***
Поздний вечер. Время потихоньку приближалось к ночи. На небе светилась тусклым светом одинокая луна, которую на зло прикрывают тëмные тучи, закрывая ей обзор на высоко этажных, ярких зданий, рассыпанные по всему Нью-Йорку. На улице шëл дождь, капли разных размеров постукивали по стеклу автомобиля, отдаваясь в ушах глухим звуком, за окном мерцали неразборчивые разноцветные огни, изредка мог узнать в них другие машины, светофор, вывески магазинов. Я с Италией находился на территории Соединённых Штатов две с половиной недели, чтобы уяснить кое-какие погрешности… Мы должны были уехать к завтрашнему дню, однако нам пришло сообщение от американца о приглашение на мероприятие, так сказать, предложили отдохнуть, опустошить голову от навязчивых проблем. Если дают возможность расслабиться, то необходимо соглашаться, потому что такой шанс выпадает не всегда, потому непременно согласился, игнорируя попытки моего любовничка меня образумить. Лучше проведу время с более интересными, но лицемерными личностями, чем с истеричкой или же, как мне нравится называть «мальчик с богатой эмоциональной палитрой». Но он всё равно решил пойти вместе со мной, прилип ко мне, как жвачка, честное слово! Нам любезно дали личный автомобиль с личным водителем, чему был непременно рад, так как не хотелось платить за такси, остерегаясь того, что в салоне может быть грязно, душно и могло пахнуть тяжёлым ароматизатором. Я это просто терпеть не могу! — Остановите здесь, пожалуйста, — прозвучал позади сиденья мелодичный, полно спокойствия голос, — Герман, можешь купить мне какой-нибудь кофе? Только не капучино, ты знаешь, пью его исключительно по утрам. Мы остановились у одного на вид приятного здания, где виднелась яркая зелëная вывеска с надписью «Starbucks». Довольно популярное кафе, но мне казалось, что Италия не переваривает у них кофе. — А ты не можешь подождать, когда мы приедем? Там будет всë: алкогольные напитки, закуски и по твоему щучьему велению принесут кофе! — не выдержав повысил тон на него, поворачивая голову через плечо, чтобы взглянуть в бесстыжие глаза. Я увидел непривычное спокойствие, лëгкую, но холодную улыбку. Перекидываешь ногу на ногу, скрещивая руки в прочный замок. Не могу признать самому себе, что сейчас ты выглядел восхитительно, как Снежная королева, ко всему этому подходил идеально белый, строгий костюм. — Я хочу кофе. Тебе так сложно принести? — делает секундную паузу, — Пожалуйста, дорогой. Кусаю нижнюю губу, нервно выдыхаю. Сдерживаю себя изо всех сил, дабы не залезть на заднее сиденье, железной хваткой не взять за горло и не придушить, попутно начиная бить по смазливому лицу. Бью кулаком по двери, топая ногой, попутно выругавшись нецензурной бранью выхожу из автомобиля и направляюсь быстрым шагом к злосчастному кафе. Очередь меня конкретно убивала. Однако приятный пряный запах, распространившееся по всему помещению, ненадолго успокаивал. Играла еле слышная мелодия, если не ошибаюсь, это классика, как раз то, что мне нравится. Припоминаю, когда был мальчиком, мне прививали любовь к классической музыки, больше всего к Моцарту и Себастьяну Баху. Выходя со стаканчиком в руках, глазами выискивал машину, одновременно в голове представлял задыхающийся итальянца, который подавился напитком и мучительно умирая, глотал воздух ртом, словно рыба на суше. Подхожу к месту с непонимающим видом обнаруживаю пустое место. Для убеждения в правдивости несколько раз моргаю, смотрю по сторонам в надежде найти знакомую марку, номер, но не обнаруживаю ничего. Начинаю волноваться. Вытаскиваю из кармана пальто телефон, судорожно набираю номер Италии и ощущаю, как пот неприятно покрывает моё тело, становится жарко. Слышу гудки. Они долго не прекращаются, от того сжимаю пальцами телефон, а другую руку стараюсь держать в расслабленном положении, не хотелось бы сжать стаканчик и обжечься. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Не могу поверить! Надо было догадаться, что здесь что-то не так, а я пошëл выполнять его прихоти! Теперь чувствую себя идиотом, псинкой, ослом. С нескрываемой злостью бросаю стаканчик в сторону, едва не задевая мимо проходящего очередного наркомана, шатающихся на ватных ногах, попрошайничая денег. Смею предположить, что, сумев, попасть в него, то никто не станет помогать, чтобы не запачкать руки, ведь мало ли где шатался, в каких мусорных баках копался, да и какая с этого выгода? — Такси!***
