Темные Тени

Давным-давно по всему миру разразилась страшная эпидемия гриппа. Испанская болезнь (как её принято было называть), не щадя никого, ежедневно уносила сотни тысяч жизней: дети, старики, беременные женщины – все они на ровне с остальными умирали в ужасных муках, захлёбываясь собственной кровью. Тёмные времена охватили всё человечество. Люди подвергались заражению в невиданных масштабах, лекарства не было, а смертность росла. Война стала казаться не такой пугающей, как неизведанный недуг. "... сегодня моя жена заболела этой хворью. Угасать начала прямо на моих глазах. Мы думали, что болезнь отступила, но могил стало всё больше..." — гласит запись из старого обрывка. — "Я не знаю что мне делать. Все симптомы на лицо: кожа посинела, кашель с кровью, высокая температура... о, боги, кажется, у неё лихорадка." 19 апреля 1920 год. "... давеча священник сказал, что ей осталось недолго. Утром будем отпевать. Но я не готов с ней расстаться! Как же... куда же мы без неё? Что мне говорить нашей маленькой Андрии? Она умная, внимательная девочка, всё вокруг замечает. Только что спросила у меня, почему мама так долго спит. Боги... мне страшно подойти к кровати." 20 апреля 1920 год. "Её больше нет. Чувствую словно вместе с ней исчезла и часть меня. Ума не приложу, как нам дальше жить. Но... я должен держаться. Должен ради Андрии. Всё, что осталось у меня – моя милая дочка..." 24 апреля 1920 год. "Этой ночью Андрию стошнило кровью. Мне нужно немедленно что-то делать. Георг сказал, что в деревне появилась какая-то святая; она собирает местных в церкви и дарует им исцеление. Не доверяю я ей... но Георг заверил, что женщина и впрямь могущественная: вчера приволокли к ней старика Отто в ужасном состоянии (деда все мысленно похоронили уже), а сегодня он, как ни в чём не бывало, пилит брёвна на своей пилораме. Что ж, больше ничего не остаётся – беру Андрию на руки и бегу в церковь." 25 апреля 1920 год. "Это чудо! Моя девочка вылечилась! Женщина по истине была послана нам богами. Такая таинственная и величественная... люди говорят, она нездешняя, но, клянусь жизнью, я её где-то видел. Только не помню где. Матерь (она попросила себя так именовать) порекомендовала мне на всякий случай, тоже вколоть какую-то инъе... кцию (кажется, так женщина её назвала), чтобы не заразиться. Делать нечего. Согласился." 26 апреля 1920 год. "Сегодня Матерь Миранда собрала всех в церкви и поведала о том, что исцеление – это дар Тёмного Бога. А сама она является жрицей его культа. Странно. Разве боги могут быть тёмными? В любом случае, справиться от недуга он нам помог. Больных стало меньше. Священник и староста предложили сделать её главой деревни. Восхитительная идея! В конце месяца её возведут в эту должность. Предвещаю, что для поселения начинаются новые, лучшие времена!" 27 апреля 1920 год. "На плече, куда вводили иглу, я заметил необычную сыпь: кожа вокруг стала... серой. Зудит страшно. Ещё эта головная боль... не могу сосредоточиться за работой. Даже писать даётся с трудом. Я несколько часов пытался написать лишь это. Чертовщина какая-то..." 28 апреля 1920 год. "Сегодня пришёл Георг. Принёс дурные вести: шестеро человек из восьми, которым вводили укол умерли ночью. Мне стало страшно. Мигрень всё никак не покидает, да и сыпь растёт. Нужно сходить в церковь. Что же Матерь скажет по этому поводу?" 29 апреля 1920 год. "Когда я спросил у Матери, что со мной происходит, в ответ она лишь как-то странно улыбнулась. Разве я сказал что-то смешное? Потом она заявила, что у меня крепкое тело... что это значит? Ничего не понимаю! О, Тёмный Бог, как же я зол! Хочу сломать всё к чертям. И этот навязчивый дурак Георг... чего он на меня так смотрит? Разорвать бы ему глотку!" 