Bon Soir.

Bon Soir Жара. Пыль. Дорога. Говорят, если ехать между ночью и утром достаточно быстро, то утро не наступит никогда, и не будет этой проклятой жары, этих слепящих лучей, отражающихся от любой металлической или стеклянной поверхности вдоль дороги. Пока хватит бензина. Мотор взрёвывает, повинуясь повороту рукоятки рукой в перчатке с обрезанными пальцами. Мой верный стальной конь несет меня к вершине холма. За спиной разъяренным огненным монстром вылетает из-за горизонта распухшее солнце, и только что бывшее темно-синим небо мгновенно выцветает и становится белёсо-голубым, как застиранные джинсы. Потоки огня захлестывают последнюю отчаянно сопротивляющуюся звезду, и наступает – утро? Полдень? Спину, затянутую в черную кожаную броню, почти сразу начинает припекать, и тело отзывается струями пота. Глаза слезятся, а на зубах скрипит вездесущая пыль, несмотря на опущенное поляризованное забрало шлема. Стоит лишь притормозить, и мотор станет перегреваться, а это чревато. Мой Иж с расточенной под колесо от Харли-Дэвидсона передней вилкой начинает задыхаться. Но вот, наконец, и вершина холма. Я резко сбрасываю газ, торможу и ставлю ногу в ботинке со стальной оковкой на мягкий и липкий асфальт. Что ж, гонку за ночной прохладой я проиграл. Но осмотреться, прикинуть план дальнейших действий и попить воды просто необходимо. Я достаю из притороченной к седлу мотоцикла кожаной сумки алюминиевую флягу с уже теплой подсоленной водой, делаю три жадных глотка и включаю диктофон. «18 июля 1990 года, 6.32 утра. Миссия 13, начало. Порученец 127.» Синтезированный голос навигатора в наушнике: «До цели 3 километра. Температура воздуха 32 градуса Цельсия с последующим повышением.» Да, Радченко уже виден отсюда сквозь плывущее марево раскаленного воздуха. Ладно, последний рывок. Бесконечный День. Эти провинциальные городки, коих в средней полосе бескрайней России несчитанные дюжины, похожи как близнецы, как капли дождя. А неплохо бы угодить под хороший такой летний ливень. Но увы. Город Радченко Тверской волости придавлен и поджаривается беспощадным солнцем середины июля. Здания в основном послевоенной постройки, обшарпанные, облезлые. Редкие скопления пожухлой растительности практически не дают тени. Засохшие клумбы лишь провоцируют жажду. Над асфальтом проезжей части волнами поднимается горячий воздух, искажая перспективу. Я расстегиваю «молнию» кожаной косухи, стараясь не прикасаться к раскаленной поверхности, достаю письмо. Какой там был адрес? Ну конечно, не иначе как Комсомольский проспект, дом 101. Гостиница «Как Дома». Кто придумал устраивать гостиницы в хрущобах? К тому же она занимает не весь дом, а ровно половину. Но вход отдельный. Уже лучше. Я ставлю Иж возле подъезда, захожу в неожиданную и тем более приятную прохладу фойе. Сразу два больших вентилятора. Один на высокой металлической стойке у лестницы на второй и последующие этажи, другой на конторке слева. А за конторкой стоит девушка невысокого роста, самых привлекательных пропорций и очертаний, со странного фиолетового цвета густыми волосами, уткнувшись взглядом в конторскую книгу в обложке из шкуры динозавра по имени Ледерин. Я смотрю на нее, она смотрит в книгу. - Кхм… - Ой, простите! Вы хотели бы снять номер? – А глаза у девушки зеленые, огромные и перепуганные. Я снимаю шлем, зацепившись мокрой бородой, и утираю лицо рукой в перчатке. - Э-э, в целом, да. Но сначала я хотел бы припарковать мотоцикл. - Тогда вам нужно выйти и загнать его во двор через арку. Вот, возьмите – девушка достает из ящика конторки ключ с номером 101, нарисованным шариковой ручкой на бирке из такого же кожзаменителя. - Для чего это? Девушка смущается, хватает ртом воздух и выдавливает из себя: - Там… замок… на цепи… Понятно. Самообслуживание. Цепью следует приковать мой