! — Несколько оплеух и грязных ругательств заставили его голову мотнуться, с губ слетел стон, и Шерлок что-то нечленораздельно промычал, но всё же распахнул глаза. — Ты что, подрался?! — но вопрос остался без ответа. Ватсон раздражённо выдохнул и набрал номер Лестрейда. — Грэг, прости что так поздно. На том конце раздалось ворчание. — Я всё понимаю, но этот ублюдок меня довёл. Приезжай. Джон повесил трубку и попытался привести Шерлока в чувство. Рванул за воротник и попытался поставить Шерлока на ноги. Ничего не получилось, а на полу остались кровавые следы. Крови было не очень много, но пачкать прихожую из-за порезанного наркомана Джон не хотел. В итоге оставил бесплодные попытки привести Холмса-младшего в более адекватное состояние. Инспектор явился через двадцать минут. Заспанный, со слегка покрасневшими глазами он зашёл в квартиру. — Джон, что произошло? — Этого, — Уотсон кивнул на Шерлока, — носило где-то всю неделю. Я так не могу. При всём уважении к тебе, от него одни неприятности. Может, есть… — Да нет у меня других вариантов. Кто-то основательно взялся за Холмсов. Под Майкрофта копают, на квартире родителей засада. Никто не стал бы искать его у тебя. Говоря всё это, Лестрейд нагнулся к Холмсу, отмечая, что тот в сознании, но в прострации. Была какая-то неправильность во всём этом. Полицейский, повидавший на своём веку многое, скорее решил бы, что перед ним не наркоман, а жертва преступления. — Джон, всё же ему плохо. Может, отвезём его в клинику? — Хорошо, — но в Джоне оставалось слишком мало снисхождения к тому, кто разве что портил его жизнь. Он фыркнул и вышел из квартиры, позволяя Лестрейду подтащить Холмса к выходу. Тот едва шёл и, похоже, не понимал, где он вообще находится. В машине было душно и Шерлок снова отключился от реальности, вздрагивая и тяжело дыша. С раздражением бывший военврач включил в кабинете свет, приготовил налоксон и несколько рвотных препаратов и достаточно грубо усадил Шерлока на кушетку. — Инспектор, помогите мне снять с него вещи. Лестрейд подчинился, стащил пиджак и замер. Рубашка со спины была бурая и присохла к телу, но он отказывался верить в то, что разглядел. Под лоскутами ткани было кровавое месиво, подернутое бурой засыхающей коркой сукровицы и крови. В этот момент Шерлок снова очнулся. Он слышал, насколько разозлён Джон и понимал, что он обуза для доктора. Былой дружбы нет, он сам ее разрушил, никогда не позволяя Ватсону знать больше, чем требуется, так что теперь без объяснений ждать помощи бессмысленно. А объясняться сил тоже не было — да и Джон не поверит. К голосу Джона присоединился другой, тоже хорошо известный — Лестрейд. Только не при них двоих... Лучше он сам как-нибудь... Он захотел подняться и уйти, но не смог. Сбился на кушетке в жалкий комочек и обвил себя руками, пытаясь закрыться от ударов. Как он убедился, у доктора Уотсона была тяжёлая рука. Глаза слезились, горло было сорвано криками и плачем, а из всех чувств остались страх и боль. Он помнил людей, беспощадных и злых, помнил тычки под рёбра и унижение, помнил, как они смеялись и говорили, что он не человек. Послышался шум. Доктор Ватсон придвинул табурет к кровати Шерлока и холодно бросил: — Не дёргайся. Я осмотрю. — Джон, — тихо вмешался Лестрейд, — мне кажется…. — Грег. Я делаю это только потому, что ты просил. Ватсон говорил так, будто бы Шерлок был самой большой мразью на земле, просто куском дерьма. Хотя после того, что он сделал, и после того, что с ним сотворили, так оно и было. Ватсон попытался расстегнуть грязную рубашку Шерлока, но тот дёрнулся и застонал. — Грег, придержи его, — строго сказал Джон. Лестрейд прижал Холмса к кровати. Тот задёргался и зашептал одними губами: — Умоляю…. — а затем он уставился в сторону и замолчал. Уотсон зло цыкнул на него. — Не мешай, или мало получил? Наверное именно эта фраза добила психику детектива. Он всхлипнул, задрожал, но больше не пытался заговорить. Теперь он был окончательно одинок. Плечи заходили ходуном, когда бывший друг, полагая, что рубашку уже можно выбросить, просто рванул её. Пуговицы посыпались на пол. Резким, скорее грубым движением он сорвал остатки с плеч детектива и замер. На рёбрах виднелись синяки в форме чётких отпечатков обуви, запястье левой руки было разорвано в кровь, и опыт говорил о том, что Шерлок был пристёгнут к трубе и пытался вырваться. На груди, плечах и животе багровели сигаретные ожоги. Их было не менее двадцати, ниже ребёр виднелись багровые кровоподтёки. Обожженная кожа покрылась пузырями с кровавым содержимым и отекла. Если ему и хотелось сказать, что раны, полученные Шерлоком, случайны, то врачебный опыт и расположение их говорили об обратном. Вспышка ярости рассеялась, уступив место профессионализму и чувству вины. Вряд ли Шерлок добровольно согласился на такое. — Что с тобой произошло? — голос звучал ровно, хотя нотки прежнего раздражения всё ещё ощущались. Ответа не последовало, зато Лестрейд, решивший сесть за стол в дальнем углу, чтобы не упасть от усталости, ахнул. — Джон… Его спина. — Грег, там в шкафу большой чемодан. Достань его, нужен подробный осмотр. Доктор посмотрел на Шерлока и спросил: — Сильно болит? Когда получена последняя рана? Вот только Шерлок уже не пытался вслушиваться в его слова и отвечать, и дело было не в гордости, а в страхе, чтобы не провоцировать больше Джона на насилие. Он сидел сжимаясь и пытаясь не сложиться пополам, и на это уходили почти все оставшиеся силы. — Прости меня, — тихо прошептал Джон. Он поймал тонкую руку Холмса, крепко зафиксировал прижав к своему колену и сделал укол. Кисти руки на несколько секунд стало больно, а потом Шерлок обмяк. Укол не до конца выключил его, и Ватсон это видел прекрасно, но хотя бы лишил возможности сопротивляться. Появилось больше возможностей для детального осмотра. Высокоактивный социопат буквально физически ощущал, как Джон взглядом шарит по его телу, рассматривает тонкое запястье правой руки, как раз там, где железный браслет наручников впивался в плоть. Кожа была сорвана до мяса, а плоть воспалилась. Кое-где уже образовались гноящиеся очаги. Сколько времени нужно, чтобы такие образовались? Неделя? Ну да, как раз все то время, пока его не было. Левая рука выглядела ещё хуже. На предплечье отсутствовала часть кожи, а рана была прижжена кипятком. Его бывшего друга свежевали заживо. Джон дернулся, и, наверное, в этот момент он забыл о поступке Шерлока. Сейчас он пытался понять, как успокоить Шерлока. То, что он принял за наркотический бред, на самом деле являлось испугом. А сам Шерлок смотрел на Джона и видел, как тот кривится в отвращении. И правильно, он и сам был себе противен, но когда Джон заговорил, что-то тёплое кольнуло в груди. — Шерлок, мне нужно перевернуть тебя на живот. Понимаешь? Тебе плохо и больно. Я помогу. У меня есть немного препаратов, и я дам их тебе. Станет легче. Рука доктора легла на кисть его руки. Он сжал пальцы Шерлока, пытаясь подбодрить его. Шерлок нечленораздельно простонал, но, похоже, выразил согласие. Да и он понимал, что сопротивляться смысла нет. Иначе будет только ещё унизительнее и больнее. — Хорошо. Грег, там есть ножницы. Срезай с него остальные вещи, но только осторожно. У него вывихнуто плечо. Ткань кое-где присохла к ранам, и Грег выстригал такие места. Холмс лежал на боку. Слёзы дикой боли наворачивались на глаза, и он зажмурился. Наконец новая пытка закончилась, и Шерлок