Часть 1
8 ноября 2022 г. в 17:49
— Ты всерьёз думаешь, что я это приму?
Голос мужчины холодный и жёсткий, как вымоченный в ледяной воде хлыст. Каждое слово подобно очередному удару плетью звучно бьет воздух.
— Арс, я понимаю, что это не шедевр, но мы просто не можем в очередной раз все переделывать с нуля. До премьеры остаются считанные недели.
Серëжа понял свою промашку моментально, но наученный горьким опытом вида не подал.
— Что ты сказал?
Брюнет, облаченный в свободную черную одежду, резко обернулся к другу, обдав того потоком воздуха. Синий шарф спал с плеча, будто обреченно вздохнул.
— Арс, я имел в виду…
Но Серëже не суждено было договорить, Арсений перебил его, чеканя каждое слово.
— Что. Ты. Сказал.
— Я сказал, что эскизы, конечно, не шедевр, но…
— Именно, Сережа. Они не шедевральны. А мне нужны только безупречные произведения искусства. Такие, чтобы даже от одного взгляда на декорации у людей сердце сжималось, понимаешь?!
Сдерживаемые внутри эмоции грозились вырваться наружу в самой непредсказуемой форме, а голос вот-вот мог сорваться на крик. Режиссеру срочно требовалась разрядка.
— К завтрашнему вечеру мне нужна новая концепция. Всё, я ушёл.
На последних словах брюнет судорожно схватил пальто, сумку, на ходу доставая из нее ключи от машины, и помчался по проходу к дверям.
— Не убей кого-нибудь!
Крикнул вслед ему Серëжа.
— Хотя, если ты сам убьешься, кому-то точно станет легче.
Уже тише пробормотал он, но его, конечно, никто не услышал, лишь светящаяся надпись «выход» игриво мигнула над хлопнувшей дверью.
Арсений Попов работал в театре уже много лет. Достаточно долго, чтобы точно знать, чего он хочет для каждой своей постановки, и достаточно успешно, чтобы о его склочном и тяжелом характере ходили не просто слухи, а целые легенды, не лишенные красноречивого вымысла. Хотя, если быть до конца честными, поступки эмоционально несдержанного мужчины не нуждались в преувеличениях, они были сами по себе эпатажными и для большинства совершенно необъяснимыми.
В любом случае, каждая новая работа режиссера неизбежно сопровождалась огромным количеством стресса, с которым необходимо было как-то справляться, чтобы не сотворить вещей, о которых в будущем придется сильно жалеть. И Арсений нашел такой способ, под стать себе: странный, опасный и абсолютно непредсказуемый.
Выйдя из театра, молодой режиссер сел в черный спортивный автомобиль и завел двигатель. Уже этого простого действия было достаточно, чтобы немного взять себя в руки и ощутить малую толику контроля. Не дождавшись, пока двигатель прогреется, Попов резким движением вырулил на проезжую часть и направился к западу, в сторону заброшенного шоссе.
К концу недели на дороге машины толпились, сбивались в пробки, водители сигналили, как будто это могло решить все проблемы. Под ненавязчивую мелодию из проигрывателя, утомленный ритмичным толканием у въезда на скоростную дорогу мужчина с легкостью погрузился в свои мысли. Который раз он сталкивался с непониманием коллег и друзей. Ни для кого из них не имело смысла так дотошно подходить ко всем мелочам на площадке. Они не знали, не чувствовали, что такое страх упустить контроль хоть на минуту, хоть на секунду из рук. Этого вполне достаточно, чтобы все пошло прахом.
Уже не в первый раз за прошедшие несколько месяцев Арсений сталкивался с подобными рассуждениями в своей голове, и с каждым разом они утягивали его все дальше и дальше в дебри неосознанных эмоций, справится с которыми было сложнее, чем научить актера-первокурсника правдоподобно играть, не ударяясь в пафос.
Пока подобные идеи крутились в голове Попова, пейзаж за окном сменился с параллельного ряда машин и стоящих за ними высоток, на обширные поля и одиночные вкрапления леса. Съезд на старое шоссе находился совсем рядом и, благо, до сих пор действовал. После того как несколько лет назад построили скоростную, более новую дорогу, на съезд почти никто не сворачивал, редкая машина могла мелькнуть там, тем более в день, когда все торопятся скрыться из города.
Крутой поворот вывел машину на абсолютно пустой участок асфальтированной дороги. Шины звучно шуршали по вечерней трассе, все быстрее набирая скорость. Вскоре загудел двигатель, переходя на высокие обороты и выдавая верх своих возможностей. Автомобиль превышал скорость на критическое количество километров в час.