байк, чтобы не убежал. Через пять минут я возвращаюсь. Конторская книга уже повернута ко мне, сверху лежит дешевенькая шариковая ручка. Предусмотрительно. - З-запишитесь… пожалуйста… - Э, нет. С моим отвратительным почерком я вам только испорчу всю страницу. Давайте сами. - А… что писать? - Командировочный. По делам предприятия. На несколько дней. Девушка старательно скребет ручкой по шероховатой порыжелой бумаге. Внезапно за ее спиной заливается оглушительной трелью телефон. Ойкнув, девушка роняет ручку, та катится и падает на пол к моим ногам. Девушка берет трубку телефона, выпрямляется, ее лицо принимает строгое, официальное выражение. Голос обретает металлические нотки. - Да, здесь. Уже. Поселю его в сто первый. Знаю. Все будет как учили. Я нагибаюсь поднять с пола ручку, а когда разгибаюсь, по конторке рядом нетерпеливо постукивает пальцами рука. Мужская, в мелких пятнах пигмента, в сеточке мелких морщин, но при этом сильная и уверенная. Ногти коротко острижены, пальцы длинные, ровные, суставы не опухшие. Хозяин руки – типичный японец. В отличие, правда, от своих соотечественников вовсе не низкорослый и субтильный, а примерно моего роста и телосложения. Возраст по лицу определить не удается. Глаза спрятаны в узких щелях век. Одет в классический костюм-тройку светло-серого цвета, с галстуком в тон, через руку переброшен плащ-пыльник. - О, здравствуйте, Ичиро-сан! Как ваши дела сегодня? - Спасибо, Лена-кун, прекрасно. Ключ, пожалуйста. Девушка снимает с доски на стене справа от себя ключ с черной пластмассовой биркой, подает японцу. Тот берет ключ, поворачивает голову в мою сторону. Я непроизвольно киваю. Японец отвечает зеркальной копией моего кивка, до малейшей доли градуса наклона головы, поворачивается и идет к лестнице. Спина идеально ровная, напряженная до окостенения. Странно. Японец поднимается по лестнице, вертя на пальце ключ от номера. - Р-распишитесь, п-пожалуйста – полушепотом говорит девушка и краснеет. Я расписываюсь, успевая охватить взглядом предыдущие строчки конторской книги. Ичиро Минамото, значит. Торговый представитель фирмы Фудзита Электроникс. Кроме него, записаны еще Фудзита Намики (ого!) и какая-то Евгения Жукова. Надеюсь, все эти люди не имеют привычки ломиться к соседям по надуманным предлогам. Умираю от жажды и желания залезть под холодный душ. А эта Лена весьма ничего. Если у меня выпадет свободный вечер и она будет не в ночную смену … Хотя вряд ли. Задерживаться здесь я не собираюсь. Получив еще один ключ с тем же номером 101, я поднимаюсь на второй этаж. У них здесь он числится первым. Очень по-английски, хотя сами работники гостиницы едва ли об этом догадываются. Открываю дверь, долго мучаюсь со шнуровкой ботинок, снимаю свою кожаную сбрую и прямо в липких от пота носках шлепаю по линолеуму пола в ванную. Наконец-то душ! Сначала горячий, потом теплый, и наконец – ледяной. Уф, теперь можно жить! Вытираюсь гостиничным полотенцем, вафельным, сероватым, застиранным. Переодеваюсь в комплект из сумки – летние джинсы и футболку, сандалии на босу ногу, иду на кухню. Ура, в холодильнике стоят в дверце три бутылки нарзана! А открывашки, естественно, нигде нет. Придется идти беспокоить Лену. Выхожу из номера, запираю за собой дверь, и на лестничной площадке обнаруживаю молодого человека, сидящего прямо на ступеньке лестницы и дымящего сигаретой. - Прошу прощения, вы не могли бы курить где-нибудь в другом месте? Парень не реагирует. Открываю рот повторить просьбу, но тут сверху раздается цоканье каблучков по бетонным ступенькам и девичий голос-колокольчик звенит с извиняющейся интонацией: - Простите его, пожалуйста, он немного… не в себе, он всегда ходит сюда курить… Девушка в ярком сине-зеленом кимоно, с громадными бирюзовыми глазами, волосами, закрученными в разноцветные спирали. Берет