Пепел слов

      Табита обвиняла его в том, что он любит младшего брата больше, чем старшего. Он на это только шутливо отнекивался и говорил, что любит детишек одинаково, его любви на всех-всех хватит. И задорно покрывал её поцелуями, из-за чего она таяла и расслаблялась. Со временем он всё же допустил мысль, что младшего сына хочется видеть больше и обнимать крепче. Да, то была не самая хорошая мысль, но оттого и прелестная в запретности.       Когда младшего сына изгнали, он почувствовал себя так, словно у него из груди вырвали кусок сердца. Трэвор не мог обвинить кого-либо в случившемся. Всё было столь очевидно, что не хотелось даже спорить. Но осадок остался. Он не мог долго смотреть на старшего сына. Да, тот совершил впоследствии немало великих подвигов, вроде побед над всякими злодеями, но это не умаляло его вины. Вот только он был бессилен. Наверное, думал он в своей башне, они его разбаловали. Рассказывая об удивительноц силе его магии, подзабыли, что и доброта к брату тоже очень важна.       И это была одна из тех вещей, что Трэвор не смог простить в себе, потому и закрылся от всего мира.       Сейчас он смотрит на сына, которого вернул его умный внук. Ему как никогда хочется плакать. