***
Смена деятельности и правда бывает полезна. Наверняка, хотя бы для психики куда естественнее и спокойнее видеть горы отчётов и любопытных студентов с огнём в глазах вместо убийств, ало-красных глаз и смерти. Хаиру не раз приходилось задумываться над жизнью, где ей суждено было родиться ребёнком в среднестатистической японской семье, не получеловеком и не той, чья судьба до корочки была расписана с момента появления на свет (а единственной надписью и являлось «очередная пешка Вашу»). Может, в нормальном мире Хаиру Ихей выбрала профессию, тесно связанную с общением и коммуникациями. Много лет она мечтала опробовать себя в этом, и теперь долгожданный шанс настал. Но, пока угроза с концами не исчезнет из Токио, её будут терзать сомнения и плохие предчувствия, что тех наивных ребят не спасут тонны прочитанных лекций, когда они лицом к лицу встретятся с монстрами. Хаиру думает — чувствовали ли что-то Взрослые из Сада, отправляя на смерть взрощенных под своим крылом детей? Нормально ли ей чувствовать ответственность за вчерашних детей, которых просто раздавят? Ей не хватает смелости — впервые в жизни — заняться их физической подготовкой. Хаиру закусывает губу, и, пробегаясь взглядом по монотонно-черному тексту, надеется, что делает хоть что-то полезное. — Вы правда работали с Аримой? — совершенно не по теме спрашивает какой-то студент с задних парт, и Ихей про себя усмехается: она не сомневается, что Уи на её месте прочёл бы дополнительную лекцию, а то и две. Ей не хочется говорить о нём, потому что собственные чувства оказались так ничтожны по сравнению с давящей потерей, любое упоминание в конце-концов сводилось к тому, что она вновь и вновь стояла около его тела, усыпанного белыми лепестками каких-то цветов, так и не дождавшись заветной похвалы. Хаиру не любит увиливать от вопросов, но в этот раз она позволяет себе лишь кивнуть, чтобы продолжить очередную бессмыслицу о технике безопасности, перемешанную с собственным опытом. Она никогда не думала, что работать с людьми так сложно.***
— Они не сильно тебе надоедают? — интересуется Коори с нотками заинтересованности. Он оглядывает толпу их учеников, выскальзывающую из кабинетов, и на шум едва слышно вздыхает. — Если с таким же настроем они пойдут убивать тех странных монстров и взбунтовавшихся гулей, мы явно провалимся, — смеется Хаиру, не выдавая лёгкое беспокойство, — я сама недавно такой же была, поэтому мне несложно. Намного интереснее послушать, как тебя занесло в преподавательскую деятельность. Они переходят на «ты» лишь наедине — негласное правило уже несколько лет — но вслух никогда не называются друзьями. — Возможно, я мог заняться точными науками, зная, как одним ударом вырубить особо опасного гуля, какая доза PC-депрессантов заглушит их основные инстинкты, а какая притупит чувства. Это был глупый вопрос. — Должна заметить, что не задавала его первой. «Тебя не учили убивать столько, сколько себя помнишь, — с лёгкой досадой проносится в голове. Хаиру поправляет себя, — конечно, это очень хорошо.» — Ты не умеешь переводить стрелки, — со вздохом констатирует Коори, собираясь сказать что-то ещё. Его абсолютно бессовестно прерывает юная девушка в очках с зажатыми в руке конспектами: — Коори-сэмпай, можно задать очень... Некорректный вопрос? — Если я скажу «нельзя», что-нибудь изменится? — Хаиру обречённо вздыхает, когда его внимание переключается. Однако, её скука длится недолго. — Правда, что Вы встречаетесь с Ихей-сан? — О, Боги, я сейчас уверую, — артистично закрывая ладонью лицо, вздыхает Уи, а потом с нескрываемым раздражением произносит: — мне больше интересно, с чего такие доводы, чем то, откуда это пошло. Напуганная ученица не даёт