парня за руку в попытке поднять и увести. Парень вдруг протягивает руку, берет у меня бутылку нарзана, ловко снимает крышку зажигалкой и протягивает бутылку обратно. Молча, не глядя, механическими, угловатыми движениями, с отсутствующим выражением лица, глаз не видно за завесой волос. Ловлю взгляд девушки и отдаю бутылку ей. - Домо аригато! Спускаюсь вниз, прохожу мимо конторки – Лена на корточках что-то достает из нижнего ящика и меня не видит – и выхожу на улицу. Моя первая цель – полицейский участок. Солнце обрушивается на меня со всем нерастраченным пылом полудня, хотя наручные часы утверждают, что время – едва десять утра. Нужно будет купить темные очки и кепку с козырьком. До полицейского участка идти три квартала, и я достаю из сумки телефон и перечитываю письмо, из-за которого, собственно, я здесь. «Здравствуйте, уважаемый специалист! К Вам обращается редактор журнала «Тайны Природы» Трофимов Алексей Максимович. Суть дела такова: в окрестностях нашего города Радченко имеется аномальное образование, впервые упомянутое в тверских летописях за 1124 год. Само по себе данное образование никакого научного интереса не представляет – просто облако, лежащее на земле, не сдуваемое ветром, не высушиваемое солнцем и не смываемое дождем. Но с некоторых пор вокруг него началась какая-то подозрительная активность, особенно по ночам. Кто и чем там занимается, мне выяснить не удалось. Моя самая отважная помощница была найдена недалеко от аномалии без сознания и теперь лежит в реанимации. Если Вам удастся завладеть хоть какой-то конкретной информацией о данной аномалии и творящихся вокруг нее событиях, вы получите сумму денег, какую едва ли кто-нибудь предлагал вам раньше. Об остальном – при встрече. С уважением, Трофимов А.М.» На стене возле двери полицейского участка висит неприличная картинка, выдранная из порножурнала. Оторвать ее оказывается не так-то просто – приклеена суперклеем прямо к табличке с надписью «Полиция». Отрывать приходится по частям. Под слоями бумаги и суперклея удается разобрать «…нова О…а Дми…» и «…йор по…». Стучусь в дверь. - Войдите! Мелодичный женский голос. Интересно. Вхожу. И тотчас же меня отпихивает в сторону шкафообразный мужик в полицейской форме. Вбегает внутрь и кричит: - Оленька, Трофимов пропал! - Как пропал?! – обладательница мелодичного голоса. Хм, очень приятная молодая женщина. Каштановые волосы до плеч, зеленые глаза, яркие губы, стройная фигура в форме майора полиции. Глаза сверкают, ноздри раздуваются. Товарищ майор в ярости. - Вот так и пропал! Вчера видели, как он шел к аномалии, а обратно не пришел! Я облазал все окрестности, но его там нет! - Знаю я, по каким окрестностям ты лазал! По окрестностям очередной юбки! - Оленька, ты что?! - Да уж то! Кто вчера весь вечер Женьку Жукову окучивал?! - Да я же для дела! - Знаю я твои дела, кобелина бессовестный! – мужик, хоть и шкафоподобный, ловко уворачивается от брошенного в него предмета, который я перехватываю и разглядываю. Женская туфелька-лодочка. Приятного бирюзового цвета. Следом летит вторая. Верчу их в руках, не зная, куда положить. Потом просто ставлю на пол. В этот самый момент в дверь ударяется папка с какими-то бумагами, те фонтаном разлетаются вокруг. М-да. Очевидно, я пришел не вовремя. Мужик с погонами старшего лейтенанта, что-то басовито бурча себе под нос, собирает бумаги. Дама-майор шарит безумным взором по кабинету, явно ища, чем еще в него бросить. Кабинет – это громко сказано. Комната три на пять, в ней два стола и два стула, несгораемый шкаф, портрет генсека на стене и различная наглядность – выдержки из законов в рамочках, схема устройства и ТТХ пистолета Макарова и почему-то еще противогаза. Я объявляю в пространство, что зайду позже, и выскакиваю вон под давящие и слепящие лучи солнца. Пить