Да что романтичного в птичках?

      Застигнутый врасплох самым коварным образом Мишка тихонечко чихнул, как только смог, от того, что не такая пышная, но до абсурдного мягкая и лоснящаяся по сравнению с его шевелюра Князя залезла ему прямо в нос, пощекотала его своими кончиками, гущей напоминающей скорее светлый ёжик, но не колючий, как можно предположить.       Явно не ожидавший такой подставы, он напрягся, сдерживая весь поток воздуха, чтобы не дай Бог не разбудить Андрея, что вальяжно распластался по всей поверхности его тела, свободно позабыв о местах, отвоеванных ночью. Вот так новости неожиданные. Во время сна этот невинный птенчик все время подпинывал Горшка, неосознанно, но очень энергично вытолкал его к самому краю не такой уж и широкой кровати, забирая всё свободное место себе, то скручиваясь в небольшой комочек так, что только крылья и торчали, подобно хищным акульим плавникам, что простирали спокойную гладь тёплого одеяла, залитые темнотой комнаты, то наоборот валяясь свободной морской звёздочкой, а теперь ещё и забрался на него с ногами всем телом, пригреваясь, как у печки. Что же такое ему снилось из-за чего теперь ноги Миши скорее всего усыпаны мелкими синяками, а сам он вовсе не выспался? Эта несусветная наглость, которая сразу же простилась, как только Мишка разместил свои оккупированные теплотой ладони на плюшевых боках навалившегося на него парня, чуть сжимая наглую мягкую игрушку. Одеялко сброшено, и частично валяется на полу, так неосмотрительно отвергнутое, держась лишь за ноги, абсолютно не угодившее почему-то неугомонному Князю. И собственно, не удивительно что он замёрз и без лишней мороки пристроился у единственного тёплого местечка прямо у Горшка под боком. Словно, как маленький щеночек, ищущий материнское тепло.       С румяных боков рука пластично скользит выше по спине, очерчивая округлыми подушечками пальцев весь неровный рельеф чужой хлопчатой футболки, после как в поле пшена, заныривая вглубь чужих волос, больше походящих на молодой пушок, а область около носа находит точку нежного и горячего соприкосновения с чужим лбом. Неописуемая идиллия.       Из окошка лучистым потоком, прямо как в каком-нибудь лазер-шоу прыгает фигуркой зайчика уже давно взошедшее солнышко, насмешливо ласкающее заспанное лицо, от чего и так еле-еле продравший глаза Мишка щурился и недовольно посапывал. Это то действие и заставило Андрюшу в недовольстве потереться щекой об шуршащую ткань футболки в коей ложился Миша, а после вообще отвернуться в противоположную сторону от чужого лица, щекотно в конце то концов. Онемевшие мышцы он привёл в чувство сладостным потягиванием, продолжая дальше спать зубами к стеночке.       И тут невесомое крылышко его стало ясно, но оробело распускаться во всю имеющуюся длину, словно элегантная розочка-сиротка в забытом полисаднике, что несмело прорастала среди колючих репейников прямо в этот момент буквально на глазах, распускала свои аристократичные матовые лепестки, то есть пушащиеся кончики элеронов, пылая своим Божием великолепием во всей красе, получая в замен восторженный и полный любви взгляд Горшка на все это пернатое безобразие, что затаил дыхание от этого робкого действия, загораживая собой такое надоедливое солнце.       Нежно-кремовая внутренняя сторона сглаженного по своему контуру крылышка пленила и манила так и прикоснуться к пышному ряду лёгких, как крохотная пушинка, перьев, в некоторых мелких местах отдающих идеальной белизной, словно кто-то наугад, точечно и не задумываясь оставил неаккуратные, абстрактные штрижочки на быструю руку на всей бархатной площади. Однако эта гладь кофейной пенки прерывалась слабыми рядочками коричневого такого же пастельного оттенка. Как будто от самого верхнего кончика, самого длинного пера, вплоть до основания крыла кто-то приложил полусухую кисточку с насыщенным оттенком всеми любимой шоколадной пасты, спекулировав непрерывной и изящной линией вниз, что постепенно теряла свою насыщенность ближе к телу, пока совсем не уходила в ноль. И таких было полосочки три разной длины: одна совсем коротенькая, как будто художнику не хватило именно этой краски, вторая тянулась по всей длине элерона, а третья прерывалась небольшими