***
они опять ссорятся из-за какой-то ерунды, и попов чёрной пулей вылетает из квартиры антона. откатываясь назад, шастун бы даже не вспомнил, почему стакан оказался разбит о пол, а соседи страдали от криков. он почти отчаялся искать смысл в психах арсения. антон устало откидывает голову на спинку дивана, тяжело вздыхая. он чертовски устал от беспричинной ревности, от собственной невозможности выразить чувства, от непостоянства арса, от идиотских заскоков и прочее, прочее. в начале казалось, что все можно пережить, на все заебы закрыть глаза, и просто любить. только вот в жизни все чуточку прозаичнее: как бы не было сильно чувство, не замечать очевидный негатив — достаточно сложно. и антон, своей тугой головой, понимает, что дело совсем не в неубранных носках или неправильном выборе еды. все гораздо глубже, а это — лишь вишенки на снежном коме из арсеньевских загонов. только разгребать этот сугроб в одиночку не представляется возможным, а попов отказывается идти на контакт. у шастуна сегодня снова гонка. только былое предвкушение, почти эйфория, как обычно, исчезает с хлопком двери. он-то думал, что опять преподнесёт арсению красивый кубок и тот, сорока недоделанная, поставит его на полочку над телеком в антоновой хате и в тихую будет любоваться, понимая, что у самого таких трофеев нет и никогда не будет. но осколки все ещё разбросаны по полу, а попов на гонку точно не придёт. как они вообще, такие разные, оказались рядом? у шастуна глубоко в груди противным червем ползает осознание, что эта ссора не такая как прошлые. во взгляде арса что-то неуловимо поменялось. он же язвительный как черт, иногда с ним невозможно разговаривать, если это иногда — 80 процентов времени. он жутко требовательный, придирается к каждой мелочи. антон, честно, терпел. любовь и нежность сглаживали все острые углы арсового характера. но он тоже не железный. а если они вскипают оба — разрыв кометы, непереносимый землей, гарантирующий тотальное бедствие. они сходятся в схватке как шакалы, а в глубине глаз все равно плещется нежность. потому что любовь из души такой хуйней, увы, не вытравишь. особенно, если он смотрит своими невозможными глазами даже не в душу, а куда-то глубже, как будто бы в ДНК, в строение клеток, в состав крови, что ещё глубже. выжигает как лазером каждый слой тела, по кусочку, не размениваясь на детали. будто будь у него возможность он поглотил его полностью без остатка. любовь и отношения на грани фола, как танцы над пропастью, по краю которой горит огонь, а на дне огромные скалы, протыкающие насквозь. каждая ссора, каждая стычка, как будто забирала из глаз ту самую любовь и нежность по крупице. и сегодня, видимо, забрала из арса последние частички. потому что антон понимает — не вернётся. раньше приходил, в тихую стоял на краю толпы во время очередного заезда, так, чтобы не было заметно, наблюдал издалека и понимал — без него не сможет дышать. не прибегал побитой собакой с извинениями, а, гордо вздёрнув подбородок, ждал их сам, всем своим видом выводя на разговор, вынуждая говорить, слова или действиями. а сегодня — не придёт. будет гулять по окраинам питера в рваных джинсах, совсем наплевав на холод, или вернётся в свою квартиру на обводный, достанет из правого шкафчика на кухне ром и не будет думать об антоне, который на трассе рискует своей жизнью. сегодня — финал. финал турнира, финал их поломанных отношений. антон не в силах больше сидеть в квартире, собирается и едет на окраину, в знакомый до боли бар. даже дорога его не успокаивает, как было всегда. антон и скорость неразделимы. он буквально живет ощущением адреналина в крови, кажется, что вещество в нем на субатомном уровне, въелось в каждую клетку организма и без него уже нет антона шастуна. мало что имеет смысл пока он идёт к своей машине с рулем в руках. казалось бы, это просто подростковый максимализм, и пару крепких травм должны были выбить эту дурь из его головы, но, увы, он подсел на эту дурь только сильнее. в голове всегда пусто, когда он едет по трассе, зная каждый куст и фонарь наизусть. только он, дорога и ощущение кожи в напряженных руках. это эфемерное состояние спокойствия шастун, кажется, искал всегда, сколько себя помнит. побыстрее бы прийти домой от противных одноклассников, дома спокойнее; когда уже закончится учёба — летом лучше, никто не трогает; быстрее бы съехать от родителей в другой город — вот там точно все будет так, как я всегда хотел. только вот жизнь раз за разом подкидывает ему говна на лопату: дома тоже нет спокойствия, там родители ссорятся за тонкой стенкой так, что даже в наушниках слышно; а лето необратимо закончится и все по новой; в чужом городе ощущаешь себя не в своей тарелке ещё больше — то соседи не те, то одногруппники все портят, то сам населённый пункт какой бы то ни было ставит палки в колёса и уже не кажется таким замечательным, как на картинках в гугле, а пустым, душным, чужим. то самое иррациональное спокойствие он чувствует только на дороге, когда рядом никого — только ты и машина под тобой, и уже как будто бы даже проблемы решаются? только вот