***
В то же время, Анатолий, схватившись за голову, в отчаяньи жаловался своему коллеге Нисиму: — Ну, Нисим, давай, думай! Что подарить женщине на Новый год? Что ты бы дарил? — И жалобным взглядом смотрел на него. Нисим небрежным жестом поправил на голове вязаную кипу, кое-как пришпиленную на «невидимку», и задумчиво проговорил: — Подари ей стейк. Что может быть лучше вкусного ужина? Анатолий с ненавистью вперился взглядом в смеющиеся глаза Нисима. — Ха-ха, очень смешно! Ответь, Нисим, это… Маша убьёт меня! Выгонит из дома! Буду спать в супере, как какой-нибудь бездомный! — взмолился Анатолий, взывая к товарищу, словно к какому-то великому всезнающему оракулу. Но Нисим не был намерен изменять смешливому нраву, который у них с Кохавой был один на двоих. Впрочем, как и лень с любовью покурить… — Подожди, Анатолий! — вальяжным тоном отозвался он. — Может, я вздремну часик-два? И тогда бабка Хин’ам подскажет мне чего-нибудь… Покойная нисимовская бабушка Хин’ам, обладательница непроизносимого имени, являлась местной легендой и анекдотом в одном лице. Она, словно заправский Фредди Крюгер, имела обыкновение являться внуку во снах. Но, в отличие от вышеупомянутого героя ужастика, её появление обычно сулило только пророчества и полезные сведения: по молодости бабушка, видимо, служила в Модиине. И хотя её появления зачастую были фиктивными и были не чем иным, как красивой обёрткой для предлога вздремнуть, бабушка Хин’ам завоевала народную любовь и почёт. Которые, правда, не распространились дальше Анатолия, Нисима и Кохавы — неразлучной шайки-лейки и «шутовского городка», как назвала бы это Шира. Хм… Как не раз говорил Анатолий насчёт русских идиом, «на русском это звучит лучше». Что же, в моём случае остаётся лишь заменить «русский» на «иврит». — Опять ты со своей савтой!.. — взъелся Анатолий, вскочил со стула и вновь подхватил злосчастный пакетик. Только он был готов выйти из-за прилавка, чтобы продолжить шерстить супермаркет в поисках достойного дополнения к илитовским конфетам для Маши, как его окликнули. — О, ну наконец-то они изволили встать! Парламентарии! В Кнессете говорят меньше, чем вы! Это был Амнон Титинский. Неотвратимое наказание супермаркета «Шефа Иссасхар», филиала Явне. Профессор исторических — хотя, скоре, истерических, — наук, с юных лет питающийся в основном простоквашей и томатным соком. Изо дня в день он терроризировал несчастных сотрудников супермаркета возвратом накопившихся дома пакетов, почти доеденных продуктов и даже нижнего белья! В случае, если Амнон приходил не за возвратом товара, он обычно приходил за скудной коробочкой простокваши за один шекель шестьдесят агорот, наотрез отказываясь брать шесть или восемь разом. И уж в совсем редкостных случаях, когда судьбе хотелось особо жестоко наказать несчастных работников, Амнон приходил закупаться продуктами по заказу мамы, с которой не особенно счастливо проживал. Тогда он мозолил глаза работнику овощного отдела, Хези, когда скрупулёзно выбирал себе овощи; раздражал Наоми, работницу склада, когда раскрывал запечатанные пакеты с картошкой, аргументируя это тем, что там картошка якобы лучше; гневил и без того вспыльчивого Анатолия, играя с ним в игру «отгадай, какая куриная тушка мне нужна»; раздражал Ширу, постоянно взывая к ней, как к высшей мере правосудия… Только Рамзи он не раздражал, так как тот любил всех, кроме сотрудников конкурирующего супермаркета. Ах да, Амнон не раздражал и Кохаву… За все несколько лет почти ежедневных встреч они выстроили особенные отношения по формуле «так плохо, что даже хорошо». Их каждодневные ссоры выглядели уже общепризнанным стандартом общения, и им никто не удивлялся. Только Кохава могла сдержать всю клокочущую жадность и конфликтность Амнона, и удавалось ей это благодаря двум важнейшим навыкам: цинизму и иронии. Сколько раз она с совершенно спокойным видом доводила Амнона до белого каления, после чего начинала кричать и сама! О, тогда это было похоже на настоящую войну! Или же на лай двух собак, встретившихся на улице и непонятно почему страшно друг на друга обидевшихся. — Здравствуйте, что хотите? — ответил ему Анатолий с максимально враждебной вежливостью. — Триста грамм говядины, пожалуйста, — в тон ему прохладно отозвался Амнон. — Хорошо… Откуда? — «Откуда», — хмыкнул Амнон, — я профессор не по коровьей анатомии. Самое дешёвое, пожалуйста, вы и так дерёте за неё цены, словно это мраморная говядина. Анатолий тяжело вздохнул и переглянулся с Нисимом, который, напротив, не терял приподнятого настроения. — Триста грамм… У вас что, праздник? Празднуете Новый год? — процедил Анатолий, сердито отмеряя триста грамм говядины. — «Хи-хи-хи, ха-ха-ха». Юморист! Если вы можете позволить себе эти пустые траты, это не значит, что могу и я, — тяжело вздохнул Амнон, забирая с прилавка говядину. — Тридцать шекелей… Грабёж… Кстати, у вас нет скидок на случай Нового года? Тогда, может, я бы и присоединился к вашей культуре. — Лучшая скидка на Новый год — это не быть здесь. — Анатолий со звоном бросил нож и грозно обернулся на Нисима: — Теперь ты работаешь, я покупаю. Анатолий прошмыгнул мимо Амнона, устало закатившего глаза, и удалился в торговый зал. — Слушайте, может, организуете мне какую скидку на простоквашу? Имейте совесть, это всего шекель шестьдесят, — напоследок взмолился Амнон, впрочем, уже слабо надеясь на то, что сумеет выбить выгоду из мясников. — Он так уже несколько часов. — Кивнул Нисим вслед Анатолию. — Думает, что можно подарить своей Маше. Купил ей самых дешёвых конфет, и теперь думает, что к ним добавить. Дурак!.. — Боюсь представить, сколько он уже потратился на эту Машу. Ненавижу праздники, сплошные траты. А хуже всего — это когда надо тратить деньги и на себя, и на женщину. Недаром мамочка говорит: «Женщины — мешок змей». И горе, горе, если эта змея будет ещё и слишком требовательной! — Амнон картинно поморщился и бережно потрогал пакетик с деньгами в поясной сумке. — Кстати, спроси этого своего коллегу, ему не нужны лекции по истории на Новый год? За символическую плату…***
А Рамзуль в самом приподнятом из всех возможных настроений исследовал коробки на складе, ища ту, где могли бы быть припрятаны гирлянды. Будучи человеком с золотым сердцем и искренней самоотдачей, он планировал обрадовать Анатолия как можно больше. Невзирая на то, что самого Рамзуля не удосуживались поздравить ни с Курбан-Байрамом, ни с Рамаданом, ни с Уразой, если не считать пары голосовых сообщений в «Ватсаппе», он решил вложить в праздник Анатолия все возможные усилия. Да и как не стараться ради человека с таким красивым именем? Анатолий… Анатолий… Спустя тридцать минут поиски увенчались успехом. В самом дальнем углу склада, за полками и коробками с сырными снеками, обнаружился он: клад. Пыльная и явно стоящая там уже не один месяц, коробка маняще поблёскивала цветными гирляндами, выглядывающими из её нутра. Шансы на то, что гирлянды заработают, были минимальны, если не стремились к нулю. Но старший генеральный сотрудник никогда не терял оптимизма, а с пути к цели его могло сбить разве что мороженое, оставленное вне холодильника. Схватив коробку так, словно там был его родной отец, Рамзи вышел со склада и, что-то напевая, поспешил к Шире. Шира занималась тем, что подписывала своей собственной лидерской рукой книгу Стива Джобса, которую планировала торжественно вручить Анатолию. Едва ли можно было ожидать от неё иного подарка, так что на любой важный праздник каждый работник «с замиранием сердца» ждал, когда с его книжной полки заулыбается физиономия покойного директора “Apple”. В офисе играла мотивирующая музыка, что-то из личной подборки Ширы. Можно было только дивиться её способностям находить мотивирующие старые израильские песни в таком числе. Девушка обрела полнейший душевный покой и почти медитировала, между делом поглядывая на обложку книги и улыбаясь своему кумиру. — Большой босс! В офис во второй раз вторгся Рамзуль, на этот раз даже не стуча (из-за занятых рук). Только чудом он не выбил дверь плечом, но самой внезапности появления коллеги Шире хватило, чтобы получить избыточную дозу адреналина. — Р-рамзи?.. — пролепетала она полугневно, полурастерянно. — Да, большой босс! У меня есть великолепные новости: эти гирлянды я нашёл на складе, — Рамзи бухнул коробку на стол Ширы, — где прикажете их развесить, командир? «Командир» брезгливо отодвинула от себя пыльную коробку и сделала глубокий вдох. — Отлично, Рамзи! Но сколько раз я говорила тебе: прежде чем войти, стучись, пожалуйста! Этот кабинет — моё личное пространство, и мне неприятно, когда в него вторгаются. Рамзуль покорно кивнул, глядя на Ширу извиняющимися глазами. Впрочем, урок вряд ли был усвоен надолго: понятия о личном пространстве у Рамзи были весьма расплывчаты, если вообще были. — Но гирлянды!.. — Рамзи снова невольно подвинул коробку к Шире. — Стоп, «выкл.», OK! — начала Шира с излюбленной, но едва ли переводимой фразы, и снова отодвинула коробку. — Рамзи, я понимаю, что ты хочешь посоветоваться со мной, но я тоже занята. Так что подумай сам, пожалуйста. Это будет твоим заданием. — Сам?.. — Глаза Рамзуля расширились от испуга и недоверия. — Но как? Я же могу всё испортить… И в конце концов, кому, как не вам, большой босс, уметь разбираться в искусстве украшения? Но в случае, если вы так настаиваете… Рамзи понуро опустил плечи, взял коробку в руки и вышел из офиса, весь окутанный раздумьями. Он серьёзно сомневался в своих дизайнерских навыках, но другого выбора не было: надо действовать. Спустившись вниз, Рамзи поставил коробку на пол и в растерянности взял в руки гирлянду, прикидывая, куда бы её повесить. Судя по отчаянному выражению его лица, мысли в голову не шли, а из всех вариантов ни один не казался самым подходящим. В конце концов в голову Рамзи всё же пришла одна мысль. Увы, она была далека от идеи о том, куда повесить огоньки. Зато она предполагала путь, которым можно было разрешить проблему. Рамзи собирался расспросить посетителей: те две трети, которых он не смущал и не пугал своим присутствием. Первой на глаза гирляндного миссионера попалась госпожа Ицхаки, меланхолично выбиравшая между двумя видами приправ. Завидев Рамзи краем глаза, она и ухом не повела, хотя всё же отвлеклась от приправ, когда обратила внимание на лихорадочный блеск в глазах молодого человека. — Госпожа Ицхаки! — раздался над самым её ухом голос Рамзуля. В нём слышалось плохо скрываемое счастье и детская игривость. Ицхаки приподняла бровь, готовясь в очередной раз выслушивать о мелких радостях Рамзи. — Как вы думаете, где лучше повесить эти гирлянды? — Рамзи продемонстрировал их госпоже Ицхаки. — Я думал, что сперва можно развесить их там, но затем подумал, что там будет выгоднее… Может, начать со входа? Будет весьма представительно! Или же… Или же лучше сразу с мясного отдела… Ох, я так взволнован! — Тихий ужас! — привычным ей тоном процедила госпожа Ицхаки. — Спасибо за ответ! — раскланялся Рамзи, нелепо посмеиваясь. — Спасибо! Приятного дня! Новая жертва гирляндного миссионера не заставила себя долго ждать. Второй на глаза деятельного работника попалась Шуни Стретинер, одна из самых неоднозначных посетительниц супермаркета. Шуни мнила себя продвинутой и терпимой, а по профессии была коучем. На деле же до терпимости ей было далеко: она не только не терпела других людей, она их не терпела. В памяти работников супермаркета ещё живо было её параноидальное поведение относительно бедняжки Рамзуля, когда в каждом его вздохе Шуни видела грядущий теракт. А её попытки продать страдалице-Шире свои конспирологические книги? А её погоня за квасным в Пасху, когда она беспощадно порвала покрытия на полках, чтобы купить макароны? А каково было поведение её избалованного сына, когда магазин посещал сам шеф Исраэль Аарони? И этот список можно было продолжать до бесконечности… Несмотря на отнюдь не благосклонное отношение Шуни к его трудолюбивой персоне, сам Рамзуль никогда не держал на неё зла и относился точно так же, как и к остальным посетителям. А именно — с любовью, как к родной дочери. И всегда первым был готов помочь выбрать здоровые завтраки для её сыновей и мужа. — Госпожа Шуни! — праздничным тоном обратился к ней Рамзи, по-вампирски улыбаясь и прижимая гирлянду к груди. Сперва Стретинер отшатнулась от Рамзи, видимо, опасаясь, что он задушит её этой гирляндой (кто их, этих, знает!). Немного оглядевшись и присмотревшись к Рамзи, который не выглядел сегодня особенно кровожадным, Шуни высокомерно спросила: — Да, Рамзи? Вы что-то хотели? — Да, госпожа Шуни, гирлянды! В честь праздника Анатолия! — воскликнул Рамзуль, упоённо улыбаясь. — Где предпочтительнее их повесить? Всецело полагаюсь на ваш опыт, госпожа Шуни! Может, с психологической точки зрения будет лучш… — Хватит, Рамзи, я не дизайнер и не разбираюсь в русских праздниках. Впрочем, не больше чем вы — в еврейских… — Шуни презрительно усмехнулась. — А теперь, будьте добры, помогите мне вы. Я хочу, чтобы мой Мош делал мне другой кофе, но я в этом не особенно сильна… Так что помогите мне сделать выбор. Ах да, и чтобы он был экологически чистым! — Хорошо, госпожа Шуни… — Невесело пожав плечами, Рамзи предался выбору кофе для Шуни, будучи вновь вынужденным отложить гирлянды в сторону. Спустя несколько минут помощи Шуни, а также звонков маме, отцу, сестре, ещё сестре, семерым братьям и двоюродному брату, бедный Рамзи всё ещё оставался без ответа. Он уже чуть не плакал, сидя на полу и прижимая гирлянду к груди. Даже у его извечного оптимизма были свои границы, и обычно они заканчивались там, где начинался выходной день, не стирающееся пятно или, вот, задача с гирляндами. Если в прошлый раз он делал это для супермаркета, а не для себя или кого-то другого (хотя между делом хотел порадовать и Авихая и доказать: Рамзи не разленился, завидев новое отделение супермаркета! Он, как и прежде, готов к работе!), то на этот раз всё обстояло труднее. Новый год… Анатолий… Что вообще нравится Анатолию?! Что нравится многоуважаемым репатриантам из России?! Как они обычно украшают свои дома к Новому году?! Как только можно что-то решать в таких обстоятельствах… Это похлеще всякой дилеммы с расстановкой новых товаров! Кстати, как лучше расставлять: пирамидкой или прямоугольником?.. — Рамзик, что случилось? — раздался над головой несчастного разбитого Рамзуля голос Кохавы. В нём звучало на удивление искреннее участие в «горе» коллеги. — Снова помидорка черри закатилась под полку? — Помидорка черри закатилась под полку? — Рамзи поднял голову и шмыгнул носом. Он был готов встать с пола, но Кохава удержала его. — Сиди-сиди, милый, я просто пошутила. Что случилось, кто тебя обидел? — Кохава наклонилась к Рамзулю и заглянула в его глаза. — Никто, госпожа Кехава, отставить беспокойство. — ответил Рамзуль, стараясь выровнять дыхание. — Мне было вверено важное задание: развесить эти гирлянды и украсить наш супермаркет. По распоряжению Ширы… В честь Нового года, для того, чтобы осчастливить Анатолия. Но я не знаю, что мне делать! Я не хочу его разочаровывать! — Рамзуль мрачно отвернулся от Кохавы и опустевшим взглядом уставился на коробку. — Плюнь, Рамзи, эта недотёпа не стоит того, чтобы из-за неё мотать себе нервы. Давай я помогу тебе развесить гирлянды? — На самом деле, в благородном предложении было больше всего выгоды для самой Кохавы. Гирлянды были удачным предлогом выйти на перекур и оставить кассу закрытой. Помогать Рамзи всерьёз она, конечно же, не намеревалась. Но он, услышав эти слова, просиял. С восклицаниями благодарности он кинулся ей на шею, осыпая горячими поцелуями в обе щеки. Как бы Кохава ни отталкивала его, брезгуя такой навязчивостью, он напрочь отказывался отпускать. — Спасибо, Кохава, спасибо! — Рамзуль крепко обнял Кохаву напоследок и подхватил коробку. — Идите, идите за мной! Откуда вы предпочитаете начать? Я весь в вашем распоряжении…***
Анатолий же метался по магазину, как мышь по запертой клетке. То и дело натыкаясь на посетителей и злобно цедя под нос звучные русские ругательства, он искал подарок для Маши. Ни один вариант не казался ему достойным Маши. Вернее, достойным искупить отсутствие подарков на годовщину свадьбы, День Святого Валентина и Восьмое марта за весь уходящий год. Конечно, не пропусти Анатолий всех этих важнейших в жизни пары дат, он мог бы успешно выкрутиться плюшевым мишкой или какими-нибудь носками в сердечко, а то и вовсе ограничиться конфетами, но здесь же ошибиться было нельзя. Анатолий хорошо помнил, как спал в подсобке после того, как Маша выгнала его из дома после ссоры. И повторять этот горький опыт Анатолию, ой, как не хотелось. Поэтому он взял ноги в руки (хотя, будучи мясником, он и так делал это весьма часто) и выдвинулся на поиски сюрприза для Маши. Свечка? Крем? Дезодорант? Торт? Всё разом? Анатолий решил не думать дважды, а потому так и сделал. Спустя ещё пару минут беготни по супермаркету в его руках красовался какой-то дешёвый сливочный торт, ароматическая свечка для ванной, которой у семьи Кириленко, как и у многих израильтян, не было в помине, крем для рук и безымянный дезодорант столь же безымянной фирмы (дешевле уж было бы зайти в «Суперфарм»). Довольный собой, Анатолий направился прямиком на кассу к Эсти, молодой кассирше, уравновешивающей раздражающую всех Кохаву. Там он заботливо разложил перед ней дары для Маши и приготовился к оплате. — Анатолий, ты это кому, если не секрет? — озадачилась Эсти, удивлённо приподняв бровь. — Это… Так это подарок для Маши, ну, в честь Нового года. Что, плохо? — Анатолий угрюмо скрестил руки на груди. — Ну… Нет, конечно, дари то, что ты хочешь, но… Дезодорант и этот торт? — Эсти скептически усмехнулась. — А что, что можно подарить ей? Не дарил подарки весь год, если сейчас будет плохо — всё, капут! Что делать? — Анатолий начал всерьёз волноваться. — Ну… — Эсти задумчиво прищурилась, смеряя взглядом Анатолия. — Сделай для неё что-нибудь своими руками! Все женщины любят заботу. Такой подарок как следует покажет ей твою любовь. — Лицо Эсти чуть смягчилось, и она добродушно улыбнулась Анатолию. — Да, и торт со свечкой тоже можешь взять. Анатолий раскланялся Эсти и решил послушать её совета. Как бы то ни было, она явно знала, что нужно женщинам, лучше, чем он сам. Забрав свои торт и свечу для душевой кабинки, Анатолий поспешно направился в комнату отдыха, чтобы там начать колдовать над рукотворным подарком Маше. Как здорово вышло! И тратиться меньше надо, а ведь у репатриантов каждая агора на счету. Правда, что именно подарить, всё ещё было неясно. Но торт есть? Свеча есть? Конфеты есть? Ещё бы! А значит, часть подарка уже собрана. Открытка же, или оригами, или какая-то простенькая поделка — дело нескольких минут. А у Анатолия с его спешкой — и того меньше!***
Рамзи с Кохавой были заняты декорированием магазина. Хотя, если быть честной, декорированием занимался Рамзи. Кохава же лениво топталась вслед за ним, когда тот переходил от отдела к отделу, прикидывая, как будут смотреться огоньки. Они обошли так полсупермаркета, причём Рамзи настаивал, что желательно не попадаться на глаза Анатолию. Видимо, он хотел устроить сюрприз (или хотя бы как можно позже позволить Анатолию увидеть украшения). Кохава несколько раз пыталась сбежать на парковку, чтобы покурить там в тишине, но Рамзи смотрел на неё такими глазами, что в её сердце даже просыпалась совесть! А таковая беспокоила Кохаву крайне нечасто. Поэтому ей приходилось нервно и безучастно глядеть, как Рамзи натягивает гирлянду между полок овощного отдела и довольно осматривается вокруг. — Здорово выходит! — удовлетворённо резюмировал он. — Кохава, госпожа Кохава, если вас не затруднит, подержите гирлянду, пожалуйста, пока я буду крепить её… Вон там… — Рамзи неопределённо махнул рукой в противоположную сторону овощного отдела. Собственно, начать решено было именно с него: меньше всего шансов было, что Анатолий зайдёт именно туда. Кохава картинно закатила глаза и встала вполоборота к Рамзи. Она словно хотела обратить его внимание на то, что на деле совершенно равнодушна к этой «светлой миссии». Она бы с радостью сказала Рамзулю всё, что думает об этой затее, но очень уж жалко было терять