Арсений не был сумасшедшим, не был самоубийцей и инстинкт самосохранения у него работал. В какой-то степени. Однако несмотря на все эти немаловажные черты характера, когда поля, деревья и одинокие разваливающиеся домики за окном начали сливаться в одну единую серо-зеленую массу, брюнет легко повернул руль и вылетел на встречку, так ни разу не сбросив скорость.
Да, Арсений не был самоубийцей, но что-то в нем легко и обнадеженно трепетало, когда на немыслимой скорости он летел по шоссе, на встречной полосе, когда сердце сбивалось с ритма, отдаваясь ударами где-то в горле, когда легкие жгло от частого короткого дыхания, ладони едва ощутимо потели, сжимаясь на руле, когда он, почти не моргая, следил за дорогой впереди.
Он перепробовал много способов справляться с эмоциями, он выплескивал их и подавлял, пытался направлять их в полезное русло, однако ничего и никогда не могло сравниться с чувством свободы, контроля и абсолютно нелепой надежды, когда он мчал по заброшенному шоссе. Он и сам не знал, зачем все это делал, почему выбрал именно это место, но что-то здесь его успокаивало, как будто все идет правильно, как было задумано.
Спустя какое-то время, руки устали так крепко стискивать руль, глаза начали болеть от бесконечного всматривания в линию горизонта и Арсений, наконец, решился сбросить скорость. Густой фон за окном начал дробиться на отдельные объекты, обретая очертания деревьев, домов, столбов и знаков. Проехав еще несколько километров, Попов мягко развернулся и направился обратно. Освобожденная от лишних мыслей и эмоций голова приобрела так необходимую ей ясность, мужчина был готов продуктивно поработать.
Путь до дома оказался недолгим и уже через полчаса режиссер сидел на диване, расписывая все недостатки предложенной концепции. Он прекрасно понимал, что простого «не подходит» всегда недостаточно, но глубоко в душе надеялся, что когда-нибудь ему не придется разжевывать людям, что он хочет, они просто будут делать свою работу как подобает.
— Алло, Серёж?
— Арс? Ты время видел?! С тобой там все в порядке?
Арсений с удивлением взглянул на часы и понял, что сегодня действительно увлекся, выплескивая эмоции, электронные цифры складывались в 23:22 то и дело мигая на мониторе. Ещё минуту и, теоретически, можно было бы загадать желание, но все желания брюнета были либо неисполнимы вовсе, либо слишком глубинными, чтобы загадывать их на такой ерунде.
— Да, Серёж, все нормально. Я вот о чём хотел с тобой поговорить: как ты думаешь, не поздно ли поменять декораторов? Просто мне кажется, гораздо проще найти кого-то, кто сразу поймет, что нам нужно, чем мы будем втолковывать тем же самым ребятам, почему их эскизы недостаточно хороши.
— Арс, ты с ума сошел? Я все понимаю, но думать об этом надо было раньше. У тебя забот, конечно, больше, чем у нас всех, вместе взятых, но ты хотя бы представляешь, чего мне стоило наших ребят найти? Ты подозреваешь, сколько времени нужно, чтобы найти кого-то лучше? Мы ни в одни сроки не уложимся.
— Ты прав, извини. Просто я правда не знаю, как из этого, — Арсений взял в руки один из набросков, словно собеседник мог его видеть, — сделать что-то хоть сколько-нибудь близкое к нашей оригинальной задумке.
— Да я сам не в курсе. Но раз уж ты решил все переделывать с нуля, надо выспаться. Сам знаешь, мыслить за гранью у нас обоих плохо выходит, если мы уставшие.
— Я сейчас всё время уставший.
— Даже если так, поспать надо. Всё, доброй ночи.
— Доброй ночи.
Последняя фраза, пройдя в динамик телефона и затерялась в хитросплетениях проводов, так и не найдя своего адресата.
Рабочий день, как тому подобает, начался немыслимо рано. Вовсе не с кофе, как говорят в банальных рекламах или пишут в жизнерадостных постах в соцсетях. Утро Арсения Попова началось с громкого звонка будильника, головной боли и чувства опустошения. Стандартный набор, одна штука.
Пока весь оставшийся город безмятежно спал, готовил завтраки или неспешно собирался на работу, в театре уже кипела жизнь.
Актëры, рассредоточившись по сцене и залу, ждали начала репетиции. Кто-то повторял текст, Кто-то болтал о повседневных заботах, кто-то переодевался, в общем, делали всë, что будет недоступно ближайшие часы репетиции.
Все это Серëжа очень любил. Жизнь за кулисами обладала тихим, скромным шармом и почему-то успокаивала. Единственное, что выбивалось из общей картины, — взвинченный с самого утра режиссёр, Ворвавшийся в зал, едва не выбив двери.
Тяжело вздохнув и заранее жалея, что решился спросить, Матвиенко подошел к другу.
— Ну и что тебя довело в такую рань?
— Мельников.
— Что «Мельников»? Он еще даже не пришёл.
— А он и не придёт. Наша звезда заболела!
— Ну и что? С кем не бывает? Поучит текст дома, потом со всеми включится.
— Да, только его девушка, почему-то, бросила его, тяжело больного, и улетела на море.
— Странно, она же от него не отлипает.
Серëжа озадаченно свëл брови.
— Именно, улавливай, Серëжа!
Арсений раздраженно швырнул сценарий на мягкое сиденье театрального зала. Листы, выскользнув из скоб, рассыпались по полу ряда.
— Давай отдадим роль. Пусть Раков сыграет.
— Сереж, ну какой Раков?
Арсений обреченно вздохнул и опустился на ручку кресла, потирая переносицу.
— Он героя не чувствует, в этой роли, как деревянный, ей богу!
— Тогда… Тогда сам сыграй.
Арсений поднял на друга тяжелый взгляд, не желая обсуждать одно и то же в который раз.
— Серёж, — Попов был готов пресечь беседу на корню, но Матвиенко не дал ему закончить.
— Арс, ты прекрасный актёр, ты сыграешь эту роль, как никто другой.
— А режиссировать кто будет, ты? Или Раков, может?
Серёжа вскинул обе руки вверх, признавая поражение. Разговор опять зашел в тупик, однако Арсений и на этом не остановился.
— К тому же, ты знаешь, что я думаю о режиссерах, которые играют в собственных работах, я не хочу быть похож на них.
Арсений недовольно поджал губы и, встав на одно колено, принялся собирать сценарий воедино. Матвиенко, улучив момент тут же ретировался. Сколько лет он знал Попова, столько же лет прошло без единой возможности убедить его в чем-то. Арсений всегда стоял на своем.
— Так, ребята, — режиссер несколько раз громко хлопнул, привлекая внимание труппы, — давайте не затягивать, все по местам. Сегодня репетируем без Мельникова, можете начинать.
Актеры стремительно распределились по сцене и кулисам, не желая испытывать терпение Попова на прочность.
Утро плавно перетекло в день, а день ещё незаметнее превратился в вечер. Под конец репетиции Арсений с трудом озвучивал свои мысли вслух - голос сел, плечи сковало усталостью, голова, будто залитая чугуном, всё время падала на грудь, не желая смотреть в сценарий и эскизы декораций. На актёров смотреть хотелось ещё меньше. С трудом подведя итоги дня, мужчина добрался до автомобиля и вновь отправился на запад.
В этот раз добраться до места удалось гораздо быстрее — все, кто хотел уехать из города, уже сидели в своих уютных домиках и наслаждались вечером. Ни поворот, ни деревья, ни неровности на дороге — ничего не менялось тут уже давно. Привычно разгоняясь по шоссе, Арсений думал о том, как странно складывалась его жизнь: все его попытки делать то, к чему лежало сердце, делать «как хочется», а не «как надо», заканчивались глухим тупиком, словно кто-то нарочно расставлял на пути стены и углы, направляя в абсолютно другом, загадочном направлении.
Когда Арсений плавно свернул на встречку, ему почудилось, что одна из таких стен наконец-то поддалась и рассыпалась, открывая путь к чему-то, что было раньше недосягаемо.
Подъезжая к очередному повороту, брюнет сбросил скорость и увидел вдалеке мелькнувший блеск фар. Готовясь перестроиться, Попов вдруг с удивлением и легким испугом понял удивительную вещь — машина ехала не по своей полосе. Какой-то ненормальный ехал по заброшенному шоссе, по чужой полосе, да ещё и на огромной скорости — машина приближалась довольно быстро.
Приняв решение никуда не перестраиваться, дабы не запутать человека впереди, Арсений ещё сбросил скорость, ведь до сих пор спидометр показывал значимое превышение, и, как в покадровой съемке, увидел серый автомобиль немецкой марки, промчавшийся мимо и ни секунды не тормозивший.
— Идиот, — одними губами пробормотал режиссёр, собираясь разворачиваться. Рисковать сегодня больше не хотелось.
— Вот придурок! — Поражённо воскликнул Антон Шастун в сером Фольксвагене и, тяжело выдохнув, скрылся за поворотом.