BTSK (Big Teeth – Small Kiss)

      Это утро — одно из тех, когда вы просыпаетесь с головокружением, потому что знаете, что прошлой ночью произошло что-то хорошее. Хосок на самом деле улыбается ещё до того, как открывает глаза, обнаружив, что лежит на спине в удобной кровати Юнги размера кинг-сайз. Так, как они часто спят, когда Хосок остаётся на ночь у Юнги, или — до того, как мир полетел к чертям — так, как он просыпался в гостиничных номерах, когда они путешествовали с конца октября по март. Пряди чёрных волос щекочут его подбородок там, где Юнги лежит поперёк груди, его тело удобно лежит на Хосоке, заставляя его чувствовать себя защищённым.       Он всё ещё пытается поверить, что это произошло на самом деле. Юнги и он — пара. Его руки сжимаются вокруг… ну, его парня, думает он, и радостно пыхтит в волосы Юнги, ни на секунду не заботясь о том, разбудит ли он его. Он слишком взволнован, слишком счастлив, слишком испытывает облегчение, чтобы держать всё это в себе, ему нужен клапан, чтобы выпустить часть того крайнего чувства восторга, которое он испытывает.       Если Юнги и просыпается от всех этих махинаций, он этого не показывает, но утыкается носом в шею Хосока, сжимая пальцами ткань его рубашки. Его дыхание остаётся ровным, глубоким и спокойным.       Вытаскивать их задницы из постели, чтобы подготовиться к ночи, было непросто, но Хосок рад, что они это сделали. У него всё ещё ощущается утреннее дыхание, и у Юнги, наверное, тоже, но, по крайней мере, они чистые и одеты в мягкие, свежевыстиранные рубашки и брюки, и Хосок чувствует себя так чертовски комфортно, что мог бы оставаться здесь часами. Окутанный теплом и любовью Юнги.       Или, может быть, он предпочёл бы, чтобы тепло разгорелось до полномасштабного огня, думает он, когда другая рука Мина дёргается, и он понимает, что Юнги проводит ладонью по его утреннему стояку через тонкую ткань пижамы, непреднамеренно сжимая его, отчего у Хосока перехватывает дыхание.       Он делал это и раньше — спал, положив руки на член или задницу Хосока, собственнически обнимая его, но Хосок никогда не находил это таким милым, как сейчас, никогда не хотел принадлежать кому-то так, как он хочет принадлежать Юнги.       Некоторое время он лежит неподвижно, просто держа Юнги, чувствуя, как поднимается и опускается его грудь, пока он спит, и через некоторое время, без каких-либо дальнейших движений руки на промежности Хосока, его внимание привлекает другое место.       Прежде чем лечь спать, он положил свой телефон на прикроватный столик, даже не подумав взглянуть на него, потому что в этот момент Юнги вышел из своего гардероба, одетый в пижамные штаны с низкой посадкой, подходящую цветастую рубашку и с несколькими боксерами, которые Хосок мог одолжить, в руке. И Хосок не мог не подойти, не взять его на руки и не поцеловать его мягко, но тщательно, сердце его упало в обморок от этого жеста. Он знал, что останется на ночь, он принёс сменную одежду, но, конечно, он одет в вещи Юнги, окутанный его ароматом.       Он даже не уверен, что его телефон всё ещё жив, так как он забыл его зарядить. Протянув руку, чтобы схватить его, он обнаруживает, что батарея разряжена, но телефон очень даже жив и усеян уведомлениями. Он убирает несколько всплывающих новостей и электронных писем — некоторые из них явно должны были быть отправлены на его учётную запись на рабочем телефоне, потому что, очевидно, некоторые люди просто придурки — и сообщение в Kakao от макнэ. Чон Чонгук Я думаю, что отсутствие сообщения — хороший знак, и ты, вероятно, занят ;) но на всякий случай, если ты сейчас один, для тебя всегда найдется место в нашей постели. Просто войди. 0:32       Сердце Хосока окутывает нежность, когда он читает сообщение, думая о том, что в сценарии, в котором Юнги не передумал, другой Хосок — убитый горем и отвергнутый Хосок — был бы вечно благодарен за возможность забраться между двумя своими донсенами, зарыться лицом в ямку на шее Чимина и позволить себе уснуть со знакомым запахом кожи Чимина, нежными пальцами в его волосах и Чонгуком, прижимающимся к нему сзади.       Среди участников и, в основном, всех его близких друзей, Чимин — единственный, кроме Юнги, кто ласкает, трогает и держит его вот так, и они с Юнги тоже не были слишком обидчивыми до того, как начали трахаться, поэтому он знает, что с Чимином он чувствовал бы себя в безопасности, насколько это возможно, если бы его сердце было разбито, а его мир разбит вдребезги.       Как бы то ни было, Хосок на мгновение задумывается, глядя на свой телефон. Они не говорили о том, чтобы открыться людям, с которыми были ближе всего, прошлой ночью, и он не знает, что Юнги думает об этом, но со всем, что произошло, с тем, как Чонгук был рядом с ним, Хосок чувствует сильнейшее желание довериться своему другу.

7:13 Я в порядке, но спасибо тебе, правда \^о^/ 7:13 Мы всё обсудили и… теперь мы встречаемся

      Глядя на сообщение, на свои собственные слова, впервые делясь своим секретом с посторонним, он чувствует себя смелым и дерзким, и в то же время ему отчаянно хочется пригнуться и спрятаться, до смерти напуганный, ожидая реакции Чонгука.       Логически он знает, что бояться нечего. Чонгук гей, он очень любит и его, и Юнги, он встречается с коллегой-айдолом, тоже участником группы, он хочет этого для своих хёнов, чёрт возьми, но всё же… клеймо позора всё еще там, всегда присутствует в их головах.       Любовь между мальчиками хорошо продаётся. Фансервис продаётся. Фансервис — это хорошо.       Но настоящие мальчики не любят других мальчиков, они не отсасывают друг у друга и не трахают друг друга. Они не целуются и не спят в крепких объятиях. Они не держатся за руки и не вытирают слёзы друг друга губами. Очевидно, что его ближайшие друзья и Бантан примут его и Юнги, но борьба с демонами в его собственной голове сама по себе является вызовом.       Ещё рано, так что он на самом деле не ожидает, что Чонгук прочтёт его сообщение в ближайшее время. Когда маленькая жёлтая цифра 1 рядом с ним внезапно исчезает, Хосок совершенно не готов, его глаза расширяются от шока. Это занимает мгновение, а затем ещё одно. Чон Чонгук Это потрясающе, хён <3 7:15 Я действительно рад за тебя 7:15 К сожалению, я должен покинуть Бантан. Я больше не могу петь, потому что теперь я глухой -.- 7:16       Хосок невольно улыбается, его веселье скрывает все следы беспокойства.

7:16 Ты прочитал это вслух?

Чон Чонгук Хёёёёёён! Ааааааа! ПОЗДРАВЛЯЮ ♡♡♡♡♡ 7:16

7:16 Чимин-а, мы не крадём чужие телефоны 7:17 Но спасибо тебе ♡ >//<

Чон Чонгук Я получил его обратно 7:17 Он просто вскочил с кровати. Думаю, он танцует сейчас 7:18

7:18 Я могу себе представить. Спасибо вам обоим за то, что вы так поддерживаете меня

Чон Чонгук Конечно, хён о_о 7:18 Кроме того, чем нас больше, тем лучше ㅋㅋ сейчас нас большинство в Бантан 7:18       Хосок хихикает, и это заставляет его грудь вибрировать от смеха, слегка встряхивая Юнги. Он на мгновение смотрит на своего спящего парня, но тот не просыпается. Проводя рукой вверх и вниз по спине Юнги, Хосок снова обращает своё внимание на телефон.

7:19 Так и есть. Мы — Кимы и геи

Чон Чонгук Хён 7:20 Я ценю каламбур 7:20 Но если ты пошутишь так перед Юнги-хёном, он бросит тебя 7:20

7:21 Ты думаешь?

Чон Чонгук Мне сказали добавить, что это будет справедливо 7:21 Чимин-и кричит с кухни 7:21 А теперь, если ты меня извинишь, я думаю, что он устраивает грёбаный беспорядок, пытаясь приготовить завтрак, нужно проверить 7:22

7:22 Он твой парень или твоя собака? ㅎㅎㅎ

Чон Чонгук Ну… прямо сейчас он голый… поверь мне, через минуту здесь будет беспорядок ;) 7:22

7:22 Отвратительно. После того, как ты пригласил меня в свою постель для утешения… Никаких манер, сопляк

7:23 Но повеселись, а я ещё немного посмотрю на своего спящего ПАРНЯ ♡

Чон Чонгук Ах. Гей. 7:23 Ладно, хён, мне пора. Увидимся позже у нас 7:23

7:24 Протрите все столы

Чон Чонгук Как ты должен был сделать это вчера? 7:24       Хосок ощетинивается, уставившись на экран широко раскрытыми глазами. Как, чёрт возьми, Чонгук мог это знать? Чон Чонгук Шучу, увидимся позже, хён 7:24       — Пфф, сопляк, — бормочет Хосок, кладя телефон на тумбочку, где он, вероятно, умрёт тихой смертью в течение следующего часа.       Если бы Чонгук знал, насколько он прав в своём предположении, он, вероятно, счёл бы свою шутку намного менее забавной, но, увы, после того, как он делил комнату (и ванную в их нынешнем общежитии) с Чимином, а затем и с Чонгуком в течение такого долгого времени, он даже не хочет думать о количестве спермы, смазки и других жидкостей организма, с которыми он, должно быть, неосознанно соприкасался.       Он продолжает смотреть, как Юнги спит, его руки мягко скользят вверх и вниз по его спине. Как кто-то может быть таким великолепным, думает он, пристально глядя на губы Юнги, которые слегка приоткрыты и сморщены, образуя его обычный очаровательный надутый бантик. Хосок, должно быть, сделал что-то действительно великое в своей прошлой жизни, чтобы быть благословлённым этой любовью.       В конце концов Юнги шевелится у него на груди, мило пыхтя, когда просыпается, издавая очаровательные звуки, которые так нравятся Хосоку. С небольшой тревогой Хосок наблюдает, как Юнги открывает глаза, гадая, что он может в них найти, и в то же время страшась этого.       Что, если Юнги передумал обо всём этом? Что, если это последние моменты, когда ему позволено называть Юнги своим парнем? Что делать, если выданное разрешение уже отозвано?       Но затем глаза Юнги находят его, и он тепло улыбается, протягивая руку, чтобы обхватить ладонями его лицо.       — Доброе утро, — хрипло произносит. Он выглядит таким счастливым, и Хосок не понимает, как он мог раньше не видеть любовь в глазах Юнги.       — Доброе утро, — говорит он, кладя руки на щёку Юнги и его поясницу. — Я люблю тебя.       Улыбка Юнги становится невероятно широкой, его большой палец скользит по щеке Хосока.       — Я тоже тебя люблю, — шепчет он, а затем они оба просто улыбаются друг другу в течение нескольких мгновений. Затем Юнги начинает садиться, и Хосок со стоном тянет его обратно.       — Нееет, хён. Оставайся здесь.       — Но я хочу поцеловать тебя, — возражает Юнги, указывая в сторону ванной, но Хосок держится за него, снова скуля.       — Не уходи, я ещё не хочу вставать. Я знаю, что у тебя здесь есть вещи. Давай просто воспользуемся этим.       — Ты невыносим, — комментирует Юнги, закатывая глаза, но его улыбка нежна, когда он наклоняется к своей тумбочке, роясь в верхнем ящике, где он держит бутылку жидкости для полоскания рта и пустой стакан специально для такого утра, как это. — Хорошо, что я подготовился к твоей ленивой заднице.       Хосок одаривает его своей самой милой улыбкой, когда Юнги наливает жидкость в колпачок.       — Ах, ты любишь меня, хён.       Юнги поджимает губы, чтобы удержаться от улыбки, но напрасно, и он быстро понимает это, уголки его рта приподнимаются, а глаза сверкают.       — Люблю, — честно говорит он.       Каждый из них делает глоток из колпачка, ополаскивает его во рту, а затем плюёт в стакан, который Юнги протягивает ему.       — Пик романтики, — сухо комментирует он, когда струйка слюны соединяет рот Хосока со стаканом.       — Ой, отвали, это называется семейная жизнь, и это супер романтично.       Вытирая рот, Хосок снова садится, протягивая руки к Юнги в тот момент, когда он заканчивает складывать их средства для чистки: — Тащи свою задницу обратно сюда.       — Грубо, — Юнги глубоко хмурится, но немедленно подчиняется, позволяя притянуть себя в объятия Хосока, и их губы наконец соединяются в мягком и невинном поцелуе.       Обвив руками плечи Юнги, Хосок притягивает его как можно ближе, позволяя своему рту приоткрыться, когда Юнги углубляет поцелуй.       — Всё ещё не могу до конца поверить, что это происходит, — бормочет он в губы Хосока, осыпая их новыми поцелуями.       — Это происходит, — уверяет его Хосок. — И, чёрт возьми, я никогда больше тебя не отпущу, хён.       — О, действительно? — спрашивает Юнги, ухмыляясь, когда Хосок горячо кивает и крепче сжимает его. — Это немного усложнит работу, тебе не кажется? Не уверен, что остальные оценили бы, если бы мы всё время цеплялись друг за друга, как осьминоги.       — Хм, может и нет, — допускает Хосок, утыкаясь носом в щёку Юнги. — Кстати, об этом… хён, я сказал Чонгуку сегодня утром, и, ну… хм, теперь они с Чимином знают. Я надеюсь, что это было нормально. Я знаю, что должен был спросить, но мы с Гуком разговаривали прошлой ночью, и я знал, что он беспокоился обо мне, так что… — он замолкает.       Он не думает, что Юнги не хотел бы, чтобы дети знали, но он всё равно мог бы захотеть рассказать по-другому или принять участие в разговоре, так что, возможно, Хосок прав, чувствуя себя виноватым. Но Юнги просто улыбается, снова целуя его.       — Всё в порядке, Хосок-а, перестань волноваться. Я не возражаю, я хочу, чтобы остальные знали. Есть несколько людей, которым я бы предпочёл не говорить, но которым нам придётся рассказать, например, руководство и тому подобное. Но я абсолютно хочу, чтобы участники знали.       Он хихикает: — Держу пари, Чимин был взволнован, не так ли?       — Очень. Украл телефон Чонгука, чтобы наорать на меня, — он делает паузу, думая о замечании Юнги. — Он знал о твоих чувствах, — заявляет он, а не задаёт вопрос.       — Да, — Юнги наклоняется вниз, целуя его в челюсть и шею. — Да, он знал. Когда мы тогда переспали, и он рассказал мне о своих чувствах к Гуку, он выплакал все глаза в моих объятиях. Знаешь, как… он был действительно уязвимым передо мной. Мне было так плохо, но я действительно мог его понять… так я ему и сказал. Я думаю, что многое из того, что у нас случилось тогда, было связано с нашей схожей ситуацией безнадёжной влюблённости.       Хосок снова крепче обнимает его.       — Хотя он был не единственным, кто знал, — бормочет Юнги в его шею.       Тело Хосока начинает нагреваться под нежными прикосновениями Юнги, его член, который в какой-то момент стал мягким, проявляет интерес. Однако его мысли заняты словами Юнги. Он точно знает, о ком тот говорит.       — Джун-а, — говорит он, и Юнги утвердительно мурлычет. — Вот почему он был так обеспокоен, когда узнал, что мы переспали.       — Да, — шепчет Юнги, прокладывая дорожку поцелуев вниз по груди Хосока. — Помнишь то время, когда мы с Намджуном только и делали, что все время ссорились?       — Чёрт возьми, да. Вы, ребята, доставляли мне бесчисленные головные боли своими постоянными криками. Вы, блять, дрались друг с другом на кулаках.       — И я выиграл пару раз, заметь, — Юнги прихорашивается, покусывая рёбра Хосока. — В любом случае. Однажды вечером в 2011 году мы выпили пару стаканчиков, вроде как хотели попытаться всё уладить, но в итоге снова поссорились.       Он вздыхает: — Джун-а сказал, что у нас есть проблема с общением, и способ решить её — укрепить доверие друг к другу. Он предложил каждому из нас поделиться секретом, тем, чего о нас больше никто не знает… и я согласился. Он уже знал большую часть моего дерьмового прошлого, поэтому сначала я подумывал рассказать ему о Новом Годе, но… Я не мог сказать ему этого. Это касается тебя так же сильно, так что… Я рассказал ему о своих чувствах к тебе. Честно говоря, я ожидал от него кучу дерьма. За то, что я гей или, ну, би, за то, что сказал вслух, что любил другого парня. По крайней мере, за то, что поставил под угрозу проект. Но он совсем не осуждал меня. Он просто спросил, планирую ли я рассказать тебе об этом когда-либо. Ты уже был с Юми, так что я сказал «нет», и мы больше никогда не говорили об этом до прошлого года.       — Понятно, — кивает Хосок, поглаживая Юнги по руке. — Он тоже открыл тебе секрет?       — Конечно, он это сделал, — Юнги пожимает плечами. — И я храню его по сей день. Но да, он никому не рассказывал, и Чимин тоже. Кроме Чонгука, конечно, но я не возражаю против этого.       Хосок хмурится, потому что кое-что не сходится. Он немного занят тем, как Юнги начал оставлять крошечные чмоки у него на животе.       — Он этого не сделал.       — Хм? — Юнги останавливается, удивлённо глядя на него снизу вверх.       — Он не рассказывал об этом Гуку. Я разговаривал с ним несколько раз прошлой ночью, и я действительно беспокоился о том, чтобы признаться тебе. Он бы успокоил меня по-другому, если бы знал о твоих чувствах.       Рот Юнги округляется в маленькую букву «о».       — Значит, Чимин тоже держал это в секрете.       — Ха, — говорит Юнги, приподнимая брови. — Это… Я вроде как никогда не ожидал, что он это сделает, учитывая, что они рассказывают друг другу всё. Думаю, мне следует отдать ребёнку должное.       Хосок хихикает, щетина Юнги щекочет мягкую кожу под его пупком: — Не называй его ребёнком, ты трахался с ним месяцами.       Юнги снова хмыкает, продолжая своё путешествие. В голове Хосока возникает мысль, проявляющаяся и быстро трансформирующаяся в желание, в потребность. Его член подёргивается у подбородка Юнги, когда поцелуи и облизывания проходят по краю его боксеров, и он слышит ответный стон Юнги.       — Хён, — выдыхает он.       Горячий рот прижимается к его эрекции через ткань, язык Юнги высовывается, смачивая хлопок, когда он облизывает член по всей длине.       — Хён, я…       — Да? — спрашивает Юнги, не прекращая своих действий. Хосок всё больше и больше отчаивается от поддразнивания. — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Сок-а?       — Хён, ты трахнешь меня? — он бормочет, прежде чем мужество, обеспеченное его растущим возбуждением, может иссякнуть, и смотрит вниз как раз вовремя, чтобы увидеть Юнги, замершего над ним.       Это первый раз, когда он просит об этом, когда они не в двух секундах от траха, когда он ещё не по самые яйца внутри Юнги или после того, как дело сделано, и они лежат вместе, тяжело дыша и истощённые. Это первый раз, когда он просит об этом, когда Юнги уже сосредоточен на нём, когда появляется возможность. Глаза Юнги широко распахиваются, когда он смотрит на Хосока.       — Ты хочешь этого? — шепчет он.       — Ага, — энергично кивая, Хосок прикусывает губу, переплетая свои пальцы с пальцами Юнги сбоку, где он опирается на один локоть. — Я действительно этого хочу.       — Ох…       Он не может сказать, выражает ли Юнги волнение или тревогу, но какое-то время он больше ничего не говорит, продолжая смотреть на Хосока, как будто пытается понять, серьёзен он или нет.       — Если ты, конечно, хочешь, — быстро поправляется Хосок, понимая, что, возможно, искал согласие там, где его вообще нельзя было найти. Он не должен быть таким самонадеянным только потому, что Юнги сказал, что любит его. Всё еще возможно, что Юнги даже не хочет его так.       Он собирается сказать что-то ещё, но потом Юнги спохватывается, оставляя ещё один поцелуй на бедре Хосока.       — Я был бы рад этому, детка, — говорит он, снова улыбаясь. Его взгляд скользит по будильнику на прикроватной тумбочке, который показывает уже 8:02. — Но нам понадобиться немного больше времени, чем у нас есть прямо сейчас. Если мы сделаем это, я хочу не торопиться.       Ещё один поцелуй, ближе к его члену, который всё ещё очень заинтересован.       — Тогда в другой раз, — отвечает Хосок, пытаясь скрыть укол разочарования, который он испытывает. Он уже слышал это от Юнги раньше, и, несмотря на заверения, он не знает, стоит ли ему действительно надеяться.       — Сегодня вечером? — спрашивает Юнги, и глаза Хосока расширяются. — После того, как я вернусь из студии?       — Я… хорошо, — говорит Хосок, внезапно чувствуя жар, как будто всё его тело загорелось. Сегодня вечером. Последний кусочек девственности, который он должен отдать Юнги. Сегодня вечером. — Да, давай сделаем это сегодня вечером.       Юнги улыбается, его глаза сияют радостью, любовью и заботой.       — Хорошо, — говорит он. — Вообще, я собирался сделать с тобой кое-что ещё прямо сейчас…       Его рот снова опускается на Хосока, губы обхватывают головку его члена через трусы, и Хосок забывает всё, что хотел сказать в ответ.

***

      Семь часов и два очень приятных оргазма спустя, Юнги оказывается на пути в студию, чтобы сообщить новости, которые он никогда не считал возможными до прошлой ночи.       Он не получал вестей от Хосока уже пару часов, с тех пор как тот прислал фотографию своих только что депилированных воском ног, дразняще спрашивая, не следует ли ему заняться ещё и своей задницей.       «Если ты действительно хочешь быть снизу сегодня вечером, возможно, тебе захочется избежать вещей, которые будут раздражать твою задницу ;)» — ответил он и немного посмеялся про себя, пока его телефон не выдал новое сообщение. Хосок-а ♡ Я действительно хочу, хён. 11:13 Хочу быть красивым для тебя. Хочу, чтобы ты хотел меня. 11:13

11:13 Блять. Ты же знаешь, что я хочу.

Хосок-а ♡ Я ждал этого целую вечность. Хочу знать, как будет ощущаться этот огромный член, когда ты трахнешь меня. 11:14       — Чёрт возьми, — пробормотал он и почти забыл ответить. Теперь, после завершения рабочего дня, он чувствует себя взволнованным по совершенно другой причине. Его сердце колотится где-то в горле, и он несколько мгновений просто стоит перед закрытой дверью, собираясь с мыслями. Затем он звонит в звонок.       Намджун открывает через несколько мгновений, выглядя немного потрёпанным, но его лицо загорается, когда он видит Юнги.       — Хён! Это приятный сюрприз, я не знал, что ты сегодня работаешь, — говорит он, быстро отступая в сторону, чтобы впустить его. — Входи, входи.       — Спасибо, Хобом-ши сказал мне, что ты здесь сегодня. У меня была встреча с Джиын-ши, и я собираюсь идти домой.       — А, — кивает Намджун, садясь обратно за свой стол и жестом предлагая Юнги занять другой стул напротив него. — Ты собираешься снова с ней работать?       — Мы говорили об этом. На данный момент ничего конкретного, — он садится, бросая взгляд на экраны на столе Намджуна. Из динамиков в студии звучит тихая музыка, но то, чем на самом деле занят Намджун, подозрительно похоже на налоги.       — Знаешь, если ты начнёшь с ней встречаться, у Куки случится срыв, — смеётся Намджун, но ловит себя на том, что, вероятно, слишком хорошо понимает, что шутка, возможно, перешла черту.       Увлечение и обожание Чонгука Ли Джиын, частично основанное на внутренней шутке между ним и Чимином, стало своего рода отвлекающим манёвром из-за слухов о том, что Чонгук боится девушек. Влюблённость в знаменитость — простой способ обуздать ненужные подозрения, поэтому БигХит приветствовал это, но всё так разраслось, и Чимин всё ещё часто использует это, чтобы подразнить своего парня.       Но замечание, явно нацеленное на то, как Суран сначала работала с Юнги над его микстейпом, прежде чем стать его девушкой, является небольшой ошибкой, и Юнги может сказать, как этим смущён Намджун.       — Извини, — бормочет он, потирая шею.       — Если бы я встречался с каждой девушкой, с которой когда-либо работал, я был бы чертовски занятым человеком, — говорит Юнги с усмешкой, потому что ему теперь наплевать — на фоне всего дерьма, которое произошло за последние несколько часов — и Намджун радостно вздыхает, когда его отпускают с крючка. —Ты серьёзно проводишь свою свободную субботу, занимаясь налогами?       — Ммм, — Намджун поворачивается к своему рабочему столу, слегка пожимая плечами. — Да, я подумал, что в какой-то момент должен это сделать, так что… — он замолкает, и внезапно Юнги чувствует, что что-то не так. У них редко бывают полные выходные для себя, и хотя для них нормально тратить свободное время на личные проекты и дополнительные тренировки, такие выходные, как этот, обычно зарезервированы для отношений.       — Ты не встречаешься с Хёджин?       — Ах, эм, Хёджин-а сегодня встречается с некоторыми из своих друзей, — объясняет Намджун, его голос ровный, как будто он ожидал вопроса и у него был готовый ответ, чтобы перевести тему.       Нахмурившись, Юнги наклоняется вперёд, его собственные важные новости теперь занимают место на заднем плане его сознания.       — Джун-а, у вас, ребята, проблемы?       Лицо Намджуна немного искажается, полные губы сжимаются в тонкую линию, и Юнги понимает, что попал в точку. Каким бы невообразимым это ни казалось, учитывая, что Хана и Хёджин уже столько лет являются частью их мира, конечно, Юнги знает, что любые отношения могут столкнуться с трудностями.       Во второй половине 2017 года было время, когда сама мысль о том, что они с Суран когда-нибудь расстанутся, казалась Юнги нелепой, а затем слишком быстро стала реальностью.       — На самом деле это не проблема… — Намджун бормочет, ему явно не по себе от этого разговора. Он смотрит на свой рабочий стол ещё несколько секунд, пока Юнги не нарушает тишину.       — Джун-а? Ничего страшного, если ты не хочешь об этом говорить, — мягко успокаивает он, почти наклоняясь, чтобы коснуться ноги Намджуна. Они никогда не были слишком похожи друг на друга, публичное проявление чувств между ними — это скорее фан-сервис, но он не против прикоснуться к Намджуну. Они через многое прошли вместе, и Намджун знает о нём кое-что — стороны личности Юнги, которые никто другой не знает, точно так же, как Сокджин и Хосок знакомы с уникальными чертами Юнги, точно так же, как и его семья, и каждый из его друзей со своей маленькой версией Мин Юнги. Однако Намджун, как его лидер и друг, занимает совершенно особое место в сердце Юнги, и видеть его расстроенным, явно обеспокоенным своими долгосрочными отношениями, причиняет ему боль. Однако он сдерживается, чувствуя, что Намджуну нужно пространство.       — Это… эм, — начинает Намджун, прикусывая губу, но затем бормочет: — Не то чтобы проблемы, больше похоже на переоценку, я думаю…       — Хорошо, — кивает Юнги, ожидая, когда он продолжит.       — Похоже, мы настолько привыкли к тому, что всё так, как было, а затем ожидали, что меня не будет большую часть этого года, что теперь, когда тур отменили и я много времени нахожусь дома, у нас нет… рутины, которой нужно следовать, нет протокола, которого нужно придерживаться, — он вздыхает. — Я думаю, она предпочла бы, чтобы я ушёл, чтобы ей не пришлось иметь со мной дело.       — Джун-а, — на мгновение Юнги чувствует себя немного шокированным и теряет дар речи. В отличие от Ханы и Сокджина, которые некоторое время назад съехались, Намджун всё ещё живет один. Он снял квартиру в том же комплексе, в котором сейчас живёт Сокджин, и Юнги был более чем немного удивлён, когда Хёджин решила не переезжать к нему, а вместо этого снять собственную квартиру поблизости. Он бы не удивился, если бы она вообще не покидала дом своих родителей, пока Намджун не сделал ей предложение, но наличие собственного жилья кажется чем-то вроде заявления. — Она сказала что-нибудь, что заставило тебя так подумать?       — Это… немного сложнее, не просто то, что она сказала. Это чувство, которое мы потеряли, общение, которого больше не бывает. Чёрт, хён, — он немного наклоняется вперёд, потирая лицо руками, а затем снова смотрит на Юнги. — Это будет звучать так глупо и поверхностно, но… у нас не было секса больше месяца, и она продолжает находить оправдания, но я думаю, что она просто не хочет этого, и, конечно, иногда бывает не в настроении, но это больше похоже на общее отвращение… ко мне.       — Чёрт, — бормочет Юнги. Это сложная ситуация, и Мин не совсем знает, что сказать. Один месяц воздержания в серьёзных долгосрочных отношениях, возможно, и не слишком необычен, но для таких людей, как они, которые в основном работают 24/7, их девушки обычно наслаждаются тем небольшим временем, которое у них есть. — Может быть, она занята в университете?       Намджун качает головой с серьезным выражением на лице: — Нет, судя по тому, сколько времени она проводит, общаясь с Ханой и другими её подругами. И нет, из того, что она рассказывает мне об университете.       Он снова вздыхает, немного ёрзая, как будто хочет сказать что-то ещё, но не знает как.       — Могу я спросить тебя… Я не знаю, ты не обязан отвечать, очевидно, но…       — Джун-а, выкладывай.       — Чёрт, ладно. Эм, могу я спросить, как часто ты и, эм, ты и Суран-ши… знаешь, не так, как в начале, но, может быть, через год или около того… как часто…       — Как часто мы трахались? — спрашивает Юнги, приподняв брови, и получает небольшой и смущённый кивок. Он уже давно не думал ни о сексе с Суран, ни о гетеро сексе вообще. Но с перспективой на этот же день, воспоминание кажется особенно странным сейчас.       — Например, в те времена, когда ты часто бывал в Сеуле, очевидно, — добавляет Намджун.       — Хм… Я думаю, может быть, два-три раза в неделю? — осторожно говорит Юнги, наблюдая, как рот Намджуна слегка приоткрывается.       Боже, Юнги сочувствует ему. Если бы он упомянул, что в самом начале изоляции, когда всё значительно замедлилось даже для них, они с Хосоком иногда трахались дважды в день, мозг Намджуна, скорее всего, замкнулся бы.       — Это впечатляет, — бормочет Намджун.       — Из того, что я слышал, Нари делала это пять или шесть раз, но она, очевидно, была сумасшедшим сексуальным демоном… помимо того, что она просто сумасшедшая в целом, — они оба смеются над этим, и Юнги приходится физически подавлять искру остаточной ревности.       Он изо всех сил старался не ненавидеть Нари (до того, как она оказалась прислужницей дьявола), но остатки зависти остались от того факта, что Нари засыпала, завернувшись в объятия, о которых Юнги мечтал столько лет; что она сосала член, который он хотел почувствовать на своем языке; и что её трахали, обнимали, целовали и любили, в то время как Юнги был обречён навсегда быть не более чем другом и коллегой. Что ж, в конце концов, роли поменялись.       — В любом случае, я пытаюсь сказать, что каждая пара отличается от других, и не существует «нормального» количества секса, — говорит он, ставя кавычки пальцами. Он уже может сказать, что Намджун на это не купится.       — Хён, во время нашего перерыва в прошлом году мы переспали дважды. За целый месяц отпуска.       — Ох, — ладно, это звучит как небольшая проблема.       — Да, я имею в виду, что это не совсем нормально, верно? После того, как мы гастролировали и провели так много времени за границей… и это не просто секс, мы вообще не проводим много времени вместе, — продолжает он, нахмурившись ещё сильнее. Похоже, он довольно долго держал свои мысли и тревоги при себе, и теперь, когда он начал кому-то открываться, всё выплеснулось наружу. — Например, ты помнишь, как Сокджин-хён боролся зубами и ногтями за то, чтобы Хане разрешили жить с нами, когда они поместили нас в карантин в общежитии на десять дней?       Юнги живо помнит то время, когда он неприлично трахался по два раза в день. Он коротко кивает и надеется, что не краснеет слишком явно.       — Ну, может быть, ты заметил, что мы с Хёджин просто решили не видеться. Как бы, вообще. Мы просто провели десять дней порознь, не задавая никаких вопросов. Я не знаю, хён, это не значит, что плохо всё время. Мы не ссоримся. Мы разговариваем и болтаем, и она присылает мне селки, фотографии своей еды и прочего, но мы больше не проводим время вместе. Это почти похоже на то, что ей нравится… мысль обо мне больше, чем просто быть со мной на самом деле, — заканчивает Намджун, откидываясь на спинку стула с ещё одним тяжелым вздохом.       — Вы не думали о консультировании семейных пар? — предлагает Юнги. В течение нескольких недель, предшествовавших их расставанию, они с Суран несколько раз говорили о консультации, но так и не довели дело до конца. Он долгое время испытывал угрызения совести по этому поводу, всегда задаваясь вопросом, могло ли это спасти их отношения, если бы он просто приложил ещё немного усилий. Однако в свете последних событий он не может не испытывать благодарности за то, как всё закончилось.       Если бы он не был одинок и не жаждал прикосновений из-за своего разбитого сердца ещё в октябре 2019 года, он не думает, что переспал бы с Хосоком только из соображений самосохранения. И без их соглашения о друзьях с привелегиями он сомневается, что они были бы вместе.       Намджун склоняет голову набок, размышляя. Юнги знает, что признание проблемы является первым шагом к её решению, и хотя Намджун чётко осознает проблемы, с которыми сталкиваются его отношения, похоже, он ещё не готов полностью решить этот вопрос.       — Я поговорю с Хёджин, посмотрю, интересно ли это ей. Скорее всего, она просто разозлится на меня за то, что я придумываю проблемы, которых на самом деле нет.       Юнги слегка усмехается, но больше ничего не комментирует. Намджун — его близкий друг, но они не общаются наедине так часто, как Хосок и Намджун, и хотя он знает Хёджин уже довольно давно, он не очень часто её видит и не чувствует, что может по-настоящему судить о её характере.       — Знаешь, это не обязательно должно быть плохо. Любые отношения требуют работы, это не значит, что вы терпите неудачу. Тем более, что это твои первые долгосрочные отношения, которые длились более двух лет. Я даже никогда не заходил так далеко, я ни хрена не знаю о том, каково это — быть в твоей ситуации.       Намджун задумчиво кивает, бросая взгляд на свои экраны: — Наверное, я боюсь воплотить всё в жизнь, говоря о своих тревогах. Но ты прав, это беспокоит меня, поэтому я должен поговорить об этом.       — Это хорошо, впусти её в это. Если есть что-то, чему мы можем научиться из отношений детей, так это важности общения.       — Верно, — улыбается Намджун, — но… Я полагаю, ты пришёл сюда не для того, чтобы услышать, как я высказываюсь, не так ли, хён? О чём ты хотел поговорить?       Внезапно Юнги снова осознаёт истинную природу своего визита и чувствует, как в груди нарастает нервное напряжение, а щёки заливает жар.       — Эм… да, — бормочет он. — Боже, теперь я чувствую себя мудаком, говоря об этом после всего, что ты мне только что сказал.       — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Намджун, его брови приподняты в замешательстве.       Сделав глубокий вдох, Юнги решает просто выпалить: — Ты помнишь, что произошло в Токио в прошлом году… хм, между мной и Хосоком?       Он наблюдает в режиме реального времени, как выражение лица Намджуна меняется с вопросительного на внезапное осознание, а затем превращается в ужас.       — О нет, — говорит он, глубоко нахмурившись. — Хён. Это случилось снова?       — Ну… да, так оно и было.       — Чёрт, — Намджун проводит рукой по лицу. — Ты в порядке, хен?       — Намджун-а, — спокойно говорит Юнги, — это не совсем так, как ты думаешь. Да, это случилось снова. Это повторилось той же ночью. И на следующую ночь. Это происходит с тех пор.       Опустив руку, Намджун недоверчиво смотрит на него.       — Вы, ребята, трахаетесь с октября? — кричит он, его глаза расширяются ещё больше, когда Юнги неуверенно кивает. — Хён! Что ты творишь?       — Честно говоря, — Юнги качает головой, его взгляд опускается на собственные колени, — я не знаю, о чём я думал, что делал. Но это больше не имеет значения.       Он смотрит на Намджуна, внезапно проглатывая комок в горле. Он всё ещё пытается поверить, что действительно собирается произнести эти слова. Что они являются правдой.       — Прошлой ночью Хосок сказал, что любит меня. Мы… мы встречаемся, Намджун-а.       Тишина тянется между ними. Один удар сердца, два. У Намджуна от природы большие глаза, когда он начеку, но это ничто по сравнению с тем, как он выглядит, когда в шоке. Он моргает, его рот снова открывается.       — Правда? — в конце концов он шепчет       В одно мгновение он прямо перед Юнги, а в следующее превращается в бесформенную кляксу, и Юнги требуется секунда, чтобы понять, что это потому, что его глаза щиплет от слёз.       — Правда, — он отвечает скрипучим и хриплым голосом, а затем льются слёзы.       Намджун буквально взлетает со своего места, хватает Юнги за плечи и тянет его вверх, заключая в такие крепкие объятия, что это выбивает весь воздух из легких Юнги, когда его ребра трещат в знак протеста.       — Чёрт возьми, хён, я не могу в это поверить, я так чертовски рад! — Намджун звучит почти истерично, его голос дрожит от едва сдерживаемых эмоций.       — Блять, я вижу, Джун-а, ты меня раздавишь, — Юнги хрипит в тревоге, прижавшись лицом к довольно внушительной груди Намджуна.       — О, извини, — Намджун быстро высвобождает его из своих сокрушительных объятий, но держит за плечи, улыбка на его лице такая ослепительная, что выглядит почти болезненной. — Просто я вроде как подумал, что он не может быть таким натуралом, как я всегда думал, если вы, ребята, перепихнулись две ночи подряд, не будучи пьяными или что-то в этом роде, но я никогда не ожидал, что это произойдет.       — Я тоже, — говорит Юнги, качая головой и садясь обратно. Он быстро вытирает глаза, но нападение Намджуна, должно быть, помогло подавить слёзы, которые угрожали пролиться. Бросив острый взгляд на грудные мышцы Намджуна, он тычет в одну из них указательным пальцем. — Эти штуки чертовски опасны.       Намджун смущённо смеётся, потирая шею: — Прости, я не хотел причинить тебе боль, хён. Я просто был слишком взволнован всем этим.       — Это ты мне говоришь, — ухмыляется Юнги. — Кроме того, не самый худший способ умереть, — добавляет он, и Намджун со вздохом прикрывает грудь.       — Хён, прекрати, не говори таких вещей, — скулит он. — Достаточно того, что Чимин-и всё время отпускает такие шуточки.       — Джун-а, и ты, и я знаем, что ни Чимин, ни Чонгук не шутят, когда говорят, что хотят сесть на твой член.       Намджун выглядит абсолютно шокированным, и это так забавно, что Юнги не может удержаться от смеха над ним.       — Боже мой, я бы никогда не смог… Даже если бы Хёджин-а и я… Боже мой…       — Намджун-а, — Юнги поднимает руку, чтобы привлечь его внимание, чувствуя приближение лёгкого внутреннего кризиса своего лидера. — Прежде чем ты взбесишься из-за идеи шалить с детьми, — говорит он, игнорируя ответный вздох протеста Намджуна, — я пришёл сюда, чтобы поделиться новостями с тобой, но также и потому, что хотел попросить тебя предпринять необходимые шаги.       — Ох, — лицо Намджуна снова становится серьёзным, его режим лидера активируется в одно мгновение. — Вы, ребята, хотите открыться прямо сейчас?       Юнги кивает: — Да, мы говорили об этом, и мы оба думаем, что нет смысла скрывать это от компании. Совсем наоборот, я хочу полного раскрытия, чтобы руководство заказало мне ресторан и прочее дерьмо, если я захочу пригласить Сока на ужин.       Намджун улыбается на это и кивает: — Я так понимаю, ты не собираешься добавлять всё это к вашему шиперству, верно?       — Нет, я не в восторге от этого, и Сок-а абсолютно не в восторге тоже. Я действительно хочу, чтобы что-то изменилось для таких людей, как я, правда, но я бы предпочёл повышать осведомлённость, говоря о равной любви, чем выставляя напоказ то, что в любом случае воспринимается как фальшивка. Не то чтобы я как-то возражал против подхода Чимина к этому, просто это не для нас.       Снова кивнув, Намджун возвращается к своему компьютеру: — Да, я понимаю это. Чимин и Чонгук, по сути, выставили все свои отношения на всеобщее обозрение. Я видел видео, расположенные в хронологическом порядке, показывающие всё развитие событий, это своего рода безумие.       — Да, всё это не для нас. Как на V-Live в Осаке. Мы просто не открываем дверь, когда трахаемся.       Намджун фыркает при этом воспоминании: — Боже мой, это было так давно. Да, пожалуйста, не делайте этого. С тех пор я не мог слушать «Body Electric», не думая о Чимине, и поверь мне, это действительно было проблемой, потому что Хёджин-а тоже очень любила её включать.       — Даже не начинай, Суран-нуна включила её всего ОДИН раз, и я никогда не останавливался быстрее, чем в тот момент, я не шучу. Я был подавлен, мой член довольно большой, и он, должно быть, выглядел как разлагающийся огурец.       Они оба разразились смехом, слёзы Юнги наконец-то проявились, хотя и в другой и гораздо менее драматичной манере. Вытирая собственные глаза насухо через добрых три минуты, Намджун откидывается на спинку стула, тепло улыбаясь Юнги, и Мин улыбается в ответ, радостная лёгкость, которую он не чувствовал целую вечность, появляется в его сердце.       — Поздравляю, хён, — в конце концов говорит Намджун. — Я не знаю многих людей, которые заслуживают счастливого конца больше, чем вы двое, так что… поздравляю с получением этого счастливого конца.       — Спасибо, Джун-а, — шепчет Юнги в ответ, и последовавшие слёзы могут быть вызваны не только смехом.