ответа, и, лишь столкнувшись с мягким взглядом Хаиру, находит в себе силы быстро извиниться и уйти. Ихей расслабленно улыбается, прислоняясь к синевато-белой стене здания. — Пожалуй, ты не только читаешь лекции, но и закаляешь этих детей: после твоего взгляда венообразные монстры не покажутся им страшными. — Они просто пробили дно глупыми вопросами, — Коори тянется к нагрудному карману, будто испытывая желание закурить здесь и сейчас; его останавливает лишь предупреждающий взгляд Хаиру, — последний из них был из разряда «сколько сигарет я выкуриваю в день и почему до сих пор жив». Видимо, теперь даже до личной жизни добрались. Она смеётся, потому что для смеха подходит обстановка, хотя на самом деле ситуация не самая забавная. Просто Хаиру лучше других знает, что на их работе заводить романы — всё равно что бежать по краю пропасти или, что более ясно, играть с огнём. А теперь, когда они оказались чудом избавлены от удушающих оков, выветрился весь смысл этой недоступной любви. Она лучше других знает, что они оба, по сути, одиноки. Разница в том, что у Коори есть Хирако-сан и ещё несколько человек, с которыми вряд ли удастся поговорить по душам, а у неё — лишь он и Сяо. Причём с последней они видятся редко. Слишком редко. Хаиру даже не припомнит, когда последний раз. — Наверное, мне надо идти, — говорит она, когда молчание между ними затягивается. Не наверное. Хаиру давно не чувствовала себя такой — потерявшейся в собственных дорогах девочкой. Когда-то ей тоже нравилось наблюдать за интересующими её людьми, но она бы никогда не набралась смелости спросить в лицо. Безусловно, ту отчаянную студентку, что не побоялась Коори-сэмпая, нужно похвалить.***
В воздухе — смесь ароматов мандарина и шампанского. Где-то на фоне лениво мерцают гирлянды, переливается серебристым цветом мишура, а телевизор вещает о чём-то бесполезном. — Мы же друзья, Коори-сэмпай, не смотрите так на меня, как будто мы совсем уж чужие люди. Между прочим, я заранее знала, что они откажутся к нам присоединиться, так что моя интуиция вновь оказалась права, — Хаиру откидывается на спинку кресла, наблюдая за приближающимися к полуночи стрелками часов. Ей, что странно, очень хотелось, чтобы никто не пришёл. Эгоистичным шагом было ставить свои интересы выше интересов Уи, зная обо всех его бессмысленных попытках собрать воедино осколки старого отряда. А может, Юса и Хирако поняли всё сами. Или нашли силы жить дальше. Коори от абсолютной обречённости садится ближе к ней, помогая открыть бутылку — это даже сложнее, чем держать куинке в руках — и спасая пол от участи быть пропитанным несчастным шампанским. Хаиру читает по глазам — он тоже не особо удивлён. — Я бы хотел сказать, что за рулём, — его правильность теряется в бое курантов. Хаиру победно смеётся, оборачивается к нему. Их бокалы издают звенящий звук при соприкосновении. (Им остаётся только глушить свои мысли алкоголем) — В прошлый год тебя это не особо останавливало. И в позапрошлый, — подмечает она. — Забавно, что умерли как раз те, кого это не останавливало вместе со мной, — он всё ещё пытается шутить, но ей слишком заметны жесты. — Хотя бы в праздник мы можем не думать о смерти? — Посмотри на статистику по нападениям и убийствам в Новый год... Коори не успевает договорить — Хаиру сокращает расстояние между ними до нескольких сантиметрах, в её слегка затуманенном от алкоголя взгляде проскальзывают игривые нотки, но и те быстро затухают. Она не решается коснуться его или решающе подвинуться ближе, поэтому Уи сам касается пряди её волос, аккуратным движением заправляя за ухо. — Не думал, что у тебя тоже... Седеют волосы, — неловко произносит он, наблюдая за Ихей на таком близком расстоянии впервые. Она раздосадованно пожимает плечами. — Что ж, в этом мы похожи. Нет, ни капли нет, Коори-сэмпай, я просто скоро умру, и, надеюсь, вы узнаете как можно позже. Она хочет прикоснуться губами к его виску, осторожным движением вплести пальцы в чёрные волосы и выслушать всё скопившееся за эти годы. Хаиру знает, что для людей ненормально, когда волосы начинаются окрашиваться в трагично-белый цвет. Особенно, если это происходит не в глубокой старости. Защитить, чтобы защитили и её. Обнять, чтобы и её обняли. Тоже эгоистично, да? Хаиру давно потеряла надежду на хоть какую-то взаимность. Но когда Арима-сан был озабочен тем, чтобы его путь устилался кровью и выглядел неприступным богом Смерти, именно Коори наставлял её и находился рядом каждый раз, когда Хаиру терпела неудачу. Ей до сих пор не особо верится, что они сидят так близко друг к другу. (И даже если это иллюзия действительности — пусть она продлится немного дольше) Хаиру тянется за стаканом вина, неумело открывая его — многие бытовые вещи всё ещё ей непосильны — и передавая в итоге Коори, сдавшись. Чувствуя от прикосновения к своей ладони приятное тепло, она топит свои чувства в бокале слабого алкоголя, чтобы уж точно не вырвались. Потому что лишаться последнего, что у неё есть, Хаиру не хочет. — Ты когда-нибудь задумывался, — она подпирает ладонью подбородок и с привычной меланхолией во взгляде рассматривает его лицо, — а впрочем, неважно. Коори вопросительно изгибает бровь, списывая её непривычную задумчивость на действие алкоголя — всё же, Хаиру никогда не умела пить — и больше не затрагивает эту тему. Приглушенный звон колоколов из телевизора, слабое мигание аккуратно развешенных гирлянд. Всё слишком ново для неё. Ихей поднимает голову вверх, опускается на мягкие подушки и лениво спрашивает: — У всех принято так украшать дом, да? В Саду такого не было — думает она с досадой и ощущением, что жизнь всегда проносилась мимо неё. Когда Хаиру была маленькой, Ариму-сана нарядили в костюм Санты и велели раздавать подарки, не раскрывая свою личность. Она была первой, кто узнал его, потому что он не знал, что говорить толпе детей, рождённых сугубо для скорой смерти. В конце-концов, все надежды, которые он давал им, оказались ложными. — Да, — Коори с удивлением отвечает, в темноте ложась рядом с ней, — странно то, что ты этого не делаешь. Хаиру думает, что надо купить хотя бы одну гирлянду, чтобы она переливалась всеми цветами радуги и позволяла погружаться в свои мысли, только уже под мерцанием. — Ты же не удивлён, да? Я слишком далека от реальной жизни? Раньше её смех был похож на искристый колокольчик, теперь — разве что на разбитый хрусталь; Коори осознаёт, что знает о ней слишком мало, и, в принципе, остальное не особо хочет знать. Напряжение между ними и их молчанием возрастает, когда Хаиру резко оборачивается к нему. В темноте ему сложно понять, что кроется за её расфокусированным взглядом, но лёгкая дрожь в руках и голосе говорит сама за себя. — Я сделаю что-то, о чем потом буду сожалеть, — тонкие пальцы скользят по его плечам. Коори убеждает себя, что её прикосновения не вызывают боли — только не свою, внутреннюю, граничащую с азартом, собственничеством, и, конечно, легко вдарившим в мозг алкоголем, — но не сегодня, да? Коори не знает, что опьяняет его больше — вино, шампанское, или её спокойный и надтреснутый голос. — Я помогу тебе сделать вид, что ничего не было. Он не жалеет, что свет в квартире выключен, и на утонченном лице Ихей отображаются лишь блики мерцающих гирлянд. — Ты правда хочешь этого? — она смеётся хрустальными битыми колокольчиками, её руки с не присущей им нежностью оглаживают контур лица Коори, — знаешь, я могла бы поцеловать тебя сейчас. Ему кажется, что всех слов мира не хватит описать свои чувства. Да, он слишком нуждается в сигаретах каждую проведённую с ней минуту. — Без алкоголя ты такой смелой не кажешься, — тепло её рук сливается с врождённым холодом; Коори не раз слышал, что он излишне холоден. И, пожалуйста, ему не хочется отравлять этим и Хаиру. Не сейчас. Она отстраняется, и блеск в её глазах не затмевают никакие гирлянды. У неё сонный расфокусированный взгляд — Уи находит в нём что-то родное — который, словно сканер, изучающе скользит по его лицу. — Ну, знаешь, алкоголь — это хороший предлог, — он начинает беспокоиться, когда в словах Ихей не звучит привычной усмешки. Соприкасаясь пальцами и чувствуя чужое дыхание на своих губах, они думают только об одном: всё неправильное давно уже потеряло смысл. *** Хаиру не знает, под каким углом разворачивается её жизнь, но пока она определённо счастлива и довольна тем, что имеется. Она плохо помнила, о чем они говорили в ту новогоднюю ночь, когда впервые сократили расстояние между друг другом. Хаиру знала одно — что до того момента, как бы странно это не казалось, проявляла меньше эмоций, чем Коори. Она старалась быть открытой с ним и тихими шагами шла к этому. Ей нравилось целовать его потрескавшиеся губы, пропуская меж пальцев тёмные пряди волос, вдыхать привычный запах сигарет и кофе. Хаиру приучали брать своё любым способом, когда это касалось куинке, гулей и подобных заморочек, волнующих среднестатистического следователя; как поступать в романтическом плане, никто не учил. И впервые человек, которого она любила, оказался её. Ей хотелось верить, что она поступает правильно. В любом случае, для неё любой исход окончится смертью. Хаиру запоздало понимает, что не хочет и его в эту игру втягивать, но уже поздно. Остаётся глубоко вдохнуть и наслаждаться. Всё равно она заведомо проиграла. С того момента, как появилась на свет. Поэтому Ихей пыталась запечатлеть каждую проведённую вместе минуту, потому что важность крылась не только в их количестве. В том, что её состояние непредсказуемо — тоже. Нельзя было отрицать это, а Хаиру никогда не причисляла себя к слепым оптимистам. Она не давала себе пустых обещаний и всё сильнее надеялась, что для неё и Коори эти чувства являются лишь предлогом заглушить остальные эмоции и сомнительным поводом расслабиться. *** Хаиру нередко хвалили, говоря, что она похожа на кошку — тихая, молниеносная, выжидающая, словно дикий зверь. Ей вполне себе знаком любой приём остаться незаметной — разбуди среди ночи, идеально отскочит от зубов — но сейчас дело не до этого. Она много наблюдала. Всегда. Сколько себя помнила. И училась наблюдать тихо, находя спокойствие во внутренним и аналитическом, нежели человеческом и шумном. Благодаря своему навыку, Хаиру могла с точной уверенностью сказать, что они с Коори не так уж и отличаются; выскажись она ему года три назад, он бы по своей привычке неопределённо усмехнулся, хотя, скорее всего, потушил сигарету, бросив вслед лишь «что за глупость, Ихей» Прежние едкие слова растворились с сигаретным дымом в прошлом. Наверное. А может, ещё не совсем. Она редко курила и не имела выраженной зависимости повторять это несколько раз на дню — их, детей из Сада, растили без всяких привязанностей. Может, лишняя сигарета отнимала пару дней жизни, и это было не так смешно, потому что их в запасе осталось не очень много. Хаиру обещала подумать завтра о последствиях, привычках и всём сопровождающем. (Коори утверждал, что она до сих пор не умеет курить правильно, поэтому и закашливается в перерыве между слов.) Он иногда находил её рассматривающей людей, бесконечным потоком бегущих по улицам, задумчиво оперевшейся на подоконник. Хаиру шло держать сигарету между пальцев и сосредоточенно наблюдать, но ни того, ни другого у неё не получалось правильно. Тогда Коори присоединялся к ней, уже давно не пытаясь чему-то научить. — Я помню времена, когда прятала твои сигареты, думая, что это поможет, — она явно над ним смеётся. (Всё равно), — чтобы сейчас тоже быть здесь. Уи непонятна её странная философия, и она всей своей сущностью — тоже; в мире существует много вещей, которые просто не поддаются чёткому пониманию, поэтому ему почти не обидно. — Разве это плохо? — «тебе, здесь» теряется в перерыве между вдохом и выдохом, так и остаётся непроизнесенным. Коори думает — может, даже к лучшему. Хаиру смотрит на него, её глаза больше не полны детской наивности и доверия, напротив — более глубокого. Она делает шаг ближе и останавливается, когда расстояние между ними уменьшается вдвое. — Нет. Поцелуи со вкусом сигаретного дыма — ещё не самая ужасная вещь, которая с ними случалась. Коори припоминает, что год назад ей ничего бы не стоило задуть этот же дым прямо в его лицо. Он любил её прикосновения, но они были готовы его убить. Без излишней драматизации ему иногда казалось, что Хаиру в забывчивости интуитивно не осознаёт, человек или гуль перед ней, поэтому, даже обнимая, делает это резко, что потом плечи ноют как от излишне сильного сжатия. — Я опять, да? — Хаиру неловко улыбается, заметив изменение в его лице. Она не обращает внимания на выпущенную из рук сигарету. Коори с ироничной веселостью комментирует: — Кому-то на улице не повезёт. — Почему сразу на улице? — Ихей старательно давит её под ногой. — Ветер. И ты вряд ли примерно отнесешь ещё к остальному мусору, — он знает лучше неё, потому что делает так сам. (Хаиру знать необязательно) Но она, к счастью или к сожалению, понимает всё наперед. С ней спокойно. Уютно и спокойно, даже когда её ладони сжимают плечи излишне сильно, а в каждом движении скользит настороженность. Коори был проницателен — по крайней мере, ему это говорили — но её жизнь заставляла задавать больше вопросов, чем ответов. Может, главное то, что с ней было по-своему интересно. *** На его памяти Хаиру ни разу не заболевала. Коори докурил сигарету перед входом в её подъезд и как некстати вспомнил, что она так и не ответила, человек ли она. Конечно, спрашивать было глупо, и тогда он задал вопрос скорее из удивления. Перед глазами вновь стояла та картина: Ихей, смеясь, облокачивалась на узкий подоконник и рекомендовала меньше курить. Коори всегда завидовал её энергии, и, может, насчёт сигарет она была права. К счастью или не очень, Хаиру много отшучивается, совсем не жалуется и не говорит о симптомах. Он знал её больше трёх лет, и никакая смена настроения не могла пройти мимо него. Коори знает, что она умеет быть незаметной, словно тень, когда что-то задевает её. Он даже не предполагает, откуда эта скрытность. — Нет ничего страшного в том, что ты плохо себя чувствуешь, — вбирая в голос всю спокойную уверенность, произносит Уи, — не говори, что не знаешь этого. — Не приходилось применять на практике, — Хаиру зевает, кладёт голову ему на плечо, — такое ощущение, будто я всех подвожу, и... Такое будет часто. (Он после будет жалеть, что не заметил вовремя, как пророчески звучали её слова.) К счастью, ничего серьёзного с ней не происходит — обыкновенная простуда, лёгкая температура, что нет даже смысла переживать. Хаиру беспокоится. Коори списывает её чувства не незнание, что делать в такой ситуации. — Может, ты прав, и я напрасно переживаю, но всё же... — её голос звучит хрипло и простуженно даже после двух чашек чая, — если я когда-нибудь сильно заболею, не навещай