Память

Пожелтевший лист клена медленно опустился на зеленую сентябрьскую траву, завершая свой последний путь около посеревшего от времени мраморного надгробного камня. Тусклое утреннее солнце бросало несмелые блики на имена и застывшие в вечности статуи ангелов и людей. Могучие деревья замерли, растянув свои ветви в тщетной попытке дотянуться до чего-то недосягаемого, они, как стражники возвышались среди могил, сохраняя покой священного места. Старое кладбище на отшибе встречало редких путников безмолвием, не выдавая тайн своих вечных гостей. В этот древний, захолустный городок команду специального агента Питера Берка привело дело о мошенничестве с ценными бумагами, которое переросло в нечто более глобальное и опасное, требующее времени и обмана, требующее посланных под прикрытием людей. Заставившее Питера Берка остаться в старом городе еще на несколько дней. Поэтому в это сентябрьское тихое утро консультант ФБР был без браслета на ноге. Был абсолютно свободен. Мог бы сбежать. Бросить Питера в этой глуши и навсегда покинуть страну, навсегда исчезнуть из их жизни. Но вместо этого он был здесь, у ограды старого кладбища запыленного штата, абсолютно не похожий на себя. Лакированные туфли заменили дорожные удобные кроссовки. Дорогой с иголочки костюм – слегка потертые джинсы, свободная футболка и черная кожаная куртка. Обычно зачесанные в идеальную прическу волосы сейчас остались растрепанными, а несколько чуть отросших прядей беспорядочно спадали на лоб. Весь лоск и былая уверенность обаятельного консультанта куда-то исчезли, подобно забытой после маскарада в праздничной зале маске. От прежнего мошенника осталась лишь черная шляпа, которую он сжимал в руках, медленной поступью обходя потрескавшийся, посеревший мрамор погребальных плит. Подойдя к очередной из могил, он остановился. Старое надгробие около клена таким же одиноким изваянием, как и сотни других, смотрело на него высеченной в мраморе надписью: «Бенедикт Стоун 1979-1999». Печально улыбнувшись, консультант склонил голову в легком кивке, будто приветствуя старого друга. Подойдя к могиле, он дотронулся до гравировки и, положив шляпу на сырую землю, прошептал: «Здравствуй, Нил».