***

      Только что натёртый воском от пупка до ступней, Хосок входит в свою квартиру в Тримейдж с телефоном в руке, готовясь преодолеть первое препятствие на своём долгом пути к выходу.       Он должен с чего-то начать, считает он, и хотя они решили заняться официальными делами вместе — поговорив со своим руководством, другими членами группы и советом директоров — многие из этих частных бесед с людьми из их ближайшего окружения будут проводиться наедине.       Он ни в малейшей степени не сожалеет о своём решении, потому что даже несколько часов, проведённых с Юнги вместе, сделали его счастливее, чем он был за многие годы вдали от сцены и встреч с фанатами. Но это не значит, что он не боится встретиться лицом к лицу со своей семьёй или близкими друзьями из дома и раскрыть эту чрезвычайно опасную тайну, столкнуться с потрясением и замешательством, потенциальным осуждением и разочарованием.       Он всё ещё не знает, как справится с возможным неодобрением его отношений со стороны родителей, сможет ли он сохранить весёлый и жизнерадостный образ Джей-Хоупа, когда его сердце разрывается совершенно другим и незнакомым способом.       Поэтому из-за того, что он снова охвачен тревогой, а его невроз бьёт по заднице, как будто завтрашнего дня не будет, Хосок решил начать поближе к дому, но вне своей семьи, с кем-то, кто никогда не показывал ему ничего, кроме любви и поддержки.       Собравшись с духом, он делает глубокий вдох и набирает номер Юми. Она берёт трубку после второго гудка, голос звучит бодро, хотя и несколько удивленно: — Привет, Сок-а, как мило с твоей стороны позвонить!       — Да, много времени прошло. Извини за это, Юми-я, — застенчиво отвечает он.       Они не разговаривали с тех пор, как сразу после неё Эшли и Соджон расторгли контракты с Polaris Entertainment, что было несколько месяцев назад, и он действительно чувствует себя немного неловко из-за этого.       — Эй, всё в порядке, я имею в виду, что сейчас всё в некотором роде испорчено из-за пандемии. Я уверена, что у вас много перепланировок из-за отложенного тура, — размышляет она, и Хосок кивает, несмотря на то, что она этого не видит.       — Да, мы работаем над парой вещей параллельно с альбомом. И готовимся к концерту в следующем месяце по случаю нашей годовщины.       — Ах да, — восклицает Юми с улыбкой в голосе. — Я действительно с нетерпением жду этого. Я встречаюсь с Джиу-онни, чтобы посмотреть.       — О, правда? Это мило, — бродя по своей квартире, он достает бутылку воды из холодильника и подходит, чтобы встать перед одним из больших окон, откуда открывается вид на город и реку. — Я не видел нуну целую вечность. И моего ребёнка, я думаю, что она сейчас заботится о нём.       — Да, она тоже очень занята, особенно сейчас, из-за помолвки.       Он хмыкает в знак согласия.       — Но у меня такое чувство, что ты позвонил мне не поэтому, — говорит Юми, и Хосок чувствует, как его уровень беспокойства снова повышается.       — Вообще-то нет, — хрипит он, прочищая горло и пробуя снова. — На самом деле, мне нужно тебе кое-что сказать, — он на мгновение колеблется, пытаясь подобрать правильные слова. Юми по-прежнему близка с ним и его семьёй, и из всех людей, которые были в его жизни вне камер, именно от неё он ожидает наименьшей негативной реакции. И всё же это действует на нервы, его первый каминг-аут перед «кем-то из дома». Однако прежде, чем он успевает перейти к делу, Юми начинает говорить.       — О Господи, — говорит она, внезапно звуча расстроенной. — Я либо очень разозлюсь через мгновение, либо буду по-настоящему счастлива…       Он моргает.       — Подожди, что?       Юми делает глубокий вдох на другом конце провода: — Ну, либо ты собираешься сказать мне, что ты снова сошёлся со своей сумасшедшей бывшей и вдобавок обрюхатил её — в этом случае, кстати, я буду очень, очень зла — или вы с Юнги-оппой наконец-то достали головы из песка и теперь официально встречаетесь.       — Какого хрена!       Хосок замирает, бутылка воды, которую он держал, выскальзывает из его рук и падает на пол с громким стуком.       — Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь?! — кричит он с паникой в голосе.       — Хосок, малыш, ты не сказал мне, кто это, я не знаю, что чувствовать…       — Это последнее, Юми, о боже мой!       — Вау! — её последующий визг наполнен радостью, это очевидно, но его замешательство и глубокий шок делают Хосока совершенно неспособным это заметить. — Я так рада за тебя, Сок-а. Боже, ты заставил меня на минуту запаниковать, — говорит она ему.       — Юми, — слабо говорит Хосок, наклоняясь, чтобы поднять бутылку воды, которую он уронил. — Как… с каких пор ты знаешь?       — Что у вас двоих есть чувства друг к другу?       — Да, это.       Она вздыхает, но это звучит не совсем грустно, скорее похоже на то, что она наконец-то может поговорить о чём-то, что давно у неё на уме.       — Я всегда знала это, Хосок-а. С тех пор… наверное, в 2011 году?       — Но мы начали встречаться в 2011 году! — присев на край дивана, Хосок наклоняется вперёд, прижимая бутылку с прохладной водой к виску в попытке остыть и успокоиться.       — Это так, да. И я ни секунды не жалею о том времени, которое мы провели вместе. Но у меня всегда было чувство, что ты и Юнги-оппа должны были стать чем-то большим.       Теперь он понимает. Оглядываясь назад, можно сказать, что все признаки были налицо, перед ним раскрылась головоломка, он просто как-то забыл сложить кусочки вместе.       Юми хихикает, и Хосок не хочет портить им настроение, но он действительно хочет знать правду, должен знать, что он не сходит с ума.       — Юми-я… Ты порвала со мной из-за Юнги?       За его вопросом следует молчание, достаточно долгое, чтобы он понял ответ на свой вопрос.       — Я чувствовала, что нам лучше остаться друзьями, — в конце концов говорит Юми. «Я всё ещё так думаю. Ты так много значишь для меня, Хосок-а, как и твоя сестра, твоя семья в целом. Но это сыграло определённую роль в моём решении, да. И даже со всем тем дерьмом, которое последовало позже, эта сука и эта безумная уродка сасен… — она делает паузу, и они оба смеются, немного скулящий звук со стороны Хосока слышится при упоминании его других бывших. — Сейчас я не могу сказать, что сожалею о своём решении. Не сейчас, когда ты и Юнги наконец-то вместе… как бойфренды! — заканчивает она, и её голос снова переходит в радостный визг.       Расплываясь в улыбке, Хосок тоже не может удержаться от хихиканья. Он никогда не испытывал таких сильных бабочек в животе, как сейчас, и он бы не изменил этого ни за что на свете.       — Боже, Джиу-онни сойдёт с ума, — говорит Джоми после нескольких минут молчания.       — Ах, не напоминай мне. Немного беспокоюсь о том, чтобы рассказать всем дома, если честно.       — Она просто разозлится, потому что теперь должна мне 50.000 вон.       Следует пауза, смешок Юми внезапно замирает на прерывистом дыхании, Хосок хмурится, обдумывая её слова.       — Эм, что?       — Ну, эм… — Юми колеблется, узел в животе Хосока возвращается, скручиваясь ещё сильнее.       — Юми-я? — он осторожно спрашивает. — Ты заключила пари с моей сестрой о том, что мы с Юнги будем вместе?       — Ммм… вроде того? Может быть? — ещё мгновение колебания, а затем глубокий и всепоглощающий вздох. — Да, я это сделала.       — Какого хрена, Юми!       — Мне очень жаль! Всё начиналось как безобидная забава, я не думала, что это станет серьёзным. Или, ну, я надеялась, что это произойдёт, но я не думала, что это произойдёт…       — Что ты имеешь в виду, это началось безобидно? — спрашивает он, безуспешно пытаясь скрыть панику.       — Может быть, тебе стоит присесть, Сок-а.       — Я сижу.       — Хорошо… Итак, с чего мне начать? Эм, два года назад, после того, как вы с Юнги-оппой расстались или, ну, с вами расстались, мы с Джиу-онни разговаривали, и мы вроде как обе согласились, что вы двое составите действительно хорошую пару. Сначала я подумала, что она шутит, поэтому на самом деле не рассказывала ей о своих подозрениях, но потом эта тема поднималась снова и снова в течение года, и в конце концов я поняла, что она действительно имела это в виду. Поэтому я сказала ей, что чувствую по этому поводу, — она делает паузу, размышляя.       — Поначалу так оно и было. Мы обе согласились, что из вас получится хорошая пара, но уже тогда онни сказала, что вам двоим, вероятно, понадобятся годы, чтобы понять это, и я не могла не согласиться…       — Что ж, спасибо за вашу уверенность, — саркастически вмешивается Хосок, закатывая глаза.       — Эй, не похоже, что ты давал нам тогда много других поводов для уверенности, — Юми ругает его со смешком, и Хосок решает оставить всё как есть. В конце концов, им потребовалась целая вечность, чтобы дойти до этого момента, и если бы Юми знала, что им удалось трахаться семь месяцев подряд, не встречаясь, она бы, вероятно, дала ему виртуальную пощёчину.       — Ладно, ладно, ты права, — соглашается он.       — Спасибо. Ну… о боже, об этом как-то неловко говорить… эм, так ты помнишь конец своего тура в прошлом году? Ваша, ребята, поездка в Японию.       Это похоже на то, как если бы ему на голову вылили ведро со льдом, и его желудок опустился до самого подвала его многоквартирного дома. Это не может быть совпадением, просто не может.       — Да… — осторожно говорит он.       — Итак, эм, да… В тот день, когда ты вернулся, онни создала новый групповой чат со мной, твоей матерью и Сокджин-оппой.       — Подожди, что? Какого хрена?!       — Да, очевидно, она индивидуально поделилась своими подозрениями с ними обоими, а затем создала групповой чат, потому что Сокджин-оппа сказал, что что-то случилось, и он был очень смущён этим и должен был кому-то рассказать.       — О боже мой, — ему почти хочется оглядеться в поисках скрытой камеры, потому что это просто не может быть правдой. — Что это было?       — Ну, прежде всего, тебе нужно знать, что она специально не говорила Сокджин-оппе о добавлении твоей матери, и он понятия не имел. Также Джиу-онни думала, что он, я не знаю, знал только об одном из вас… как, о чувствах к другому, но… эм, это было не так.       Юми вздыхает, и когда она снова заговаривает, каждое её слово пронизано смущением: — Итак, он сказал нам, что вы, ребята, были в спа-отеле, и Сокджин-оппа собирался пройти курс лечения, когда увидел, что вы направляетесь в свою комнату, и вы выглядели немного расстроенными, я полагаю? Он сказал, что это беспокоило его на протяжении всего лечения, а потом он пошёл в твою комнату, чтобы проверить тебя…       — О боже, пожалуйста, нет, — шепчет он, пряча лицо в ладони.       — Да… он сказал, что не стучал, потому что было довольно очевидно, что происходит внутри, и он был соседом по комнате с Юнги-оппой достаточно долго, чтобы узнать его голос.       — О. Боже мой.       — Клянусь, он понятия не имел, что твоя мать была частью беседы. Ему было неловко даже говорить нам об этом, но он сказал, что ему нужно с кем-то это обсудить, чтобы выбросить это из головы, потому что он так долго знал вас обоих и просто не мог поверить в то, что произошло. Мы не ожидали ничего подобного, остановить его было невозможно. Он просто отправил эту стену сообщений. А потом, когда это появилось, я была совершенно сбита с толку, понятия не имела, что сказать. А потом твоя мать ответила: «Это было неожиданно».       — Чёртов ад.       — Сокджин-оппа чуть не сорвался, онни пришлось позвонить ему и успокоить, он был подавлен. Он никогда не хотел причинить никакого вреда, и он не использовал откровенные слова или что-то в этом роде, но… да…       — Моя мать знает, что у меня был секс с Юнги.       — Да, — тихо говорит Юми.       — И она ничего мне об этом не сказала. Никто из вас этого не сделал. Я не понимаю, почему он не поговорил с нами, даже Намджун, блять, что-то сказал, — восклицает он, шок и замешательство проявляются в беспомощном приступе гнева.       — Подожди, Намджун-а?       — Да, — слабо произносит Хосок. — Он тоже слышал нас, как Сокджин-хён, но, по крайней мере, он поговорил с нами об этом.       — Я понимаю, что ты злишься, Сок-а, но я знаю, что у него не было плохих намерений, он просто был действительно ошеломлён. Я думаю, Сокджин-оппа чувствовал, что он не имел права выражать своё мнение по этому поводу. Никто из нас не чувствовал, что у нас есть это права, плюс мы не хотели вмешиваться. Мы подумали, что единственный правильный способ для вас двоих — разобраться в этом самостоятельно.       Он так потрясён, что даже не находит в себе сил злиться. Часть его хочет посмеяться над нелепостью всего этого, но по большей части он действительно хотел бы найти дыру в земле, чтобы заползти в неё и никогда больше не выходить и не встречаться лицом к лицу со своими родителями.       — Я не могу в это поверить. Моя мать знает, что я спал с Юнги, — стонущий Хосок позволяет себе откинуться на подушки дивана.       — Я знаю, малыш, — говорит Юми, вся такая успокаивающая и размеренная. — Я понимаю, ты расстроен из-за того, что она узнала, что ты переспал с парнем…       — Моя мать вообще не должна знать, что я занимаюсь сексом! — прерывает он, сопровождая свой выкрик ещё одним разочарованным стоном.       Он слышит, как Юми хихикает в ответ: — Я почти уверена, что твоя мать также знает, что ты спал со мной. И другие твои партнёры. Судя по её ответу, она, вероятно, думает, что ты ведёшь более «рок-звёздную» жизнь, чем это есть на самом деле.       — Каков был её ответ… подожди, я вообще хочу знать?       Юми издаёт жужжащий звук, по-видимому, обдумывая свой ответ: — Я думаю, хочешь.       — …Ладно…выкладывай.       — Она сказала: «Слава Богу, я беспокоилась, что следующая может оказаться настолько безумной, что убьёт его. Я предпочитаю этот вариант». А затем она отправила смайлик сердечко. Так что… Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться о реакции твоих родителей, Сок-а.       — Ох, — медленно Хосок снова садится, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в колени, пока обдумывает новости.       Его мать всегда была его самой большой сторонницей, жертвуя всем, чтобы он следовал своей мечте. В детстве он был эгоистом, когда решил заняться танцами вместо того, чтобы посвятить себя литературе, преподаванию или какой-либо серьёзной, научно ориентированной области знаний, как хотел бы его отец, и его мать всегда делала всё, что в её силах, чтобы он мог осуществить свои мечты.       Но поддержка ребёнка, который хочет быть танцором, а не академиком, и поддержка вашего единственного сына-гея — две совершенно разные вещи, и хотя Хосок надеялся, что его родители смирятся с таким решением раньше, чем позже, он никогда не ожидал, что его встретят с пониманием и принятием.       — Она не была зла? — спрашивает он в конце концов, и его голос звучит тихо, но с надеждой.       Он слышит, как Юми улыбается, когда отвечает: — Нет, Хосок-а, она не была зла. Твоя мама очень тебя любит, вся твоя семья тоже. И я верю, и онни, и оммони, и Сокджин-оппа: мы все верим, что Юнги делает тебя счастливым. На самом деле, когда твоя сестра предложила пари, оммони была полностью за.       — Верно, пари, — говорит он, внезапно вспомнив, с чего началось признание Юми. — Как это произошло?       — Ну, онни сказала, что она готова поспорить, что вам двоим всё равно потребуется по меньшей мере пять лет, чтобы понять это. И оппа сказал, что это может продолжаться в том же духе, пока Бантан не распустится, потому что ты слишком профессионал, и Юнги-оппа не стал бы настаивать на этом, даже если бы отчаянно нуждался.       — Профессионал? Я тот, кто чуть не обрёк Бантан, встречаясь с сасеном в течение двух лет и посвятив её во все наши секреты! — Хосок фыркает, но он не может отрицать, что, по крайней мере, последняя часть верна, хотя сдержанность Юнги была вызвана скорее чувством самосохранения, чем здравым смыслом. — Но я понимаю их точку зрения, — признаёт он.       — О, неужели? Потому что я тогда не согласилась. Я поспорила, что если между вами уже были физические отношения, вы бы разрешили их в течение одного года, и ваша мать согласилась, но сказала, что это займёт не менее двух лет, так что… Я победила!       На этот раз Хосок громко смеётся, несмотря ни на что. Он всё ещё чувствует себя ужасно неловко из-за того, что его мать знает какие-либо подробности о его сексуальной жизни, но облегчение постепенно поселяется в его костях. Его мать и сестра знают, что произошло, знают уже несколько месяцев, и хотя они ещё не знают о недавних событиях, они обе одобряют его и Юнги вместе, так что перспектива совершить каминг-аут перед семьёй теперь выглядит немного менее пугающей.       Его отец может быть непростым испытанием, но при поддержке матери он уверен, что справится с этим.       — Да, ты выиграла… Поздравляю, я думаю. Я чувствую, что должен злиться из-за того, что ты превращаешь мои потенциальные отношения в азартную игру, но, честно говоря, я просто рад, что от меня не отреклись и не вычеркнули из завещания.       — Нееет, — восклицает Юми, неприятно растягивая последний слог. — Теперь скажи мне, Хосок-а, что ты сделал с Юнги-оппой, чтобы он был достаточно громким, что Сокджин-оппа услышал его аж в коридоре? И — что гораздо важнее — где были эти навыки Казановы в 2012 году, а?

