Böser

Телефон звонко дребезжал, чуть не подпрыгивая на месте, истошно подзывая хозяев. — Бегу! — Крикнул ему Ивушкин, спеша с улицы на веранду и вытирая руки прямо о старые, растянутые на коленях штаны, на которые под шумок неоднократно покушался Ягер, мечтавший выкинуть это безобразие. — Анюта, — радостно приветствовал он старую подругу, чей голос на том конце провода мигом узнал, — ну, как ты, как дети? Собираетесь к нам на каникулы? Мне Клаус с Женькой мозги выели, все скучаем и ждём. — Да всё тихо, Коль. Серёжка вот в первый класс пошёл, пока нравится ему. Демьян обещал достать билеты через месяц, как раз дети на каникулы уйдут. И мы по вам ужасно соскучились. Жена Василёнка вот из Минска звонила, приветы передавала. Говорит, Степан тоже детей на природу вывез. — Ну, я-то не детей, — усмехнулся Ивушкин, — хотя он иногда тот ещё мальчишка. Женька вот не поехала, её в университете сразу делами завалили, не жалеют. Да и не надо, я считаю. Она у меня молодец, справляется. Анна одобрительно хмыкнула в трубку. — Мальчик-то у неё есть? — Какие там мальчики, Ань. Космические корабли строить хочет, одно на уме, — Ивушкин внезапно насторожился, выглянул в окно, — … Вот паразит! — Что там? — Поинтересовалась Анна со смешинкой. — Клаус картошку копает не там! Тоже мне, фермер немецкий. Прости, я должен бежать, — положив трубку, Ивушкин кинулся спасать их урожай от немецкого перфекционизма. — Клаус, нет, положи лопату! Я сам! — Ивушкин прыгал вокруг своего друга сердечного, не обращая внимания на хромоту, уже не так заметную по прошествии стольких лет. — Твоё дело — ягоды, моё — овощи, договорились же! Ягер, который и впрямь был похож на фермера в своём синем комбинезоне на лямках, с размаху вогнал лопату в землю и укоризненно посмотрел на Ивушкина. — Загниёт картошка — плакать будешь потом. — Значит, утешишь меня. Но вообще-то я прав, так что спасибо ещё скажешь, когда драников напечём, — Ивушкин улыбнулся, погладив его по животу, уже не такому твёрдому и плоскому, как раньше. О, Ягер любил драники. И Колю. — Идём на веранду, чайник вскипел, — позвал Ивушкин, приобняв его за талию рукой, но Ягер вывернулся ужом: — Сначала руки мыть. Я отказываюсь отстирывать вещи от земли. — Чистюля немецкая, — Ивушкин со смешком убрал руку, но лишь для того, чтобы хлопнуть Ягера по заду. — Николай!

***

      Усевшись на табуретку и раскурив подаренную когда-то Ивушкиным трубку, Ягер, склонив голову, наблюдал за названым мужем, разливающим кипяток по кружкам. Он, Ягер, предпочитал сладкий кофе с молоком и желательно из рук Коли. Ему шёл четвёртый десяток, волосы тронула седина, да и похудеть бы не помешало, как он считал. Но, зная, с каким обожанием Ивушкин мнёт ему бока, Ягер уже пару лет с чистой совестью откладывал утреннюю зарядку «на завтра». У Ивушкина седины было больше, хоть он и был младше Ягера. Забота Ягера, физкультура и отдых в лечебных санаториях сделали своё дело: Ивушкин больше не напоминал собой скелет. Он окреп, наел мясо на костях и стал таким, каким его видел всё это время Ягер: сильным, крепким, почти здоровым. Теперь у него было даже достаточно сил, чтобы держать немаленького Ягера на весу у какой-нибудь опоры. Они проверяли. — Чего задумался, свет мой, — Ивушкин, потеснив трубку у его губ, оставил на них поцелуй, — кофе стынет. Кстати, что-то все пишут, звонят, только фрау Ягер куда-то пропала. Ягер шумно глотнул кофе и пожал плечами. — Маме сейчас не до нас, и хорошо. Ей всё ещё сложно смириться с правдой. И я в её глазах уже не тот Николаус, которого она думала, что знает. Тот бы не сбежал с русским… Ну, и всё остальное с русским тоже не стал бы делать. — Ничего, привыкнет. Жизнь слишком коротка, чтобы таить обиду на единственного сына. Женька её уже бабушкой называет, и той это, судя по всему, нравится, так что растает фрау Марта, никуда не денется, — Ивушкин обвил Ягера руками и голову на его плече устроил, — моя мать всё ещё думает, что ты мой боевой товарищ и коллега. Жаль, но ей обо всём точно знать не стоит. Марта хотя бы, ну, понимает, что и мужчина с мужчиной может быть. — Мнение наших матерей мне совершенно безразлично, — Ягер добавил в кофе сахара и агрессивно помешал ложечкой. — Какой ты у меня интеллигентный, — умилился Ивушкин, — вот что значит учить русский с Аней да по Пушкину с Толстым. Сказал бы просто: срать мне, Коля, с высокой колокольни… — Зачем, ты и так за меня это скажешь. На улице уже смеркалось. Где-то вдалеке, в лесу, куда они ходили по грибы, подала голос кукушка. «Сколько нам жить?» — спросил мысленно Ивушкин, но вскоре сбился со счёта и продолжил цедить свой чай, машинально покручивая простое кольцо на безымянном пальце Ягера. — Ихь либэ дихь… — Конечно, кого ещё ты мог бы любить, — с долей самодовольства отвечал Ягер, в то же время нежно целуя его пальцы, — а я… — А с тобой мне давно всё ясно, — Ивушкин прижался щекой к его щеке. Ягер точно не был тем человеком, которому нужно было говорить вслух о любви к Коле. — Дверь на веранду не закрывай, оставь щёлку. Вольф мышей ловить уходил. — В сене? Бывшие танкисты, а ныне дачники и хозяева толстого кота, улыбнулись со своей личной старой шутки из той, прошлой жизни. Тихий вечер шёл своим ходом в их небольшом домике.