***
Когда Се Лянь со всей серьёзностью спросил у Саньлана, как тот научился любить, демон лишь удивлённо приподнял бровь и после мягко засмеялся. «Я не учился, гэгэ, просто действую так, как велят чувства», — и даже в этой фразе кроется очарование! Они прямо сейчас находились на горе Тайцан, потому что Се Лянь не хотел покидать то место, за которым ухаживал целый год. Ещё нигде он не находился так долго, а теперь оно ещё и пропиталось приятными воспоминаниями об их воссоединении. Се Ляню нравилось выполнять обычную работу по дому, а Саньлан всегда был рад помочь. Выполнение бытовых дел, разделённое на двоих, вызывало отчего-то приятные чувства. Но сейчас они оба сидели под деревом клёна и отдыхали, слушая пение птиц, пока Се Лянь всё-таки не задал вопрос, что мучал его уже очень долго. — Ты определённо поглотил каких-то демонов, которые были мастерами любви! — Я не поглощал никаких демонов, гэгэ. — Значит, т-ты близко общался с кем-то! — запнулся. Он говорил так, будто не верил своему возлюбленному, да и мысль о том, что Саньлан мог как минимум флиртовать с кем-то другим, вызывала в Се Ляне тоску. — Я говорил и продолжу говорить, что Ваше Высочество всегда был моей единственной любовью, потому что это правда. — Ты… мог быть близок и с тем, к кому не испытывал чувств, — и тут принц вспоминает, что Хуа Чэн даже никогда не посещал весенних домов (хоть это и было крайней степенью близости, до которой они сами не дошли, но некоторые более невинные вещи можно было практиковать и там). Се Лянь вдруг испугался, что Хуа Чэн решит, будто он ему не доверяет. Но это было одним из немногих оставшихся вариантов! — Нет ни одного человека, к которому я бы прикасался так, как к тебе, гэгэ. И Се Лянь… краснеет. Сдаётся в своих догадках и краснеет, утыкается лицом куда-то в колени, потому что речь Саньлана опять такая складная и слаще цветочного мёда, а ещё потому, что тот не испытывал разочарования или злости, лишь недоумение. — Саньлан, прости меня, — потупил взгляд принц виновато, — я не подозреваю тебя во лжи, не пойми неправильно. — Не стоит извиняться. Но всё-таки, что заставило гэгэ задать мне такой вопрос и пылко искать ответ? — Се Ляню понадобилась пауза, прежде чем ответить. — Я не был близок с кем-либо так, как с тобой, но ты кажешься мне очень опытным в проявлении чувств. — О чём ты? — вдруг улыбается Саньлан. И Се Лянь расслабляется, видя эту привычную хитрую улыбку, сам улыбается мягко. Хочется сказать много всего, но получается лишь одно предложение. — Я чувствую себя хорошо, когда ты рядом. И тут происходит что-то. Се Лянь видит, как изогнутые в улыбке уголки губ Саньлана содрогаются, а где-то во взгляде мелькает… восторг? У Се Ляня от смущения красная пелена перед глазами, или же заострённые кончики ушей демона порозовели? Слышится дрожь чего-то металлического, и Хуа Чэн тянется к рукоятке Эмин, сильно сжимая саблю в руках. Принц не знает, что происходит с глазом, но он никогда не видел, чтобы даже ножны мелко потряхивало. Уже через пару секунд всё визуально приходит в норму, Саньлан молчит несколько секунд, а после произносит краткое: «Я рад». Что это было? — Признаю́сь, я интересовался любовной литературой, но боюсь, что не смогу посоветовать тебе что-либо. — Почему? — искренне интересуется Се Лянь. — Гэгэ наверняка спрашивал о чём-то более невинном, чем содержание этих книжек. — Саньлан! — вскрикивает Се Лянь. — Я приношу искренние извинения, Ваше Высочество. Забота о тебе — смысл моей жизни, и я хотел быть готов исполнить любое желание моего бога. Но я не смел использовать для своего обучения что-либо, кроме книг, поэтому и правда всегда действовал интуитивно и так, как подскажут ощущения. Видимо, прикосновения — это один из языков любви, на котором я могу изъяснить свои чувства к тебе наиболее по́лно. — Саньлан невероятно талантлив. Хуа Чэн неожиданно поднимается на ноги и говорит что-то о том, что солнце начинает заходить, нужно зайти в здание и зажечь свечи. Однако по пути к домику он берёт Се Ляня за руку, точнее за пальцы, как-то неуверенно и при этом невообразимо чувственно, и произносит тихо, еле заметно в шорохе шагов: «Спасибо, гэгэ». Се Лянь слышит в этих двух словах что-то очень похожее на собственные, неловкие из-за окружающей со всех сторон ласки. Неужели принц смутил Князя Демонов?***