***

      — Я всё ещё не могу в это поверить, — стонущий Хосок опускает голову на прохладную мраморную кухонную стойку, пытаясь успокоиться и расслабиться. Он ожидал, что возникнут проблемы, и их будет много, но он не мог предвидеть этого даже в самых смелых своих мечтах. Он издаёт долгий и раздражённый вздох, прижимаясь к твёрдой поверхности, и закрывает глаза.       — Ты знаешь, — слышит он мягкий голос Чонгука сквозь шипящие звуки сковородки, — для того, кто только что вступил в новые отношения с любовью всей своей жизни, ты не кажешься очень взволнованным, хён.       Хосок слышит дразнящую ухмылку в его голосе и даже не утруждает себя поднять глаза. Он вернулся в квартиру детей, собирая свежую сумку на ночь в свете последних событий. Это уже не ночная сумка, а скорее дорожная сумка для медового месяца, потому что он знает, что в ближайшие несколько дней не будет проводить слишком много ночей дома, и поэтому ему нужно ещё немного одежды, чтобы отвезти её в Каннам.       Юнги предложил заехать за ним, что одновременно неудобно и ненужно, но действительно мило, и Хосоку не пришло бы в голову отказать ему.       Он отвечает на заявление Чонгука ещё одним стоном, но больше никак не комментирует, и не похоже, что Чонгук ожидает, что он подробно расскажет о своём горе.       Он уже проболтался сразу после того, как вошёл в их квартиру, сначала они с Чимином оба были шокированы, но потом быстро посмеялись над Хосоком. Он успешно успокоился благодаря их заверениям, что «всё в порядке», и до сих пор у него было только два легких рецидива.       Теперь он ждёт, когда за ним заедет его новый парень, слушая, как Чонгук готовит ужин на вечер. Чимин в последнее время не так много занимается спортом, но Чонгук, как всегда, полон решимости улучшить свою фигуру и придерживается строгой диеты. Хосок хотел бы получить часть силы воли и решимости Чонгука, но пока он едва поспевает за новообретённым энтузиазмом Намджуна по поводу посещения спортзала, и ему не помогает то, что Намджун от природы более мускулистый и сам Хосок начинает казаться ещё более карликовым рядом с ним, чем раньше.       Закрыв глаза, он чувствует движение прямо рядом с собой, а затем чужие пальцы пробегают по его волосам.       — Расскажи мне об этом, — бормочет Чимин мягким и тёплым голосом, и когда Хосок открывает глаза, он обнаруживает, что Чимин сидит в той же позе, что и он, прижимаясь лицом к стойке, когда смотрит на Хосока. — Ты злишься на Сокджин-хёна?       — Нет, — протягивает он, стараясь не пускать слюни на стойку. — Юми-я сказала, что он рассказал моей сестре, потому что нуна спросила его примерно за пять дней до этого, видел ли он когда-нибудь, чтобы мы были ближе, чем обычно. Я думаю, что она искала доказательства теорий заговора Юми, и они с хёном всё равно разговаривали, поэтому она просто спросила. А потом, когда он услышал нас… ты знаешь… она была первым человеком, о котором он подумал, и именно поэтому он сказал им. Так что я всё понимаю.       — Но ты всё ещё беспокоишься о своих родителях?       Он вздыхает, поворачивая голову, чтобы вместо этого положить подбородок на стойку.       — Я просто не знаю, как когда-нибудь смогу снова встретиться лицом к лицу со своей матерью.       Чимин снова садится рядом с ним, медленно пробегая пальцами по его кудрям: — Ты видел и свою мать, и сестру несколько раз с октября прошлого года, и ни одна из них не прокомментировала это, поэтому я думаю, что они смирились, и если ты не хочешь поднимать эту тему, я просто не стал бы этого делать.       — Однако это не меняет того факта, что она знает, — отмечает Хосок.       — Я согласен, и я полностью понимаю твою точку зрения на то, что родители знают что-либо о твоей сексуальной жизни. Бедная мать Чонгук-и заставала нас дважды, и я даже не знаю, какой раз был хуже…       — Во второй раз, — немедленно вмешивается Чонгук. — В первый раз мы закончили, и, по крайней мере, там было одеяло!       — …но очевидно, что твоя семья всё ещё любит тебя, иначе они не относились бы к тебе точно так же, как раньше. Ты ведь разговариваешь со своей матерью по телефону каждую неделю, верно?       Хосок кивает, его мозг до сих пор немного проникнут сочувствием к матери Чонгука и её бедной душе.       — Она никогда ничего не говорила, но она совсем не изменилась, — говорит он им.       — Видишь? Задумывался ли ты о том, что твоя семья может даже не злиться за то, что ты влюблён в мужчину? — спрашивает Чимин, поднимая брови.       — Так и есть… Я не знаю. Это всё ещё Корея, и я их единственный сын.       — Да. Но они также знают нас, они наши родители, и они любят нас как сумасшедших.       — Честно говоря, я убеждён, что мама любит Чимина больше, чем меня, — размышляет Чонгук, и Пак, смеясь, хлопает его по руке.       — Я не говорю, что они, возможно, не захотят хорошенькую невестку и нескольких внуков, но, как ты и сказал, твоя мать регулярно общалась с тобой, любила тебя, болела за тебя, и всё это, несмотря на то, что знала, что ты спал с Юнги-хёном. Может быть, она более восприимчива, чем ты думаешь. Может быть, тебе нужно сначала простить себя.       — Простить себя? — спрашивает он в замешательстве, и Чимин кивает, его голос успокаивается, когда он снова говорит.       — Самый важный человек, когда дело доходит до принятия вашей сексуальности, ваших желаний и желаний — это вы сами. Тебе нужно быть в порядке с собой. Я не говорю, что ты считаешь, что быть геем или би — это неправильно. Я знаю, ты так не думаешь. Но ты понимаешь, что общество относится к этому как к болезни, и теперь носишь с собой клеймо позора, упрекая себя за это, в то время как должен праздновать.       — Я… может быть, да. Я просто не хочу разочаровывать тех, кто поддерживал меня и был рядом со мной.       — Это не так, хён! Разве ты не видишь, какой ты замечательный? Ты так много работаешь, и твоя семья так гордится тобой. Мы гордимся тобой, и АРМИ определенно гордятся. Тебе нечего стыдиться. Мы такие, какие мы есть, и мы любим тех, кого любим. Мы не можем выбирать, к кому нас влечёт, и мы никогда не должны чувствовать, что за то, кто мы есть, нужно стыдиться или чувствовать себя виноватыми.       — Это верно, — соглашается Чонгук. Подойдя, чтобы встать перед ними у стойки, он сочувственно кивает Хосоку. — До нашего дебюта я был так молод и так занят, что девушки были для меня просто делом будущего. В моей голове было очевидно, что в конечном итоге у меня будет девушка и я женюсь на женщине. Кроме того, я никогда не придавал такого значения привязанности Чимина ко мне.       — В то время это было также более невинно, — Чимин улыбается, и Чонгук снова кивает.       — Да, это была просто привязанность хёна ко мне, по сути, всё ещё ребенка. Но потом мне исполнилось 15, 16, 17, и мы становились всё более и более популярными, и мы нравились девушкам, нравился я. Ты не представляешь, как это было ужасно — осознать, что они мне не понравились в ответ.       Чимин накрывает ладонь Чонгука, лежащую на прилавке, мягко и успокаивающе сжимает её своей. Мгновение они просто смотрят друг на друга, и собранная любовь и преданность почти пяти лет совместной жизни настолько очевидны и всепроникающи в тишине кухни, что Хосок чуть не плачет.       Голос Чонгука немного скрипуч, когда он снова заговаривает: — Привязанность Чимин-и ко мне тоже изменилась, и я так долго был в замешательстве. Я понимаю, как ты себя чувствуешь и через что тебе пришлось пройти за последние месяцы. Но знай, что тот, кто заслуживает быть в твоей жизни, не будет судить тебя за то, кто ты есть и кого ты любишь.       — Говоря о судействе, я тоже хотел извиниться, — говорит Чимин, снова поворачиваясь к Хосоку.       — Извиниться? За что?       — Я думаю что, возможно, вчера был немного более враждебен, чем это было необходимо. Более оборонительный от имени Юнги. Это было неуместно, но, зная о чувствах хёна к тебе, я испугался, что, возможно, ты играешь с ним. Я никогда не воспринимал тебя иначе, как натурала, и я усомнился в твоих мотивах, хотя это было не моё дело.       — Я понимаю, ты был хорошим другом, — успокаивает его Хосок. — Что заставило тебя передумать?       — Хён это сделал. Пока ты разговаривал с Гуком в гостиной, я спросил Юнги-хёна, и он сказал мне, что у него всё под контролем и что он не против быть «друзьями с привилегиями». Я ни на секунду не купился на это дерьмо, но я принял всё остальное, что он мне сказал.       — Например, что?       — Он сказал мне, что не мог поверить в то, как ты смотришь на него, как будто он был самым красивым существом, которое ты когда-либо встречал. Он сказал, что никогда не чувствует себя неловко, когда обнажён рядом с тобой и ты смотришь на него. Он сказал, что ты всегда ставишь его и его потребности на первое место и что ты не будешь уклоняться от любой части однополого секса, даже от менее гламурных частей. Он сказал, что хочет тебя.       Чимин поджимает губы: — Юнги-хён взял за правило быть активом, ты знаешь. Независимо от того, как я пытался убедить его попробовать со мной, он оставался непреклонен. Сначала я думал, что это как-то связано конкретно со мной, но в один момент я понял, что он просто… ну, спасал себя, я думаю, можно сказать. Как будто какая-то часть его не оставила надежду, что когда-нибудь ты окажешься в его постели.       На лице Чимина появляется улыбка, и он обменивается понимающим взглядом с Чонгуком через столешницу.       — Хён даже не осознавал этого, когда мы разговаривали прошлой ночью, но то, как он описывал ваши отношения и то, что он назвал это «друзья с привилегиями», — смеётся он. — Было так очевидно, что у тебя тоже есть к нему чувства. Хён был совершенно слеп к этому, потому что говорил себе, что не может быть с тобой в течение девяти лет, но я знаю тебя. Я видел тебя с твоими бывшими подружками, а потом я видел тебя и Юнги вместе прошлой ночью, как вы общались после того, как узнали, что тебе больше не нужно устраивать для нас шоу, и это было так мило и искренне… После того, как я это увидел, у меня больше не могло быть сомнений.       — Ни у кого, — добавляет Чонгук. — Я думаю, что заработал кариес, наблюдая за вами.       Хосок фыркает и закатывает глаза. Они пытаются отвлечь его от мини-кризиса, и хотя он всё ещё не полностью смирился с тем фактом, что никогда не сможет смотреть в глаза своей матери без намёка на чувство вины, сейчас он чувствует себя несколько спокойнее.       Может быть, эта тема всплывёт в какой-то момент, возможно, когда он совершит каминг-аут официально, но дети правы. И его мать, и его сестра, похоже, решили проигнорировать эту историю, а не привлекать к ней внимание, а любовь и поддержка его матери были такими же сильными, как и всегда за последние семь месяцев.       Трудно поверить, что в любой момент их жизни им что-то дастся легко, его профессиональный путь усеян препятствиями, которые нужно преодолеть, но на этот раз ему может повезти.       — Я надеюсь, семья хёна будет так же спокойна по этому поводу, как и, по-видимому, моя, — бормочет он. — По крайней мере, у него есть брат, чтобы продолжить фамилию…       — Ах, не волнуйся, — уверяет его Чимин, пренебрежительно махнув рукой. — Ты же знаешь, что он открылся им десять лет назад, так что для них это всё равно не новость, а ты отличный зять! Я уверен, что родители Юнги-хёна согласятся.       — Но я не буду их зятем. Просто тайный парень их сына.       Чимин пожимает плечами, его лицо на мгновение омрачается. Он расправляет плечи и смотрит на Чонгука, который вернулся, чтобы закончить приготовления к ужину.       — Я отказываюсь верить, что наша страна никогда не изменится. Я отказываюсь верить, что мы с Чонгук-и никогда не поженимся. Наша борьба может быть тихой, и наши победы могут быть омрачены поражениями, но это не делает сражения, которые мы выигрываем, менее значимыми. Чонгук кричал на весь мир, кричал, что любит меня прямо на сцене стадиона «Роуз Боул». Он снял видео о нашей поездке в Дисней и загрузил его с самой очевидной песней Троя Сивана в качестве саундтрека, и ничего не произошло. Люди воспринимают крошечные изменения гораздо лучше, чем большие революции.       Он прикусывает губу, когда Чонгук снова поворачивается, подходит к стойке и наклоняется вперёд, чтобы нежно поцеловать Чимина в губы.       — Это маленькие шаги, — говорит он, слегка поворачиваясь, чтобы посмотреть на Хосока. — Но они значат для нас очень много. И когда мы всё-таки откроемся, мы сделаем это на наших условиях, по нашим правилам, и мы не отступим, что бы ни говорили люди.       — Даже АРМИ? — с сомнением спрашивает Хосок. — АРМИ — это то, что делает нас теми, кто мы есть.       — Поверь мне, — говорит Чонгук, и его голос настолько многозначителен, что Хосок на самом деле дрожит, просто глядя на него. — Мы любим наших фанатов всем сердцем. Но если мы будем терпеливы и правильно разыграем свои карты, то именно АРМИ будут нести факелы за нас, когда общество захочет, чтобы мы ушли в отставку и покинули индустрию или что-то в этом роде. АРМИ прикроют нас.