30 апреля 1920 год. "... как же хочется есть. Никак не утолить голод. Почему?" — далее текст был неразборчив: почерк резко испортился, а чернила потекли пятнами, словно кто-то капал на лист бумаги слюной. — Чёрт возьми! Не прочесть. Мужчина стоял, опиравшись ладонью на поверхность ветхого стола, и глядел в старый обрывок. В свободной руке он держал фонарик, белый свет которого позволял разглядеть текст в этом полумраке неосвещённого помещения. — Не знал, что ты понимаешь румынский, — неожиданно раздался шутливый голосом второго. Он, поднимаясь с колен, отряхивался от слоя пыли, прилипшего к его кожаной коричневой куртке. — Нашёл что-то интересное? — Угу, — подтвердил тот, не оборачиваясь к своему напарнику. — Что тебе известно об испанском гриппе? — Ужасная болезнь, которая выкосила миллионы людей. Неизвестно как началась, неизвестно как закончилась. Зачем ты спрашиваешь? — Какой-то местный пишет, что им удалось перебороть грипп с помощью "femeie sfântă". — С помощью кого? — Святой женщины. Некая Матерь Миранда привила население, вколов им неизвестную вакцину. Однако, что-то явно пошло не так. Местный житель упоминает побочки. — мужчина отошёл от стола и приблизился к напарнику. — Как думаешь, наш клиент? — Веро-о-оятно, — почесав густую тёмно-каштановую бороду ответил второй. — О каких побочных эффектах шла речь? — Странная сыпь серого цвета, зуд, головные боли, эмоциональная нестабильность и... голод. — Сыпь серого цвета? Голод? Очень интересно... что же она им вводила? — Не имею ни малейшего представления, а уж он – тем более. Но я уверен, это то, что нам нужно. — Откуда такая уверенность? — усмехнулся напарник. — Может, это аллергическая реакция. Вколола ему какую-нибудь пустышку и... ладно-ладно, не смотри на меня так. Я просто шучу. Перестав сверлить напарника укоризненным взглядом, первый мужчина тяжело вздохнул. — Это тут совершенно не к месту. Мы на серьёзном задании, Алан, — он ущипнул себя за переносицу, а затем, помигав светом фонарика пару раз, направился по узкому коридору. — В любом случае, как заявляют HCF, в этом восточноевропейском регионе был когда-то замечен доктор Озвелл Спенсер. Босс говорит, что именно здесь тот положил начало своим "видениям" переделать мир. — В этой самой старой лачужке? — спросил Алан, тут же последовав за напарником. — Нет. Должно быть что-то ещё... целая деревня. Но я не пойму где. Кроме старого дома, в которым мы на данный момент находимся я больше ничего не заметил. Нужно его как следует осмотреть. Может, найдём потайной вход. — А что если нас обманули? — засомневался второй мужчина, осматривая тёмные стены коридора. — И здесь ничего не было, нет и не будет? — Бессмыслица. Зачем HCF обманывать синдикат? — После инцидента в Раккун-Сити “Амбрелле” и её организациям доверять не стоит. — У нас общие интересы, — развеял он сомнения напарника. — Даже если что-то в этом сотрудничестве не так – указанная местность, в любом случае, хранит в себе какие-то тайны, волнующие HCF. И той Матери Миранде может быть известно о БОО. Немного помолчав, явно не зная что ответить, второй мужчина пожал плечами. — Не нравится мне всё это, Майкл… ох, как не нравится. — Нас никто не спрашивает, Алан. Мы приехали в Карпаты по чрезвычайно важному заданию и не уедем отсюда до тех пор, пока не получил ценную информацию. Всё, что от нас требуется – делать своё дело. Прости за тавтологию. Алан не ответил. Он замер возле стены, на которой белым мелом был начертан таинственный символ с крылатым эмбрионом, находящимся в каком-то рунном кругу. Непонятная сектантская символика полностью овладела его вниманием, отчего мужчина даже не заметил, как остался один в мрачном тёмном коридоре. — Ма-а-йк, — тихо позвал он напарника. — Ты должен это видеть. Однако, отклика не последовало. В помещении стояла мёртвая тишина. — Черти бы тебя побрали, Беннет! Где уже носит твою задницу? Второй мужчина сильно занервничал. Загадочные обстоятельства, с которыми им пришлось встретиться на пути, одинокий дом, с отсутствующими в нём признаками какой-либо жизни, жуткая неизвестная символика, а теперь ещё и пропажа напарника – всё это каким-то образом давило на него. Алан по натуре своей пугливым никогда не был, но ситуация начала напоминать клишированный фильм ужасов. Ему, вследствие своей профессии, доводилось лицезреть достаточно пугающих вещей собственными глазами, посему данная ситуация не могла не казаться