***
Зрители что-то кричали и не понимали, что случилось. Почему Костя сбежал. Рома что-то говорил про номер и что так было задумано. Валентин смотрел на убегающего коллегу, но не сдвинулся с места. Ему надо было играть роль на сцене, делая вид, что это всего лишь миниатюра. Прощание со зрителями и опушенный занавес были сигналом поисков Кости. Попытается выяснить, что случилось, чего он удрал? Ничего из ряда вон не случилось с его уходом. Это всего лишь участие в шоу, но не отменяет их дружбу. Выбежав на улицу, Валентин увидел только следы шин, может, автобуса или машины. И все понял или, может, почти все. Ветер лизал его без куртки, заставив вернутся в стены Октябрьского дворца. — Валик, ты его нашел? — спросил побежавший Рома, пока Валентин шел в гримерку. — Нет, он уехал, — коротко ответил Михиенко. — Зашибись теперь, он нас идиотами выставил перед зрителями. Это, блин, на секунду, запись концерта для телеканала, — Мищеряков был готов убить на месте Костю. Валик набирал его снова и снова, но получил только сброс звонков. От других он трубку не брал. — Что произошло? Какого он удрал? — Шумко казался тут самым спокойным. — Наш белобрысый друг убежал с концерта и испортил запись, нам переписывать придется, видимо, — ответил Рома. — Это финансовые убытки, что скажем зрителям?! Он об этом подумал? Конечно, нет! — и Рома со злостью пнул ногой тумбочку. — Пока молчим, ребята, я попытаюсь его найти и поговорить с ним. Он бы такого не сделал, если бы не было причины, — сказал Валентин и вышел из гримерки. Он направился в гардероб и, взяв куртку, спустился на улицу, достал сигарету и закурил, пока ждал свое такси. Валентин снова и снова набирал его номер. И в ответ получал только сброс звонка. — Кретин! — выругался Валентин и, заметив подъезжающую машину, затушил окурок и сел в такси. Этот поступок выглядел, как умышленное подставление команды. Эту запись «Improv Live Show» действительно надо переписать, а потом, может, как «P.S.» выставить это прощание Ромы. Будет странно. Нет, не вариант. Это провальный концерт. Они подвели столько людей и зрителей. Эти люди сейчас, наверное, обсуждают это все. Теории. Они у каждого свои. Но правды в них нет. Правду и он сам не знает. Пока Валентин едет домой, а утром что-то решит.«Это все только между нами. Ничего не будет между нами»
Утром город был поглощен туманом. Вроде и декабрь, а снега не было. Только дождь тарабанил по окнам. Костя едва открыл глаза. Заставив себя встать, он выпил стакан воды и направился снова в кровать. Телефон он вырубил, чтобы никто его не трогал. Пока ему лучше слышать тишину, нарушаемую шумом с улицы. Телевизор он тоже решил не включать. Подложив подушку под спину, Костя смотрел на комнату и окно, рассматривал телевизор, а точнее, собственное отражение. Светлые спутанные волосы и сонные глаза. Он сейчас, как проекция на того солнечного и радостного Костю. Но вот, солнце за облаками и тень легла кривая. Что ж, иногда бывает и так. Не всегда тени идеальные. Он тоже не идеален. Подвел, предал, подставил. А мог бы и сказать все в глаза. Вытянуть на разговор Валика. Объяснить и потом после концерта просто уйти. Все равно раньше, чем Валик, но крайне мере, он бы не выглядел предателем. Но время нельзя отмотать назад. А значит он навечно надел на себя клеймо, добровольно.***
