Абсолютная преданность

      — На колени.       Джон никогда не игнорирует его приказы. Тем не менее, приятно наблюдать, как священник опускается на жёсткий деревянный пол с видом нарочитой неуверенности, почти что граничащей с сопротивлением.       Однако Райли не так глуп, чтобы повестись на это.       Он кружит вокруг священника, точно хищник, преследующий свою добычу, затем хватает того за густые чёрные волосы и резко дёргает, заставляя встретиться с ним взглядом.       Джон тяжело дышит. Его глаза блестят в тусклом свете спальни его дома. Райли невольно вспоминаются камни на песке, которые, отражая лунный свет, мерцают в ласковых водах залива.       Он разжимает пальцы.       — Расстегни рубашку и сними ремень.       — И... и мой воротник?       Райли на мгновение задумывается.       — Его оставь.       Иногда Райли велит ему снять и его тоже. Впрочем, в последнее время это происходит всё реже — теперь он предпочитает привносить в их игру элемент кощунства. Однако Джон знает, что каждый раз нужно спрашивать.       Джон, не отводя глаз от Райли, длинными дрожащими пальцами расстёгивает пуговицы на рубашке. Затем — возится со своим ремнём, вытягивая тот из петель джинсов. Райли слышит его пульс — слабый и медленный, такой же, как у него самого.       Не говоря ни слова, он протягивает руку. Джон вкладывает ремень в его ладонь.       Небольшой ритуал, который они оба знают наизусть.       — Руки за спину.       Джон слегка сдвигается, отводит руки назад и прижимает запястья одно к другому.       Райли обходит священника кругом, туго обматывает ремень вокруг его запястий и затягивает его. На пробу дёргает, убеждаясь, что закрепил ремень прочно и надёжно.       Он не может удержаться, чтобы не полюбоваться открывшимся перед ним зрелищем — тем, как красив Джон.       Тем, как рубашка свисает с его плеч. Тем, как белый воротник подчёркивает идеальную линию шеи, завораживающий выступ ключицы. Тем, как вздымается его обнажённая грудь. Его большими тёмными глазами.       Впрочем, он прекрасен всегда — независимо от того, пребывает ли он в муках страстной проповеди или же в муках оргазма.       — Скажи это, — требует Райли тихим голосом.       Священник делает глубокий вдох.       — Я здесь, чтобы служить тебе, Райли Флинн, — во всём, в чём ты нуждаешься.       Своего рода небольшая молитва между ними.       — Верно.       Райли возится с застёжкой-молнией, высвобождая свой член. Другой рукой он вцепляется в тёмные волосы Джона.       — Открой рот.       Священник подчиняется — молча и покорно.       Удерживая голову Джона, Райли толкает член между его разомкнутых губ. Священник издаёт приглушённый стон, напрягаясь всем телом.       — Интересно, — вслух размышляет Райли, — что бы все подумали, узнай они, что ты делаешь своими губами, когда не проповедуешь слово Божье?       Он убирает вьющуюся прядь со лба Джона. Тот смотрит на него снизу вверх.       При любых других обстоятельствах Райли и не помыслил бы разговаривать с ним в подобном тоне. Здесь, однако, это допустимо, хотя он знает, что Джон просто терпит — проявляет великодушие — ради него.       По крайней мере, большую часть времени.       Прежде он уже переступал черту — и, по правде говоря, не раз. Во время одного из таких случаев Джон не выдержал — отстранился и зарычал на него, чтобы напомнить о границах допустимого.       Но сейчас Райли с жаром двигает бёдрами, вновь запуская пальцы в волосы Джона и удерживая его так, как того желает. Священник безропотно принимает его член, устремив на него взгляд тёмных глаз.       — Чёрт, — бормочет Райли себе под нос.       Он знает, что должен остановиться.       Как бы ни было заманчиво заставить Джона насадиться горлом до упора, а затем смотреть, как тот послушно глотает его семя, точно причастие, — это не то, чего Райли хочет сегодня вечером.       — Встань.       Джон, отстранившись, поднимается на ноги — но напоследок дразняще касается головки члена зубами, бросая на Райли горящий — почти что вызывающий — взгляд.       Напоминание о природе их отношений.       Райли знает, что этот человек может легко одолеть его одной из своих крупных, паучье-цепких рук. Джон возвышается над ним так же, как он возвышается почти над всеми на острове — за исключением двух или трёх его обитателей. Он достиг полной гармонии со своим возрождённым телом, точно знает, на что способен — знает о собственной силе и скорости. Он даже научился держать под контролем свой голод.       