такой выгодный предлог для ничегонеделания. Так что приходилось терпеть, а без сигарет терпение Кохавы было коротко. — Рамзи… Ты не можешь справиться как-нибудь сам, а? — раздражённо процедила она. — Но позвольте, Кохава, вы собственными устами изъявили желание и готовность оказать мне помощь… — растерянно пожал плечами Рамзи. — Я чем-то задел вас, верно? Я приношу тысячу извинений, клянусь кускусом… Прошу прощения… Может, вы хотите вернуться к себе на кассу? Виноват, знаю, виноват! Грешно и позорно, как последний бесстыдник, я имел смелость отвлечь вас от благословенного занятия работой. — Он виновато посматривал на Кохаву исподлобья и нервно ломал руки. — П-просто Ш-шира обещала н-небольшой денежный приз тому, кто поможет в украшении нашего супермаркета… И я полагал, что вы, возможно, заинтересуетесь, может быть… Как это глупо с моей стороны, знаю, безгранично глупо… Мне же известно, насколько вы преданная, искренняя, верная работница… — Речь Рамзуля стала полуразборчивой. Кохава задумчиво глянула в потолок, раздумывая, что делать. С одной стороны, нужно было как-то сбежать, и желательно скорее, а не то этот неутомимый болтун снова помимо её воли затянет её в украшение магазина. С другой стороны, нужно было кем-то занять Рамзи, чтобы спустя время он снова не вернулся к ней с челобитной и не возобновил просьбы о помощи, а, главное, чтобы получить обещанную награду. Состроив свирепое лицо, Кохава по-бычьи выдохнула через нос и грозно начала: — Да, это так, Рамзи! Ты отвлёк меня от работы, а это, как известно, большой-большой грех… — Она посмотрела на Рамзи, желая понять, удалось ли ей довести его до надлежащей кондиции. Удалось. Рамзи перепуганно переминался с ноги на ногу и боялся даже заплакать: только прятал взгляд. — Но ничего страшного, я прощаю тебя. Однако… Я всё же помогу тебе, хотя и чуточку иначе. Я найду тебе помощника! Но при условии: ты не забудешь сообщить Шире, что именно я помогла тебе, и никто другой. Всё-таки, ты знаешь, любому честному работнику полагается своя заслуга… — Знаю, знаю, конечно знаю, госпожа Кохава! Воистину, нет границ вашему милосердию, нет границ! — закивал головой Рамзи. Его лицо прояснилось, на нём заиграла доверительная улыбка. Теперь дело было за малым: найти того самого помощника для Рамзи. Кохава стала осматриваться вокруг и искать взглядом жертву. И на глаза ей попался… Титинский. Амнон неторопливо плыл в направлении касс. Его лицо было мрачнее обычного. В правой руке он сжимал баночку простокваши, которую неизменно покупал каждое утро, а в левой — пенопластовый лоток с говядиной. Когда звук его шаркающих шагов достиг Кохавы, она спешно схватила его за руку: — Стой! — угрожающе сказала она. Амнон остановился и недовольным взглядом исподлобья окинул Кохаву. Взгляд этот был таким желчным, что Кохаве даже показалось, что у неё разыгралась изжога. Наваждение быстро прошло, и она приступила к самой гениальной комбинации, которую ей только приходилось выдумывать. — Знаешь что, Амнон? — заговорщицки начала она. — Ну, что, что?! — заторопил её Амнон. — У меня нет времени на твою придурь, меня дома ждёт мама, и если я не… — Тс-с, — Кохава приложила палец к губам, — у меня есть выгодное предложение для тебя, но… Тебе придётся немного поработать. — Предложение! Знаем, плавали! — саркастически отозвался Амнон. Не успел он продолжить, как Кохава деланно отвернулась от него и сделала вид, что уходит прочь: — Ладно, ладно, скупердяй, я так понимаю, что бесплатная простокваша тебя не интересует, — пожала она плечами. — Поняла, приняла. — Так, так, а вот с этого момента поподробнее, пожалуйста! — Что-то блеснуло в глазах Титинского, и он шагнул вслед за Кохавой, чтобы не дать ей уйти. Лицо его приняло вид почти умоляющий, морщинистые пальцы судорожно сжались на пластиковой баночке простокваши, костяшки побелели. Амнон понял, что обещанная «халява» может вот-вот растаять, словно мираж в пустыне. — А, заинтересовался! — ухмыльнулась Кохава. — Значит, дела такие: ты помогаешь этому «начинающему дизайнеру» развесить его гирлянды по залу — если вы будете работать быстро, это займёт полчаса, не больше, — а я взамен на это, так уж и быть, всю неделю буду покупать тебе простоквашу. Смекаешь? Амнон недоверчиво сощурил глаза: — Что-то ты какая-то слишком добрая. Это не в твоём духе, Кохава, — покачал он головой. — Я чую здесь подвох. — Ах, подвох? Хорошо, не хочешь — как хочешь, моё дело предл… — Я согласен, согласен! — нервно выпалил Амнон. Он разумно предпочёл не ходить по лезвию ножа и не задавать лишних вопросов. Кохава одобрительно усмехнулась и, ликуя, удалилась на перекур. Услышав слова согласия, возликовал и Рамзи, всё это время наблюдавший за разговором со стороны. — О, господин Титинский! Многажды вас благодарю! Пойдёмте, пойдёмте, я в подробностях расскажу вам про наш план, — Рамзи подхватил Амнона под локоть, отложил в сторону его покупки, а вместо них всучил Амнону гирлянду. Капкан захлопнулся.***
Стол в подсобке мясников напоминал стол для занятий в детском саду. Весь заваленный десятками, если не сотнями видов цветной бумаги, блёсток, звёздочек, гирлянд и другой праздничной шелухи, он был своего рода операционной, где вот-вот должен был восстать «монстр Франкенштейна»: подарок для Маши Кириленко. Но что это? Несмотря на изобилие сырья, перед Анатолием не стояло ничего, хотя бы чуть-чуть похожего на подарок. Словно бык на красную тряпку смотрел он на лежавшие перед ним бумажки, не зная, как преобразовать их во что-то красивое, на что Маша не будет злиться. Может, и не открытку ей вовсе слепить? Может, сшить плюшевую игрушку? Минимальные навыки шитья у Анатолия, к его удаче, были — однажды в Молдове, когда в их небольшой сельской школе на уроке труда для мальчишек не осталось места, Анатолия решили на пару уроков «отселить» к девчонкам. Те как раз шили подушечки для иголок мамам на Восьмое марта, вот и маленькому Толику нет-нет, а пришлось познать нелёгкое искусство кройки и шитья. Вышедшая подушечка маме даже понравилась, а учительница поставила за неё тройку с плюсом — самую высокую оценку за труды в четверти. Смурной взгляд Анатолия прояснился. Игрушка! Это будет не так банально, как открытка, это покажет, сколько души он вложил в подарок, а, главное, такой подарок станет изящной отсылкой к тому, что Маша уже довольно долго на девятом месяце беременности — год с хвостиком. Несмотря на гениальность идеи, и теперь она упиралась в очередное препятствие: где достать нитки, иголку и ткань? Положим, солдатский наборчик в виде нитки и иголки у кого-то всё же найдётся, но что же делать с тканью? Не из фартука же своего шить и не из рубашки. Но Анатолий, как человек практичный, взялся решать проблемы по мере