История о чувствах, рождённых на небесах.

      Нанами Харука, проснувшаяся рано утром с таким ощущением, словно не засыпала вовсе, пыталась написать несколько музыкальных строк, так как пообещала помочь Сесилю. Однако дело не продвигалось никак не дальше скрипичного ключа, который она пять минут старательно обводила ручкой, то и дело прерывая это занятие взглядом в окно или закрытием глаз. Казалось, Муза вовсе покинула её, но на деле в голове Харуки было столько голосов, что этот голос Музы, который старалась расслышать композитор, просто терялся среди общего гвалта. Она думала сразу обо всём: о ссоре с Реном, о словах Самаэля насчёт чувств Токии, немного о странном альбомчике фанатки Ночного Квартета, и ещё меньше о том, что Лукас явно бы не одобрил то, чем она пыталась заниматься. Хотя, если бы он увидел Харуку сейчас, то ничего доказать не смог: нотный лист был совершенно пуст, и исключение составлял лишь скрипичный ключ, обведённый настолько, что даже терял свою изящную утончённость, превратившись в жирную кляксу. По аналогии с листом, такая же клякса находилась в душе девушки. И к собственной досаде она снова и снова замечала, что из-за своих переживаний теряет работоспособность и присутствие духа, возвращаясь будто к Неделе. Ей было противно это ощущение, но ничего она поделать не могла. Ей хотелось расслабиться, привести мысли в порядок и вернуться к тем счастливым временам до появления Саотомэ с его очередным заданием. Как далеки они казались, эти приятные и весёлые дни!       Внимание витающей в облаках девушки привлекло движение на улице. Через пару секунд она вздохнула. Где-то в двадцати метрах от неё, под деревом, сидел Ичиносэ Токия с лицом глубоко ушедшего в себя человека. Он, как и сама Харука, отнюдь не выглядел выспавшимся, и если бы у него были закрыты глаза, можно было бы предположить, что он спит. Но нет. Его взгляд блуждал по двору, ни на чём не останавливаясь, и лишь один раз его лицо тронула слабая улыбка. Он увидел, как с громкими воплями вроде: "Эй, где наши слова?" и потом "Нацуки, когда ты уберёшь их от меня наконец?!" имея ввиду фанаток, носился Сё Курусу, словно был президентом страны, с введённым военным положением из-за Саотомэ. К слову, ещё не появившегося в пределах видимости никого из Блеска.       Но потом взгляд Токии остановился на домике напротив, в окне которого он увидел лицо, являвшееся причиной его беспокойства. Взгляды певца и композитора встретились, отчего им стало как-то сразу не по себе, но с другой стороны, их души запели без слов и лица озарила улыбка счастливых влюблённых людей. Осознав это, оба одновременно отвернулись, но планки их настроений с отметки "Хуже некуда" перескочили на "А всё не так уж и плохо" и заряженные позитивной энергией, они нашли в себе силы преодолеть меланхолию и заняться своими делами. Токия решил, что ему стоит написать песню, в которую он вложит все чувства к Харуке, а Харука вдруг отчётливо услышала чудную мелодию в своём сознании, подходившую как раз своеобразным парням из Перламутра. Но старательно выводя каждую ноту, она видела перед собой лишь улыбающееся лицо Токии, отчего становилась безотчётно счастливее с каждой минутой.       Таким образом, самыми несчастными, если не сказать злыми, оставались Дзингудзи Рен и Самаэль Слэмм, недовольные друг другом, сами собой и окружающими.       И если Рен продолжал затворничество в комнате "Льда и Пламени" по вполне понятным причинам после всего случившегося, то ужасное настроение последнего едва ли поддавалось объяснению. Самаэль сидел в столовой административного корпуса северного крыла, подперев голову рукой с одной стороны, и в свободной руке держал чайную ложку, которой время от времени помешивал содержимое в чашечке рядом. Прямо перед ним лежала небольшая книжица в кожаном коричневом переплёте, на которую время почти не успело наложить своей отпечаток. Вверху, на чуть-чуть загнутом правом уголке её были выведены две буквы - "N.S.", очевидно, инициалы чьих-то имени и фамилии. Взгляд Самаэля, безучастный и неподвижный, был устремлён именно на неё, словно ожидалось, что эта проблемная книжонка заговорит и объяснит, каким образом она вообще появилась здесь, во Франции, когда должна была спокойно себе лежать в Японии и не создавать проблемы. Внезапно вспышка озарения посетила лицо певца и он, порывшись в своей сумке, извлёк телефон, а через полминуты уже слушал гудки. Ещё через десять секунд они прекратились, заменившись голосом по ту сторону. - Зачем? - безо всяких приветствий поинтересовался Слэмм, очевидно, едва сдерживая обуревающую его ярость. - Даже самые целеустремлённые не всегда добьются своего, если им не помогать, - ответил голос. - Мне не нужна ваша помощь! Я сам всё сделаю! - Ты делаешь это уже пять лет, и тем не менее только сейчас приближаешься к цели. - голос был всё таки же невозмутим. Самаэль не нашёлся с ответом, а лишь громко фыркнул, чем немало насмешил собеседника. - Тебе уже двадцать, а ты всё ещё ребёнок. - Просто не вмешивайтесь в мою жизнь, - прошипел Слэмм. - Мне кажется, я уже вмешался. - всё так же весело отвечал голос. Ещё раз громко фыркнув, Самаэль выключил телефон, оставил свой нетронутый кофе и бросив книжку в свою сумку, пошёл прочь.       За ним с противоположного конца столовой, поглощая свой завтрак, наблюдал Сесиль, и улыбался оттого, что собрал почти все кусочки пазла воедино. Пусть он не слышал разговора, но и без него наконец всё понял про этого поначалу странного типа, Самаэля, и дело оставалось за малым: узнать, какими мотивами он руководствуется, преследуя Квартет?