Башня старого звездочёта

– Смотри, Илу, там падает сразу две звезды! – на лице мальчика появляется неподдельное удивление, когда изумрудные глаза встречаются с угасающими на горизонте светилами. – Разве такое вообще бывает? Кажется, они летели близко-близко. Насупив нос, ребенок тихо фыркает, обращая взгляд на сидящего в глубине обсерватории мужчину. Он, казалось, вовсе не слушал своего маленького гостя, сосредоточено записывая что-то на выцветшем от времени пергаменте. – Илу-у, – подходя ближе, мальчик вешается на руку старика чуть ли не плача. Старая башня, в которую так часто стал наведываться малец, хранила в себе мириады воспоминаний. Наверное, даже целая вселенная не обладала такими знаниями, сколькими владел звездочет, сидящий внутри. – Две звезды, говоришь? – все же отрывая взгляд от бумаг, старик коротко улыбается, хитро поглядывая на мальчика. – Верно, бывает и такое. Могу даже рассказать, что это за звезды и почему они всегда путешествуют вместе. Но только если ты пообещаешь, что будешь вести себя хорошо и пойдешь в кровать. Договорились? На щеках мальчонки играет румянец, а комнату заливает звонкий смех. Для убедительности кивнув несколько раз, он мигом оказывается в кровати, натягивая одеяло до самого кончика носа и устраиваясь удобнее. Когда Илу подходит ближе, опускаясь на самый край кровати, ребенок несколько раз ерзает, устраиваясь удобнее. Когда, наконец, он нашел для себя положение, старик провел по детскому лбу иссохшей рукой, заправляя за ухо выбившуюся прядь смольных волос. Глаза мальчика поднимаются со звездочета на купол башни, отливающий перламутром. Он был усыпан тысячами маленьких светил. Илу на славу постарался, вырисовывая все звезды собственными руками. Они будто были живыми. Будто сейчас очередная переливающаяся бусина выскользнет из созвездия и упадет прямо в детскую ладонь, освещая все своим теплым светом. Эшу был готов слушать новую дивную историю, что планировал поведать ему человек. Мальчик верил, что все они происходили когда-то. Возможно, не в этом мире. Не в этой вселенной. Но он верил Илу. Знал, что все, что ему рассказывают – истории давно минувших лет. Пусть старик не останавливается. Пусть поведает ему все, что знает. Ведь душу детей всегда гложет любопытство. И обладатель глаз-изумрудов не был исключением. – Давным-давно, когда на небе еще не светило солнце, а людей не существовало и в помине, жил во вселенной один мальчик… Скука. Всецелая скука заполняет душу парящего в невесомости Ике. Он, казалось, провел тут уже целую вечность, но все не мог найти занятие себе по душе. Пальчик лениво тычет в проплывающую мимо сферу, и кожа слабо покалывает, заставляя тело покрыться мурашками. Будто говоря тому: «Что ты делаешь? Не занимайся таким попусту!». Ике смеется. Ему не весело, нет. Смех уже давно являлся лишь вещью, которая хоть как-то могла скрасить его бесконечность. Не дать умереть от уныния. А если так подумать… Вряд ли он вообще мог умереть от чего-то. Это заставляет Бога лишь в очередной раз понурить голову, опечаленно вздыхая. Все же, нести бремя всемогущества вне времени и пространства не так легко, как может показаться. Что ему делать в этом бесчисленном количестве времен? Стеклянные глаза скользят по окружающим Ике блесткам и бусинам, что сплетаются в замысловатые узоры, все больше растекаясь по царящей вокруг тьме космоса. Они нравились ему раньше. До того, как успели надоесть до скрипа зубов. До того, как еще давно стали приевшейся частью пространства. Ладони ловят их, складывая весь «улов» в полупрозрачный мешочек, а оставшиеся раздраженно сдавливают, убирая с кожи. Вечно они прилипают к нему. Как же докучает. – А я думаю, что ему повезло. Надо же такое – жить среди сотен тысяч звёзд! Я бы, – на секунду задумавшись, Эшу продолжил: – Я бы даже перестал играть с Верой и ребятами, только бы оказаться там. Они бы обзавидовались, если узнали. В глазах ребенка пылает огонь неподдельного интереса. Только вот, знай он