поступления. Он спешно вылетел из подсобки, поймав презрительное «Тихий ужас!» из-за прилавка, где госпожа Ицхаки битый час ждала бараньи рёбрышки, и снова направил свои стопы к Эсти. Эсти проводила своё свободное время с пользой: подкрашивала веки и румянила щёки. Она могла бы ещё долго наводить красоту, пока покупатели вновь не нагрянули на единственную открытую кассу, но вновь явившийся как гром средь ясного неба Анатолий был вынужден прервать её полуденный туалет. — Эсти! — выдохнул он, воюя с одышкой. — У тебя… есть… это… нитка, иголка? Я собираюсь… игрушку Маше сделать! Как ты говорила! Эсти не сразу спохватилась в чём дело и подняла на Анатолия удивлённый взгляд. — Ну… Есть или нет? — поторопил он её. Тут к Эсти наконец пришло понимание того, чего же от неё просят. На её спокойном лице отразилось лёгкое сожаление, и она с протяжным вздохом ответила Анатолию: — Мне жаль, но нет. Откуда у меня нитка и иголка? — пожала плечами Эсти. — Но ты можешь спросить у Нисима. Может, у него что-нибудь да найдёшь. А, да, и можешь по пути позвать Кохаву, пожалуйста? Она на «перекуре» уже двадцать минут, касса закрыта, а я не собираюсь работать за всех, — Эсти поморщилась, словно съела что-то кислое, и вернулась к макияжу. Анатолий скупо поблагодарил её, круто развернулся и произнёс несколько непереводимых идиоматических выражений на русском языке. Праздник был всё ближе, попеременно с Машей изредка позванивала на телефон и тёща, а подарка на горизонте не виделось. Анатолий уже почти отчаялся, как вдруг, прямо у поворота к овощному отделу, обнаружил поясную сумку Амнона, которая по какому-то уж совсем фантастическому сценарию была не на нём. Сумка сиротливо лежала на сложённых в груду ящиках и улыбалась Анатолию своей застёжкой-молнией. — Была не была… — решил понадеяться на русский авось Анатолий и тихо, украдкой, словно настоящий карманник, потянул за собачку. Он почти не надеялся найти там чего-то полезного, но тут… Случилось настоящее новогоднее чудо! Анатолий даже протёр глаза, чтобы удостовериться, что это не галлюцинация из-за стресса. Там, в глубине сумочки, за пакетиком с монетами, кнопочным телефоном и затасканным чехольчиком для скидочных карт лежала она… «Аптечка» хозяюшки — миниатюрный швейный наборчик, предназначенный для быстрой и срочной починки прохудившихся прямо в дороге вещей. И иголка, и катушка ниток там наличествовали. Анатолий едва не осел на пол от удивления и немого восторга: он ощутил себя героем детской сказки, доброго рассказа девочки-подростка с хорошим концом, персонажем какой-то слишком уж утрированной комедии… Кем угодно, но — не собой, невезучим Толиком Кириленко, приехавшим в Израиль каких-то пять лет назад! Он сунул в карман фартука иголку с катушкой, наскоро застегнул сумку и зашагал в сторону мясного отдела, по дороге думая, из чего же всё-таки шить игрушку… Что понравится Маше? Что покажет любовь Анатолия? Что выразит всю широту его молдавско-еврейской души? Тут взгляд его прояснился, и будто пророчество снизошло на него… Анатолий опрометью бросился в подсобку.***
— Господин Амнон, по моему скромному мнению, мы с вами прекрасная команда! — провозгласил Рамзи, на скотч цепляя гирлянду к столбу. — Мы почти управились! Вопреки словам Рамзи, из четырёх длинных гирлянд развешена была еле-еле одна. Рамзи приклеивал её в одном месте — она отклеивалась в другом. Рамзи спешил приклеить её обратно, оставляя изнурённого Титинского прижимать гирлянду к стене — дьявольская светящаяся лента отклеивалась в третьем месте. Амнон ворчал, Рамзи же, наоборот, не терял присутствия духа и беспрестанно что-то щебетал, словно молодой соловей у султанова балкона. И это подавляло Амнона ещё больше. — Держите-держите, многоуважаемый господин Амнон, мы почти у цели! Сверяйтесь, пожалуйста, с предложенным мною планом, мы же не хотим всё спутать и получить неудовлетворительный результат! — Рамзи с гирляндой в одной руке и скотчем в другой устремился к высокому стеллажу. — Благодарение Богу, работать с вами одно удовольствие, господин Амнон! — Хватит, хватит тараторить! — прикрикнул Амнон и в гневе тряхнул мотком гирлянды в руках. В ответ на такое грубое обращение она отклеилась сразу в двух местах. Рамзи оставил стеллаж в покое и побежал подклеивать их. — Ох, прошу прощения, премного извиняюсь и падаю пред вами ниц, Амнон! — немного испуганно, но больше виновато, пристыжено выпалил Рамзуль. Он действительно замолчал и позволил Амнону наслаждаться тишиной. Могло показаться, что даже работа пошла более споро: гирлянда отклеивалась всё реже, а приклеивалась всё быстрее. Амнон с видом осуждённого на смертную казнь стоял посреди овощного отдела, голова его поникла, плечи опустились. Только обещание бесплатной простокваши, как жестокая ловушка, держало его здесь. Из-за трескотни Рамзи голова уже немолодого профессора болела, в ушах слышался гул. Единственное, чего хотелось Амнону — покоя… Как минимум — чтобы мама снова не ругала его за позднее возвращение и не срывала со стен плакаты молодёжных певцов семидесятых, но это было уже неизбежно. Лишь бы говядина не испортилась… Идти менять её и требовать возврата денег от этого жадного супермаркета, прикарманивающего каждую агору оскорблённого покупателя, Амнон не хотел совершенно. — Нет, мы отлично сработались, Амнон, это умопомрачительно! — Вскричал Рамзи, совершая финт ушами и кое-как карабкаясь на стенд для овощей, чтобы закрепить гирлянду повыше. — Держите гирлянду самую малость послабее, чтобы я мог отмотать её и приклеить. — Крепче, слабее, определись уже! — дрожащим от раздражения голосом одёрнул его Титинский. — Слабее, слабее, — улыбнулся ему Рамзи и потянул за гирлянду. Она отклеилась. — Эй, ты… Э… Хассан! Там твоя гирлянда отваливается! — вяло окликнул его Амнон. — Хассан? Э… Хе-хе… Я Рамзи. Однако вы близки к истине: наверное, вы совершенно нечаянно спутали меня с моим двоюродным братом, Хассаном… Мы с ним действительно вполне похожи. Он недавно обрёл счастье в браке и переехал в Фурейдис. Свыше трёхсот гостей имели большую удачу гулять на его свадьбе! Вероятно, вы скажете, это мало, но у нас совсем небольшая семья… Не Аммаш и не Джурбан, скажем так… Это крупнейшие кланы нашего города… Хотя до меня доходили слухи, что мы связаны кровными узами с хамулой Джурбан… — не переставая говорить, Рамзи тщательно проклеивал гирлянду, всё ещё балансируя на полках для овощей. — Да, о чём я говорил? Да, мой брат женился, имею честь сообщить эту прекрасную новость! Я… Я просил его перейти работать в нашу сеть супермаркетов, есть один, который не таких далеко от Фурейдиса… Он согласился, Амнон, вы не представляете! Это был один из счастливейших дней в моей жизни! Я чувствовал себя, словно мне