Валентин уже пару часов как был на ногах. Волнение за коллегу было слишком сильным. Сделав еще звонок, он услышал: «Абонент вне зоны досягаемости», вероятность того, что с Костей что-то случилось, тоже была. И это было особенно грустно и пугало Валентина. Наскоро позавтракав, он решил съездить на базу. Может, Костя там. Сев за руль своего автомобиля, Валик смог немного отвлечься от мыслей про Костю. Все-таки за рулем надо быть сосредоточенным. Валентин первым делом созвонился с командой и спросил у ребят, не выходил ли на связь Костя, но увы — никто из них так и не дозвонился до него. На базе был только Рома — к нему и были заданы вопросы. — Мне кажется, он сам подписал себе смертный приговор, — сказал Рома. — Он и так собирался закончить работу в шоу, — добавил Валентин. — Это одно второе не отменяет, нам надо взять кого-то на замену ему, — добавил Рома. — Знаю, Валентин, как и вся команда был опустошен. Напишите ребятам с «Лига Смеха», там много талантливых ребят, я думаю, кого-то и подскажут. Проведем кастинг и снова будем работать. В конце концов, мы бы и так этим сейчас занимались. Рома по новой набрал Костю, но телефон говорил то же самое, что и пару часов назад. — Мало того, что подвел, так и телефон выключил, я уже устал от этого, выйду на перекур, если что, — добавил Рома и вышел. Мысли были хаотичны, Валик решил тоже покурить, ведь это было лучше, чем втыкать. Так что, захватив куртку, он вышел к Роме. — Ты не думал, что, может, Костя влип в какую-то, я не знаю, ситуацию, и сейчас где-то его держат, а телефон забрали? Когда я вчера вышел, на дороге были следы шин от Октябрьского, — выдвинул теорию Валик, пока подходил к Роме. — Если это так, Валик, то мог бы и нам сказать, а не вот так. Сбежал, — с сарказмом сказал Рома. — Я не знаю, нам заявлять в полицию про его пропажу? Или как там по процедурe: ждем три дня и потом? Что думаешь, Михиенко? — спросил Рома, делая очередную затяжку. — Не знаю, Ром, я не знаю…***
Соседи сверху включили телевизор, шло что-то радостное, видимо, комедия. Костя со злости кинул в стенку пульт от телевизора. Это было громко и резко. Удар. И осколки разлетелись по комнате. Прямо, как доверие к нему от команды. Вот, что он сделал вчера — разбил его также об стенку. Убирать осколки он даже не пытался. Ему было все равно. Бурчание живота напоминало, что надо поесть и, может, кофе выпить, ибо упадочное состояние не значит, что он хочет сдохнуть с голоду. Хотя сейчас факт гибели Костю не пугал, скорее, наоборот — казался хорошим вариантом. Он бы выключится, как механизм. Это было чужое шептание в голове. Костя облокотился на стенку и взялся за голову руками. Он, казалось, сходит с ума. Только через минуту Костя понял, что это был телевизор у соседей. Они сделали тише, но все равно было слышно чье-то мычание. Не разборчиво, но раздражающе, когда тебе надо тишины. Сделав себе яичницу и кое-как позавтракав, Костя залил кипятком растворимый кофе. Выпив за пару глотков напиток, он ощутил тепло, кратковременное, но тепло. Костя поставил чашку в компанию к тарелке со сковородкой в раковину. Он не убирал хаос в голове и хаос в доме. Вернувшись в спальню, Костя снова уселся на кровать. Натянул только кофту, чтобы не так холодно было. Отопление было, но его морозило все равно. Взял книгу, он пытался читать, но в голову ничего не шло. Телефон смотрел на Костю черным немым экраном, и он сдался и включил его. Костя был готов увидеть множество звонков и сообщений. Смахивая их одно за другим, он видел множество сообщений и от Валентина. Но так и не решился написать ему: «Я живой все хорошо, мне надо отдохнуть, прости меня».***