цену, которой люди расплачиваются за вечную жизнь, был бы он так же рад? Но звездочёт ничего не говорит ему на этот счет. Лишь коротко улыбается, возвращаясь к сказке. Еще не время. Кристально чистая звездная пыль ускользает с раскрытых ладоней Творца, когда он в очередной раз собирает светила вместе, стирая те в порошок. Руки покалывают, а кожа обжигается, но Ике не обращает внимания. Взрывы мертвых звезд даже забавляют, пусть на руках и остаются зудящие царапины, покрытые остатками блестящих тел. Ценой его веселья стали миллионы жизней на стертых в пыль планетах. Глаза цепляются за золотой ихор, что течет из небольшой раны, и вскоре он слизывает густую жижу, кривя губы. Горький привкус неприятно оседает на язык плотной коркой. Интересно… Тот, кто создал его, действительно хотел видеть Ике таким? Быть может, он возлагал на него какие-то надежды, что с каждой миллисекундой рушились, как хрупкое стекло об острые скалы? А кто вообще его создал? Он и не вспомнит. Помнит… Женщину. Женщину ли? Она была старой и всегда что-то шептала ему на ухо, неприятно щекоча кожу. А еще мужчину. Он, кажется, меньше любил Ике, ибо вечно причитал что-то о Богах, которых сам никогда и не видел. Но все воспоминания об этом давно стерты, если это и вовсе не было пустым плодом собственного воображения. Сейчас в его голове засела лишь одна мысль: чем же себя занять? Рука, до этого покрытая липким слоем ихора и звездной пыли, подсвечивается еле уловимым белоснежным сиянием, заживляя непримечательные ранения. Ике не любил запах раскаленного золота, которым отдавала эта божественная жижа. Он вообще мало что любил. Все слишком приедалось в этом бесконечном потоке времени. Его течение для создания без рамок бытия и вовсе не имело значение. Для Ике существовала только неисчерпаемая, необъятная вечность. Вечность, что поглощала все. – Почему же он не смог сделать что-то, чтоб занять себя, если он такой всемогущий? – в глазах мальчика застыл наивный вопрос. Илу в очередной раз за вечер, шумно покашливая, рассмеялся, глядя в эти бездонные глаза, полные любопытства и желания понять все на свете. – И что бы ты предложил ему для развлечения? – ответ последовал не сразу. Эшу думал дольше, чем можно было предположить. Сведя брови вместе, мальчик насупился, поднимая взгляд на нарисованные звезды. – Может… Он мог создать себе друзей. Или завести какую-то зверушку, чтоб гулять с ней. Неужели они ему не нравились? Или с ним никто не хотел дружить? – мальчик подрывается с кровати, испуганно глядя на рассказчика. – Это же не так, верно? Я бы с ним подружился. Мы летали бы по небу вместе и тогда нам бы было очень весело, а он перестал бы скучать! «Наивное дитя» – проносится в мыслях у Илу вновь, но он не отвечает на это, лишь продолжая рассказ. Сегодня тут было непривычно холодно. Обычно в мире, где восходили избранные Богом «звезды», всегда дул теплый ветер, приятно ласкающий кожу, но в этот раз все было иначе. Затянутое фиолетовыми тучами, небо стало настоящим эпицентром событий. Миллионы звезд сгорают на глазах, окутываемые вечной тьмой где-то на горизонте. Она словно пожирает их, пряча от чуждых глаз. Сила разрушения все растет, и вскоре полностью уничтожит этот мир до основания, как уничтожила мириады миров до этого. Безжалостно. Ибо у этой сущности нет чувств. Перед ней кем-то была поставлена до ужаса простая задача: все живое когда-то должно умереть. Именно сегодня наступит тот самый день, который Ике в предвкушении ждал столько времен. Его глаза скользят по изумрудному небу, а губы растягиваются в ликующей улыбке. Скоро все начнется. Скоро его избранники смогут показать то, на что способны. Уж они-то точно не дадут Творцу заскучать. Не в этот раз. Упоение разливается в его груди с каждым мгновением все быстрее. И вот, когда родственники, похожие друг на друга как две капли воды, в ужасе наблюдают смерть собственного мира, а крики их подданных сливаются в будоражащую симфонию хаоса, пред ними предстает