И всё в нём завораживает — от глубокого, насыщенного тембра голоса до тёплой улыбки и тёмных — почти что чёрных — глаз, которые, кажется, проникают прямо в душу. Неудивительно, что он с ловкостью обвёл всю паству вокруг пальца, в равной мере даря обещание искупления и внушая страх перед адским пламенем всем, кто подпадает под его чары.       Во многих отношениях он — всё, чем Райли хочет быть.       Однако при этом он всё ещё остаётся человеком Божьим. Он нежный. Скромный. Добрый.       Полностью подвластный ему.       Он отдаёт Райли всё — контроль, власть, своё тело, свою кровь, — потому что это нужно им обоим.       Он отдаёт.       А Райли — берёт и берёт.       Контроль — одна из величайших иллюзий человечества, Райли.       Райли вспоминает об этом, бесцеремонно толкая Джона на кровать и садясь на него верхом. Он склоняется к священнику, останавливаясь в ничтожных дюймах и вдыхая сладкий, опьяняющий аромат его кожи. Джон поворачивает голову, подставляя ему шею. Райли улыбается.       — Пока нет.       Райли снова седлает его бёдра. Невесомо проводит пальцами по ключице, гладкой коже груди, дорожке тёмных волос, которая начинается у живота и исчезает под джинсами.       Глаза Джона закрыты, и он едва ли не мурлычет под ласками Райли. До боли очевидно, насколько сильно он страдал от нехватки телесного контакта большую часть жизни.       Райли слезает с его бёдер. Ожесточённо борется с пуговицей и молнией на джинсах.       Он сопротивляется желанию попросту сорвать их. Вместо этого он проявляет осторожность — заставляет себя быть нежным. Джон слегка приподнимает бёдра, облегчая Райли задачу спустить джинсы по его длинным ногам к лодыжкам.       Райли нисколько не удивлён тому, что Джон полностью возбуждён: тёмная ткань белья нимало этого не скрывает.       Природа щедро одарила его и здесь. Райли полагает, что это ещё одно доказательство того, что Всевышний — если Он действительно существует — обладает странным чувством юмора. Иначе зачем бы целомудренному Божьему человеку иметь столь крупный член?       Однако теперь Джона вряд ли можно назвать целомудренным.       Зацепив пальцами резинку, Райли стягивает с Джона трусы. Отбрасывает их в сторону.       Движимый почти животной потребностью, он прижимается губами к груди священника. Кусает. Спускается ниже, к животу. Снова кусает. Мысленно восхищается тем, как напрягаются чужие мускулы, пока Джон дёргается и извивается под ним.       Чувствуя, как рассудок стремительно затуманивается, Райли переключает внимание на член Джона. Твёрдый, налившийся кровью, тот почти что взывает к нему. Рыкнув, Райли обхватывает головку губами, затем — берёт на всю длину, с жадностью работает языком, невесомо задевает зубами под аккомпанемент стонов Джона.       Вскоре он слышит, как у Джона перехватывает дыхание, и ощущает, как тот напрягается. Как выяснил Райли, священник чрезвычайно чувствителен и подвести его к пику наслаждения не составляет никакого труда.       Решив слегка охладить чужой пыл, Райли выпускает член изо рта.       Затем он вновь обхватывает его губами.       Ему нужно проделать это всего пару раз, прежде чем с губ Джона начинают рваться отчаянные всхлипы.       — Райли, — выдыхает он хриплым голосом. — Пожалуйста.       Райли отстраняется и садится.       — Уже умоляешь?       Джон жалобно ёрзает под ним.       — Я хочу... мне нужно кончить.       Райли вскидывает голову. Ухмыляется.       — Разве я не всегда позволяю тебе?       — Д-да, но...       — Тогда закрой рот, или я дважды подумаю об этом. Понял?       Джон торопливо кивает. Его губы дрожат.       На тумбочке стоит флакон. Райли тянется к нему и, откупорив, смазывает пальцы маслом. Конечно, этот флакон — не собственность Джона, однако Райли начал оставлять тот в его доме как маленькое напоминание о том, что священник принадлежит ему. Ему нравится воображать, что однажды флакон найдёт Бев. Он даже представляет, как трахает Джона у неё на глазах, чтобы, может быть, один раз — всего один раз — она потеряла дар речи, с ужасом осознав, что её драгоценный монсеньор не так уж чист и свят.       О, но она и половины всего не узнает. Случись это, она никогда больше не позволила бы ни одному из них переступить порог церкви.       