***

      Движение на дорогах снова становится сумасшедшим, когда Юнги везёт их обратно в Каннам. Хосок рассказал Юнги о событиях дня в тот момент, когда запрыгнул в машину, и неудивительно, что Мин посмеялся над всем этим, ничуть не смутившись.       — Значит, твоя мать и сестра не против того, чтобы мы были вместе?       — Похоже на то.       — Это хорошо. Я отправил маме сообщение, чтобы она знала.       — Что?! Просто так? — воскликнул Хосок, потрясённый таким простым признанием.       Юнги же просто пожал плечами, выезжая на шоссе: — Не то чтобы она не знала, что я трахаюсь с бóльшим количеством парней, чем с девушками. Плюс, ей почему-то никогда не слишком нравилась Суран.       — Хён! Это… Я… я даже не… Как она отреагировала?       Юнги оглянулся с усмешкой: — Отругала меня за то, что я сказал ей об этом по СМС.       Он хихикнул, как ребёнок, увидев ошеломлённое выражение лица Хосока.       — Она сказала, что если бы меня правильно воспитали, я бы привёл тебя на ужин, чтобы представить, как нормальный человек.       И вот так Хосок оказался лишён поводов для беспокойства. Ну, почти.       Теперь в машине жутко тихо, они оба, вероятно, думают о своих планах на ночь вместо каких-либо откровений, и Хосок изо всех сил старается успокоить свои нервы. Обычно тихие моменты между ними дают ему ощущение комфорта и безопасности — зная друг друга достаточно долго, они могут легко сосуществовать в дружеской тишине. Теперь же напряжение между ними становится настолько ощутимым, что Хосок может ощутить его на языке, почувствовать, как оно вибрирует в воздухе, может увидеть искры между ними, готовые вспыхнуть.       Юнги полностью откинулся на спинку сиденья, одна его рука на руле расслаблена, и всё же Хосок может сказать, что он так же нервничает, так же на взводе, как и Хосок. Он может сказать это по тому, как Юнги теребит нижнюю губу между зубами, по тому, как указательный палец его свободной руки продолжает ковырять кутикулу большого пальца, и это в некотором смысле успокаивает, зная, что они в этом вместе.       И всё же это немного глупо — так беспокоиться о сексе, о том, что они делали бесчисленное количество раз раньше, хоть и поменявшись ролями. Это даже не первый раз, когда Юнги будет сверху, и Хосок точно знает, что Юнги отличный любовник. И всё же он, кажется, на грани срыва. Чувствует ли Юнги такое же давление, как и Хосок, чтобы хорошо справиться, быть хорошим для своего партнёра?       Потому что, чёрт возьми, даже со всей информацией, которую он приобрёл за эти месяцы, и с его опытом топа, он до сих пор думает, что может загореться в любую секунду. Блять, он даже не знает, чего именно боится, знает только то, что правда боится, и очень сильно.       — Сок-а? — голос Юнги прерывает его мысли, он смотрит на него сбоку.       Хосок прочищает горло, его руки переплетены на коленях: — Да?       — Ты же знаешь, что это совершенно нормально, если ты передумал, верно? — Юнги говорит осторожно, как будто боится, что Хосок может рассердиться на него за то, что он даже предположил такую возможность. — Я буду счастливо ждать, пока мы не состаримся и не поседеем, — продолжает он, и внезапно уголки его губ растягиваются в улыбке, вероятно, потому, что теперь перспектива состариться вместе намного приятнее, чем раньше, когда они просто были друзьями.       Хосок осознал свои чувства всего около 24 часов назад, но даже для него эта новая реальность, когда они двое как пара, как любовники, кажется долгой. Он даже представить себе не может, каково это должно быть для Юнги, который любил его девять с половиной лет.       Каким-то образом заверения Юнги, в свою очередь, заставляют Хосока чувствовать себя лучше.       — Я действительно хочу попробовать, хён. Это просто… Я не знаю, я хочу, чтобы всё прошло хорошо, понимаешь?       Юнги бросает на него ещё один быстрый взгляд, прежде чем снова переключить своё внимание на дорогу, где пробки уже не такие суровые. Поездка от Сонсу-дона до самого Каннама даже не такая длинная, в основном по шоссе вдоль реки, как только они пересекут мост. Если бы они направлялись на The Hill, в общежитие, было бы меньше шума, но UN Village расположен дальше к западу в Каннаме, и, поскольку сейчас около шести часов вечера, дороги всё ещё забиты.       — Ладно, — говорит Юнги, его голос звучит мягко и почти немного удивленно. — Я собираюсь сделать это действительно хорошо, детка.       Он наклоняется, его рука скользит по бедру Хосока, чтобы несколько раз потереть вверх и вниз. Он не убирает ладонь, тепло просачивается сквозь одежду Хосока.       — Я не привык к этому, — признаётся Хосок, кладя свою ладонь поверх руки Юнги. — На самом деле не знаю, что делать. Снова чувствую себя девственником.       Юнги хихикает: — Ну, технически…       — Я знаю, я знаю. Заткнись, хён, — он сжимает руку Юнги, чувствуя внутри тепло и счастье.       — Хён? — говорит он после секундного молчания.       — Мм?       Хосок замолкает, смотрит вниз на свои колени, чувствуя, что краснеет. Заставляя себя снова поднять голову, он поворачивается к Юнги, рассматривая его профиль.       — Спасибо, что дал мне шанс… Я… я действительно люблю тебя, понимаешь?       Он видит, как глаза Юнги слегка расширяются, как будто он всё ещё не может в это поверить, Затем на его лице появляется широкая улыбка, и он прикусывает губу, не в силах сдержать жар, приливающий к щекам. Это всё его зубы, дёсны и круглые щёки — Хосок никогда не видел ничего более красивого.