самому дали согласие на свадьбу! Вернее, я немного неточно передал его слова: он сказал, что подумает. Но ведь это же почти согласие, верно? — Рамзи жизнеутверждающе тряхнул головой и похлопал рукой по гирлянде, будто бы та была собакой, которой наказали сидеть. — Может, его жена присоединится к ему… Это беспримерно прекрасная юная женщина, я, можно сказать, собственными глазами вижу, как её нежные пальцы пробивают упаковку молока на кассе… Она была бы несравненным кассиром, поверьте! Пока что она работает где-то в другом месте, увы, но ничего, мы ещё сменим её место работы… Вот, она из Фурейдиса, вельми обходительная, благочестивая, духовная… — Хватит!!! — рявкнул Амнон, насколько хватило его голоса. Рамзи от неожиданности оступился и рухнул на пол. — Я не хочу слушать историю этого твоего семейного древа! Жена двоюродного брата, все эти хамулы, матери, дочери, братья! Заткнись в конце-то концов! — Она дочь имама, — Рамзи, не вставая с пола и отряхиваясь от луковой шелухи, внёс последний штрих в портрет жены Хассана. Рамзи пошёл вешать гирлянду обратно, но вскоре ему надоело это мельтешение на одном месте. — Позвольте мне на мгновение отлучиться и принести степлер. Так, возможно, они будут держаться крепче… — Рамзи быстро удалился в офис Ширы, а Амнон остался наедине с гирляндой. Только он отложил её и присел на ящик из-под овощей, чтобы перевести дух — долго стоять ему было невмочь — вернулся Рамзи. Со степлером дело пошло повеселее, тем более что каждую скобу Рамзи педантично проклеивал скотчем: чтоб уж наверняка. Даже Амнон приободрился и стал с большим энтузиазмом наблюдать за работой Рамзи. — Вам нравится? Нравится? — Рамзи любопытно наклонился к Амнону, цепляя гирлянду к стеллажу. — Нет! Всё как-то ярко, аляповато! Кто придумал эти праздники? Этот их Новый год… — не отрекаясь от привычного мрачного настроения, фыркнул Амнон. — Увы и ах, господин Амнон, я не знаю, как вам ответить… Мне известно, почему празднуют еврейский Новый год: потому как в Торе наказано, что надо отмечать праздник нового года спустя семь месяцев после месяца нисана, потому как в день сей был сотв… — Я знаю! — перебил его Амнон. — Давай, давай, приделывай уже эту мишуру, я домой спешу! — Я не сомневался, что вы знаете! — улыбнулся Рамзи. — Да-да, ваше слово — не иначе как закон, основополагающий и неоспоримый во всех аспектах… Никоим образом не смею вас задерживать. Но быстрее Рамзи не действовал. Конечно, развешивание гирлянды шло споро, но Амнона такая скорость не устраивала. На его счастье, Рамзи приступил ко второй гирлянде и не преминул отпраздновать это новой порцией болтовни. — Поздравляю нас, дорогой Амнон! Мы очень серьёзно продвинулись в украшении супермаркета, большой босс будет довольна Кохавой, вами и мной за проделанную работу! Прикрепите-ка гирлянду вон там, — Рамзи указал на стенд, изображающий фигуру Ширы Штейнбух, — пожалуйста. Амнон нехотя поддался просьбе и поплёлся к указанному месту, почти брезгливо и безучастно разматывая гирлянду по пути. — Знаете, у меня, простите мою нескромность, есть некоторый талант к украшению… — заговорил Рамзи, заставляя Амнона схватиться за голову прямо в процессе попытки разместить гирлянду на стенде Ширы. — Даже в детстве, например, мне всегда доверяли украсить дом и двор флажками на праздники. И как красиво получалось! Образовывался в некоем роде цветастый купол: флаги соединяли забор и крышу дома… Очень празднично смотрелось, я уже в двенадцать лет так поднаторел в этом искусстве, что меня даже соседи иногда приглашали украсить их дом… Однако, я считаю, что там я не проявлял таланта в полной мере: с планировкой был незнаком, и вот, как-то неизящно было, что ли… А наш дом я и сейчас украшаю дважды в год, поныне я не растерял своего навыка. А как меня в детстве братья за это благодарили… И ныне не забуду их искреннего счастья. Я и младшую сестру хотел научить, ей тогда было шесть лет… Однако она не имела желания… Я учил — а она не имела желания… Я учил — она не хотела… Я учил — она не хотела… Я учил — она не хотела… Она всегда была отчасти вредной. И такой и осталась. Но никакие маленькие недостатки характера Сухи не отменят её великих навыков работника с… Амнон прервал Рамзи пронзительным и отчаянным волчьим воем, в котором, казалось, исторгалась вся его измученная, скупая душа. Уж не попал ли он в Геенну огненную за преступную алчность? Уж не дьяволёнок ли, весело болтая, сейчас истязает его ничтожную грешную душу? «Однако… — Амнон призадумался и мигом умолк, — бесплатная простокваша от Кохавы всё же стоит того». И он, раздавив гордость, решительно набросил гирлянду на плечо картонной Ширы в знак победы над самим собой.***
В девять часов, когда рабочий день супермаркета подходил к концу, сияющая и непривычно изящно накрашенная Шира спустилась по лестнице из своего офиса. В её руке мерно покачивался подарочный пакет, а на лице сияла смущённая, но счастливая улыбка. Она поправила кудряшки и прошла к овощному отделу, откуда, как она слышала, и начал Рамзи украшать супермаркет. Глазам её предстало удивительное зрелище: весь потолок был украшен яркими, сверкающими электрическими гирляндами, наконец изволившими работать. На полу, у пластиковых ящиков, сидел Амнон, спрятав лицо в ладони. Он выглядел уставшим и измученным, словно его пытали в казематах какие-то страшные злодеи. — Большой босс! — Рамзи подбежал к Шире со спины и козырнул в знак приветствия. Амнон, услышав голос старшего генерального сотрудника, надсадно крякнул и отполз за ящики. — Мы с госпожой Кохавой и господином Амноном, которого Кохава любезно попросила оказать нам помощь, успешно выполнили миссию! Всё украшено, как вы и просили! Только посмотрите — мы применили лучшие наши навыки, чтобы как следует обрадовать Анатолия, — Рамзуль азартно хлопнул в ладоши и мечтательным, восторженным детским взглядом оглядел работу своих и амноновых рук. — Амнон? Почему вдруг? И где Кохава? — задумчиво пробормотала Шира. Она последовала словам Рамзи и огляделась. Работа по украшению «Шефа Иссасхар», проделанная Рамзи, была масштабнее, чем казалась на первый взгляд. Почти все отделы супермаркета теперь переливались всеми цветами радуги. Цветастые змеи спускались с потолка, ползли по полкам и шарфами укутывали стенды и плакаты с лицом Ширы. Они приветливо мигали то одними, то другими цветами, создавая иллюзию непрекращающегося движения и весёлой праздничной кутерьмы. То красный, то синий, то зелёный, то розовый… Задорно перемигивались друг с другом цветные лампочки, сообщая друг другу: готовность номер один, скоро он придёт! И Шире сообщилась эта команда. Она жестом указала Рамзулю идти за собой и направилась к мясному отделу, где, как ей думалось, был