расстояниями между концов. При этом они ещё наслаивались поверх тёмного, однако бледного песочного градиента, что уходил почти что в чёрный к самому небольшому концу. От своей слабости конечность мелко дрожала, принимая обширные солнечные ванны, впитывая всю ласку старательного светила, и... Буквально светилась изнутри, дышала лёгкостью и простотой. Перья тоненькие, подобно бумаге для запекания, пропускали через себя медные переливы, переплавляющиеся в чистое золото. Остановленный, словно плотиной лучевой поток копился с другой стороны, со временем обрамляя контур перьев позолоченным контуром, нимбом ангела. Дорогостоящее украшение следует заметить... Крылья у Андрея то красивые, даром только такие слабые от того, что он ими почти не пользовался. Прямо под стать фамилии, королевские, величественно возвышающиеся за его хрупкой спиной. Пряно совиные в отличии от его гарпийско- орлиных, а потому такие кругленькие и ватные по внешнему виду. Ничего лишнего из оперения не выбивается, создавая в общей картине гармонию и баланс, что не наблюдал у самого себя Горшок.       Мишка знатно залип, тайком без лишних слов жадно поглощая такую необъемную красоту, явно неземного происхождения. Не отрываясь, пристально во все немалые глаза очерчивал каждую даже незначительную детальку в чужом девственно нежном оперении. Крылышки настолько слабенькие, что даже не могут без дрожи находиться в раскрытом состоянии, как веточки рябинки пошатываясь под любым незначительным ветерком. Мило. Улыбка трогает его счастливое лицо. Сколько чувствительности и невиновности в них, что даже завидно в какой-то мере, ведь это не его твердоватые и упругие перья, что были словно глянцевые, отражая свет, а не впитывая его. К ним можно было спокойно дотронуться, потянуть, потрепать и это абсолютно никак не отразилось бы на их состоянии, а тут нужен аккуратный подход, чтобы лишний раз ничего не повредить, не заляпать чем-нибудь лишь раз неосторожно, потому что кажутся они настолько карикатурными, что и смотреть страшно, вдруг повредятся. Но это ничего... Самое главное то, что Андрей начал потихоньку летать, а там глядишь они и окрепчают с течением времени, приобретут мощи, а то хоть и красивые, но дохлые до невозможности.       Надо бы уже вставать, принимать душ и все такие утренние процедуры, однако уйти он просто не мог. Потерял, видимо, не только дар речи, но и способность двигаться, попал в плен очарования огненного бестия. Беспамятства истлел в бушующей полыми. Маленький пригретый прямо на впалой груди Феникс очень отважно решил сгореть, выразив свою истинную красоту в процессе обращения в несчастную дымчатую кучку рассыпчатого пепла. Красивая смерть, производящая гарантированный эффект на искушенного зрителя в Мишкином лице, но далеко ненапрасная, потому что этот след останется маленькой горсткой того самого пепла в его сознании, что будет тщательно оберегаться под хрустальным колпаком, подобно розочке из старого мультфильма "Красавица и чудовище".       А рука так и тянется к очагу возгорания в комнате, желая видимо расплавиться в кусачих языках огня, так же как делает это золото солнца. Он кажется таким неприступным, эфемерным, но не от боли, которую был вероятный шанс получить. Только конкретно это пламя не обжигает ладонь, уничтожая повышенной температурой чувствительную кожу рук, а просто... согревает ее, дарит комфорт и прилив позитива на весь день, заражая огоньком света грудную клетку.       Всё таки совладать с собой стало не в моготу, поэтому Мишка вновь скользит от чужих волос прямиком к основанию пушистого облачка рыже-белых тонов. И стоит ему только прикоснуться кончиками пальцев, как вся сказка тут же бесследно померкла прямо на глазах, комната кажется посерела, видимо, безвозмездно отдав все свои краски этому трогательному моменту искренности. Но ничего не исчезло просто так... Этот миг зажег сердце тёплотой, момент не сгорел, а просто касанием перебрался под ряд ребер, отыскав там укромное местечко, будто под щитом. Крыло обиженно прижалось обратно, как будто пожалев о содеянной глупости. Нельзя было его трогать, но теперь с этим ничего не сделаешь.       А затух то момент так же быстро, как и вспыхнул. Как маленький Феникс...