Любовь, полная садизма

Чужая холодная ладонь мягко легла на побитое лицо Чону, большой палец нежно двигался туда и обратно по щеке, отчего пробуждение стало лёгким, несмотря на боль, поглотившую его от затылка до кончиков пальцев. Брови сошлись в переносице, между ними залегла морщинка. Ладонь отстранилась, после чего палец лёг поверх линии, пытаясь разгладить. Свинцовые веки раскрылись медленно, Чону ещё не полностью пришел в себя, но человек, сидящий над ним, был его главным страхом, Мунджо. Писатель дёрнулся. *** Сначала Мунджо хотел заставить убить армейского друга через манипуляции, потом затащил его в 304-ую. Сколько бы Чону не махал ножом, в надежде попасть в Мунджо, тот был сильнее и справлялся без оружия. В какой-то момент убийца прижал его к стене, он смотрел сверху вниз, в глазах блестело чувство превосходства, что отравляло душу Чону. Одной рукой Мунджо зафиксировал две чужие над головой, второй достал шприц из кармана. Сердце парня забилось сильнее, кровь смешалась с липким страхом. Сейчас ему хотелось жить как никогда. Игла легко вошла в шею, пуская по телу наркотик. Слабость охватила Чону мгновенно, да такая, что он едва мог стоять, лишь опираясь на стену позади. Рука дантиста сжала горло, надавила на дергающийся кадык. Мунджо чувствовал жизнь под пальцами, то как быстро бьётся сердце его возлюбленного, и то, как постепенно ритм стихает спустя несколько долгих минут, удары становятся реже. Сбитое дыхание приходит в норму. Время текло особо медленно. Мужчина сначала долго разглядывал мутные глаза напротив, видел янтарный океан, который наводил смутную тревогу в груди. Взгляд скользил вниз до приоткрытых губ, пересохших от быстрого дыхания. Мунджо тягуче медленно провел своим влажным языком по тонким белым губам. Мягкое касание губ к губам обожгло. Сладкий и лёгкий. Непременно дурманящий рассудок поцелуй, превратил все мысли в пепел. Время, место, ситуация перестали иметь какое-либо значение. Сейчас в руках Мунджо находился его прелестный возлюбленный, он имел над ним полную власть. Чону, прижатый к стене крепким телом, в мгновение стал безвольной куклой в руках кукловода. Его взгляд был пустым, он словно оказался в плотном тумане, окутавшем и тело, и разум. Ладони легли на плечи, сжимая кофту дантиста, ища в ней спасение от слабости, словно, чем сильнее Чону её сожмёт, тем быстрее спасётся, вернёт себя. Мунджо ухмыльнулся этому. Ему нравилось наблюдать за беспомощностью парня, лишенного контроля. Кончик носа прошёлся от плеча к шее, медленно, томно. Резкая боль слегка привела в чувства. Юноша запрокинул голову, раскрыв рот в немом крике, затем из горла вылетел болезненный стон.Попытка отстранить от себя мучителя не увенчались успехом, зубы лишь сильнее сжались. По шее побежали струйки крови, но быстрый язык с лёгкостью ловил их.  — Удивительно, — шёпот разорвал тишину. *** Чону проснулся. Мунджо не было поблизости. В комнате смешались оранжевый и голубой свет . Взгляд упал на нож. Глаза сверкнули надеждой во мраке безнадёжности. Парень подхватил его, направился к двери. Тихий скрип был слышен по всему коридору. Из темноты появилась до тошноты знакомый силуэт. Слабость ещё не покинула тело. Чону смотрел на оппонента, стоящего на пути к свободе. Да, у него есть нож, но тело медленное, залитое свинцовой тяжестью. Мужчина смотрит выжидающе, сам не делает даже шага, показывая, что первый ход уступает писателю, на что тот лишь шатко шагает к нему. Рука сильно сжимает рукоять, готовясь к нападению, продумывая, куда он сможет попасть с большей вероятностью. Коридор казался безумно длинным, с каждым шагом все страшнее. Сердце бьётся о ребра, словно вырвется, ещё ужаснее стало тогда, когда в голове мелькнула картина как безумный Мунджо вырвет его сердце. Чону не понял, как оказался на полу, маньяк смотрел на него сверху вниз, всё также высокомерно. Мужчина обошёл обессиленное тело, рукой схватив за ногу, намереваясь тащить его обратно в одну из комнат, но Чону вырвал её, пополз в двери. Тихие всхлипы, мольбы о спасении. Психопат лишь закатил глаза, он встал, преграждая путь, на одно колено. — Почему так тихо? Никто ведь не услышит…- усмехался Мунджо, — громче! — Помогите, — эта просьба была чуть громче предыдущей. — Громче! — дантист резко встал, носком обуви приподнимая голову за подбородок, — давай же, я знаю, ты можешь! — Мунджо, — также тихо шепчет юноша, после чего его сознание темнеет. — Эх, Чону, пойми же от меня не сбежишь, — покачивая головой, бросает Мунждо. *** Вновь тёмная комната. Вновь эта гниль вокруг. Вновь эти тёмные глаза, следящие за эмоциями на юношеском лице. Вновь холодные пальцы на губах. — Очнулся? Чону дёрнул голову в