хочется нестерпимо, а теперь еще и есть. Мне показалось или и вправду из-за дверей полицейского участка раздался хохот в два голоса? Да ну их к черту, малахольных. Надо где-то поесть и попить. А еще не вредно бы купить солнечные очки. Бреду куда попало, безуспешно пытаясь вызвать на смартфон карту Радченко, и набредаю на очередную пятиэтажку, на первом этаже которой расположилось кафе с громким названием "Как у мамочки". М-да, прямо блещет фантазией. Но неважно, лишь бы там можно было что-нибудь съесть и выпить без вреда для здоровья. Захожу внутрь. На кафе, конечно, не тянет, скорее просто столовая, хотя чистенько и прохладно - жалюзи на окнах закрыты, под потолком крутятся два вентилятора, мух вроде нет. Становлюсь с подносом к раздаче, оглядываю зал, намечая себе место в самом тёмном углу. Беру порцию овсянки, стакан компота и бутерброд с маслом и сыром. Нормальный завтрак, как по мне. За намеченным мной столиком внезапно оказывается девушка. Клянусь, еще секунду назад ее там не было! Пытаюсь повернуть и найти другой незанятый стол, но ноги сами несут меня к ней. Легкое летнее платье, туфли-сандалии, густая копна темных волос, слегка подкрашенные губы и светло-серые глаза, в которых искрится… насмешка? Или просто улыбка? - Кхм, позвольте присесть за ваш столик? - Отчего бы и не позволить? У нас свободная страна. Присаживайся. Вот как? Сходу на «ты»? Сидит, спрятавшись за стаканом с апельсиновым соком, а глаза поверх него смеются. Я что, так смешно выгляжу? - Да. Ты забавный, Макс. А меня зовут Инга. Ингрид, вообще-то, но все зовут меня Ингой, мне так больше нравится. - Инга – как «ингалятор»? - Да ты бороду-то подбери, а то она у тебя всю кашу из тарелки вытянет, тебе не достанется! Это она так шутит? Дикий какой-то разговор. Когда это я назвал ей свое имя? - А ты вынь грудь из борща! - Какого борща? Ах так! Ты кушай, кушай, потом разберемся! Вот уже и угрозы пошли. Ладно. Молча съедаю свой завтрак, допиваю компот, от которого жажда ничуть не уменьшается, встаю из-за стола. Девушка оказывается уже у двери. В голове странный шум и звон. Чувствую, пора бежать. С порога резко ускоряюсь и бегу за угол. Мчусь изо всех сил, сердце колотится как сумасшедшее, дыхание отдается болью под ребрами, а угол здания нисколько не приближается! Минут через пять такого бега останавливаюсь передохнуть. Сзади раздается задумчиво и сочувственно: - А легкие у тебя никуда не годятся. Сразу выдохся. Она стоит в двух шагах у меня за спиной, чуть дальше – входная дверь в кафе, выходит, я бежал на месте?! В глазах у нее электрические молнии, они постепенно угасают, а лицо озабоченное. Ну не рассказывать же ей, что я лишь недавно бросил курить, потому что кашель замучил? - Мог бы и рассказать, - отзывается она. Я что, вслух это сказал?! - Вот что, - говорит она. – Подожди меня здесь, я схожу переоденусь – не идти же мне к аномалии в платье? Вон скамеечка, посиди, отдохни. И я послушно, как теленок, сажусь на изрезанную и исписанную всякими надписями скамейку у входа в кафе, а когда оборачиваюсь, ее уже нигде нет. Что это было, дьявол побери?! Как она узнала, что я собираюсь идти к аномалии? Да кто она такая, в конце концов?! Когда она вновь появляется в конце аллеи из пыльных и пожухлых тополей, не дающих ни малейшей тени, я как раз заканчиваю набивать на смарте отчет для Директора. На ней синий спортивный костюм и кеды. Костюм подчеркивает легкую и стройную фигурку. Загляденье. Я торопливо сохраняю текст и прячу смартфон. - Знаешь, я тут подумал и решил, что лучше будет… - говорю я. - Знаешь, я тут подумала и решила, что лучше будет… - говорит она в унисон. Серые глаза удивленно и смешливо распахиваются. - Поехать на мотоцикле, - хором заканчиваем мы. Она берет меня под руку, и мы идем к гостинице. Через полчаса я, одетый в