Давно докурив сигарету и вернувшись домой, Валентин размышлял над предложением Ромы заявить в полицию о исчезновении Трембовецкого. Его найдут живым или… Об этом Валик старался не думать и решил предпринять последнюю попытку выйти с ним на контакт — поехать к нему домой. Они все знали, кто и где живет. Это не было тайной. Так что Валик сел за руль и двинулся по давно знакомому адресу. Киев был в тянучках что, впрочем, оставалось классикой. Несколько раз Михиенко думал позвонить, пока снова стоял. Но предпочел приехать без предупреждения, чтобы тот не уехал еще куда, если был дома. Или не предпринял каких-либо попыток покончить с собой. Город словно нарочно его не пускал. Держал. Валентин пару раз думал, что эта затея глупая, и оставить бы Костю одного, пусть сам выходит на связь тогда, когда захочет. Но он волновался за коллегу, точно также, как и волновался бы за Рому или за Вову. Они все имели большое значение для Михиенко. Так что кидать Костю он не мог и не хотел. Припарковавшись, и, выйдя из машины, Валентин поднял голову. То самое окно было без света. «Может, он и не дома», — подумал Валентин, но ехать домой без того, чтобы удостовериться, что с коллегой все хорошо, было бы глупо. Звонок в дверь заставил Костю вздрогнуть. Звонок повторился еще раз и еще. Нехотя, парень поднялся и пошел открывать дверь. Стоящий перед ним человек смотрел на него глазами, полными облегчения. Его друг живой. И стоит перед ним в своей квартире. — Боже, Костя, ты живой, слава Богу! — Сказал Валик и выдохнул. — Михиенко? — Костя, кажется, не верил, что перед ним и действительно стоял Валентин. — Нет, блин, Папа Римский, пустишь меня или я так и буду тут стоять? — юмор Михиенко был с ним везде, сколько Костя его помнил. — Да, проходи, Валик, — только и сказал Костя и закрыл за гостем дверь. Снимая куртку, Валентин наблюдал за своим другом — пустой взгляд, обычно уложенные волосы цвета пшеницы топорщились в разные стороны, одежда мятая. Он выглядел так, словно особо и не спал. — Ты в порядке, дружище? — обеспокоено просил Валентин. — Я… Да в норме, ты проходи, раз пришел, поговорим, — и Костя ушел в спальню, что в его квартире заменяла собой гостиную. Валентин насторожился. — О чем ты хочешь поговорить? — спросил заходящий в комнату Валик. — О себе и моем поступке. — Я слушаю, — сказал Валентин и скрестил руки на груди. — Я вас подвел, я это признаю, — начал Костя, так словно всю жизнь готовился к этому разговору. — Это не трусость, если что, я просто… Господи. Я решил оборвать, то что неправильно, то, что не имеет место быть в нашей команде. — Что именно? Пока ты нам сорвал запись концерта, надо все переснять и как-то перед зрителями извиниться, — ответил Михиенко. — Валик, если ты не захочешь со мной общаться после того, что сейчас скажу, я пойму. — Костя собрался с мыслями и сказал: — За все то время, что мы вместе работаем, я сначала воспринимал тебя и всех, как друзей. Мы много работали вместе и многое вместе прошли, это правда. Но чем дальше, тем больше я понимал, что ты мой самый близкий друг из всей команды, мне с тобой было хорошо работать, и зрители наш дует любят. Но сейчас я понимаю, что… Эм-м… Я, кажется, люблю тебя, чувак, — и Костя уставился на Валентина. — Поэтому я так все оборвал. Чтобы это все не во что не перерастало и осталось только в моей голове. Но ты тут, и я считаю правильным высказать это все тебе. Валентин ожидал получить что угодно, но не признание коллеги. — Я понимаю, что, вероятно, ты не захочешь общаться дальше. Я это пойму и… — Костя, сделав пару шагов по комнате, облокотился об стул, — не буду навязываться. Михиенко был в шоке. Все его теории и теории Ромы рухнули в тартарары. Тот, кто стоял и смотрел на него, уже давно считает Валика больше, чем другом. Это неприемлемо. — Костя, блин, я же просто играл! Я… Сцена — это все была игра, Трембовецкий. Видимо, ты заигрался и перестал различать, где игра, а где реальность. Возмущения Валика для Кости были все равно, что удары хлыстом. Главное делать вид, что все хорошо, а потом