Белые стены

      У Майки тряслись руки. Нет, не так, его всего трясло сильнее, чем лихорадит героиновых наркоманов при ломке. И все его попытки сохранять спокойствие привели лишь к тому, что его сердце билось, как метроном, установленный на темп Prestissimo. Эмма наверняка сейчас бы пошутила, что он трусит, как воробушек в холодную зимнюю ночь, но сейчас Эмма не шутила, она никак не могла этого сделать, и от этого пребывание Майки в больнице становилось ещё более невыносимым. Белые стены морально давили, и всё, что ему хотелось, это поскорее сбежать отсюда и никогда не возвращаться, но для него это была непозволительная роскошь. Он должен быть сильным. Он обещал быть сильным, но столько раз не сдерживал это обещание.       Воспоминания о том дне, когда он не смог уберечь Эмму от Кисаки, всё ещё съедали его изнутри. Тогда, увидев её, такую маленькую и хрупкую, лежащую на холодном асфальте, он был готов умереть на месте, рядом с ней. Наверное, Доракен чувствовал то же самое, когда увидел покалеченную Эмму. По крайней мере, после того случая, он ещё долго был на взводе, а сейчас… Сейчас всё было совсем иначе — Доракен сидел возле своего лучшего друга с абсолютно бесстрастным лицом, и Майки никак не мог разгадать, о чём же он думает. Может, он так же сильно переживает, но хорошо скрывает свои эмоции? А может, его это просто не волнует. Нет, Майки точно знал, что это не так — Кенчика волновало всё, что связано с его младшей сестрой. Иногда даже больше, чем саму Эмму. Но нынешнее спокойствие друга не на шутку бесило старшего брата, который за время своего мандража успел обгрызть все ногти на руках и оторвать заусенцы. Пожалуй, ни один член Свастонов и представить себе не мог, что Непобедимый Майки будет так бояться роддома. Ладно, Майки боялся далеко не самого роддома, а того, что находился он тут из-за своей младшей сестры. Сказать, что Манджиро волнуется совсем безосновательно было нельзя, ведь его мать когда-то сама умерла, подарив ему жизнь, а теперь и его младшая сестра должна вот-вот явить на свет новую жизнь. Но, когда Майки поделился своими страхами с лучшим другом, тот только дал ему отрезвляющий подзатыльник, и не очень ласково попросил не пессимиздить. — Как думаешь, долго это ещё будет длиться? — слегка дрожащий голос одного из виновников сегодняшнего посещения медицинского учреждения вырвал Майки из собственных раздумий.       Всё-таки Кенчик переживает. — Я не знаю. А почему ты сейчас не там, с ней? Я был уверен, что ты хотел быть в этот момент рядом. — Мандраж наконец стал отступать, хоть и совсем незначительно, но разговоры помогали отбросить мрачные думы. — Я знаю то, насколько моя жена сильная и храбрая, а вот оставить тебя одного, когда твоя тревога начинает переходить в паранойю, ни я, ни Эмма, позволить себе не можем. — Улыбка Доракена была такой тёплой и искренней, что могла бы заставить любого поверить в то, что он не волнуется, однако Майки видел за ней беспокойство друга, но всё равно поддался напускному спокойствию. — Ты прав, наша Эмма очень сильная! — Теперь уже и Глава Свастонов озарил белые стены больницы своей улыбкой.       Странно. Всё происходящее вокруг для Майки казалось очень странным: его младшая сестра, лежащая на больничной кровати, такая нездорово уставшая, но при этом счастливая; его лучший друг, который всё же не смог сдержать слёзы, держащий на руках своего сына; и, конечно, сам Манджиро был странным. Он чувствовал себя, словно в мыльном пузыре, а подступающие слёзы, из-за которых размывалось его зрение, только усугубляли чувство отстранённости. Поэтому, когда Эмма сунула в руки его только недавно родившуюся племянницу, разрушив этим тонкие стенки его защитного пузыря, Непобедимый Майки был отправлен в нокаут от милоты и страха сделать что-то не так.       Майки всегда думал, что Эмма маленькая, но по сравнению с ней, её дети выглядели совсем крохотными. Девочка, которую сестра самолично доверила в его руки, руки, которые принесли столько неприятностей, казалась особенно крошечной. Казалось, что стоит просто коснуться её, и она разобьётся на миллион осколков, словно самая хрупкая драгоценность. Но, Майки продолжал держать малышку на руках, а та оставалась в полном порядке, лишь любопытно глядя на мужчину своими яркими синими глазами, так непохожими на глаза её родителей. Манджиро читал, что это нормально и что со временем её глаза сменят цвет. Однако, он не хотел, чтобы глаза его племянников когда-то потускнели, а потому пообещал всегда их оберегать.       Впервые за долгое время Майки чувствовал такое спокойствие и счастье. Белые больничные стены больше не угнетали его.       Доракен чувствовал себя самым счастливым человеком на всём белом свете, ведь девушка, которую он безумно любил с подростковых лет, теперь была не только его женой, но и матерью их детей. Несмотря на то, что девушка была опухшей, а на её нежной коже виднелись красные пятна полопавшихся после родов капилляр, он считал, что прекраснее неё на свете нет ни одной девушки. Ему бы хотелось крепко обнять Эмму, но это было проблематично из-за сына на руках, да и он боялся навредить своей хрупкой жене, недавно переживший такой тяжёлый труд. Всё, что оставалось Доракену, это шептать девушке слова любви и поддержки, пока та, сквозь боль и усталость смеялась. Сейчас Эмма была счастлива и спокойна. Нервничать молодая мать начнёт позже, когда уже после выписки из роддома особо нерадивые бывшие члены Свастонов запишутся в няньки для двух их с Доракеном детей…