я жду тебя в лимузине после третьего тоста

— Перед тем как официально заключить Ваш брак, я хотела бы услышать: является ли Ваше желание свободным, искренним и взаимным, с открытым ли сердцем, по собственному ли желанию и доброй воле вы заключаете брак? Голос разносится по помещению, звонко отбивая в ушах «смертный» приговор. Путь назад все ещё есть, но он кажется невозможным. Родители просто не смогут простить ей, если она откажет. Сколько денег, времени уйдёт в пустую из-за одного лишь слова. Тело перестало принадлежать Швецовой, оно будто отделилось, но жить отдельной жизнью не может, только дрожит и еле дышит. Невыносимо давит везде, где только может. Тело чешется под тканью огромного платья, а розовые пряди, завитые и лакированные, стараются своим видом отвлечь внимание от напуганного лица невесты. — Прошу ответить Вас, жених. Он даже не старается. Без эмоций произносит «да». Честно говоря, Алёна даже не знала этого человека до вчерашнего вечера. Даже подавали заявление в ЗАГС родители через каких-то друзей-знакомых. Все знают, как это бывает у людей с деньгами. А девушка тут просто безвольная кукла. — Ваш ответ, невеста. У Алёны губы дрожат от повисшей несправедливости, а на неё десяток пар глаз поднял взгляд после уже длительного трехсекундного молчания. А она хотела увидеть лишь одни, опущенные в пол. Саша сидела в самом заднем ряду, её было практически не видно, но это лучше, чем она совсем бы не присутствовала. Они еле уговорили родителей на эту авантюру. Горбачёва будто не слышала ничего из зала, но, заметив подозрительное молчание, подняла голову, где её уже ждал светлый взгляд Алёны, кричащий о помощи. Молча, одной эмоцией спрашивает разрешение, которое Саша дала ещё давно и будет давать лишь за возможность видеться с любимой. Старшая неуловимо чужому взгляду кивает, пока тело сковывают наступающие рыдания, хорошо хоть какая-то незнакомка в конце зала в черной толстовке (это был её протест всей торжественной свадебной церемонии) не привлекла особого внимания. Очень хочется домой и умыться, и обнять Алёну. В то время как Швецова тяжко произносит «да». А дальше — туман. Кое-как Алёна расписывается в документах, будто не своей рукой, старается скрыть слезы, а потом терпит поцелуй в губы и поздравления родственников. Саша же смывается из зала без возможности терпеть это все. Лишь бы этот чёртов день скорее закончился. В зале доносились счастливые крики родственников двух замечательных людей, которые приняли решение скрепить свой союз узами брака. Улыбка на лице невесты, светлое лицо жениха, и кажется, что у этой семьи будет будущее. Каждый человек в зале искренне рад за молодожёнов, все наблюдают, как проходят классические свадебные процедуры, которые, в свою очередь, кажутся бесконечными. Хотелось уже наконец-то сесть за стол и хорошенько напиться за этих хороших людей. Декорации ресторана изрядно бесили Сашу, она стояла в самом углу и не могла понять, что тут делает. Хотя нет, могла. Её предназначение тут — быть группой поддержки из одного человека, потому что кроме неё поддержать Алёну было бы некому. А Швецовой так идёт белое платье, такое воздушное и лёгкое на вид, хотя на самом деле вообще не лёгкое. Конструкция весила килограмм восемь, отчего девушка еле-еле выдерживала её на себе. Родители настояли на этом наряде — невеста выполнила. Так не делается у нормальных людей? Делается, просто остаётся в закулисье, чтобы ни один из гостей не догадался. У Горбачёвой была роль — делать вид, что все хорошо, все как у людей, никто от этой свадьбы не пострадал. Делать вид, что не было никаких слез, не было криков, скандалов, что свадьба эта, хотя Саша привыкла называть её цирком, абсолютно добровольная, и её девушка не рвала на себе волосы в попытке понять консервативных родителей. Как же они её раздражали, а когда Александра приезжала на юбилей «замечательной», как выражалась после встречи, мамы в качестве подруги, отношения с родителями были чудесные. А пошло не так все, что в принципе могло пойти. Алёна суетилась вокруг главного на данную минуту события — фотосессии. Она старалась улыбаться, Горбачева видела попытки невесты выжать из хоть какую-нибудь радость, но что-то не то. После пяти часов подготовок сил не оставалось, да ещё и приходилось носиться в тяжёлом платье. Этим Швец откупала свою любовь к Саше, которая уже хотела убить всех