меня, хорошо? — Почему? — Коори настораживается не столько просьбе, сколько надломленности в голосе. — Я делаю это не потому что не люблю тебя... Я... — Хаиру замирает, судорожно подбирая слова. Это не битва, но ей не хватает кислорода. Коори смотрит на неё почти с отчаянием, ярко проведённым в фиалковых глазах. Ей всегда нравилось в них смотреть, а теперь зачаровывающее свойство превратилось в ту ещё пытку. Сканер. Лазер. Всё, что угодно. — Так в чем причина? — тише обычного спрашивает он, словно пытаясь понять причину её тревоги. Хаиру не находит сил возразить, когда его руки касаются её ладоней. Время замедлилось. Осталась почти пустая комната, заполненная вещами, и только они. — Я не проживу долго. Имела ли она право рассказывать о таком? Теперь, когда прежние убеждения потеряли смысл, вероятно, имела. Хаиру рада, что она сидит. Неизвестно, что было, если бы стояла. — То, что я тебе расскажу, вероятно, перевернёт твой мир... И... Потревожит память. Я столько месяцев наблюдаю, как ты дорожишь всем, что связано с нашим отрядом. Тебе точно нужно знать? — Если это касается тебя, — едва выдыхает Коори. На его лице не меньшая тревога, и Хаиру его понимает. Она выдергивает ладони. — Я не человек. Просто очередной неудавшийся эксперимент, — слова даются с огромным трудом, — никогда не думал, почему я, Арима-сан, те дети из нулевого отряда так легко учились и быстро продвигались по карьерной лестнице? Кто-то из наших родителей был гулем, вот и всё. Конечно, в нас доминирует именно человеческая часть, но вторую никто не отменяет. Наша реакция, способности — это всё последствия. В обмен на... — ей приходится прерваться, чтобы отдышаться, — половину жизни. Хаиру не хочет поднимать голову, но всё равно это делает. В уголках её глаз застывают слезы, у Коори в них крошится хрусталь. Она тянется рукой к его плечу, успокаивающе сжимая. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Что такое эти восемь лет, что остались мне? Ты правда заслужил лучшего. Найди более достойного человека и проживи полноценную жизнь... — Моя жизнь не будет полноценна без тебя, — Коори обрывает её, и в последний момент глядя в доверчивые розовые глаза, решается прикоснуться губами к ней, — ты уверена?... — Да, — Хаиру выдыхает сквозь слезы и хочет смеяться от мысли, что это первый раз, когда она осознанно расплакалась перед кем-то. Остаток вечера он сжимает её в своих объятиях, успокаивающе уверяя в избитом «всё будет хорошо», и Хаиру покорно делает вид, что верит — у неё бы тоже не нашлось слов. Ей не легче из-за того, что она доверила свою тайну, хотя должно было стать. Так же всегда бывает в книгах, которыми она увлеклась последнее время. — Ты точно хочешь остаться? — под вечер, когда зажигаются фонари, необъяснимая тревога только усиливается. Хаиру уже как два дня чувствует себя узницей в своей комнате. — Если ты не против. — Никогда. Она находит в себе силы вновь смеяться, и Коори не настаивает говорить об её происхождении и о том, скрывает ли Хаиру ещё что-нибудь. На его месте её бы давно уничтожила паранойя. *** Он был в смятении. Нет, он был в абсолютной панике и не знал что делать, потому что странное противоречивое чувство заполнило его изнутри. Боль из-за скрытой правды перемешалась с чувством безграничной жалости к ней. Её судьбе. Её жизни. Смог бы он в полной мере довольствоваться тем, что имеет, зная, что в лучшем случае умрёт через восемь лет? Коори не любил излишне проявлять чувства, неуверенность и слабость. Он слишком долго занимал руководящую позицию, чтобы так легко расклеиться. И... Хаиру нуждалась в большем, нежели пустое сочувствие. Желание быть с ней, защищать её от угроз внешнего мира, возрастало в геометрической