***

      Кажется, что проходит целая вечность, пока они наконец не добираются до жилого комплекса Юнги, и к тому времени Хосок практически гудит от предвкушения.       Юнги крепко обнимает его, как только они входят в гостиную, но поцелуй, который он оставляет на губах Хосока, мягкий и короткий.       — Ты голоден? — спрашивает он, отпуская Хосока и направляясь на кухню. — Я мог бы заказать цыплёнка, если хочешь, и найти какие-то закуски.       Однако, прежде чем он успевает отойти, Хосок хватает его за подол рубашки, заставляя Юнги снова повернуться к нему лицом.       — Хён? — он не знает, почему он такой робкий и смущённый, это не похоже на него — стесняться Юнги, стесняться выражать то, что он хочет. Но его разум находится в странном месте, ища руководства, как в самый первый раз, когда они переспали вместе.       Но Юнги понимает его, кладя руку ему на талию, а другой дотрагиваясь до подбородка Хосока, мягко направляя его поднять взгляд, пока он прожигал в дыры в земле.       — Не хочешь подождать? — спрашивает Юнги, наклоняясь ближе, его лицо всего в нескольких сантиметрах от лица Хосока.       Хосок чувствует, что краснеет, но не понимает почему. Это просто секс, чёрт возьми, не должно быть так трудно просить об этом, но каким-то образом это действительно так.       Он медленно качает головой, краснея ещё сильнее, и Юнги воркует над ним, притягивая для ещё одного поцелуя: — Верно, я помню, тебе очень хотелось почувствовать мой огромный член, — дразнит, заставляя Хосока скулить от запоздалого смущения из-за его возбуждённых сообщений, отправленных хёну ранее.       — Хён… не смейся надо мной, — надувает он губы, крадёт ещё один поцелуй, пока Юнги хихикает в него.       — Я бы никогда. Скажи, — шепчет он, отстраняясь ровно настолько, чтобы заговорить, губы ловят каждое слово, — ты депилировался воском, как и говорил?       — Я сделал это. Теперь там всё гладко…       — Чёрт возьми, я хочу это увидеть, — Юнги почти рычит ему в рот, снова целуя, на этот раз почти безумно и с едва сдерживаемым желанием. — Не хочешь принять ванну со мной, любимый?       — Ммм, я… я подумал, может быть, мне стоит по-быстрому принять душ? Знаешь, просто чтобы… — он замолкает, внезапно не зная, как выразить своё желание быть чистым, не испортив настроения. Ещё раз, это совершенно не в его характере, так как он никогда не возражал поговорить с Юнги о технических тонкостях секса. Но опять же, Юнги просто улыбается, слегка кивая.       — Конечно, ты можешь принять душ в ванной комнате. Потрать столько времени, сколько тебе нужно, а потом присоединяйся ко мне в ванне, хорошо, детка? — говорит он, снова отстраняясь и выходя из комнаты, направляясь ко второй ванной в передней части своей квартиры.       Хосок наблюдает за ним, когда он выходит, находя в себе уверенность, с которой Юнги держится, сильный и властный, как будто он на сцене, расхаживает вокруг весь такой крутой и мужественный.       Юнги не сабмиссивен, но отношение, которое он проявляет всякий раз, когда они трахаются, варьируется от скромного, нуждающегося и милого до властного и страстного. Хотя он никогда не был таким, так сейчас, и Хосок находит открытую демонстрацию контроля невероятно возбуждающим.       Что ж, может быть, внутри него всё-таки есть доля саба.       В душе он пытается закончить побыстрее, желая уже быть с Юнги, поэтому он методично вытирает себя, хотя немного удивляется при виде своего голого паха, гладкой кожи, куда бы он ни посмотрел. И он понимает, что не был похож на твинка никогда больше, чем сейчас.       Затем ещё одно осознание поражает его, когда он поднимает глаза, и его взгляд падает на бутылку смазки, которую они хранят здесь. Хосоку нравится трахать Юнги открытым под горячими струями — в основном в дни, когда у Юнги сильно болит плечо и тёплая вода помогает с болью — и, вероятно, для подготовки старшего перед его визитами или перед тем, как поиграть с одним из фаллоимитаторов, которые Мин купил, когда они начали спать вместе.       Глядя на бутылку, Хосока внезапно осеняет, что — несмотря на желание попробовать быть снизу — за всё то время, пока они спали вместе, он никогда раньше даже не думал о том, чтобы потрогать себя. В своей голове он всегда представлял, как Юнги делает это для него, и он уверен, что именно это произойдет сегодня, но он не может не испытывать любопытства.       Слегка покачав головой, он принимает решение и тянется за бутылкой, чтобы попробовать.       Результат… несколько неутешительный. Два пальца входят без особой борьбы, его тело достаточно быстро приспосабливается к вторжению, но это кажется далеко не таким захватывающим, как кажется издалека. Загибая пальцы внутри себя, Хосок находит простату, и да, это действительно лучше, искры тепла пробегают по позвоночнику каждый раз, когда он нажимает на пучок нервов, но это не идёт ни в какое сравнение с эффектом, который это оказывает на Юнги.       Он делает что-то не так?       Если да, то он действительно не знает, что именно, так как на самом деле он довольно искусен в этом, несколько раз заставляя Юнги кончить только на пальцах, так что, возможно, это просто его неправильное мышление.       Тем не менее, он не может не чувствовать себя немного разочарованным, когда ополаскивается и выходит из душа, чтобы присоединиться к своему парню в другой комнате.       Он находит Юнги, стоящего перед ванной, обнажённого и красивого, наблюдающего, как ванна наполняется пузырьками, вода стала тёплого зелёного цвета.       — Балуешь меня одной из своих бомбочек для ванны, хён? — спрашивает Хосок, улыбаясь, и Юнги поворачивается, чтобы посмотреть на него, глаза сразу же опускаются вниз, блуждая по его телу.       — Вау, — бормочет он, подзывая Хосока ближе рукой. — Должен признать, тебе очень идёт.       — Спасибо, — голос Хосока звучит намного тише, чем предполагалось, и он даже не поддразнивает, когда прикусывает губу, в то время как Юнги пожирает этот жест глазами.       — Воск хорошо поработал, почти никакого раздражения на коже, — голос Юнги низкий, его рука тянется, чтобы скользнуть по нижней части живота и вниз к бедру, тело Хосока сразу реагирует на прикосновение.       — Правда же? Я тоже был удивлен, но мне это вроде как нравится, может быть, так и останется.       Юнги одобрительно хмыкает, его указательный палец медленно движется вверх по члену Хосока, который начал наполняться под пристальным взглядом Юнги и теперь быстро увеличивается, нетерпеливо подергиваясь. С ухмылкой на лице, Юнги смотрит на него снизу вверх.       — Мне нравится эта идея. Хочешь присоединиться ко мне в ванне прямо сейчас?       — Попробуй остановить меня, — отвечает Хосок со смешком, притягивая Юнги для ещё одного поцелуя.       И, чёрт возьми, каждое прикосновение Юнги к его телу ощущается намного сильнее, заставляя задыхаться и извиваться в объятиях старшего. Сидя между раздвинутыми ногами Юнги, спиной к его груди, он наклоняется в объятиях с закрытыми глазами, полностью сосредоточенный на ощущении широких рук Юнги, скользящих по его груди и животу, медленно поглаживающих его член — всего на мгновение, прежде чем подняться, чтобы ущипнуть сосок. Он всё время целует его шею, челюсть, виски и шепчет сладкие пустяки, как будто у них есть всё время в мире.       Он твёрд как камень и тяжело дышит к тому времени, когда Юнги подтягивает одну из его ног к груди, опуская два смазанных пальца под поверхность воды, чтобы мягко надавить на его дырочку.       — Хён, — вздыхает он, поворачивая голову для поцелуя, и именно с языком Юнги во рту и рукой вокруг его члена Юнги толкается в него в первый раз.       Поначалу это не намного лучше, чем когда Хосок делал это сам, немного болезненно, пока он сознательно не заставляет своё тело расслабиться, и ощущение быстро меняется, превращаясь в удовольствие в течение минуты после того, как Юнги оказался внутри.       — Ты так хорошо справляешься, — шепчет Юнги ему на ухо, два его пальца внутри Хосока, двигаясь в нём в устойчивом темпе. — Ты в порядке, детка?       — Угу, — кивает он, напрягаясь и задыхаясь, когда пальцы впервые касаются его простаты, всё внутри пульсирует, а затем Юнги повторяет движение, и тихий стон срывается с его губ.       Хосок тянется назад, запускает пальцы в волосы Юнги, когда они целуются, минуты перетекают одна в другую, а в его голове нет ни одной связной мысли. Кого волнуют потенциально неловкие ситуации со своей матерью или Сокджином, кого волнуют встречи, контракты и интервью, которые должны были состояться в ближайшие недели. Кого это может волновать, когда человек, которого ты любишь, получает такое удовольствие?       В какой-то момент ему удаётся развернуться, оседлав колени Юнги, и изменение угла позволяет Юнги войти намного глубже, так, что Хосок задыхается в течение нескольких секунд. Он обнимает Юнги за шею, прижимается лбом к его лбу, в то время как его бёдра, кажется, развили собственный разум, двигаясь на пальцах Мина медленными движениями.       — Хён, — снова скулит Хосок, когда Юнги добавляет третий палец, его собственный рот приоткрывается к губам Чона, когда он смотрит, как тот трахает себя на пальцах снова и снова.       — Боже, Хосок-а, ты так хорошо справляешься. Ты понятия не имеешь, как чертовски сексуально ты сейчас выглядишь, детка.       Хныча от похвалы, Хосок набирает скорость, его движения достаточно сильны, чтобы вода плескалась о край ванны. Он наблюдает, как глаза Юнги затуманиваются от желания.       — Ты, ах, и это ты говоришь, — выдыхает он, откидывая голову назад со сдавленным стоном, когда Юнги снова сгибает пальцы внутри него. — Чёрт, хён, чёрт…       — Должен ли я заставить тебя кончить вот так? — спрашивает Юнги, повторяя движение, пока Хосок не начинает дрожать в его руках, как лист во время летней грозы.       — Нет, — скулит он, его зрение затуманено слезами. Он никогда раньше не чувствовал себя таким неуправляемым, цепляясь за Юнги, как за спасательный круг, и ему это нравится. Чёрт возьми, ему это нравится. — Нет, трахни меня, хён, пожалуйста…       Пальцы всё ещё внутри него, Юнги поворачивает его лицо свободной рукой, ища его глаза, когда они оба тяжело дышат друг другу в рот от того, как близко они находятся.       — Ты уверен? — спрашивает он осторожно, и Хосок кивает так сильно, что у него слегка кружится голова от этого.       — Трахни меня, хён, — шепчет он в губы Юнги, глаза его парня темнеют, и Юнги резко целует его, высвобождая пальцы из тела Хосока.       — Давай выбираться отсюда.       Они устраиваются на кровати Юнги, их конечности беспорядочно переплетены, их губы едва разнимаются, чтобы дышать. Если в теле Хосока и остался хоть какой-то след беспокойства, то его эффективно заглушают поцелуи Юнги, его прикосновения — как огонь на коже Хосока.       Это непривычно — сдерживаться, реагировать на Юнги, а не руководить, на этот раз позволяя направлять себя, но он находит это не менее приятным.       Он ожидает, что будет лежать на спине, а Юнги над ним, но старший удивляет его, поворачивая на бок нежными руками.       — Вот так, — говорит он, его левая рука скользит под голову Хосока, их тела выровнены, грудь Юнги прижата к спине Хосока, когда он наклоняется, чтобы положить подушку перед Чоном, направляя на неё его правую ногу. — Положи колено на подушку, хорошо? Да, вот так, хорошая работа, детка.       Дрожь пробегает по спине Хосока, когда Юнги целует его в ухо, ласковое обращение — такое знакомое, но никогда раньше не произносимое с таким намерением, отчего глубокий, хриплый голос Юнги звучит самоуверенно и по-мужски.       — Теперь я не могу смотреть на тебя, — указывает он, наклоняя голову для ещё одного поцелуя в губы, за которым Юнги немедленно тянется.       — Я знаю, любимый, — говорит он, когда они отстраняются друг от друга. — Но это хорошая позиция, чтобы привыкнуть к новому чувству. Это удобно, и мы можем двигаться так медленно, как тебе нужно.       Его свободная рука ласкает бедро Хосока, проводя пару сильных поглаживаний по его члену, которые заставляют Хосока дрожать и стонать от удовольствия.       — Мы можем поменяться местами позже, если ты хочешь. Просто скажи мне. Также, если чего-то станет слишком много.       Его рука исчезает на несколько мгновений, вероятно, потянувшись к открытой бутылочке со смазкой на прикроватной тумбочке, и он оказался прав, потому что, когда Юнги снова приставляет пальцы, они становятся намного мягче, и он без колебаний засовывает сразу три из них внутрь Хосока.       — Чёрт, — выдыхает Хосок, когда Юнги прижимается к его простате, его глаза закрываются от удовольствия, пальцы впиваются в подушку под ним. — Чёрт возьми, хён! Я в порядке, я в порядке, пожалуйста.       — Я держу тебя, Сок-а, — Юнги снова целует его в ухо, покусывая за шею. — Дай-ка я быстренько возьму презерватив.       — Не надо, — слышит Хосок свой собственный голос. — Сделай это без него, пожалуйста.       Юнги колеблется, глядя на него сверху вниз: — Ты уверен? Это будет грязно…       Чувствуя себя в безопасности, окружённым заботой и защитой, Хосок тает в объятиях, наслаждаясь тем, как плечи Юнги кажутся такими широкими, а его сильная грудь прижата к спине Хосока. Он кивает: — Я уверен. Пожалуйста, хён.       Его никогда так не обнимал другой человек, но ему это нравится, и он тяжело сглатывает в предвкушении, когда Юнги проводит кончиком своего члена между ягодицами Хосока.       — Готова, детка? — спрашивает он, ещё раз целуя его в ухо.       — Так готов, — шепчет Хосок, закрыв глаза, чувствуя, будто он может взлететь в любую секунду.       — Хорошо. Дыши, — говорит Юнги, и Хосок делает глубокий вдох, успокаиваясь.       Это не имеет большого значения, думает Хосок, но в некотором роде так оно и есть, и он рад, что Юнги видит в этом большое значение и хочет сделать момент особенным. Он всегда был благодарен за то, что впервые встретился с Юми, одной из его старых друзей, и он не мог быть более благодарен за то, что сейчас впервые встретился с Юнги. С его сердцем, переполненным любовью и привязанностью к своему хёну, он знает, что нет никого, с кем он предпочёл бы потерять девственность.       