фотографов, родственников, жениха, официантов, только бы прекратить эту ебаторию. Условием родителей была свадьба. Если условные тётя Зина и дядя Гриша увидят, что у Алёнки есть муж, настоящий и живой, то мир будет верить в это. Ситуация казалась не настолько тупой, насколько она таковой являлась. Горбачёва пересекались взглядами с мамой и отцом возлюбленной и ловила лишь ненависть в ответ на усмешку. Взрослые люди, а играют роль, сами не понимая зачем. Вот они фотографируются. Какой человек заставляет целовать невесту на камеру? Возможно, он псих? Серьёзно? Швец делает вид, что так надо, касается губами его губ. Саша отворачивается, не выдерживая безобразия. Она ни в коем случае не обижается на избранную, понимает ситуацию, но немного неприятно смотреть, как твоя девушка целуется с кем-то ради фотографии. Алёна ищет глазами подругу и печально улыбается, когда устанавливает зрительный контакт. Горбачёва усмехнулась той в ответ, махнув рукой, мол, «занимайся, чем занималась, обо мне не думай». Горбачёва решает пройтись по помещению в поисках занятия для себя, потому что торчать в телефоне в течение нескольких часов изрядно надоело. Хотелось каких-то ощущений, сделать что-то запоминающееся: сфотографироваться с женихом, уронить декорации, отпиздить отца невесты — все, что делается на обычных свадьбах. В этом ресторане даже дышать нечем, слишком душно и не из-за закрытых окон. Как будто бы связывают руки. А кто их связывает? Честно, Саша не до конца понимала. Возможно, рамки приличия, хотя с ними обычно проблем не возникало, а, возможно, страх потерять возлюбленную. Не хотелось даже лишний раз на неё смотреть, чтобы не вызывать подозрения. Но какая же Алёна красивая, перестаёшь дышать просто от одного вида её уложеных волос, оголенных плечей и спины. Единственное, что забавляло Горбачёву в этом цирке, это чувства собственного возвышения над другими. Даже над женихом. Всё думают, что главный герой здесь именно он, именно его предпочла девушка, но нет. Именно Саша овладела сердцем Швецовой, именно Саше дозволено то, что никогда не получит мальчик со штампом в паспорте, никогда не сможет коснуться Алёны там, куда не дозволено обычным людям. Превосходство. Несмотря на это, она все же лишняя здесь. Если бы за каждый выход покурить ей платили сто рублей, то возможно Александра уже купила бы билет из этой страны и себе, и своей девушке, и они благополучно были в безопасности. Но, к сожалению, вселенная несправедлива, поэтому за курение может дать только рак горла, мучительную смерть или импотенцию, хотя и с последним были бы трудности. Когда застолье началось, резко появилось ещё больше гостей. Саша полагала, что семьдесят человек — это немало для помещения этого ресторана, но не думала, что будет ощущаться так невыносимо узко. Кажется, что она задела локтем уже всех, кого можно. Кроме, конечно, Алёны, ведь её Горбачёва обходила всеми возможными способами, пока существовала выроятность быть замеченной родителями невесты. Всё места за столом подписаны, каждому гостю выделено свое конкретное место, поэтому, заняв свое где-то на дальней окраине рядом с такими же «лишними» дальними родственниками, Александра продолжила поиски занятия на ближайшие часы. А может, напиться так, чтоб стало весело? Главное, чтобы «ты наливаешь всем шампанского, и всем становится весело» не превратилось в «я наливаю себе водки, и всем становится страшно». Девушка умела себя сдерживать и решила не рисковать. Неужели здесь правда не с кем поговорить? Проведя подробное сканирование застольных соседей, она опознала молодого человека, сидящего рядом, как вполне сносный объект для разговора, поэтому начала диалог. Ничего путного, конечно, выйти не смогло. Парень оказался каким-то троюродным братом жениха и не слишком хотел заводить новые знакомства. Горбачёва печально выдохнула, продолжив наблюдать, что происходит у людей ближе к центру стола. Поднимают бокалы, какой-то дядька говорит тост, который особо-то и не слышно. В голове пустота, противная и мерзкая, какую хочется вытрясти побыстрее, заняв новыми мыслями, но слишком трудно. А Алёна прекрасна. Саша легко читала эмоции с её лица, прикрытого лёгкой тканью фаты, Швец старалась выглядеть уверенно, но терялась в бесконечном движении и говоре родственников, которые так и хотели вставить свое словечко в разговор. Порой девушка заметно сжималась от раздражения, что