прогрессии. Коори долго анализировал их отношения, чтобы прийти к выводу: Хаиру и до этого дня говорила о себе мало. Он никогда не слышал об её семье, детстве, как она пришла к тому, чтобы стать следователем. Себя прошлого хотелось ударить — его самого вряд ли интересовало. Коори был уверен, что она не захочет менять малейшие детали после того, как раскрыла ему правду о своём рождении, и оказался прав. Он сделал пару заметок вроде наблюдения за её самочувствием и пытался смириться со всем. Хаиру играла в спокойствие — Коори был уверен, что с таким диагнозом спокойно не живут — и у неё удавалось хорошо. Он однажды спросил её, постукивая пальцами по столу: — Ты мечтала о чём-нибудь? Ихей и впрямь создавала впечатление человека, погруженного в себя. (Была ли её рассеянность одним из признаков?). Может, эта черта в ней являлась не больше, чем маской, чтобы скрывать эмоции (она, оказывается, тот любитель). Коори должен был знать. Он готов воплотить каждую её мечту. Если она позволит. — Я просто хочу, чтобы еда быстрее погрелась, мы поели и легли спать, потому что я слишком теряю форму, чтобы заменять практику у студентов, — Хаиру пожала плечами, наблюдая с подоконника за огнями ночного Токио, — а у тебя? — Скажу, что то же самое, — он не врал. Сомнения только к ней. Хаиру могла быть реалистична и трезво оценивать ситуацию. Но это вряд ли стоило ей меньших усилий. — Так даже не интересно. Хотя, знаешь, я давно хотела снова покататься на метро с тобой, чтобы повспоминать прошлое, но мои ноги просто отваливаются от всей этой беготни. — Знаешь, я удивлю тебя, но там надо просто сидеть. Хаиру подняла на него задумчивый взгляд. — Я люблю безумства, просто в последнее время будто повзрослела. Но если бы мы пошли играть в станции сейчас, я бы была не против. — Не вижу никаких препятствий. Кроме того, что сейчас холодно, да и те дынные булочки могут не продаваться, — Коори впервые не успевал обдумывать слова, — давай забудем о реализме хотя бы на одну ночь. Глаза Хаиру расширились от удивления, но она быстро кивнула и приобняла его. У нее уже заранее были холодные ладони. — Ты правда...? — её голос слегка дрогнул, — я ведь сейчас расплачусь. Коори ответно притянул её к себе, аккуратно сжав ладони. Пока он может видеть Хаиру счастливой, остальное не должно иметь значение. *** Со временем медицина и правда продвигается вперёд — Коори делает вид, что не заинтересован, но он просто не может не быть в курсе — и даже появляются робкие надежды в виде средства для продления жизни. С того дня они с Хаиру никогда не заговаривали об этом, потому что говорить, в принципе, не о чем, если нет желания сводить диалог к банальностям. Только в её розовых волосах всё больше белоснежных прядей. — Студенты совсем тебя измучили? Он видел, как она с перебоями засыпала в перерывах между занятиями, а дома порой не могла заставить тебя лечь. Коори не сомневался, что ей нравилась безопасная работа, что год назад казалось бы удивительным, но также понимал ещё одну вещь. — Они милые, — Хаиру откидывается на спинку стула, — знаешь, в Саду я в один момент оказалась самой старшей, — внезапно заговорила она, — и мне приходилось присматривать за младшими детьми. Я надеялась дать им надежду, как Арима-сан мне когда-то, но почему-то мне кажется, что и в этом я провалилась. Коори попытался глубже проанализировать её слова. Они находили столько тем для разговоров, даже когда все казались исчерпаны, но Хаиру никогда не затрагивала Сад и своё детство. Он никогда не настаивал на этом, как никто другой понимая, что такое не самые лучшие воспоминания. И слышать от неё эти слова было своеобразным жестом доверия. — Скорее, ты тогда разочаровалась в