услышал потрясённый вздох Лестрейда. Инспектор с ужасом смотрел на грудь и живот детектива. Кожа была усеяна кровоточащими ранами, ожогами, а спина представляла собой кровавое месиво. — Джон, что за скоты это сотворили? — не выдержал инспектор. — Не знаю, но когда Майкрофт найдет их, они пожалеют, что родились на свет. Шерлок, я начну лечить твои раны прямо сейчас, и тебе будет очень больно. Прости, но так надо. Всё воспалено, инфекция может пойти дальше и…. Холмс не слушал, он пытался подняться в Чертоги Разума, но они были разрушены. Только дымящиеся руины остались. Он затравлено озирался, отыскивая признаки поддержки, и она нашлась в лице инспектора. — Шерлок, дай доктору спокойно поработать. Он обработает грудь и живот, а потом займётся спиной. Чем меньше ты будешь сопротивляться, тем быстрее всё закончится. Холмс судорожно кивнул. Антисептики были жгучими. Казалось, они проникают до костей, и сейчас мясо начнёт от них отделяться. Слёзы неконтролируемо текли из глаз. Да ещё жестокая память не давала покоя. Он предал друга, друга, который верил ему безоговорочно. И сейчас этот друг лечил его, но Шерлок знал, что как раньше, не будет уже никогда. Перевязка продолжалась около двух часов. Джон был деликатен, говорил ободряющие слова, на которые Шерлок почти не обращал внимания, и когда тому становилось туго, останавливался, давая ему отдышаться. Часть повязок медленно окрасилась кровью, и к концу этой бесконечной процедуры Шерлок плакал и задыхался, но так и не заговорил ни с Грегом, ни с Джоном. А ведь ещё предстояла самая трудная часть. Джон посмотрел на Шерлока и тихо, но твёрдо сказал: — Я сниму с тебя штаны и… Шерлок попытался завизжать. Дёрнулся и даже выдавил из сорванного горла несколько звуков. Джон лишь грустно покачал головой и тихо продолжил: — Ты пойми. Надо осмотреть. Ты мне веришь? Шерлок зажмурился и продолжал трястись. Ответить он не мог, да и не хотел. Он и до этого никому не верил, а после побоев, нанесённых Джоном, он боялся. Ведь не помог же он ему в квартире? Значит, и сейчас не хочет помогать. Просто работа, просто долг. Он еле перевернулся на живот и не слушая, как ахает Лестрейд, подставил Джону зад, чтобы тот мог осмотреть и лечить его, а сам лег, уткнувшись головой в подушку от страха и стыда. Если и оставались в душе Джона отголоски гнева и обиды, то сейчас они растаяли горьким дымом. Считать Шерлока предателем он больше не мог, просто Шерлок — это Шерлок. И тогда, два года назад, он ошибся. А Джон…. Джон ошибся восемь дней назад, когда счёл, что Холмс ударился в поиски наркотиков. Сейчас нужно было начать осмотр Шерлока. Джон максимально деликатно коснулся ноги детектива: — Нет, не так. Пожалуйста, попробуй встать. Мне нужно перевести тебя в кресло. Холмс с трудом сполз со стола, и даже не попытался выпрямиться. По ногам текла кровь, не быстро. Если бы были внутренние повреждения, то он бы уже умер. Белёсые дорожки засыхали на тощих бёдрах, покрытых глубокими царапинами, но доктор смотрел на бледное лицо. Губы детектива кривились и мелко дрожали в гримасе беззвучного плача, глаза казались бездонными из-за залёгших под ними теней. Он не мог до конца разогнуться. Грег подошёл к Холмсу, положил огромную ладонь ему на плечо. — Я помогу тебе, — с этими словами он подхватил его на руки, пропустив одну руку подмышками, а другую под торчащими коленями детектива. Всё, что было в утробе Шерлока, капало на светлые брюки полицейского, оставляя мутно-кровавые разводы, но тот не обращал внимания. Уже уложенный на кресло, он вздрагивал, чувствуя, как холодный инструмент доктора движется внутри его измученного тела. Ему казалось, что он снова под насильниками, снова над ним смеются.