было сразу подмечено Горбачёвой, безотрывно наблюдающей. Ей это не наскучивало, даже учитывая то, что веселее ничего не придумать на этом празднике. Назвали, конечно, это праздником, но по сути ничего весёлого не было. Спасением являлся только алкоголь, до которого Саше нужно было ещё добраться, а вот в Алёну вливали шампанское бокалами, пока Александра ничего не могла сделать, бесясь за дальним углом стола, — Швец быстро пьянеет. Старшая уже спустя время налила себе напитка, пытаясь глазами найти чего-нибудь покрепче, дабы никогда больше не вспоминать этот вечер, скучный и противный. Люди начали выходить из-за стола, ведущий объявил конкурсы. В сашином списке самых отталкивающих вещей этого мира конкурсы занимали примерно третье место после свадьбы и жениха, целующего твою девушку. В этом унижении девушка даже не собиралась принимать участие. Швецова также осталась сидеть на месте, судя по слухам, сказала, что нехорошо себя почувствовала. Они сидели за столом. Алёна с родителями, жених с родителями и пару родственников. Почему-то эти люди слишком быстро нашли темы для разговоров за поеданием второго блюда, Швецова не могла представить, где найти такие же навыки коммуникации как у старшего поколения. Ей было не столько обидно здесь находиться, она давно это переборола, сколько неприятно наблюдать за лицемерием со стороны родителей. А ещё не наблюдать Сашу. Подруга пропадала, хотя может быть захватить её взглядом среди таких же неприметных людей в количестве чуть большим, чем сотня, было трудно, и она скрывалась в дальнем конце зала, который в свою очередь был достаточно просторным. Мама просит вроде бы уже четвёртый бокал шампанского, а жених пьянел прямо на глазах. Они промыли кости, кажется, уже всем родственникам, которые не присутствовали на мероприятии. — Ларис, пойдём потанцуем? — дядя, кажется, Валера встал и решил, что лучшим способом провести время окажется покачиваться мимо музыки, врезаясь в столы и стойки, пугая своим поведением гостей, назвав это «танцами». Тётя непременно согласилась и вышла на импровизированную сцену. «Каждой твари по паре,» — подумала Швецова, размышляя о том, насколько была бы их свадьба адекватнее, если бы на месте жениха была Саша. Провожая взглядом Валерия Сергеевича, она заметила, как мужчина неловко уронил ключи от машины — того самого лимузина, на котором чета добралась до места празднования. Не слишком долго думая, Алёна неловко поднялась с места и подобрала ключи и сжала в кулак, ведь карманы в свадебных платьях ещё не придумали. Очень ныли ноги от непривычной обуви — высокие каблуки Швец носила настолько редко, что последний раз был на выпускной в школе. Саша же скрывалась в другом углу зала, где бы она не привлекла слишком много внимания. Горбачёва закрыла глаза, вспомнив одну любопытную сцену, достаточно давно произошедшую. Саше девятнадцать, Алёне на год меньше. Они возвращаются в их съемную квартиру после очередной тусовки. Дорога на такси прошла непозволительно долго, поэтому девушки хотели вернуться домой как можно быстрее. Время колебалось от трех до пяти утра — телефоны разрядились ещё в машине. Свет погас неожиданно быстро. Лифт дёрнулся, замирая, и завис в полной тишине и кромешной тьме. Первые пару секунд не было никакой реакции, но потом сонный, затухающий мозг Швец наконец подал признаки жизни. Алёна негромко вскрикнула, скорее ахнула, испугалась, дернулась, толкнувшись в Сашу, и в итоге просто схватила Горбачёву за руку. Пьяный и несколько неадекватный мозг девушки заставил её испугаться ещё больше, чем если бы она, трезвая, оказалась бы в такой же ситуации. Она не боялась темноты обычно, но сегодня, в самый неподходящий момент, её мозг выдавал многочисленные сигналы «SOS» другим частям тела. Ладони мгновенно вспотели в сашиной руке, а рука старшей медленно спустилась на талию, чуть приближая к спокойствию. — Ура! Мы застряли, — возвестила Саша голосом, больше подходящим для похорон, нежели для предложения, начинающегося с радостного возгласа. — Испугалась? — Она успокаивающее сжала ладошку Алёны, и мягко погладила её пальцами. — Мы надолго? — голос дрожал, и Алёна постаралась скрыть это, повторив ту же фразу более уверенно. — Не знаю, надеюсь, нет. Помню, однажды просидела в лифте часа три. Неприятно получилось. — Саша улыбнулась в темноте, но Швец этого не увидела, ей оставалось только догадываться