выпить. А лучше напиться. А лучше не просыпаться больше. — Когда ты понял, что влюблён? Ну, как это было? — Валентин взял себя в руки. — Кажется, когда мы выступали в Одессе. Тогда было лето и солнечно. Мы тогда провели репетицию и пошли на пляж, — Костя был погружён в приятные воспоминая. — Мне нравилось наблюдать за тобой. Как ты смеялся и шутил, мы ещё тогда пару номеров придумали и потом добавили их в программу, помнишь? Помню, как солнце играло на твоих волосах, особенно когда они стали мокрые. Вот, думаю, тогда я это и осознал, — закончил Костя. Валентин подошёл к нему. — Ты сейчас серьезно? — Валик был удивлён яркости этих воспоминаний. Он тоже помнил Одессу, и тот концерт, и те номера, придуманные на пляже. Но они все были в хорошем настроении, так что чего-то особенного от своего коллеги не замечал. — Серьезно, Валик. В этом и проблема. Михиенко присел на край кровати и опустил голову на руки, размышляя о том, что ему рассказывает Костя. И что ему самому делать с этим. Эта голова в светлых волосах, его партнёр по многим миниатюрам в их шоу. Они много времени проводили вместе, столько фото в загашнике, а воспоминаний и того больше. Валентин и сам пришёл в ужас от тона его собственных мыслей. И решил покончить с этим. — Давай так: сейчас я делаю это только потому, что ты мой друг, и я не хочу прекращать общение с тобой. Ты не думай, что я рехнулся или что-то в этом роде. Просто так будет правильно сделать. Даже если это полный абсурд. Ты меня сейчас послушай, Кость. Ты меня поцелуешь, да. И если ощутишь хоть что-то, то сразу говори. — Я сделаю что? — Костя был удивлен такому предложению. — Это будет переход грани, Михиенко. Если я сделаю то, что ты просишь, я тем более не смогу воспринимать тебя. Это неправильно, Валик. — Сделай это сейчас же! — уже почти кричал Валентин. — Надо ставить точку. Костя встал перед ним, решаясь. Он множество раз представлял себе разговор с Валентином, но никогда это не закончилось бы так. Максимум Валик ушел бы, хлопнув дверью и узнав правду. Но не так. Это — выход за грани. Они не должны. Привстав немного, Костя дотянулся до губ Валика. Они были с привкусом сигарет. А сам Валик пах одеколоном, но не ярким, а таким, что его ощутишь, если стоишь к нему близко. Волосы в руках, так всегда странно подстриженные, его руки у Кости на плечах. Отстранившись, Костя сразу добавил: — Валик, иди, просто иди, я прошу тебя. — Все так плохо, Кость? — спросил Валентин. — Напротив — слишком хорошо, но я не могу продолжать, ты иди. У вас концерт и много работы, — Костя уселся на край кровати. — Мы можем видиться, ну так, иногда, — добавил он, — как друзья, как оно и было до этого. Валик подошел к нему и зарыл руку в его волосы: — А если я, допустим, могу не иметь желание уйти? Ты меня силой выгонишь? Я боюсь за тебя придурка белобрысого, и я хочу знать, что с тобой все хорошо, и ты не выйдешь в окно при первой возможности. Встань. Костя, повинуясь синдрому отличника, встал раньше, чем удивился. — Я знаю, что это неправильно, но мы справимся с этим. Ты прекрасный человек, эдакая Одесса, которая постоянно рядом с нами. И я на самом деле благодарен тебе за все моменты, что были между нами и между всей командой. И просто рад, что ты есть, Кость, — признался он и накрыл губы Кости своими. На сей раз поцелуй был нежным. — Не уходи, Кость, ты мне нужен, — тихо сказал Валик. — Ты сам понимаешь, что делаешь? — также тихо спросил Костя. — Спасаю тебя от депрессняка, — ответил Валентин и рассмеялся, вот он прежний. Вечно веселый и такой привычный, такой свой. Немного странный, но понимающий. Курит и зовет тебя на пробежку по утрам. — Будь моей личной Одессой, хорошо?