ещё более жуткой. Особенно после того, что поведала им организация. — Этого ещё не хватало… — прошептал тот, медленно извлекая Glock 21 из кожаной кобуры, висящей на поясном ремне. — Майкл! Алан слышал лишь собственное эхо, отдававшееся от ветхих стен старенького домишки. Помещение было небольшим, потеряться в нём, казалось, невозможно, но куда же тогда мог деться его напарник? Ответ крылся лишь в конце неосвещённого коридора, ведущего в неизвестность. И агент был вынужден крадущимися шагами двинуться прямо. Карие глаза быстро привыкли к полумраку помещения, позволяя довольно сносно различать окружающие предметы и обстановку: интерьер дома выглядел очень старо, словно мужчина угодил прямиком в начало XX века, кругом бардак, а на стенах всё те же неизведанные символы и жуткие картины каких-то людей, вещей и… таинственной женщины с золотым нимбом и карнавальной маской, нос которой напоминал тонкий длинный клюв. — Здесь что, секта какая? — искренне удивился Алан. Тёмный коридор быстро вывел агента в небольшую пустую комнату, где кроме деревянных стеллажей с кучей всякого барахла находился лишь спуск в погреб. Широкие каменные ступени сходили вниз, завлекая непрошенного гостя во мрак неизвестности. И будь он чуть умнее, не стал бы принимать столь подозрительное приглашение узреть что же приготовила для него тьма заброшенного дома. Однако, Алан Дроуни не был бы лучшим агентом преступной организации, если бы ему не приходилось рисковать собственной жизнью и принимать бездумные решения. Да и другого выхода попросту не оставалось – только вниз. — Надо будет напомнить этим уродам, чтобы подняли мне зарплату. — передёрнув затвор пистолета, мужчина осторожно ступил на лестницу. Держа заряженное оружие наготове, агент Дроуни приставными шагами спустился вниз. Он понимал, что такое безрассудное действие по закону жанра ужасов не могло сулить ничего хорошего, но будто бы ему есть что терять, в конце-то концов. Пусть умереть в запустелом домишке, находящимся в Богом забытом месте и не являлось тем, чего сейчас хотелось, однако... хуже бездействия нет и не будет ничего. Даже смерть не столь ужасна, нежели трусливая попытка бросить напарника на произвол судьбы. Посему мужчина, сам того не заметив, уже брёл по пугающему холодному тоннелю, остерегаясь любого шороха, издаваемого маленьким безобидным грызуном, в надежде отыскать увлечённого идеей выяснить что к чему товарища. — До-ок? — обратившись к темноте, Алан шёпотом позвал его. — Беннет, чёрт бы тебя побрал, мне начинает это надоедать. Ты слышишь? Наконец из тягостного безмолвия, что успело нагнать тревогу, до агента донёсся посторонний шум: звуки шагов принесли облегчение, однако, в то же время заставили интуитивно попятиться назад. Кто бы или... что бы там ни было – на имя напарника оно не откликалось. — Майкл, — продолжил настаивать Дроуни на получении ответа. — Если ты сейчас не отзовёшься — я выстрелю тебе в ногу, сукин сын! Откуда-то со стороны послышалось чьё-то встревоженное дыхание, вынуждая Алана нервно забегать глазами по тёмному погребу. Доктор Беннет всё не отзывался, но ощущение чужого присутствия поблизости не давало покоя. Когда слева раздался шорох, мужчина молниеносно обернулся и угрожающе выставил перед собой Glock 21, сжав его двумя руками. В поле зрения агента по-прежнему не было видно никого, ни единой души, что могла издавать подобные грудные звуки, однако, вдохи не прекращались, даже усиливались. «Кто здесь?» хотело бы тревожно вырваться из горла, как кто-то, крепко схватив сзади, прижал его к стене, а затем зажал рукой рот. — Т-ш-ш! — шикнул тот беспокойным голосом. — Да тише ты, чёрт подери! Агент Дроуни задёргался, замычал, попытался стукнуть лбом нападающего, но, услышав знакомый глас и встретившись взглядом со тёмно-зелёной радужкой, едва проглядываемой во мраке, мигом расслабился. Тогда доктор Беннет, заметив, что напарник успокоился, ослабил хватку и убрал ладонь от его губ. — Свои, — заверил агента Майкл, а потом отшагнул назад, дабы увеличить между ними дистанцию. — Всё ещё свои. В ту же