об эмоциях подруги. Насколько Алёна знала, Горбачёва не боялась закрытых помещений. А Саша, стоя рядом, пыталась придумать, как же облегчить внезапно возникшую неприятную ситуацию. Пьяные и молодые, такие счастливые и беззаботные. Нет, сейчас не время бояться таких пустяков, как застрявший лифт. Горбачёва нажала кнопку, вызвая диспетчера. После нескольких секунд молчания женщина, по голосу лет пятидесяти, сказала, что мастеров сейчас нет и ближайший сможет подойти минут через тридцать. Алёне и Саше придётся полчаса сидеть в застрявшем лифте, благо, что обе никуда не спешили. Обнадёженные, первое время девушки о чём-то безмятежно переговаривались, Саша пыталась отвлечь всяческими способами Швец от её страха темноты, потому что сама не боялась ни капли. В детстве в её подъезде слишком часто ломался лифт, и иммунитет выработался, кажется, на всю жизнь. Горбачёва начала беспорядочно целовать щеки, губы и нос девушки, все вроде бы наладилось, но вскоре Алёна вздоргнула, прижимаясь к Саше и утыкаясь ей в плечо. Она не плакала, но крупно дрожала, в голове девушки сильно гудело, а всплывающие образы, пугающие разум не могли покинуть её голову. — Солнышко, — Саша не знала даже, что сказать, поэтому её хватило лишь на такую короткую фразу. — Не бойся… Хочешь, расслабься, не переживай? Я попробую помочь, — из-за алкоголя, ударившего в голову, она пошло улыбнулась, придумав нехитрый план. Алёна удивленно подняла на неё глаза. Уже привыкнув к темноте, она чётко видела лицо Саши, находившееся так близко. Горбачёва наклонилась, оставив лёгкий поцелуй на искусанных губах девочки. — Не против? — рука Саши забралась под недлинную юбку Алёны, положив руку на бедро. Девушка удивленно, но радостно выдохнула, давая согласие на все действия, уже предвкушая нечто очень приятное. — Нет, все хорошо. Горбачёва услышала и решительно придвинула Алёну ближе к себе, таким образом, чтобы им обеим было удобней. Сместив руку с бедра, она провела по оголённой ноге кверху, касаясь лёгкой ткани трусов. Какое счастье, что на дворе стояло лето, и её Алёнка гуляла в юбке без колготок, которые сейчас пришлись бы очень не кстати. Обнимая уже напрягшуюся девочку, Саша забралась под под нижнее бельё, кладя руку между ног и мягко надавливая, привыкая и нащупывая приятные точки. Алёна дёрнулась, выдохнула сквозь стиснутые зубы и посмотрела на Сашу, одним только взглядом прося продолжения. Горбачёва улыбнулась и мягко поцеловала девочку в губы, легко прикусив их, когда Алёна попыталась углубить поцелуй, желая перехватить инициативу. Рукой Саша начала медленно массировать клитор, заставляя Алёну дергаться в её руках, закатывать глаза и сжимать ноги, пытаясь хоть как-то увеличить удовольствие. Алёна перхватила свободную руку Саши, которой та приобнимала девочку, и сжала её, за неимением возможности ни звуки издавать, ни истерично хватать всё кругом, полностью не контролируя своё тело. Прикусив губу, девочка тяжело и громко дышала, смотря прямо в глаза Саше, которая послушно смотрела в ответ, продолжая при этом доставлять Алёне удовольствие. То ли из-за некоторого стресса, то ли Саша настолько профессионалка своего дела, но Алёна дошла до грани максимально быстро, замирая и пугаясь от приближающегося финала. Хотелось как-то оттянуть, но Горбачёва, всё верно поняв, лишь ускорилась, отчего Алёна почти моментально дёрнулась и замерла, упираясь лбом в Сашу и сильно трясясь. Всё это время Алёна молчала, сдерживая стоны, но лишь сейчас с её губ случайно сорвался стон, оказавшийся, благо, не очень громким. Горбачёва аккуратно вынула свою руку из-под нижнего белья Алёны, достала из кармана какую-то неважную бумажку, вытирая об неё пальцы. — Как ты? Лучше? — прошептала Саша, губами касаясь носа Алёны. Девочка кивнула, всё ещё находясь в некоторой эйфории. — Ну и замечательно, — Горбачёва улыбнулась. Вскоре Алёна окончательно отошла, и разговор возобновился. Иногда слышался всё ещё пьяный смех девушек, и обе вновь чувствали себя так же легко и весело, как и до неприятной остановки лифта. Через обещанные полчаса пришёл механик — мощный дядечка с лицом алкоголика со стажем, — и Алёна с Сашей, пьяные и счастливые, выскочили из лифта, пешком поднимаясь до квартиры. Страха не осталось и в помине. Саша открыла глаза, вновь оказавшись на свадьбе. К горлу подошла тошнота и слезы, но необходимо было просто дожить этот вечер.