сторону, он не позволит прикасаться к себе этим рукам. Ему страшно и мерзко одновременно. Он ненавидит все вокруг, но больше всего сидящего напротив нелюдя, он — не человек, и даже не зверь. Скорее всего сам дьявол прячется под красивой маской. Даже животные не настолько жестоки. — Посмотри на меня, — мягко просит Мунджо, — Чону, — писатель вздрагивает, оттого как было произнесено его имя. Мунджо силой заставляет смотреть на себя. Очередная усмешка выводит из себя, всё тело Чону горит огнём ненависти. Поглощенный этим чувством, в голове представилось, как он обезжизнел убийцу. -Убью, — Чону теряет голову, заполненный бесстрашием, он смотрит в глаза, выплевывает ядовитые слова. Эмоции превысили разум. Мужчина сначала долго смотрит в ответ на обезумевшего юношу, затем наклоняется к шее, кусает. Чону вскрикивает, укус оказался сильнее прошлого. Зубы и язык довольно долго истязали кожу. — Ты особенный, — тихо выдыхает в ухо, словно боясь нарушить атмосферу между ними, — любовь моя. Садист откинулся на спинку стула, принял удобную позу, не сводя тёмных глаз со своей жертвы, мирно сидящей напротив.  — Знаешь, я долго думал, как же мне следует убить тебя. Чону задрожал, словно его облили холодной водой посреди зимы. Ресницы слегка дернулись. — Множество раз представлял, как вскрываю глотку, выдавливаю глаза, но все не то… В какой-то момент я наконец осознал: для особенного человека нужна особенная смерть или же… — Ублюдок, — перебил монолог избитый. Мунджо прищурил глаза, недовольный тем, что его так грубо перебили. Вновь наклонился ближе, попадая под свет белой лампы. Чону смотрел на сочетание красоты и безумия в одном человеке, похожий на белую статую, он был прекрасен внешне, хотя его внутренняя натура была пугающе гнилой. Чону испугался собственных мыслей, оправдывая себя тем, что ещё не до конца отошёл от действия препарата в теле. Он хотел остановиться, но не мог, глаза сами продолжали изучать красивое лицо мучителя, и тот, конечно, не оставил это без внимания. Губы Мунджо растянулись в улыбке, он коротко засмеялся. — Скажите, Мунджо, — спокойно начинает Чону, его голос предательски дрожит, глаза, взгляд опустился, — что вам нужно? — Тебе сейчас страшно? — игнорирует садист, задавая свои вопросы, ведь он в этой ситуации доминирует, он — главный. Писатель что-то неразборчиво говорит, вызывает раздражение у дантиста, чтобы пресечь это, на губах оказывается палец - жест тишины. Интимность между ними вызывает возбуждение у одного, страх у другого. Мужчина сдирает ленту зеленого цвета, держащую на месте руки писателя. Ладони обхватывают тонкие запястья, теперь у Чону новые оковы. Садист колет что-то новое, противоположное прошлому препарату, разгоняющее жизнь по венам. Внизу всё тянет приятной болью, ставшей узлом в животе. — Что за чертовщина? — парень приподнялся, заглянул в чёрные омуты глаз. Чону пал в борьбе с собственной жаждой любви, той самой, о которой там много говорят, пишут, поют, кричат. Да, сейчас он готов кричать так громко и сильно, чтоб горло село. Он тонет в новом, волнующем душу ощущении . Мунджо дарит писателю что-то лёгкое, бесценное и неповторимое. Его любовь другая. Иная, непохожая на привычное понимание для всех людей любовь, выраженная совсем не так, как привыкли. Эта любовь полна садизма. *** Дождь бил по стеклу серебристой обоймой, бесшумные молнии яростно вырвались из мрака туч. Чону непроизвольно дёрнул, его затошнило. Он пытался унять позывы. Болезненно. Подняв голову, он вновь напоролся на острый внимательный взор прищуренных мрачных глаз.  — Тебе все ещё дурно? — со словами на лоб опустилась рука, убирая прилипшие к вспотевшему лицу волосы. В ответ парень мычит, тяжело выдыхает. Тело все ещё дрожит, болит. Писатель смотрит вниз на свое тело, множество следов украшали кожу. Сейчас его тело — космос. Тёмные отметины вперемешку с красными укусами покрывали буквально всё. Взгляд мужчины метается по юноше. Избитый, изнасилованный, потерянный, разбитый Чону, безоговорочно принадлежащий ему. Мунджо поднялся, забрался в постель. Он разместился между бёдер, руки скользнули между матрасом и лежащем на спине парне, прижимаясь ближе, голова легла на грудь. Кто бы мог подумать, что маньяк будет слушать сердцебиение своей жертвы, хотя этому безумцу в голову могло прийти что угодно. Чону был пуст, но, сам не зная почему, положил руки на голову Мунджо. Здравомыслющий человек ни за чтобы не сделал такое в подобной ситуации, обнимать своего мучителя последнее, что можно было бы сделать. Чону все меньше себя понимал, что и зачем он делает. Его разум нездоров, он не сможет вытравить из головы Мунджо. Но это уже не имеет значение, отныне они едины.