кожаную куртку, со шлемом на голове, сажусь за руль своей верной молотилки. Инга садится сзади и обнимает меня за бока. Я мимолетно жалею, что сквозь кожаную броню ее руки почти не ощущаются. - Показывай, куда ехать! – кричу я сквозь рокот мотора. - И вовсе ни к чему так надрываться, - ясно и четко раздается в голове. – Погоди минутку. – И я вижу в воздухе яркую зеленую линию, уходящую куда-то во дворы и дальше. Доворачиваю руль и следую за ней. После десятка кварталов однообразных серых домов, трех-четырех сквозных дворов и тряской езды по пыльной грунтовке мы подъезжаем к унылому серому бетонному павильону автобусной остановки. Переднее колесо почти наезжает на ржавую жестяную табличку с облезлой буквой А и еле различимым номером 410 под ней. - Куда дальше? – спрашиваю я. - А дальше пешком, - отвечает она. – На мотоцикле не проедем. Я ногой устанавливаю упор, мы слезаем с мотоцикла, загоняю его за остановку и укрываю полиэтиленовым чехлом из сумки. Она берет меня за руку и ведет в сторону от дороги. И как-то сразу открывается – то ли овраг, то ли трещина в земной коре. Внутри полумрак и тишина, прерываемая лишь шорохом осыпающихся со стенок оврага комьев засохшей глины. Инга спокойно идет вперед, не оглядываясь. Я спотыкаюсь и громко чертыхаюсь. Она прикладывает палец к губам: «Тс-с!» Сзади раздается оглушительное: «Тс-с!» Я резко поворачиваюсь, теряю равновесие и падаю в пыльные комья пересохшей глины. - Дьявол побери! - Дьявол побери! – раздается над самым ухом. Я верчу головой, но никого не вижу. Инга снова прикладывает палец к губам, манит меня рукой за собой. Я встаю, весь в глиняной пыли, пытаюсь отряхнуться. Она терпеливо ждет. - Ну мы идем дальше, или ты хочешь вернуться? – раздается в голове. Готов поклясться, что губы ее в этот момент неподвижны. Я разгибаюсь и иду за ней. Глиняные стены как-то незаметно сходят на нет, и я вижу впереди большое поле, заросшее короткой, жесткой, серо-зеленой травой. А посреди поля лениво колышется облако. Самое обычное кучевое облако, зачем-то решившее прилечь на травке, да так и оставшееся тут. Я решительно иду к нему, но Инга хватает меня за руку: - Куда ты? Там все равно сейчас ничего нет – не время! Вот, смотри сюда! – и указывает на проплешину в серо-зеленом ковре. Прямо через нее ведут следы мужских ботинок. По смазанности следов и расстоянию между ними видно, что человек бежал. Прямо к аномалии. Следов ровно пять. На траве с обеих сторон от проплешины не видно ничего. Она слишком жесткая и выносливая. За двадцать минут обхожу аномалию кругом. Инга идет за мной. Довольно далеко от проплешины нахожу два одинаковых окурка, только один старый, двухнедельной давности, второй совсем свежий, возможно, сегодняшний. Инга насмешливо щурится: - Ну что, Шерлок, что говорит твоя дедукция? - Как я погляжу, тебя совсем не волнует, что человек пропал? - Волнует, только я не паникую заранее. - Ты что-то знаешь? – Серые глаза смеются. - Расскажешь? - Всему свое время! - А знаешь, что бывает за отказ от дачи показаний? - Ну, заговорил, как полицейский! - Не увиливай! - Тогда обратно сам добирайся! – и она исчезает, как не было. После часа беготни вокруг аномалии, воплей и извинений, впустую растаявших в звенящем от зноя воздухе, с пересохшей глоткой, я набредаю на жерло оврага-каньона и иду обратно к заброшенной остановке. Нахожу мотоцикл, жадно глотаю горячую воду из фляги и еду в Радченко. - Однажды к первому секретарю горкома партии пришли какие-то непонятные крючконосые небритые брюнеты и стали просить продать им трансформаторную будку прямо в центре Радченко, представляете? Первый секретарь отказал им под предлогом того, что это не его собственность, а государственная, и он такие вопросы не решает. Но каким-то образом они все равно ее захватили, отключили и разобрали