Кофе.

      Как всегда бывает в министерстве, радостей от увольнение н-работника у дружного коллектива не возникает. По законам этого места, вся бумажная волокита, которая копилась и держалась на спине этого бедолаги (если так можно назвать эту бомбу замедленного действия), перекидывается на не менее бедных работников его или не его отдела. Как бы не хотелось избежать этой участи, но когда-нибудь оно должно было бы добраться до тебя и заставить до ночи перебирать дела годичной давности и задаваться вопросом «что вообще здесь делал этот человек?».       Задержавшись допоздна, Калеб не знал, что делать с его собиравшейся усталостью. Работа не могла ждать, лечь поспать на несколько часов он не мог, ведь просто бы не проснулся в нужное ему время. Возмущаться не было смысла, ведь работал в одиночестве и никто бы не пожалел его. Да и что эта жалость? Она бы ему не написала десятистраничный отчет о проведении патриотического мероприятия среди слабослышащей молодежи.       На часах прозвучало 5 утра. Он догадывался, что кому-то тоже не очень повезло, но никак не думал, что этой бедолагой окажется Каннингем из ОВР. Не друг конечно, но приятный знакомый, который вполне мог скрасить кислые часы сиденья за бумагами. Спускаясь с этажа выше (на самом деле департамент ОВР был намного ниже, выше был буфет для персонала), при этом неприлично цокая своим каблуком, Джеймс показался с двумя бумажными стаканчиками кофе.        Уставший и разодетый (пиджак был потерян где-то у себя, а галстук смешно свисал с шеи), Джеймс прошел было мимо кабинета Калеба, как вдруг остановился поодаль от него и стал думать. Редгрейву же стало интересно и тот откатился на своем кресле в коридор и уставился на товарища.        — Я вот не знаю, — сказал Джеймс, — Здесь всегда был этот горшок или только недавно появился? — Каннингем вопросительно обернулся на Калеба. Калеб же увидел на полу валяющийся стаканчик, содержимое которого было на коллеге. — Хорошо я конечно кофе попил, аж взбодрился весь, — неунывающе продолжал Каннингем.       Калеб встал, при этом толкнув кресло обратно в кабинет, и подошел к мокрому Джеймсу. Не завидовал он конечно ему, но подозревал, что такой душ сполна мог освежить сонную башку. Хмыкнув, подобрал стаканчик и начал крутить его в своей руке.       — В интересную ситуацию однако вы попали, — едко отвечал на взгляды Джеймса Калеб. — Даже не верю, что это может быть реальностью, а не очередным моим сном.       — Ситуация интересная, спору нет, но что прикажете делать, — удрученно проговорил Каннингем. Эта реакция показалась Редгрейву смешной, так что он не удержался и хихикнул.       — Зато у вас есть еще один стакан.       — Помимо него у меня еще есть мокрая рубашка с брюками и сладкие туфли.       — А у меня гора работы.        — Наверное здесь надо жалеть меня, ведь так, господин Редгрейв?        — Возможно, Джеймс Олдос Каннингем. Вполне возможно.

***

      — У вас случаем не остался лишний кофе, товарищ Каннингем, — с надеждой в голосе спросил Калеб. На часах пробило без тридцати шесть утра. Работа дальше первой странички отчета не двинулась.       — Возможно если выжать, то с рубашки что-нибудь да накапает, — отвечал Каннингем то подчеркивая, то зачеркивая что-то в бумагах.