нихуя — заезд закончится и все заново. лицемерные улыбки, тошнотворное пиво, которое он все равно пьёт, не любимая съемная квартира. после встречи с арсением он нашёл ещё один дом для себя. ему было не обязательно рисковать жизнью, чтобы чувствовать себя комфортно, сука как дома. ему стало достаточно мохнатой макушки на плече и ощущения тяжести на груди от чужого тела. теперь приходится прибегать к старым, проверенным методам. только, сука, больше не работает. шастун всегда умел выключать мозг во время заезда. думать только о скорости, манёврах, о противнике и трассе. сейчас он садится в свою тачку на старте и понимает — не получится. один, вполне определенный заносчивый хуй занимает все мысли. и убежать от них не получается. дарина машет флагом, вокруг все кричат, и антон вжимает педаль газа в пол. он до последнего надеялся, что вот сейчас, когда начнётся непосредственно гонка, все вернётся назад, мысли встанут на место, он сможет спокойно доехать до финиша, забрать свой заслуженный кубок и укатить обратно в пустую квартиру. только руки дрожат, в голове голубые глаза арсения, а перед ним — подрезающий его соперник. он даже не помнит с кем именно катает сегодня. управление теряется совершенно неожиданно. в одну секунду — шастун ещё контролирует процесс, в следующую — его заносит на обочину на бешеной скорости. в голове красным пятном горит мысль — как бы не разбиться, не успев, сказать арсению, что он значит. антон честно не знает — как. сколько раз его потом спрашивали обеспокоенные голоса, что именно произошло, как он справился. он не знает. где-то в глубине души он понимает — его спас страх потерять арсения навсегда. когда тот уходил из квартиры, когда кричал срывающимся голосом, антон думал, что ещё есть шанс, призрачный и почти неосуществимый, но хотя бы в теории — он есть. а размазанные по лобовому мозги вряд ли смогли бы вернуть попова.***
арсений сам не любит машины. он не любит кататься, не любит дороги, постоянные пробки и других водителей. для него машина — лишь средство передвижения, и то вынужденное. он никогда не понимал страсти антона к скорости. для него это было всегда не важно. он актёр, он горит театром, сценариями и людьми вокруг. в салоне играет радио только чтобы не слышать тишины и мыслей. они и так слишком громкие. только что ему позвонил эд и сказал, что произошла авария. — тоху подрезали, он в отключке, приезжай, — все что сказал выграновский. из арсения в ту секунду как будто воздух выкачали вместе со всеми органами. это даже не метафорический нож в сердце или скрутка внутренностей. буквально на физическом уровне ему стало плохо. возможно это что-то из зависимости и нездоровых отношений, но арсу так похуй, он просто одевается за секунду и выбегает на улицу. в тачке все ещё играет отдаленно знакомая песня. не пиши the end, я придумаю happy end пожалуйста, тох, держись. поверну все так, чтоб два сердца вновь бились в такт терять друг друга из-за таких пустяков — глупости. если бы арс понял это раньше, не пришлось бы сейчас нарушать пдд и выжимать газ до 120. все ведь как в кино, разреши лишь доснять его и это будут не пару последних кадров, тох! минимум два часа экранного времени! потому что потом показывать всем наше долго и счастливо станет уже не интересно, мы просто сделаем открытый счастливый финал жизнь — самое ебанное кино, которое вы когда-либо видели. оказывается (да, арс, оказывается!), мы сами в нем ебучие режиссеры. только понимаем это поздно. главное, чтобы не стало слишком поздно. в голове шумит, перед глазами назойливые пятна, а кровь кипит внутри. осталось совсем чуть-чуть до трассы. ну и кто придумал заезды так далеко от города! парковаться — это что-то для дураков. арс вылетает из тачки, чудом взяв хотя бы ключи. пробивается через толпу около входа в бар и ищет глазами хоть одно знакомое лицо. — егор! егор! булаткин трется около барной стойки, разговаривая о чем-то с эдом. — где он? — максимум, на который хватает арсения, когда он подлетает к ним. — в моём кабинете, там макар, — как будто арсению не плевать кто там, кроме антона. илья загораживает весь проход своей спиной, арс не может рассмотреть ничего в комнате. — макар, я, — у него вдруг не осталось слов. он что? он теперь антону вообще кто? успел ли он рассказать кому-нибудь об их ссоре? имеет ли это сука хоть какое-то значение сейчас? — о, арсюх, мы тебя искали, думали ты приедешь как обычно, — макар улыбается чуть виновато. — что случилось? он в порядке? будет? — выпаливает как из пулемета попов. — да тих-тих. жив твой шастун, немного помятый только, — смеётся макар, наконец пропуская его внутрь. антон лежит грудой костей на слишком маленьком для нем диванчике. глаза закрыты, грудь вздымается мерно, но с заметным усилием. — он приходил в себя? — когда был в сознании звал тебя, — басит илья. — нёс какую-то пургу насчёт того, что не мог разбиться, не поговорив с тобой. — вот дурак, — арс хватает его за руку и крепко-крепко сжимает. даже во время опасности думает о нем. это уже точно что-то на нездоровом, но так похуй. главное ведь, что на влюблённом, да?