Приехав до места назначения я энергично выхожу из автомобиля, бросая пару бумажек водителю, желая из вежливости хорошего вечера, а в ответ слышу бухтение. Делаю несколько шагов вперëд плавно опрокидываю голову наверх, принимаюсь оценивать многоэтажное здание, которое особо ничем не отличалось от остальных или мне просто не хотелось сейчас замечать что-то особенное, какие-то мелкие детали. Моя главная задача найти эту мразь и преподать особый урок, который на вряд ли забудет, не станет потом так поступать со мной следующий раз. Он не посмеет. Захожу внутрь. Яркий свет меня ненадолго ослепляет рефлекторно зажмуриваюсь, пару раз моргаю и вижу необычные узоры перед собой. Привыкая к свету, хоть не сразу, направляюсь к лифту, нервно потирая шею, и пытаюсь подавить желание закурить, почувствовать приятную горчинку на языке, в горле. Твою мать! Почему нам тоже приходится мучиться с вредными привычками как смертные? Чтобы мы были таким образом равны? Уморительно! На моё плечо опустилась тяжёлая, судя по всему, мужская рука, заставляя, повернуться к нему передом. Пришлось с нехотя «подчиниться». На меня смотрел уставшим видом охранник, лет так сорока, его брови были приподняты. Он терпеливо чего-то ожидал, поджимая губы. — Я по приглашению. Для доказательства могу показать сообщение. Ощущаю лёгкость в плече, на что расслабленно приулыбаюсь, так как мне дали личное пространство и больше никто не собирается трогать. Незнакомец беззаботно уходит, пряча руки в карманы, насвистывая режущую слух мелодию. Даю пари, что решил проверить для галочки, ему не особо интересно кто сюда зашëл, даже если это будет вор, убийца, террорист. Захожу в лифт и нажимаю на кнопку верхнего этажа. Поднимаюсь. На стене висело большое, чистое зеркало позволяющая разглядеть в полный рост хозяина измученного тела. Глядя на себя я зарываюсь длинными пальцами в взъерошенные волосы, замечаю под глазами круги говорящие о моей усталости. В последнее время сплю плохо: дел не за горами, мучает бессоница, да и кровать в отеле не особо удобная. Успокоительное, специальные таблетки для сна принимать категорически не хочу, ещё умудрюсь подсесть на них, будто на дорогостоящие наркотики, от которых буду сходить с ума, получать некую эйфорию. Двери бесшумно открылись. Перед моим взором предстал обширный зал наполненный странами из Евросоюза и несколько стран из СНГ, которые собрались в отдельных кружках шумно разговаривая о своëм, держа в руках бокал содержимым алкоголем. Стояли накрывший белой скатертью столы, на которых находились закуски, десерты и декоративные свечи. Выходя из лифта, поправляю галстук, бегая глазами по помещению, выискивая знакомое ненавистное мне лицо, выводящее на всевозможные эмоции. — Добрый вечер, Германия, не предполагал, что вы тоже здесь будете. Почему не отвечали на сообщения, игнорировали мои звонки? Я узнаю этот голос из тысячи. Он принадлежал высокомерной выскочке, думающий, что все ему должны, что он жертва тех или иных обстоятельств, любящий притворяться безобидной овечкой. Все же мы знаем фразу: «волк в овечьей шкуре»? Пришлось повернуться к нему лицом, дабы не показывал очередную драму, не позорил себя вместе со мной. — Здравствуй, Польша. Прошу прощения за грубость, но я был просто занят. Презрительно улыбается, слегка наклонив голову в бок, от этого пару белобрысых кудрей упали на лицо, покрытое всего лишь одним небольшим шрамом на скуле. На теле, похоже, побольше шрамов, так и ожогов, но он тщательно пытается скрыть. Это небольшое напоминание, что данное уродство сделал с ним Третий Рейх. И, после его таинственного исчезновения или же «смерти», теперь я отдуваюсь за него. — М-м-м, как и сейчас? Вы так трудолюбивы. Видно невооружённым глазом, как мучаетесь, — издевательски посмеялся, довольствуясь оригинальной шуткой, отпивая содержимое в бокале, — Где деньги? Мне нужно напоминать, что он сделал со мной, с моими владениями и с моими людьми? Я поджимаю зубы, хмурясь, ненадолго позабыв, что одно заметное недовольство перед Польшей обернëтся против меня. Это именно он виноват случившиеся, если бы не был упрямым бараном и делал всë, что от него хотел Рейх, вышло по-другому. — Скоро. Дайте мне пару дней. Не дожидаясь ответа, ухожу быстрым шагом подальше, заворачивая за угол, подавляя желание повернуть голову назад, ожидая увидеть выскочку, успевший догнать меня. Угораздило же стать страной, а не человеком, тогда бы не знал никаких забот и если бы настал тот день, когда