Систематизация

Виктор, даже с его ужасной любовью к систематизации всего, что происходит вокруг него, с трудом бы смог ответить когда всё это началось. В тот ли момент, когда он понял, что Джейс больше не заинтересован в успехе их общего проекта и ввязался в чёртову политику на пару с хитрой лисой Мел? Нет, вряд ли. Виктор самостоятельно мог продолжать дело. Джейс и так скидывал большую часть обязанностей по разработке на него, если бы он ушёл из науки окончательно, для Виктора мало бы что изменилось. Если бы, конечно, не совершенно отвратное состояние его, Виктора, здоровья. Балансировать на краю каждую минуту своей жалкой жизни очень проблематично, чтоб вы знали, но и это не то. Точка невозврата была позже. Наверное, в тот самый день, когда он спустя хренову кучу лет решил вернуться в то место, которое когда-то очень давно потрясло его до глубины души и перевернуло всё с ног на голову. К Синджеду, которого он в детстве почитал как самого Бога во плоти, и боялся вместе с тем не меньше Дьявола представшего перед ним в облике потрёпанного мужчины, возраст которого что тогда, что сейчас определить было решительно невозможно. У Виктора вообще с определением возраста особо не складывается, что в отношении других, что в отношении себя. Его никогда не волновало кто сколько лет прожил. Не важно, насколько ты стар или молод, если ты делаешь что-то хорошо. Но и в этот раз проблема была не в Синджеде. Проблема была в измученном болезнью и постоянными переживаниями мозгу пришибленного на голову гения в лице него самого. Проблема была в Викторе. Теплилась на подкорке сознания, подгрызала область под височной долей, и его внутренние головные черви то и дело шуршали, подкидывая в топку безумия все новые отростки откровенного сумасшествия. Джейс оказался мудаком каких ещё надо было поискать, и, сказать по-правде, Виктор в тот момент был готов кинуться помогать хоть самому Сатане, лишь бы насолить старому приятелю. А сколько же он корил себя за то, что остановил Талиса в тот раз, когда учёный стоял на краю подорванного балкона в своей Пилтоверской квартире, не сосчитать, хотя Виктор, право слово, пытался. Нет смысла прикидывать, а что бы было тогда, потому что ничего не было бы. Они пили вино из кружек, потому что бокалов не было, и тогда все казалось правильным, истинно верным, не гипотеза, неоспоримый факт. Виктор скитался в поисках пристанища для своей гениальной, но скоропостижно сьезжающей головы. Но в тот раз Сатаны на месте не оказалось. Вместо него дежурил Силко. Тоже гений по своей сути, просто другого направления. Гений Виктора был в науке, гений Силко в подчинении людей вокруг своей воле. Будь Виктор чуть менее заведённым в тот момент без раздумий развернулся бы и поковылял прочь, но не тогда. О, нет, не тогда. Силко лежал на старом как мир операционном столе, по рукам и ногам будучи закреплённым кожаными ремнями и брыкался, будто буйный в психиатрической лечебнице. Виктору довелось как-то раз там побывать. Не лучшее из воспоминаний. От фантомного запаха медикаментов и хлорки сводило зубы и зудило под кожей. Действительно гениальных людей почему-то всегда пытаются вылечить от их тяжкой ноши обремененных незаурядным интеллектом. Поэтому, наверное, в тот день Виктор и предложил помощь, а Синджед не посмел отказаться. От Силко зависело слишком многое для всего Нижнего города. Виктор выложил все свои козыри в первом же ходу, весь опыт и накопленные годами работы знания, последние наработки их с Джейсом проекта. Как раз подвернулся повод протестировать пару гипотез, главное было не говорить об этом Синджеду. Он бы, может, и оценил, но Силко потом убил бы его на месте без особых раздумий. Так что да, Виктор помог практически воскресить «старого засранца» и поставить на ноги. Это было абсурдом. Виктор был против насилия, в драки не ввязывался даже по малолетству и конфликты решал исключительно собственным острым умом. Силко был противоположен почти всем его убеждениям и принципам, казался чудовищем и настоящим исчадием Ада. И тем не менее, стал ближе чем кто бы то ни было до него. В помещении тошнотворно пахло кровью, которой был улит и весь пол, и вся небольшая операционная, и халат в котором Виктор ассистировал Синджеду и который тоже теперь валялся на полу, тоже вымок насквозь, валялся в углу влажной кучей, подтекая на грязный пол. А ещё резко пахло спиртом, которым Синджер протирал раны Силко, так, что дышать было возможно только с большим трудом и через раз. — В него что, из автомата в упор стреляли? Откуда такие ранения и как он вообще остался жив? — Спрашивает в какой-то момент, не сдержавшись, бывший личный ассистент декана Академии, но в ответ звучит лишь крайне многозначительная (по мнению Синджеда, конечно) тишина. Что ещё можно было ожидать? Виктор долго ещё восхищался жуткой живучестью мужчины на операционном столе, в некой степени даже завидовал по-чёрному. Виктору хватит пары тычков под рёбра для быстрой и совершенно не геройской смерти, и это в его жалкие 29 лет, когда у других жизнь идёт полным ходом. Виктор пока пожить не успел, зато навыживался вдоволь. И он сыт этой постоянной игрой на выживание по горло так, что блевать тянет. Силко очнулся ближе к вечеру, когда Синджед благополучно свалил на «прогулку» по какому-то охуительно важному поводу. Вероятно, пошёл предупреждать кого-то из Силковых подпевал о том, что босс временно отсутствует. Виктор развлекал себя рассматриванием множества колб в чужой лаборатории и шевеления живого трупа заметил далеко не сразу, будучи крайне увлечённым расставлением цветастых склянок с неопознанным содержимым по одному ему известному порядку. Мужчина на операционном столе сипло прокашлялся, с трудом принял сидячее положение и первым же делом затребовал слабым голосом шприц. Виктор, по долгу временной службы, среагировал быстро, протянул Силко нужный ему инструмент и так и остался стоять рядом, неловко опираясь на трость, наблюдая заинтересованно как чужие трясущиеся руки пытаются вколоть неизвестную дрянь в травмированный глаз. Виктор выдыхает, оглядывается, прикидывая пути отступления, и придвигает стул к чужой «койке» усаживаясь на него и разглядывая чужие бесполезные попытки хоть что-то сделать непослушными после пробуждения руками. Надо отдать должное, Силко даже в лице не изменился, так и держался холодной мраморной статуей себя самого, будто не человек вовсе. Идеальная машина, что-то такое валялось в Викторовых разработках, оставшихся в лаборатории Пилтоверской Академии. Понятно теперь, почему на Джейса Силко тогда произвёл такое впечатление. Даже будучи совершенно беззащитным Силко как никто другой умел вселять страх и уважение. Виктор тяжело дышит, но как можно спокойнее забирает шприц и, поднявшись, склоняется над чужим лицом, с хирургической точностью используя устройство по назначению. Силко шипит и морщится, а после с мерзотной полуулыбкой оглядывает невольного помощника. Рассматривает, примеряется будто, под этим взглядом становится крайне неуютно. — Ты же с этими. С миротворцами. И с тем пареньком, как его по имени, Джейс? С золотой ложкой в заднице, который вечно улыбается- Виктор поднимает одну бровь, переводит взгляд на собственную руку с зажатым в ней шприцом и пожимает плечами. — Я был за них. Но они, видимо, за меня никогда не были- Виктор отходит к чужому рабочему месту, дабы отвлечься вдумчиво раскладывает инструменты на столе. Ряд в ряд, аккуратно, каждое движение отдаёт почти маниакальным перфекционизмом. Виктору так легче успокоиться, систематизация и порядок во всём, кроме собственной жизни. В этом весь он. Силко, кажется, даже не так плох как говорил Джейс. И даже в половину не казался мразью сродни бывшему напарнику, выкладывая намерения в лоб и по делу, без недомолвок и ужимок. Это было понятно по едва внятному бреду под препаратами, Силко всё говорил о какой-то Джинкс, клялся поубивать всех идиотов из Совета к чёртовой матери и костерил собственных же подчинённых на все лады, откуда только такой богатый словарный запас? Виктор резко разворачивается на пятках, за пару удивительно твёрдых шагов преодолевает