Райли по-прежнему тешит себя этой маленькой фантазией, раздвигая бёдра Джона.       — Скажи это ещё раз.       Священник судорожно вздыхает.       — Я... я здесь, чтобы...       Райли на пробу толкается внутрь пальцами. Джон закусывает губу, его глаза закатываются.       — Что это было?       — Я здесь, чтобы... чтобы служить тебе, — хрипит он. — Пожалуйста, пожалуйста, используй меня так, как... как считаешь нужным...       Райли убирает пальцы. Ещё раз щедро смазывает собственный член, прежде чем вернуть флакон на тумбочку. Затем — хватает Джона за бёдра и приподнимает его чуть выше, маневрируя его длинными ногами для лучшего доступа. Пристроившись между ними, входит.       Райли медлителен и нежен, однако Джон всё равно шипит и напрягается, когда он оказывается внутри полностью. Райли ждёт некоторое время, а почувствовав, что священник расслабился, начинает с осторожностью двигаться.       Внутри стремительно расползается жар, и он осознаёт, что больше не может сдерживаться. Он ускоряет темп, бросает взгляд на Джона — чтобы убедиться, что тот не возражает.       Ему не стоило беспокоиться. Священник выглядит совершенно опьянённым — глаза закрыты, голова опущена.       Райли просовывает руку между их телами и сжимает член Джона. Из горла священника рвётся тихий, умоляющий полустон, пока Райли трудится над ним — звуки, восхитительно неподобающие для человека Божьего.       Когда он сам толкается ему в ладонь, нарушая ритм, Райли останавливается. Он скользит пальцами вдоль члена Джона, проводит большим пальцем по чувствительной головке. Ждёт, пока тихие постанывания перерастут в неконтролируемые стоны.       — Кончи для меня, — шепчет он.       И Джон подчиняется, вскрикивая и содрогаясь в экстазе всем телом.       Райли удерживает его во время кульминации — но он больше не может откладывать свою собственную. Он рывком дёргает бёдрами, жар, распространившийся внутри — по каждой жилке, — пробивается сквозь кожу, опаляя нервы.       Он хватает Джона за подбородок, вынуждая его склонить голову набок, и впивается зубами в шею. Священник резко вдыхает, содрогаясь в агонии.       Пик наслаждения захлёстывает мощным потоком. Упиваясь чужой кровью, Райли готов поклясться, что чувствует Бога. По крайней мере, может ощутить Его вкус.       Он вплетает пальцы в волосы священника, слыша, как тот задыхается, и едва осознавая глубокий стон, рвущийся из собственного горла.       Когда волны удовольствия наконец стихают, Райли отстраняется от Джона, распутывая их тела.       — Сядь.       Поначалу Джон не может выполнить приказ, изо всех сил пытаясь подогнуть под себя дрожащие ноги, однако в конце концов ему это удаётся. Он тяжело дышит, и его чёрные волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Кожа липкая от следов семени, белый воротник окрашен в багряный цвет.       Райли тянется к нему, чтобы распутать ремень, и руки Джона безвольно опускаются по бокам.       Райли приводит в порядок свою одежду, прежде чем отправиться в скромную ванную комнатку. Он смывает кровь Джона со своих рук, губ и подбородка. Затем, намочив полотенце в тёплой воде, возвращается в спальню.       Он снимает со священника испорченный воротник и рубашку, затем начинает осторожно вытирать его кожу — грудь, живот, между бёдер. Джон остаётся совершенно неподвижным, позволяя ему продолжать своё занятие.       Позволяя ему очистить себя от их грехов.       Когда Райли доходит до его шеи, то видит, что рана от укуса достаточна глубокая и всё ещё кровоточит. Он нежен настолько, насколько возможно, однако Джон всё равно болезненно морщится от его прикосновения.       — Мне жаль, — бормочет Райли. — Я определённо перестарался.       — Я более чем способен утолить твой ненасытный аппетит, Райли Флинн.       — И всё же.       Он откладывает полотенце в сторону, и священник спускает ноги с края кровати, приподнимая бёдра, чтобы натянуть джинсы.       Затем Райли тянет его обратно, и Джон пристраивается рядом, прижимаясь к нему.       В течение следующих нескольких минут они остаются в таком положении — Джон примостил голову в изгибе шеи Райли, а тот рассеянно играет с его волосами.       Однако это не может продолжаться долго.       — Мне нужно идти, — бормочет Райли.       — Я знаю.       Он отстраняется. Прижимается губами к виску священника.       — Я вернусь... завтра. После мессы.       — Хорошо.