пойдëт, грубо говоря, по пизде, с лëгкостью покончил жизнь самоубийством. Случайно влетев в кого-то, поспешно извиняюсь, потирая ладонью грудь, избавляясь от малюсенькой, временной болью. Взглядом сталкиваюсь с гадëнышем, которого хотелось ударить, задушить, свернуть шею, напомнить, кто тут главный. Железной хваткой хватаю за плечо. Слышу шипение, последовало сопротивление сопровождающей итальянской нецензурной бранью. Вдалеке замечаю высокого мужчину, кажется, это Канада, ищущий усердно кое-кого. Предположив, что ищет Италию, поспешно захожу в первую попавшую комнату, заталкивая его внутрь, закрывая дверь на щеколду. — Здорово ты разозлился. В принципе, это было ожидаемо. — Сукин сын! Ты страх потерял?! — мой голос звучал грубее обычного. Сам того не ожидал. Из-за прилива злости кровь побежала по жилам, от того виски отдавали неприятную пульсацию. — Я думал, что ты психанул, ушёл куда-то, — раскачиваясь с пятки на носки, разглядывал меня пустым взглядом, который, к слову, я никогда не видел. Изумрудные глаза постоянно были переполнены энтузиазмом, жизнерадостью, любовью, а сейчас мне будто дали нехилую пощёчину. — Ладно-ладно. Дело в том, что мне нужно было поговорить кое с кем. Ты только бы мне мешал. Пугал своим ревнивым оскалом. В недоумении приподнимаю брови, расправляя плечи. Такого бреда не ожидал! Что он напридумал в своих ванильных мечтах? Я его ненавижу. Меня раздражает каждый сантиметр его тела, как он дышит, улыбается, дурацкая манера речи. Твою мать, побыстрее бы он сдох. — Ты совсем ебанулся? — выдаю первое попавшиеся на ум вопрос, делая шаг вперëд. — Я тебя терпеть не могу. Я пользовался тобой, как только хотел, истеричка проклятая. Мне есть дело до тебя? Ха! — Вот как… Ты так ещë не осознал или просто не хочешь принять это? — промолвил ты не привычным леденящим душу голосом, прячешь руки за спиной, а на губах образовалась спокойная улыбка, — В таком случае, мне нет смысла ничего скрывать от тебя дальше: я тоже пользовался тобой, так как меня интересовало вооружение, будь это танки или самолёты, либо же огнестрельное оружие. Вы, немцы, превосходно создаëте вооружение, будто это у вас в крови. И чего греха таить? Мне твоя промышленность привлекает. Пришлось быть хорошим мальчиком, который по уши влюбился в такого нарциссического мудака, как ты. Терпеть унижения, так ещë проводить бессонные ночи в одной кровати. Воротило? Не то слово. Минутная пауза. Смотришь на мою реакцию? Да я пытаюсь держать себя в руках, чтобы не ударить прямо в нос. — Вижу не понимание на твоëм лице. Это понятно. Никому не было бы приятно такое слышать. Так ещë, небось, задаëшься вопросом: зачем? Дело в том, что любовником быть куда проще, чем другом, приятелем. Словно рефлекторно доверяешь своей половинке и не скрываешь никаких секретов, даëшь всë то, что только попросят. У меня не было мыслей, что сумею в себя влюбить волшебным образом. Я предполагал, что поговорим по-взрослому. Расскажу, что нашëл партнëра получше и разойдëмся мирно. Однако глядя в твои преданные щенячьи глазки, мне хочется умиляться. Давно ли не ощущал всю ту любовь, что я тебе давал, хоть и фальшивую? В порыве гнева набрасываюсь на тебя, прижимаю к ближайшей стене, хватаю за горло. Сквозь зубы выдавливаю из себя оскорбление, которое должно запомниться надолго, желательно обидное. В груди неприятно жгло, в горле пересохло, а руки почему то предательски дрожат. Смотрю за тем, как ты пытаешься выбраться, но твои попытки такие никчëмные. Я могу запросто задушить, затем подождать, когда очнëшься примерно через три часа. Может меньше, а может больше. Смотря как повезëт. Несмотря на большую ненависть к тебе, решаюсь отпустить отходя в сторону, присаживаясь на ближайший стул. До ушей доходит тяжëлый кашель, больше похожий на хрип, от резкого поступления в лёгкие кислород. На щеках чувствую горячие капли, что быстро спускаются вниз. Не уж-то это слëзы? Бред какой-то. Мужчины не плачут, как это проявление слабости. — Теперь сидишь и плачешь, как ребëнок, — без доли призрение шепчешь ты, грëбанная итальяшка. Едва перебираешь ногами, идëшь к заветному выходу, кладя ладонь на шею, похоже, пытаешься облегчить боль. Подавляю неоткуда взявшееся желание соскочить со стула и подбежать к тебе, обнять со спины и извиниться. Извиниться, признать свои ошибки, лишь бы остался со мной. Но не могу пошевелиться, будто сковали цепями и приходится слушать, как открывается с неприятным скрипом дверь.