Дом

Его особняк стоял на отшибе. Когда-то совсем давно. Тогда город ещё не был наполнен доверху, и такие дома являлись скорее исключениями. Маленькими брызгами, каплями от льющейся в стакан из графина воды. Это уже потом, когда Франция, стакану подобно, переполнилась, когда тонкая кромка воды и надулась, и натянулась, и порвалась, застройки хлынули неудержимым потоком. Особняк на отшибе стал просто особняком, отгородился забором – не заслоном, но решеткой, – препятствием на самом деле совершено смешным в своей бесполезности. Любой, кто был достаточно заинтересован, мог бы протянуть сквозь решетку руку, голову, протиснуться или перепрыгнуть, крикнуть "я внутри!" – и никто не смог бы сего факта оспорить. Вот только желающих не находилось. Хозяин особняка, граф Сен-Жермен, обрастал людьми также как дом домами – постепенно, размеренно. Различие находилось разве что в желании. Абель Сен-Жермен своих соседей выбирал сам. Талантливейших, ярчайших звездочек на небосводе жизни, он выискивал их рьяно и неудержимо, вцеплялся в каждого, как ищейка в сбежавшего заключённого, и тащил за собой. Иногда не совсем мирно. Он собирал их, но не как коллекцию винтажных вещей. Не пытался составить ассортимент из гениев любой области. Не инвестировал в будущее мира. Он был искренен в своем желании уберечь, и этим подкупал. Многие из них чувствовали это – во взглядах, отношении, атмосфере – ценили, отдаваясь в волю его. Другим этого было не достаточно, они выискивали причины, но оставались раз за разом ни с чем, потому что даже сам граф Сен-Жермен причин не ведал. Последняя группа вообще предпочитала не думать и не зависеть, плыть по течению. По крайней мере, в стенах дома особняка, оно не било наотмашь и уже за это граф получал их высшую благодарность. Все жильцы этого – слишком маленького для замка и слишком большого для дома – места, были отличными, не похожими друг на друга. Разные характеры, мировоззрения, личности, они, конечно, могли бы столкнуться в конфронтации, которая вызвала бы огромный и шумнейшим резонанс, если бы... Если бы на повторе у каждого не вопили призраки прошлого в голове банши. Они давно не люди, и не имели за плечами ангелов и демонов. Но смерть каждому предложила взамен взрастить ручное сожаление, вскормить его своим духом и теплом, поселить в голове без вида на жительство. Возможно, когда-то такой зверёк был в голове и у графа Сен-Жермена. Но он, честно, заботиться не умел даже о цветах. А потому спутником ему вечным стала многолетняя тишина, самоубийство среди старья и пыли, и давящих стен. Абель Сен-Жермен самолично строил дом, как мастерил гроб, в котором можно проспать ближайшие тысячи лет, и сам же в этом гробу задохнулся. Не догадался, что спертый воздух встанет поперек горла, даже если дышать тебе, в общем-то, и не нужно. Окна открыли настолько плавно и играючи, что граф Сен-Жермен по привычке первые несколько лет даже не замечал. Он жил, улыбаясь приклеено, сомкнув ровные ряды зубов, не пропуская воздуха. А потом просто попробовал сделать вдох по-другому – запах машинного масла, краски и грецкого ореха выедал, подобно соляной кислоте ржавчину – открыл рот и наполнил грудь кислородом. От вдоха закружилась голова, поплыл перед глазами мир-мир-мир, а земля вдруг стала небом. Графу Сен-Жермену тогда почудилось, что кто-то снял крыш(к)у. Абель Сен-Жермен тогда понял, что вывалился через верх. Прямо во двор – неухоженный и неопрятный, с поросшей травой и разбросанными по всей территории кустами. Двор, который слишком долго просто был, и которому явно требовалась рука умелого дворецкого. Прямо во двор – где хорошо было видно, как Леонардо Да Винчи перепрыгивает через забор.