Анатолий. Не обнаружив его за прилавком, Шира заглянула в подсобку и лоб в лоб столкнулась с мясником, готовящимся выйти навстречу Новому году. В руках Анатолия было два пакета: один бумажный, попроще, а другой весь в блёстках, цветной, праздничный. — Шира? — удивлённо спросил он и отошёл от двери на шаг, чтобы пропустить её в подсобку. — Ты, это, куда? Шира смутилась, но тут же вновь натянула на лицо неловкую улыбку и ответила торжественным тоном: — Анатоли-ий, мы как раз искали тебя! Пройди-ка, пройди с нами, пожалуйста, — пригласила она его и уступила путь уже в свою очередь. Анатолий растерянно пожал плечами, но всё же нехотя прошёл за Широй. Рамзи взял его за руку и, доверительно заглядывая в глаза, как сын, сделавший подарок отцу, повёл по супермаркету. Магазин преобразился. Так как весь свет был приглушён, он напоминал одну большую новогоднюю ёлку в преддверии праздника, когда в комнате гасят свет, и все ребятишки в нетерпении ждут Деда Мороза. Анатолий, раздражительный и говорливый, заворожённо молчал. — Так… Это… Как сказать… Шира? Это для меня? — только эти слова он и смог извлечь из глубины своей приятно поражённой души. Анатолий не любил ни украшений, ни «телячьих нежностей», но уделённое ему человеческое внимание, искреннее уважение, душевная отдача не могли оставить равнодушным даже его. Анатолий посмотрел направо, где стоял Рамзи, всё ещё крепко сжимающий его руку. Второй своей рукой он утирал слёзы растроганности, текущие по его щекам. — Это вам от большого босса, Кохавы, Амнона и меня, конечно, немного тоже… — пробормотал он, всхлипнув. — Это мы с господином Амноном… Украшали… — дрогнувшим голосом добавил он и снова посмотрел на Анатолия полным доверия взглядом. — Спасибо, Рамзи! Ты настоящий друг, э… Настоящий мужчина! — душевно поблагодарил его Анатолий, и сам растерявшийся от таких ласковых, доброжелательных слов. Идиллию прервал звонок телефона, капризно вибрирующего в кармане Анатолия. Он быстро достал его и взглянул на экран. «Маша» — вполголоса сказал Анатолий. — Ну, где ты, Толя? — раздался из трубки немного недовольный женский голосок. — Мы с мамой уже подъехали, а ты где? — настойчиво сообщил он. — Уже, уже иду, Машенька, рыбка моя, только не надо психовать! И маме передай, чтобы не паниковала и в Самый Новый год не мариновала мозги! С наступающим, Маш! — быстро отрапортовал Анатолий и сбросил звонок. — Маша звонит. Говорит, едет! — пояснил он Шире и Рамзи смысл разговора, который вёл на русском, высвободил руку из цепкой хватки Рамзуля и заспешил на выход. Коллеги пошли вслед за ним. Оба были в приятном предвкушении праздника, но подозревали, что вот-вот настроение может быть испорчено скандалом. Вернее, подозревала только Шира. Рамзи был по обыкновению счастлив и излучал оптимизм. У входа в супермаркет Анатолия уже встречала Маша, запыхавшаяся и взволнованная. Её плечо оттягивала сумка, доверху полная продуктами; из сумки украдкой выглядывала банка солений. Рядом с Машей недовольным взглядом сверлила Анатолия некая строгая еврейская тётушка — по всей видимости, Машина мама… — И что же ты так задерживаешься, ты же сказал, что пораньше отпросишься! — накинулась Маша на мужа. — Я звоню, а он трубку не берёт! И как это называется вообще? — тараторила она. — Да, как называется?! — эхом звучал голос мамы. — Ты как специально прячешься, а я же говорила, мама приедет! — не уставала песочить Анатолия Маша. — Ну что же это такое! Что с тобой делать! — Ты Маруське даже подарка не выбрал, небось! — вторила ей мама. — Тьфу, негодн… — Ребята, салюты! — оборвала её на полуслове Шира, наблюдавшая за конфликтом со стороны. — Огонь! — воскликнул Нисим голосом военного командира. И тут, по его команде, взмыли вверх цветные искры, жгучими, пестроцветными фонтанами рассыпавшиеся под вечерним небом на мириады крохотных звёздочек. С громкими хлопками в прохладном воздухе расцвели алые цветы, за ними развернулись синие вееры, посыпались белые бриллианты… Праздничный театр салютов в одночасье развернулся на чёрном небосводе. Для Анатолия. — Толя… Смотри… — забыв о начавшейся было ссоре, прошептала Маша, обнимая мужа за шею. Анатолий в ответ лишь промолчал, с изумлением шаря взглядом вокруг себя и смотря то на расчувствовавшуюся Ширу, утирающую слёзы, то на добродушное бородатое лицо Нисима, то на приветливо улыбающуюся Эсти, запускавшую фейерверки вместе с ним… — Настоящее предновгоднее чудо… — ахнула тёща Анатолия, всплеснула руками и удивительно любяще посмотрела на зятя и на дочку. — С наступающим! — выпалил Нисим на ломаном русском, и вместе с ним грянули остальные: — С нас-ту-па-ю-щим! И новой канонадой захлопали хлопушки, затрещали бенгальские огни… Удивительно много, как оказалось, знал про Новый год этот пёстрый коллектив… Хлопушки загремели в душе Анатолия праздничным гулом, и он, давая ему выход, вручил Маше два пакета, что держал в руках. — Ой-вей, так ты и с подарками, Тошенька! — гнев тёщи Анатолия как рукой сняло. Маша с трепетанием сердца открыла бумажный пакет и выудила из него… Мишку? Или всё же шашлык? Это был поразительно старательно исполненный из куриных запчастей мишка. Он был как следует пропечён, пах приправами и луком, а его шашлычную голову венчал листок петрушки. Его глазки-перчинки словно смеялись надо всеми, кто уж заранее похоронил Анатолия и его неудачные подарки вместе с ним. Мишка был усажен в фольговый поднос, где в озере из салата и лука с островками из лимонов плавали себе помидорные лебеди. Их алые спины были припорошены солью, словно снежком, а шапочки из майонеза с кокардами из петрушки, будто короны, венчали их миниатюрные головки. — Идиот! Ты что, совсем шуток не понимаешь? — окликнул его Нисим, схватившись за голову, и выразительным взглядом взглянул прямо на Анатолия. — Я пошутил, когда говорил подарить ей вкусный ужин! Ой дура-ак, мамочки мои… — с тяжёлым вздохом Нисим прикрыл глаза рукой. Маша удивлённо застыла, не до конца уверенная, как относиться к подарку. Она покрутила мишку со всех сторон, присмотрелась к лебедям и обернулась на свою маму, ища поддержки. Но та тоже молчала. — Спасибо, Толенька! Вот и ужин праздничный готовить не надо, — неожиданно рассмеялась Маша звонким смехом и вновь обняла мужа. Давно, давно работники супермаркета не видели и не слышали таких проявлений нежности и любви между этими двоими. За спиной Маши важно закивала её мама, поддерживая дочку в её эмоциях. — На этой прекрасной ноте, — осторожно вклинилась в трогательный момент Шира, — я бы как менеджер хотела преподнести Анатолию свой скромный подарок. Она вручила Анатолию свой подарочный пакет. Он заглянул вовнутрь и увидел там увлекательнейшее чтиво, от которого не знали покоя работники супермаркета: биография Стива Джобса. На обложке даже красовался автограф почти что самого Стива — Ширы Штейнбух, «Стива Джобса в образе женщины», как скромно именовала себя она. Там же была и симпатично разрисованная открытка, внутри которой содержалось лаконичное поздравление на русском языке. Шира не могла удержаться и не блеснуть своими знаниями иностранных языков, хотя поздравление и было очевидно прогнано через Гугл Переводчик. Выглядело оно следующим образом: «С праздником, дорогой Анатолий! Я очень рад передать вам свои наилучшие пожелания и поздравления. С Новым годом, как скажешь. Хорошо, ты один из двух лучших мясников в этом супер! Много радости. поэзия.» Смысл написанного был несколько туманен для Анатолия, но он предпочёл не делать Шире замечаний: мало ли что… Он рассмотрел открытку поближе: на ней все сотрудники «Шефа Иссасхар» были схематично изображены милым семейством коллег, за которыми высился почти божественный, но вместе с тем и материнский образ Ширы, принимающей всю эту пёструю компанию в свои распростёртые объятия. Анатолий выдавил дружелюбную улыбку и ответил: — Спасибо, Шира, очень красивая открытка и книга такая интересная, да… — Большой босс крайне скромна, но это она организовала вам салют, — заговорщицки шепнул Анатолию Рамзуль, улыбаясь. В ту же секунду он заключил его в крепкие объятия. Анатолий дёрнулся от внезапности этого действия, но понял, что объятия эти идут от чистого сердца, и вырываться не стал. — Я вас очень люблю, Анатолий, — проговорил Рамзи, не отпуская несчастного полузадушенного Анатолия. — Вы очень хороший и предельно достойный коллега. Вы большая гордость нашего супермаркета, и я рад, что большой босс дала нам возможность устроить сюрприз для вас. Воистину, это говорит о её великодушии. Я вас очень люблю. Анатолий удручённо закатил глаза и похлопал Рамзи по спине, мягко намекая, чтобы он его отпустил. Рамзи послушался, хотя поддался не сразу. Он ослабил объятия, неимоверно счастливо улыбнулся и провозгласил: — Друзья, подходите поздравлять и дарить подарки! Первой подошла Кохава. Она небрежно вручила Анатолию брелок с эмблемой её любимой автомобильной марки: Мерседес. — Я услышала, что у вас там очередная суета и глупости из-за праздников, плюс Нисим напомнил мне, что стоит что-то подарить. Так что вот, держи, пусть и у тебя будет хоть какой-то Мерседес. — Она ухмыльнулась и посмотрела на Нисима: — Ах да, он ещё подбил меня запускать вместе с ним эти фейерверки. Вышло неплохо, а? — её ухмылка стала помягче, словно бы она интересовалась не насмешливо, а вполне искренне. Анатолий принял брелок и таким же насмешливым тоном ответил: — Так спасибо, Кохава, умеешь делать хорошие подарки. — Не за что, дружище, — отозвалась она. Вслед за Кохавой, удалившейся покурить, к Анатолию подошёл совсем уж неожиданный гость: заядлый футболист и покупатель, мучимый списками покупок его жены, Натан Франко. Он вынул из пакета, который принёс с собой, бутылку арака и — вот так сюрприз! — билет на футбольный матч с участием сборной «Маккаби-Тель Авив». — С праздником, капара! — Он панибратски хлопнул Анатолия по плечу. — Мне тут сказали, что у тебя Новый год. А я всегда там, где весело, так что не мог не заехать к соседям. Ты мне как раз к месту, Анатолий: я, Сарагости и Парселани скинулись на билеты на матч, и тут — бум! — у Парселани, оказывается, годовщина свадьбы, никак не может прийти. Я думал, что теперь с билетом делать? А тут ты так вовремя празднуешь Новый год. И ты доволен, и мы довольны, братан. — Франко нахлобучил на голову Анатолию новогоднюю шапку. — А, да, и арак — это чтобы было чем запивать вообще праздничное блюдо, этого твоего медведя. Наслаждайся, с Новым годом! Натан, самодовольно улыбаясь, вручил бутылку и билет Анатолию и заторопился к своему автомобилю, где его ждали жена и дети. Они как раз ехали в Макдональдс, и Франко, не любящий терять времени даром, решил убить двух зайцев разом и поздравить Анатолия, раз уж супермаркет по пути. — Спасибо! — механически отозвался онемевший с непривычки Анатолий. — Выпьем всё, сходим на футбол, так, да… За Франко наступила очередь Эсти Цагай дарить подарки. Она, одетая в лёгкую кофточку с капюшоном, мёрзла под разыгравшимся вечерним ветром, но специально не шла: ей было по-человечески приятно наблюдать чужую радость. К тому же, и она пришла не без подарка и терпеливо ожидала момента, когда же она сможет его преподнести. И момент этот настал. — Анатолий, — улыбаясь, Эсти обратилась к коллеге, — я очень рада видеть такой яркий праздник, ещё радостнее мне видеть тебя счастливым. Так что… Надеюсь, ты оценишь. Анатолий ожидал получить очередной подарок, но Эсти стояла перед ним с телефоном в руках, как будто бы что-то искала и не спешила доставать праздничного пакета. Анатолий был в небольшом замешательстве. — А где? — уточнил он, чтобы удостовериться, что его не разыгрывают. Эсти коснулась экрана телефона и кивнула Анатолию: — Загляни в «Ватсап». Анатолий послушался, сгрузил подарки Маше и тёще и достал телефон. На экране загорелась выделенная жирным шрифтом надпись и ссылка под ней: купон на бесплатный совместный ужин в ресторане японской кухни! Анатолий открыл рот от удивления, не то удивляясь тому, что ему придётся познакомиться с кулинарными изысками Дальнего Востока, не то восхищаясь современными технологиями. — Это тебе и Маше. У меня в этом ресторане подруга работает, вот, организовала купон. Приятного аппетита, — коротко пояснила Эсти. — Вау, спасибо, Эсти! — ответил Анатолий и перевёл сказанное Маше. — Я вообще-то поняла, — ответила та, пожав плечами. — Наконец-то мы, Толенька, сходим в человеческий ресторан! Анатолий лишь усмехнулся на её слова. — Ладно, пока, с праздником! — мило помахала им Эсти и побежала на автобусную остановку. Мало-помалу все разошлись. Работники супермаркета, прощаясь, смотрели на Анатолия взглядами, исполненными дружеской любви. А он сиял, что та макушка на ёлке, и только кивал головой, как игрушка-котик, которую обычно ставят в автомобиль. — Ладно, идёмте… — сказал он своим прекрасным спутницам. И они пошли. Нагруженный подарками, изнурённый впечатлениями, но страшно радостный, Анатолий сел в машину и обернулся на Машу и тёщу. И они сияли, словно бы кто-то мановением волшебной палочки переменил их и заставил забыть всё то раздражение, с которым они приехали сюда, в супермаркет. Посмотрев на прощание на место работы — последний раз в этом году — Анатолий вновь приметил мерцание цветных огней в павильонах, на потолках и полках, и прежде почти неведомое ему чувство единства со всеми разом согрело его сердце. Всё-таки Шира не ошиблась в своих каракулях, и они действительно немного семья… Это будет лучший в его жизни Новый год.