детях. Я был старшим в семье, и, поверь, знаю, что это такое, — обнадеживающе. — Ты никогда не рассказывал о своей семье, — Ихей с интересом подвинулась ближе, прислонила локти на колени, подвигаясь вперёд, — впрочем, я тоже, и... — Мне особо нечего рассказывать, боюсь, ты умрёшь от тоски в процессе, — Уи как можно беспечнее пожал плечами. — У меня не было семьи, — тише обычного произнесла Хаиру, — вернее, той семьи, которая семья в твоём понимании. Мы называли друг друга братьями и сёстрами, но не помню, чтобы когда-нибудь я видела своих родителей. — Звучит трагично, — что ж, он тоже в какой-то степени провалился. В поддержке — точно. — И даже если бы у меня был шанс сейчас с ними встретиться, я бы не воспользовалась им, потому что... В этом нет смысла. Я была одна, но потом у меня появились вы. И из всех в нулевом отряде только тебе я могла довериться чуть больше, — Хаиру сжала его ладонь, будто слова давались ей с трудом, и она нуждалась в поддержке, — мне кажется, что мы являлись одной семьёй. — А сейчас разве нет? — аккуратно спросил Коори. Она отвела взгляд, с наигранной заинтересованностью смотря в стену напротив. — Наверное, да. — Выходи за меня, — слова звучали с излишней точностью, но Коори от подступающего к горлу волнения не мог контролировать тон, — чтобы мы могли назвать друг друга семьёй без лишнего доверия, и... Ему казалось, что такой важный момент должен происходить иначе, но речь спуталась, и спасти ситуацию всё равно ничего не могло. Ладонь Хаиру приятно коснулась его щеки. — Это слишком отчаянный ход — связать жизнь с девушкой, которая, вероятно, умрёт через несколько лет, — усмехнулась она. — Если верить прогнозам моей сестры, намного больше тебя я не проживу, — успокаивающе положив свою ладонь на её опущенную руку, ответил Коори. Он не любил шутить про смерть, относясь к ней слишком серьёзно, но это был первый раз, когда они с Хаиру улыбались над своей общей проблемой. Она так и не ответила ему. Но её поцелуй был куда ценнее какого-то одного слова. *** Хаиру никогда не ценила свою жизнь, рвалась в гущу сражения, ничем не рискуя, и, по правде говоря, надеясь умереть, чтобы переродиться в более счастливых обстоятельствах. Всё начало меняться, когда в её жизни появился небольшой смысл. Она не была глубоко сломленным человеком, который оставался ни с чем, без сил подняться. Её история больше о невысказанных переживаниях. Когда мир вокруг наполнился значимостью, её время всё так же оставалось под угрозой. Хаиру в очередной раз проваливала обещание, данное самой себе — ни при каких обстоятельствах не привязываться, это в конечном итоге убьёт не только её, но и другого человека. Вырвавшись из паутины прошлого, они нашли смысл жить дальше. Их прогулка, где они, окружённые расплывчатым блеском фейерверков в небе, пряча замёрзшие руки в карманы, была не напрасной. Больше ничего не было таковым. — Если я скажу тебе своё желание, оно не исполнится? — Хаиру смотрела вверх, на фиолетовые узоры фейерверков в небе, — даже если обычной фразой? — Я не верю в мистику, но ты можешь попытаться, — Коори в самом конце решается прибавить, — потому что я верю тебе. Огни ночного города вперемешку с салютами отражаются в её глазах. — И я тебе. Он не настаивает на чистосердечном признании; её желания должны иметь больший смысле, чем пустые слова. Хаиру просто хочет перестраховаться. В эту яркую ночь она загадывает, чтобы эксперименты Сяо по изготовлению нужного лекарства скорее оправдали возложенные ожидания. Желание жить настолько естественно, что за него редко кто молится. А̶ е̶й̶ п̶р̶и̶х̶о̶д̶и̶т̶с̶я̶. Но они чувствуют себя счастливыми в очередной не последней новогодней ночи, и этого достаточно.