раззадоренный, весело снующий туда-сюда мальчик. Скука больше не съедает его изнутри. Глаза пылают, наблюдая за близнецами. Он словно хищник, ждущий, когда жертва наконец покинет свое убежище и даст проглотить себя целиком. – Жаль, что все произошло так быстро. Но не бойтесь, – протягивая руки навстречу звездам, Ике ждет. Кто же «клюнет» на уловку первым? Итэр, глупенький мальчик, неужто его сердце закрыто для Творца? Почему он смотрит с таким холодом? Где же тот детский восторг, что блестел в золотых глазах в их прошлые «встречи», когда Ике наблюдал за ними со стороны? Куда подевалась вся его бесстрастная надежда? Если это создание и дальше будет смотреть на него так отчужденно, какой с него прок? Не в силах более наблюдать этот тяжелый взгляд, Ике поднимает взгляд на небо, отворачиваясь к огромным окнам. Разворачивающаяся картина была впечатляющей. Ранее ярко-изумрудное, сейчас небо окрасилось в грязный малиновый, а голоса людей становились все громче и все отчаяннее. Как настоящие муравьи, они семенили в разные стороны в поисках спасения. И каждый оставлял за собой долг поднять руки к башне своих правителей. Но их жалкие взгляды находили у окна одного лишь Ике. Бог может держать себя в руках. Чаша терпения не переполнена. Все же, грандиозный план стоит того. Не старший близнец, так младший. Люмин ведь тоже наделена даром свыше. И она, кажется, не столь сильно «грустит». Ей было проще внушить то, что было нужно. В потускневших глазах тоска, но это ведь их первый мир. Скоро они привыкнут. У них не было выбора. Его маленькие ангелы встанут на путь истинный, стоило Ике лишь немного подтолкнуть. Тогда, громко цокая по полу каблуком, разворачиваясь лицом к детям, Бог делает шаг к ним навстречу. Накидывая деве на плечи полотно, усыпанное миллионами звезд, он шепчет над самым ухом: – С этого дня ваше путешествие станет очень опасным. Но я могу помочь вам. Итэр, кажется, не хочет слушать меня, но ты-то гораздо умнее. Услышь то, что я скажу тебе, и сделай выбор. Их сердца были переполнены злобой, обидой и болью. Он ощущал это вязкое чувство в воздухе. Глаза, так сильно напоминающие ему ненавистный цвет собственной крови, сейчас впиваются в Ике с немым, почти благоговейным ожиданием. – Я дам вам безграничную власть, вы будете управлять пространствами и покорять миры. Вы сможете найти среди них новый мир и для себя. Для своего народа, который видит в вас последнюю надежду, – Ике знает, на что стоит надавить сильнее. Природа человеческих чувств давно не была для него тайной за семью печатями. – Неужели вы разочаруете их, отказавшись от моей помощи? Неужели вы готовы провести остаток своих бесконечных лет в этом мертвом, безнадежном королевстве? – рука скользит вверх, и он обводит владения близнецов пальцами, второй рукой обнимая девушку. Не дает ей и шанса на другое мнение. Горящие от предвкушения глаза в последний раз смотрят на Итэра. – Он искусно соврал им. К сожалению, их родной мир было не спасти. Они знали об этом в глубине души, и уже смирились, но поднимая глаза на небосвод, каждый надеялся, что слова Творца будут правдой. Что когда-то они вновь увидят над головами родное изумрудное полотно, и там слово «дом» приобретет свое настоящее значение. Их путешествие еще не закончилось, вот они и разрезают небесные равнины в виде двух звезд, что всегда держатся вместе. Вдвоем они все еще пытаются найти для себя новый мир, но каждый раз их путешествие обрывается тем, что они наблюдают за концом. Возможно, наблюдать за рождением и разрушением миров и было их истинным предназначением? Глаза ребенка, наполненные слезами, поднимаются к куполу обсерватории, и беглый взгляд цепляется за две падающие на небосводе кометы: – У них ведь все получится, Илу? – умоляющая надежда звучит в голосе ребенка, и старик не может противиться. Мужчина поправляет смольные волосы мальчика, укрывая его одеялом, и кратко улыбается, поднимаясь и гася единственную в комнате свечу: – Мы поможем нашим маленьким звездам.