минуту, стоило лишь руке освободить рот, второй мужчина разгневанно рявкнул: — Ты рехнулся?! — столь странное воссоединение совсем не впечатлило Дроуни. — А если бы я выстрелил? — С заломанными руками-то? — скупо усмехнулся док. — Только если в пол. — Кретин! Почему не отзывался? Это какие-то дурацкие игры, мать твою? Или ты, сука, глухой?! — Попросил же быть потише, Алан. Не вопи. — поправив воротник серого пальто, Майкл включил фонарик. — Прости, если напугал. Я услышал шаги наверху... — Это были мои шаги. На бледных тонких губах доктора мелькнула кисловатая улыбка. — Тогда чьи были здесь? Эти слова почему-то отозвались холодными мурашками по всей спине агента. Связано с выражением лица напарника, его неоднозначным тоном или же с внутренним чутьём, что никак не могло угомониться – Дроуни было не совсем понятно. — Хотя... возможно, мне просто причудилось, — с усталым видом мужчина пожал плечами. — И это действительно были твои шаги. — Да чёрт его знает, Беннет, на самом-то деле. Мне кажется, я уже ничему не буду удивлён. — Наверное, я тоже, — согласился док. — Но про осторожность забывать не стоит. Кстати! — спокойная интонация Майка резко и неожиданно сменилась на восторженную. — Смотри, что я здесь нашёл. Не успел агент и губами пошевелить в попытке задать вопрос, следующий обычно за такими фразами, как напарник сунул ему в руку небольшую, лёгкую книгу с кожаным переплётом. — Интересно выглядит, не так ли? Теперь внимание Дроуни было приковано к странному презенту: тёмно-коричневая обложка явно была сделана из кожи дикого животного (на ощупь очень приятная), пушистый слой пыли говорил о пролетевшем времени, а желтоватые листы были тому подтверждением; где-то по середине торчала толстая шерстяная лента, хозяин дневника по какой-то причине его не закончил, но очевидно вернуться к странице, на которой закрепил ляссе собирался. Однако, так и не вернулся. А вот по центру книги была уже знакомая глубокая гравировка – маленький человеческий эмбрион с торчащими коротенькими щупальцами по всему тельцу спрятанный в золотом круге, из которого пробивались четыре вороньих крыла. — Я уже видел этот символ, — сказал агент, указав на эмбрион пальцем. — Его кто-то изобразил на стене, наверху. Майкл утвердительно кивнул. — Они везде: вверху, внизу, на стене и даже полу. — Ты знаешь что они означают? — Я доктор биологических наук, а не оккультных. Понятия не имею. — Эта штука, — мужчина постучал пальцем по гравировке. — Похожа на зародыш. Доктор вновь согласно качнул головой. — Я заметил. — Как думаешь, связана ли местная "пентаграмма" с тем, что мы ищем? — Это я и хочу выяснить, Алан. Агент Дроуни покрутил в руках поданную записную книжку, принадлежащую, надо думать, бывшему владельцу дома, внимательно осматривая каждую из сторон, будто бы на переплёте, блоке и корешке могли оказаться какие-то пометки, а затем спросил: — Где ты её нашёл? — В шкафу, — тут же ответил доктор Беннет и указал большим пальцем себе за спину. — А если быть точным – в старой коробке со всяким хламом. — Нечто подобное там ещё было? — Нет. Я бы это без внимания не оставил. — Ну, разумеется, — невольно прыснул агент, затем аккуратно открыл загадочный дневник. Первая страница тут же завладела вниманием двух мужчин: вместо введения, выходных сведений, заглавия и даже имени хозяина – на авантитуле ржавым кусочком сложенной пружинной проволоки был закреплён маленький лист форматом А6 с карандашным наброском. На потёртой бумаге был изображён эскиз портрета некого молодого человека с длинными волосами и натянутой улыбкой. — Автор книжки? — предположил Дроуни, открепляя незаконченный рисунок молодого парня от первой страницы. — Или чужой набросок автора книжки. — добавил Майкл, светя фонариком на портрет, написанный грифелем. Перевернув рисунок на обратную сторону, на глаза попалась замысловатая пометка, выведенная разборчивым изящным почерком: — «Улыбайся, пока жив – ведь мёртвым этого не дано». — с угрюмой интенцией прочитал Майкл. — «… июнь 1960 года». — 1960 года? — на всякий случай уточнил агент. — Этой зарисовке