расстояние до операционного стола и усаживается на его край, впериваясь требовательным взглядом в сидевшего на нём мужчину. — Возьмёте меня к себе? — Нога начинает ныть от внезапной нагрузки, но Виктор старается подражать собеседнику, держит лицо как может. За свои годы он успел давно смириться с этой болью, привыкнуть к ней и породниться с собственным увечьем. Они были неделимы, как пространство-время, и столь же сильно влияли друг на друга. Силко внимательно разглядывает чужую растрёпанную макушку, тревожно напряжённые плечи и сжатые на краю операционного стола до бела пальцы. Взгляд заинтересованно-насмешливый, какой бывает у преподавателей при виде внезапно высказавших что-то дельное нерадивых студентов. — Парень, не думаешь ли ты что это- — Звучит слишком самонадеянно? — Виктор смотрит в глаза напротив, с трудом выдерживает чужой цепкий взгляд и поджимает губы. — В какой-то степени- Кивает Силко и укладывается обратно, прикрывая глаз. Второй глаз остаётся открытым, и Виктор прикидывает не к месту как так вообще можно жить и надо ли его дополнительно увлажнять, учитывая отсутствие века. — Ты, знаешь ли, не выглядишь как кто-то- Мужчина ведёт рукой в неоднозначном жесте, но замолкает, предпочитая не заканчивать свою фразу. Рука его, сухая и крепкая, подрагивает. — Как кто-то, кто может предоставить хоть что-то дельное? — Виктор хмыкает. Сцепляет руки в замок и смотрит неприязненно на собственную ногу. Продолжись работа над хекстеком, смогли бы они с Джеймсом это исправить, и подлежит ли нога вообще лечению? — Что ж… Возможно, так и есть- Виктор пожимает острыми плечами, пытаясь осознать собственное же предложение. Зачем ему это? Работать с Силко могут только такие же поехавшие как и он сам, кем надо быть, чтобы самостоятельно пойти на самоубийство от руки самодура? Хотя, деваться ему всё равно теперь некуда. Кому он нужен, без Талиса за спиной? Каким бы гением он ни был, без связей и с врагом в лице почти всего совета он никто в Пилтовере, и плевать им и на его разработки, и на незаурядный ум. Люди глупы и слепы. Виктор, к сожалению, тоже человек. Силко молчит несколько минут, взглядом скользит по сгорбленной фигуре учёного рядом с собой, наблюдает за чужими душевными терзаниями из-под полуприкрытых глаз. — Место моего ассистента пустует. А тебе, вроде как, не привыкать быть на подпевках. Так что валяй. Если справишься, конечно. А я посмотрю- Виктор вскидывается, чувствуя укол стыда за такое описание. Не привыкать быть на подпевках? Что ж, как бы жалко ни звучало, это про него. И вряд ли это однажды изменится. Такова, видимо, его судьба. Рукопожатие закрепляет их внезапный договор. Виктор внутренне колебается всего пару секунд, рассматривая чужую подрагивающую сухую ладонь, но жмёт её в полной уверенности в собственном решении. Плевать. Пусть хоть камни с неба, а он добьётся того, чего хочет. И какая кому разница какими путями? Однажды он встанет на ноги, даже если его путь будет усыпан людскими жертвами. Наука никогда не была благосклонна к человечеству, Виктор, как человек науки, поощрает её жестокие принципы и всецело ей доверяет. Больше некому. Да ведь? Только как эти пути привели его в кабинет человека, которого с дрожью вспоминают оба города, где этот самый человек ласково заплетает ему косы из отросших волос и тихим успокаивающим тоном рассказывает какие-то истории из жизни всё так же решительно непонятно. Рационализм Виктора на Силко даёт сбои. А Силко их поощряет тёплыми поцелуями в шею и щёки сухими губами и заверениями о том, что Виктор чертовски умён и не менее привлекателен. Что ж. Виктор, видимо, умеет притягивать неприятности на свою костлявую задницу. Хоть для чего-то его тело годится. Виктор откидывает голову на чужие колени и ловит мягкий поцелуй губами. Не так уж и плохо. Виктору 30, и, наверное, как-то так его счастье и выглядит. Даром что оно всё улито кровью и стоило кучи человеческих жизней. Сейчас не до этого. Перед ним и Бог и Дьявол в одном лице склоняет колени, а большего он никогда и не смел требовать.