А что, если?..

      Я так давно не писал о том, что во мне. Даже странно снова это делать. Но мне до отчаяния хочется, чтобы этот день, эти чувства, эти мысли сохранились, остались у меня навсегда. Такими, какие они есть. Замечал за собой удивительное свойство: стоит мне начать уставать от самого себя, начинаю ненавидеть. Мысли, предметы, а потом принимаюсь и за свои чувства. Если их чернилами не выплеснуть, они отравятся мной. И в тёплом пледе дождливым днём уже не поперебираешь их, согревая себя воспоминаниями о прошедшем.       — Привет всем, кто тратит свою жизнь зря! — он входит в класс настолько бесшумно, что паренёк, усевшийся за вторую парту, вздрагивает, услышав его голос. Недовольно поднимает глаза и криво улыбается.       — Наконец-то ты выплатил дань уважения всем личностям, которые живут внутри меня, — бурчит негодующе и снова склоняется над тетрадью, всеми силами игнорируя вошедшего. Снова растрёпанные шапкой волосы с утра. Снова этот чёртов пиджак поверх рубашки. Хвала богам, галстука нет — так просто уткнуться в тетрадь было бы невозможно.       — Мараешь зря бумагу? дай, что ли, почитать? — он обходит первый стол и садится на него. Лицом к парнишке. Тот захлопывает тетрадь и снова поднимает глаза. Откидывается на спинку стула. Вот теперь можно разглядывать. Путаться взглядом в тёмных волосах, ощупывать шикарные пуговицы приталенной рубашки (как же хорошо он одевается, чёрт побери), и ловить блуждающий взгляд — любимое. Светлые карие глаза, замершие на тетради, непременно сдвинутся. Вверх-вбок. А потом, возможно, завязнут в его глазах. Или наоборот, но это тонкости. Главное, уголков его губ коснётся улыбка.       Сейчас можно ничего не говорить. И за лежащую на столе тетрадь не переживать — он не станет хватать, как маленький. Устраивать спектакли, бегать и орать. Нет. Не то, чтобы он так никогда не делал, просто давно это было. И было перед кем: полный класс ребят. И вообще, беситься тогда хотелось гораздо больше, чем сейчас. К тому же сейчас они одни.       И всё-таки он прекрасен. Сколько бы я не пытался себя убедить в обратном, сколько бы не искал в нём каких-то изъянов... он замечательный. Его харизмы хватит, наверное, на нас двоих. Живой и такой настоящий. В постоянном движении, и... невозможно его не любить. Даже странно это слышать от себя, но, видимо, и такое бывает. У него руки прохладные. Говорил что-то о том, что парни в целом теплее девушек. Смешной: мол, греться об парней самой природой задумано. Ты настолько солнечный, что об тебя можно греться, не запуская руки тебе под футболку. А если отыскать тёплую кожу холодными пальцами — то уже не греться, а гореть.       Это не та тишина, которую хочется прервать, не то молчание, которое напрягающе давит. Это минуты удовольствия заглохшего внешнего мира, которые особой своей магией пускают по телу мурашки. Мир сосредоточен здесь, в глазах напротив, смотрящих прямо в глаза. И уголках губ, приподнявшихся слегка. До чего же счастливые моменты безвременья, в которое выпадаешь с удовольствием, в котором плавишься.       А теперь то, ради чего начал эту запись вообще. Самое прекрасное в моей жизни. Спроси парня — спал ли он с парнем, и он не ответит. Ночевал, оставался в гостях на ночь. Да что угодно. А я — спал. Не знаю, к счастью или к сожалению — я ещё не решил — в буквальном смысле этого слова. Но какое же это удовольствие! Высшая степень доверия котика — когда он даёт погладить свой живот. Самое уязвимое место. Можно ли считать человека, пустившего тебя к себе в кровать, доверяющего тебе свой сон, абсолютно доверяющим тебе? Понятия не имею, на самом деле. Но ты становишься нереально бережным и аккуратным, чтобы этот сон случайно не стряхнуть. Чтобы человеку было предельно комфортно. Чтобы он не пожалел о том, что ты вообще оказался в его кровати. И звук его ровного тихого дыхания... боги, это лучшее чувство, которое только можно испытать. Лучше только просыпаться от того, что рядом проснулся и старательно бесшумно, чтобы тебя не разбудить, зашевелился человек, от которого ты в восторге.       — Ты ведь очень здорово пишешь, очень, — и смотрит так доверчиво. И... хочется не тетрадь ему отдать, а себя целиком. Парнишка неловко улыбается и приподнимает брови.       — А по-моему... то сочинение, которое я тебе давал прочитать, такое себе, — говорит задумчиво, пытаясь припомнить, давал ли он прочитать что-нибудь ещё.       — А я не про него, — хитрый полуприщур глаз. Острые уголки бровей. Улыбка шире. Небольшой наклон головы вбок. Он больше не доверчиво милый, нежный мальчик, который просит. Это лис, умный и хитрый. Чертовски харизматичный лис. Игры разума. Я знаю, что ты не знаешь о том, что я знаю, но я хочу, чтобы ты узнал. И ведь смотрит в глаза. И улыбается. Как же приятно ловить улыбки человека, который боится улыбаться на фотографиях. Это заставляет мурашки бегать по телу. Сбивает с мысли.       Ну всё, я выдохся. О дневной рутине даже как-то писать не хочется. Одиннадцатый класс съедает смертной скукой... к чему зря бумагу марать? Напишу сюда, если мы поцелуемся. Ужасно, что я только что написал. Даже зачёркивать не стану. Хотя, это может значит, что я сюда ничего не напишу? Напишу, конечно. Хотя... теперь стало действительно интересно. А что, если?.. Если взять и сделать. Не ударит же он меня, в самом деле. Будет обходить стороной? кто знает. Нормальные люди об этом разговаривают друг с другом. Быть бы ещё нормальным. И всё-таки каково это — поймать его дыхание? такие будоражащие вопросы, на которые хотелось бы написать ответы.       — Ты не думай. Просто считай, что я вдохновение. Эксперимент, — Соскальзывает со своей парты и облокачивается на его. Глаза в глаза.       — Катастрофически близко... — задерживает дыхание, заворожённо разглядывая крапинки в радужке глаза. Возможно, он сказал бы что-то ещё. Из серии: на грани непоправимого или что-то такое, только непоправимое его опередило. Сначала прохладой ладони, которая легла на его руку, а потом осторожным прикосновением губ к его губам. Когда он открыл глаза, забыв, как дышать, парень сидел на своём месте, с интересом глядя на него и широко улыбаясь.       — Считай, что я просто хочу, чтобы запись на тех страницах не закончилась на печальной ноте.       Он... он сволочь! Любимая сволочь, другой такой не найти. Он помог мне сдержать обещание не писать здесь, пока мы не поцелуемся. Он просто взял моё сердце и вышел из класса. Впрочем, нет. Не просто взял, он подарил мне больше в тот день, чем я мог себе представить. И это не только улыбки, которые были для меня, это не только мгновения тишины, когда глаза смотрят в глаза. Это лёгкое прикосновение его ладони к моей, это лёгкое прикосновение его губ к моим. Это кратчайшее мгновение темноты за закрытыми глазами, когда ощущаешь его тепло рядом с собой. Это шквал эмоций, который разрывается внутри. В животе, в груди, в дрожащих пальцах. Это восторг, это вдохновение. Он лучший. Он забрал моё сердце и вышел из класса. Если бы я не сидел на стуле, наверное, кинулся бы следом. Но я сидел и не шевелился, бережно храня на своих губах его лёгкий поцелуй.