ровно сорок лет. — Не исключено, что и дневнику тоже. — Неплохо сохранился. Док едва заметно усмехнулся. — По крайне мере, получше, чем этот проклятый дом. — Да-а, хозяин явно был тем ещё неряхой. — Кстати о нём, — Майк трепетно, словно лист бумаги мог в один миг порваться, перевернул страницу и посветил белым лучом на острую готическую фрактуру. — Может, где-то указано его имя? Однако, кроме заглавия, написанного на румынском языке и выделяющегося размером, пометок больше никаких не было. Доктор перелистнул ещё несколько страниц, дабы точно убедиться в том, что владелиц дневника пожелал остаться анонимным, затем, не найдя ни намёка на личность автора, вернулся к началу. — Дальше идут уже записи, — сказал он, тяжело вздохнув. — Имя хозяина дневника мы так и не узнаем. — Да и чёрт с ним! Его дело сделано, дальше мы как-нибудь сами. — А вдруг это дневник Спенсера? — Ну так, ещё лучше. Нам нужна исключительно информация, а не человек, что её предоставил. — Нет же, — возразил док. — Ты только представь, что будет, если сейчас вскроются детали, о которых даже самой “Амбрелле” неизвестно. Подумай, Алан, как наша организация сможет повернуть всё в свою пользу, доказав мы то, что Спенсер таил куда более чудовищные секреты. Агент лишь неоднозначно пожал плечами и ничего не ответил. Для Алана Дроуни секретные записи Озвелла Спенсера (если дневник всё же принадлежал именно ему) не были столь ценны, как для его напарника – доктора Майкла Беннета. Их мотивы значительно разнились: если Майку была важна информация в целом (док безумно грезил узнать все возможные способы модифицировать организмы, меня их генную структуру), то для Алана прочесть записную книжку и получить необходимые сведения надобно было исключительно для того, чтобы поскорее справиться с заданием, а затем благополучно вернуться в штаты и больше никогда не вспоминать о чертовщине, с который здесь пришлось столкнуться. Подвешенные на верёвке к ветвям деревьев мёртвые вороны и леденящее душу злобное рычание в кустах ещё долго не оставят его мысли в покое. — В любом случае, нужно прочесть этот дневник, — доктор жадно потянул книжку на себя. — И разобраться, что же делал в этом регионе Спенсер. — Ма-а-айкл. — Что? Проследив за озадаченным взглядом напарника, Беннет заметил, как нагло выдёргивает из рук Алана таинственный дневник. — Я... я мог бы прочесть его тебе, — тут же начал оправдываться доктор, не выпуская из цепкой хватки заметки. — Он полностью на румынском. — Было бы неплохо. — вследствие сомнительного поведения товарища агент недоверчиво прищурил карие глаза. Его интонация стала звучать с излишней прохладцей, которую Майкл не мог не заметить. Но всё же, невзирая на явные подозрения, агент решил пойти напарнику на уступки. В любом случае, местного языка он действительно не знал, и выбор как такого у него не было. — Позволишь? — Конечно. Бери. Дроуни спокойно (по крайне мере, сделал вид) отдал напарнику записи незнакомца, однако, указательный палец его ладони, что плотно сжимала рукоятку оружия, настороженно лёг на спусковой крючок. Разумеется, убивать Беннета он бы не стал, но Алан слишком долго работает в преступных организациях с сомнительными личностями, для которых собственные интересы могут быть в приоритете намного больше, чем интересы начальства, посему небольшая осторожность отнюдь не навредит. Когда дневник оказался в руке, Майкл увлечённо забегал очами по желтоватой странице с выделяющимся заголовком. — Что тут написано? — спросил Дроуни, ткнув в единственную на листе надпись. — "Satul Umbrelor", — на удивление сухо ответил ему Майк. В темно-зелёных глазах доктора куда-то исчез весь азарт, в голосе потерялась долька возбуждённости, а выражение лица вновь приобрело прежний скептицизм. — "Деревня Теней". Алан поднял голову на Беннета и их недоумевающие взгляды встретились: разочарованный доктора, вопросительный – агента. Оба мужчины определённо не были готовы к столь сверхъестественному названию. Что это могло значить? Какие ещё тени? Вопросы навалились все разом. В погребе повисло тягостное молчание.