Се Лянь вспоминает о «языках любви» и неожиданно понимает, в чём был неправ. Прикосновения — не единственный способ проявления любви. Для Саньлана прикосновения были словно язык Сянь Лэ — такие же привычные. Он мог свободно проявлять заботу таким способом, а вот Се Ляню нужно было выучить несколько сотен слов. Но самое забавное, что если существо изъяснялось на определённом языке, это не значило, что другой язык не покажется ему красивым и притягательным. Се Лянь больше без рук Саньлана жить не мог, хотя сам был ужасно неловок. Се Ляню просто нужно найти тот язык любви, на котором он сможет рассказать возлюбленному о своих чувствах. Найти его оказалось довольно легко. Саньлан не нуждался в подарках, так как у него было всё и даже больше. У них было бесконечно много времени друг для друга, а значит нужды в нём особой не было. Помощь? Хуа Чэн ни за что не позволил бы Се Ляню помочь ему с какими-то собственными обязанностями, так как считал это «слишком грязным делом». Они делили друг с другом многую работу, но не вмешивались в личные обязанности — было бы странно богу выполнять то, что должен делать демон, и наоборот. Прикосновения тоже можно отмести — Се Лянь был слишком плох в них. Остаётся лишь одно — слова. И судя по реакции Саньлана на комплименты, это было то, что нужно. Се Лянь в собственной речи был более уверен, чем в руках. Да и как можно не хвалить Хуа Чэна? Неужели Се Лянь не делал этого раньше? Или же просто не замечал такой реакции… Для Се Ляня делать комплименты или хотя бы просто говорить приятные вещи было чем-то привычным, но при этом ни одно словечко не теряло своей искренности. Возможно, он не был так красноречив, как Хуа Чэн, но зато говорил то, что думал. А о Саньлане Се Лянь думал много.***
Се Ляню нравится то, как Саньлан делает его губы влажными и горячими, как его руки выпутывают из волос ленту и кладут её куда-то на столик, где они ужинали. Он не пил, но ему пьяно от привкуса ягодного вина, оседающем на языке вместе с каждым новым соприкосновением языков. А ещё Се Лянь солжёт, если скажет, что не чувствует себя совершенно беспомощным, когда сидит на коленях у Саньлана, и что это не вызывает в нём желание рассмеяться и вместе с этим расплакаться от переполняющих до краёв противоречивых чувств. Хочется, чтобы продолжали и не останавливались, покрывали поцелуями всё тело, обнимали и не отпускали всю ночь, а ещё хочется самому сделать также, но не получится. Даже сейчас Се Лянь не поспевает за их ещё медленным темпом, и некоторые движения губ и языка заставляют самую малость испугаться, и в такие моменты принц нерешительно замирает, но Саньлан гладит его по макушке или даже отстраняется, чтобы дать шанс спрятаться в складках красных одежд и закончить их момент уединения. Саньлан если смотрит на него где-то между поцелуями, то глаз тёмный настолько, что зрачок теряется в радужке, но когда он видит сомнения в глазах возлюбленного, когда видит эти покрасневшие щёки и уши, но вместе с этим и такие же алые губы, влажные и припухшие, в его взгляде кроме желания можно заметить такую любовь, что сердце отзывается болью в грудной клетке, потому что неужели Се Лянь заслужил такое счастье? Он хочет продолжить, очень хочет, но в какой-то момент слёзы подступают к глазам и сил хватает только на отступление — уткнуться в плечо родного человека. Он правда не успевал за движениями их губ, да и осознание собственного счастья ударило очень неожиданно. Они, возможно, продолжат через какое-то время, но прямо сейчас Се Ляню нужно просто почувствовать уют и ощущение, что Саньлан и правда не приснился ему или не является галлюцинацией. И когда слёзы отступают, когда принц ощущает, что комок в горле пропал, он замечает, что его макушку покрывают лёгкими поцелуями, словно бабочками оседающими на волосах, и что руки Саньлана невесомо гладят его спину. И хочется сказать много-много всего, и Се Лянь впервые готов попытаться. — Саньлан? — произносит задушенно в плечо возлюбленного. — М? — мычит куда-то в поцелованную только что макушку. — Ты такой хороший, Саньлан. Самый прекрасный. И Се Лянь чувствует, что руки, до этого поглаживающие его спину, переместились на талию и сжали её на мгновение, а после начали поглаживать с прошлой нежностью. Се Лянь будто бы на секунду оказался ещё ближе к Саньлану, хотя это и было невозможно. — Ты делаешь мне так хорошо своими прикосновениями, я хочу ответить тебе тем же, хотя бы словами, можно? — смотрит Се Лянь на Саньлана, а у того неверящее выражение лица, и будто бы губы слегка подрагивают. — Гэгэ не обязан. — Но