все трансформаторы, оставив весь Радченко без света. Через две недели свет починили, пустив кабели прямо от станции высоковольтной линии, а на бывшей будке появилась вывеска: «Кафе Левани. Шаурма, шаверма, сулугуни, хванчкара, бешбармак и плов». В будку как-то умудрились втиснуть прилавок и пластмассовый столик с двумя пластмассовыми же стульями, украденными из летней веранды кафе «Как у родных». В городке резко пропали бродячие собаки и кошки. Кто-то пририсовал к вывеске букву «Б», брюнеты начали провоцировать драки с местными, тогда Ольга Дмитриевна угнала со стройки бульдозер и раскатала бывшую будку по кирпичику. Из Твери прибыл взвод ОМОНа, и больше этих крючконосых у нас не встречали. Лена рассказывает, сначала медленно, запинаясь, но потом оживляется, зеленые глаза загораются, на губах появляется легкая полуулыбка, и я понимаю, что она мне все больше нравится. Но дело есть дело, и я перебиваю ее: - Ольга Дмитриевна – это кто? - А вы не знаете? Это начальница нашего горотдела милиции! - Теперь понятно. – Я вспоминаю буйную шатенку, швырявшуюся туфлями в милицейском офисе. Да, пожалуй, такая может. За разговорами мы поднимаемся на второй-первый этаж и подходим к номеру 101. - Вы хотите зайти? - спрашиваю я как можно более нейтрально, но девушка все равно смущается, останавливается, потупившись, и краснеет. - Н-нужно п-проверить комплектность... - бормочет она и замолкает. - А, ну что ж, работа есть работа, - бодро говорю я и нашариваю в кармане джинсов ключ. Но дверь оказывается незапертой, хотя я точно помню... Весь номер перевернут вверх дном, платяной шкаф, буфет и холодильник распахнуты, одежда и белье на полу, а посредине комнаты сидит, развалившись на стуле, маленький, сморщенный, коричневолицый японец с узкими щелками вместо глаз, и благодушно улыбаясь, допивает мой нарзан прямо из бутылки. Рядом с японцем стоит, переминаясь с ноги на ногу, здоровенный рыжий и конопатый дылда с типично славянской рожей. Сзади раздается разъяренное шипение: - С-сакиш-шита! Что тебе здесь нужно, урррод?! Я оглядываюсь. Лена мгновенно переходит от смущенной невинности к бешеной ярости фурии. Глаза вспыхивают зеленым огнем, кулачки сжимаются, на лице гнев и презрение. Японец убирает с лица ухмылку. - У меня есть приватный разговор к молодому человеку. Лена-тян, выйдите, пожалуйста. - С-сейчас-с ты у меня вылетишь отсюда, бандит! - Максим, убери помеху, пожалуйста, - вальяжным тоном говорит японец. Я недоуменно смотрю на него. Рыжий дылда делает шаг вперед. А, тезка, значит. Что ж, очень приятно. Становлюсь в стойку, но не успеваю ничего сделать, как рыжий получает двойной удар - кулачком в лоб и ножкой в туфельке в живот - и обрушивается на сидящего сзади японца. Полузадушенный вопль. Японец, придавленный тушей рыжего, барахтается в руинах стула. - Ну-ка встали и пошли вон отсюда! - звенящим голосом кричит Лена. Рыжий кое-как встает, извлекает из обломков стула японца и чуть не на руках выводит его за дверь. - Ну вот, теперь работы до вечера, - расстроенно говорит Лена, садясь на кровать без матраса. Матрас валяется тут же на полу. - Я вас переведу в соседний номер, сто третий, если не возражаете. А тут мы наведем порядок. Я подхожу к окну и смотрю вниз. Вот как эти двое попали в номер - под окном проходит обшитая утеплителем и жестью труба - не то газовая, не то теплотрасса. Еще бы понять, что им нужно было от меня. Потом мы с Леной идём вниз, к конторке, за новым ключом, опять поднимаемся к номеру 103, Лена отдаёт мне ключ, я открываю дверь и захожу. Совершенно то же самое, что и в сто первом, но есть и плюс - в холодильнике такие же три бутылки нарзана. И - о счастье - открывашка! Лена бормочет извинения и уходит. Я достаю одну бутылку, открываю и сажусь в кресло. Нужно обдумать, что делать дальше. *********