Дыхание Юнги спокойное и тёплое на его шее, а затем головка члена Юнги прижимается к его дырочке, замирая на секунду, может быть, на две, и он всё ещё занят выдохом, когда кончик проникает в него.       Давление сильное, и боль тоже, но только если он сжимается вокруг Юнги. Заставляя себя расслабиться, Хосок чувствует, как Юнги толкается дальше, может быть, на сантиметр, прежде чем его бёдра снова замирают. Юнги прерывисто вздыхает, отпуская свой член и обхватывая рукой бедро Хосока.       — Чёрт, ты так хорош, — выдыхает Юнги в кожу Хосока. — Ты так хорошо раскрываешься, детка.       — Хён, — причитающий Хосок толкается назад, Юнги скользит глубже. Он больше ничего не говорит, в голове пусто, кроме того, что он чувствует себя чертовски заполненным, хоть он и знает, что Юнги внутри него всего на четверть.       — Помедленнее, детка, — шепчет Юнги, его голос звучит напряжённо, но сдержанно. — Не торопись, мы пойдём в том темпе, который тебе нужен.       — Я в порядке, — бормочет Хосок в ответ, всё ещё закрыв глаза, сосредотачиваясь на ровном дыхании, позволяя своему телу привыкнуть к ощущениям. Несмотря на тщательную подготовку, с размером Юнги всё же предстоит справиться, член растягивает Хосока так, как он никогда раньше не чувствовал.       — Чёрт, — говорит он на выдохе, беспомощно посмеиваясь в мягкую кожу предплечья Юнги. — Ты такой большой, хён.       — Слишком много? — спрашивает Юнги, но Хосок быстро качает головой, тянется назад, чтобы схватить Юнги за задницу и притянуть его ещё ближе.       — Это хорошо, не останавливайся, — выдыхает он, подтверждая.       — Да? Нравится, как это ощущается? — спрашивает Юнги, всё ещё осторожно, но в его голосе снова появляется нотка поддразнивания.       — Чёрт возьми, да, так хорошо, — Хосок кивает, намеренно сжимая кулаки, Юнги теперь наверняка больше, чем на полпути внутри него. Юнги тихо стонет ему в шею и прикладывает малейшее усилие, когда он толкается до упора, наконец входя полностью.       Они соединены с головы до ног, прижаты друг к другу в крепком объятии, Хосок дрожит от интенсивности всего происходящего. Это ошеломляет, подавляет и угрожает утопить его в одно мгновение, но он обнаруживает, что говорит правду.       Ему это нравится, осознает Хосок, его захлёстывают восторг и облегчение. Ему нравится ощущение Юнги внутри него, растягивающего и разрывающего на части. Часть его беспокоилась о том, что он будет ненавидеть это или чувствовать себя слишком неловко, чтобы по-настоящему наслаждаться, и таким образом испортит их первый день в качестве пары и испортит сексуальный опыт, который он создавал в своей голове в течение нескольких месяцев. Но, увы, каким бы полным и незнакомым ни было это ощущение, он не может отрицать волны возбуждения, проходящие по его телу, даже несмотря на то, что Юнги полностью неподвижен внутри него.       — Я в порядке, хён, — шепчет он, его рука всё ещё лежит на ягодице Юнги, оказывая давление, чтобы заставить его двигаться.       Юнги тихо ругается и целует его в шею, но в конце концов он подчиняется, медленно отстраняясь и толкаясь осторожными, размеренными движениями. Его член всё ещё кажется немного большим и определённо чужеродным внутри Хосока, но, к удивлению, это больше не причиняет боли. Вместо этого искры удовольствия пробегают по его позвоночнику при каждом движении вдоль стен, крошечные стоны срываются с его губ каждый раз, когда Юнги толкается обратно.       — Чёрт, Хосок-а, — бормочет Юнги, осыпая поцелуями его плечи и шею, его тяжёлое дыхание выдаёт, насколько он взволнован, несмотря на медленный темп. — Как ты так чертовски хорош и в этом тоже?       — В чём?       — Открываешься вот так, впускаешь меня. Это тоже связано с твоими навыками танцора? — спрашивает он со смешком.       Хосок подозревает об этом, хотя и не знает, на самом деле он вообще ничего не знает, в его голове вихрь удовольствия и желания.       — Думаю, да, — отвечает он дрожащим голосом, наконец поворачивая голову и вытягивая шею для поцелуя. — Ты чувствуешься действительно чертовски большим, хён, не буду врать.       Юнги издаёт глубокий удовлетворённый смешок, снова набирая скорость.       — Ну, — он утыкается носом в висок Хосока, тот наклоняется к прикосновению, наслаждаясь нежной заботой Юнги. — А ты всё ещё невероятно тугой, Сок.       — Неужели?       — Да, — выдыхает Юнги, Хосок повернулся достаточно, чтобы они могли дышать друг другу в рот. — Такой нетерпеливый и готовый для меня, но всё ещё такой напряжённый.       — Хён! — Хосок громко ахает, когда следующий толчок приходится прямо в его простату, заставляя его хныкать, когда вспышки света появляются за его закрытыми веками.       — Такой тугой и влажный, — продолжает Юнги, его пальцы впиваются в бёдра Хосока, и Чон нетерпеливо подаётся назад, гоняясь за ощущением, Юнги всё ещё двигается слишком медленный, по его мнению. — Такой страстный девственник только для меня.       — Чёрт, — Хосок откидывает голову назад, едва не разбивая нос Юнги, и чувствует, как чужие руки крепко обнимают его.       — Хён, трахни меня сильнее, — умоляет он. — Я могу это выдержать, пожалуйста, сильнее.       Юнги дрожит позади него: — Блять, хорошо.       После этого они легко находят ритм, бёдра Юнги двигаются всё увереннее с каждой секундой, заставляя Хосока хватать ртом воздух, беспомощные стоны вырываются из него при каждом толчке, его внутренности горят от желания.       Он никогда раньше не чувствовал себя так во время секса, и хотя в нем всё ещё есть небольшая часть, которая беспокоится о том, что делает недостаточно для того, чтобы Юнги чувствовал себя хорошо, которая чувствует, что он получает больше, чем отдаёт, большая часть его наслаждается ощущением того, как его держат в объятиях, заботятся и защищают.       Юнги опускает руку под его приподнятую ногу, чтобы обхватить его возбуждённый член, и от первого прикосновения Хосок весь дрожит, выгибаясь дугой.       Проходят минуты, Юнги прижимается носом к его шее, трахает его в постоянном темпе, каждый толчок мощный, звуки шлепков кожи об кожу присоединяются к их тяжелому дыханию.       — Хён, — шепчет Хосок, и Юнги мычит, крепче обнимая его. — Позволь мне повернуться, пожалуйста.       Снова Юнги мычит, бёдра замедляются, пока полностью не останавливаются, Юнги дрожит от переполняющего его удовольствия, прижимаясь к спине Хосока.       — Чёрт, — шепчет Юнги в пространство между лопатками. — Чёрт, я не могу поверить, что это реально прямо сейчас.       Посмеивающийся Хосок оборачивается, как только Юнги выскользывает из него, и тянется к лицу Мина, когда его парень устраивается у него между ног.       — Я так долго хотел это сделать, — шепчет Хосок в губы Юнги, дрожа от возбуждения, когда чувствует, как Юнги сжимает свой член, чтобы пристроиться. — Но я рад, что мы делаем это сейчас. Рад, что я знаю, что это что-то значит для тебя, хён, ах…       Юнги наполняет его одним длинным скольжением, задевая головокой простату, и он замолкает, вскидывая голову назад от нахлынувшего на него возбуждения.       — Ты значишь для меня всё.       Голос Юнги, кажется, доносится издалека, и он с самого начала задаёт неумолимый темп, очевидно, зайдя слишком далеко, чтобы теперь медлить. Хосок чувствует, как его плечи дрожат от усилий сдержаться, когда он обнимает Юнги, чтобы притянуть ближе.       При таком угле его простата не получает сильной стимуляции, но, несмотря ни на что, это потрясающе, тем более что они наконец-то снова могут нормально целоваться.       Поэтому Хосок наслаждается тем, как их тела подходят друг другу, мощной силой толчков Юнги, глубоких и всепоглощающих. Его собственный член зажат между их животами, нежное трение усиливает давление.       Он почти хочет потянуться, чтобы снова погладить себя, угол слишком неудобный для Юнги, чтобы сделать это за него, но он отвлекается, наблюдая, как удовольствие овладевает чертами лица Юнги таким образом, который кажется одновременно знакомым и совершенно новым.       — Хён, — шепчет он, наблюдая, как Юнги открывает глаза. — Ты так чертовски сексуально выглядишь.       Юнги хнычет от похвалы, его щёки раскраснелись, а глаза прикрыты, когда он набирает скорость, наклоняясь, чтобы страстно поцеловать Хосока. Это беспорядочно и немного нескоординированно, и, по скромному мнению Хосока, это лучшая вещь в мире.       Затем Юнги отталкивается предплечьем, тянется назад, чтобы схватить ногу Хосока и прижать её к груди, голень Хосока перекинута через плечо старшего, и от его следующего толчка голос Хосока срывается на стон, руки цепляются за простыни, когда член Юнги врезается в его простату.       — Видишь, каково это? — Юнги тяжело дышит, его лицо покрыто каплями пота, а глаза потемнели от похоти. — Вот как ты заставляешь меня чувствовать себя каждый раз, детка.       — Чёрт, — хнычет Хосок, с благоговением глядя на Юнги, когда его хён вбивается в него с безрассудной самоотверженностью.       — Да, — соглашается Юнги. — Чувствуешь себя хорошо, правда? Мне нравится, когда ты делаешь это со мной.       Он полностью выпрямляется, прижимает правую ногу Хосока к боку, крепко держась за другую, его голова откидывается назад от восторга.       — Мне также нравится делать это с тобой, — шепчет Юнги, его бедра двигаются сильно и быстро, рот приоткрыт, и Хосок считает, что он выглядит прекрасно. Каждый толчок поражает его простату намертво, посылая волны удовольствия по позвоночнику, и он делает всё возможное, чтобы держать глаза открытыми, наблюдая, как Юнги разваливается над ним на части, разрывая Хосока на части в ответ.       — Хён, это… ха… это так хорошо, блять… Пожалуйста!       — Да? Ты можешь кончить вот так, Сок-а? — едва заметные щёлочки, чёрные как смоль глаза Юнги обшаривают его тело, начиная с лица, залитого слезами и пускающего слюни, вплоть до его члена, который подпрыгивает вверх и вниз на животе при каждым толчке.       — Я… чёрт… Я… вот чёрт, — выдыхает Хосок, неспособный общаться, неспособный думать, извиваясь и постанывая на простынях, а затем его тело замирает так внезапно, что у него перехватывает дыхание, и он кончает с тихим криком, когда всё внутри него вспыхивает пламенем.       Он хочет держать глаза открытыми, хочет увидеть, как Юнги тоже достигает своего максимума, но он не видит ничего, кроме темноты и вспышек света, а затем бёдра Юнги дёргаются, ритм толчков сбивается, и когда ему наконец удаётся открыть глаза, Юнги падает вперёд, оказавшись над Хосоком, тяжело дыша и пульсируя внутри тела Чона.       Кажется, им обоим требуется целая вечность, чтобы успокоиться, грудь вздымается, а руки лениво скользят по их потным телам. Юнги в какой-то момент покидает его тело, и впервые в своей жизни Хосок чувствует, каково это — когда кто-то выходит из него. Он наблюдает, как Юнги смотрит на это, даже запускает руку между ног Хосока, чтобы собрать немного спермы.       — Тебе это нравится? — спрашивает Хосок, его голос почти полностью пропал.       — Чёрт возьми, да, нравится. Никогда раньше не делал этого без презерватива, — шепчет Юнги с благоговением и любовью, когда снова смотрит на Хосока. — Ты потрясающий, детка.       Хосок хихикает и нежно качает головой: — Ты был потрясающим, хён. Это было… Я никогда раньше не испытывал ничего подобного.       Улыбаясь, Юнги протирает его несколькими влажными салфетками, и Хосоку удаётся сдерживаться, пока он не избавится от грязных салфеток и не уберёт коробку обратно в тумбочку, прежде чем снова потянуться к Юнги. Он тянет его вниз и прижимается к нему, как только его хён устраивается на кровати.       — Я рад, что тебе понравилось, — шепчет Юнги ему в волосы, целуя в лоб,       — Очень понравилось… спасибо тебе за то, что сделал это особенным для меня.       — Конечно, детка. Ты делаешь это особенным для меня каждый раз…       Хосок издаёт счастливое мурлыканье, прижимаясь ближе, его глаза медленно закрываются, когда усталость дня наконец-то даёт о себе знать.       — Ты хочешь поужинать сейчас? — тихо спрашивает Юнги после нескольких минут спокойного молчания, его руки рисуют случайные узоры на спине Хосока и в его волосах, и Хосок никогда в жизни не чувствовал себя дома так, как в этот самый момент.       — Ещё несколько минут, — бормочет он и чувствует, как Юнги посмеивается под ним, обнимая его и целуя в висок.       Так много нового ожидает их, простираясь перед ними в ближайшие годы, и Хосок всегда был и остаётся тем, кого пугает неопределённость жизни. Он почти ежедневно беспокоится о будущем, пока не впадает в депрессию, подавленный самим своим существованием. Ну, и если эта чёртова пандемия не является грёбаным воплощением неопределённости, он не знает, что тогда.       Однако прямо сейчас в его жизни полно вещей, которые можно любить. Нужно подготовиться к концерту, годовщине, новым песням. Вот и вышел микстейп Юнги, которым он чертовски гордится, гордится своим хёном. Вот и официальное начало их новых контрактов, дающих им больше независимости и творческой свободы, чем многие люди в индустрии могли когда-либо надеяться получить.       Существует бесчисленное множество проблем для них, для их страны, для планеты в целом, но в мире также много хорошего, так много, во что он хочет и должен верить.       АРМИ никогда не узнают об этой перемене в его жизни, или, может быть, они узнают об этом позже, через десять, пятнадцать лет, когда их слава перестанет расти, и они будут вести свою жизнь как артисты и музыкальные продюсеры, наблюдая, как молодые поколения строят и создают новую эру корейской поп-музыки и рэпа.       Может быть, однажды грехопадение не будет таким тяжелым, и не будет так много людей, разочарованных своей любовью. Может быть, Чимин и Чонгук были правы, и общество изменится настолько, чтобы кумиры могли открыто любить, а квир-сообщество существовало вне тени. Может быть, однажды.       Однако сейчас, заключённый в объятия любви всей своей жизни, Хосок полон предвкушения.       У него впереди новая жизнь.       Жизнь с Юнги.