я хочу. Я так много хочу тебе сказать, Саньлан. Если бы я мог, то ответил бы тебе тем же способом, что и ты, но мне будет слишком неловко. Ты позволишь? — Се Лянь не знает об этом, но в его глазах отражается сейчас такая же любовь, как и во взгляде Саньлана, когда тот смотрит на него. Он даже позволяет себе погладить плечи возлюбленного, отчего суровый демон задержал бы дыхание прямо сейчас, если бы дышал, и издал бы какой-то звук. Принц и правда любит его? — Да, — отвечает Саньлан на вопрос. Его голос слегка охрип, и непонятно, повлияли на это поцелуи или же слова Се Ляня. — Ты такой талантливый, Саньлан. Помнишь, как ты написал мой портрет в храме Пу Цзы? Никто ещё не рисовал меня так красиво, правда. А как ты мастеришь различные вещи, как ты сражаешься? Ты смог победить Свирепого демона, держа меня на руках, и даже тогда я чувствовал себя в безопасности. Я не помню, чтобы мне было так спокойно где-либо, как в твоих руках. Рядом с тобой я могу побыть грустным и слабым, и всё равно ты верен мне, несмотря ни на что. Ты правда искал меня сотни лет, ждал, и ты прошёл через многое ради меня, чем же я заслужил тебя? Ты иногда стесняешься себя, я вижу это, но ты ведь такой красивый, самый красивый, кого я видел. И твои руки и губы… — на секунду Се Лянь останавливается, задумавшись, — они вызывают во мне чувства, которые я не могу описать, и они волнующие, но вместе с этим очень приятные. Я радуюсь, даже если ты прикасаешься ко мне совсем немного, а когда делаешь что-то другое, то меня переполняет счастье, потому что ты делаешь всё так умело и приятно, и ничто не ощущалось так правильно, как твои руки. Я правда не понимал, что так нуждаюсь в подобном, пока ты не появился. Мне было очень одиноко, но потом ты просто пришёл и я вспомнил, что значит смеяться, волноваться и ощущать счастье. Саньлан, я- Се Лянь смотрел куда-то вниз, боясь, что слова, что потоком лились откуда-то из сердца, перепутаются. Но он заметил, как руки теперь уверенно и крепко держали его за талию, и он не мог не заметить губы на своей шее, что сначала невинно касались её, но после останавливались на коже дольше, пока их не заменил язык, будто пробующий его тело на вкус. Се Лянь не смог договорить, потому что ощутил, как Саньлан прикусил чувствительное местечко на шее, а после оставил на теле небольшое пятнышко, что сойдёт уже через пару минут. Се Лянь издал протяжное «ах» на вдохе, и для Саньлана этот звук теперь на втором месте самых прекрасных сокровищ после того, кто этот самый звук издал. — С-Саньлан, я не договорил, м-м, — на этот раз Се Ляню пришлось сжать губы, чтобы подавить громкий стон. Саньлан не может остановиться, правда, слова, сказанные его возлюбленным, делают его уши краснее собственной одежды, хотя он не может краснеть без собственного желания! Саньлан чуть не заскулил из-за того, как принц говорил о нём. Ещё никогда он не чувствовал себя таким любимым, и сердце одновременно не верило этим словам, отчего хотелось, чтобы Се Лянь продолжал издавать прекрасные звуки вместо слов, но с другой стороны: разве он мог не поверить своему принцу и богу? И в итоге они будут целоваться долго-долго, пока Саньлан не возьмёт своё сокровище на руки и не унесёт куда-то в сторону их спальни. Се Лянь сначала смутится ужасно, когда его возлюбленный нависнет прямо над ним и продолжит целовать всё так же сладко и касаться нежно, а потом продолжит говорить в перерывах между поцелуями и стонами, о том, как ему хорошо, пока в какой-то момент не порвёт случайно воротник рубашки Саньлана и не зардеется красными пятнами по всему телу. А Саньлан лишь просмеётся совсем не властно и беззлобно, а тепло, сменит жаркие поцелуи на сотню по всему лицу, и тогда Се Лянь наконец скажет то, что не успел в прошлый раз: «Я больше всего на свете люблю тебя». И он ещё много всего будет шептать, а Саньлан постарается спрятать довольное мурчание и тот факт, что на ногах и руках поджимаются пальцы. Слышать, как любовь всей твоей жизни признаётся, что ты для него — самое важное на этом свете существо, ощущается волшебно, и Саньлан будто оживает ещё больше, чем когда просто видит Се Ляня. Рядом с ним он чувствует любовь, а значит — живёт. А принц заметит все эти маленькие детали и будет счастлив, что смог выразить хотя бы одну миллионную своих чувств. А чтобы выразить их все, понадобится ровно одна бесконечность «я тебя люблю», сказанная в перерывах между сотнями бесконечностей поцелуев.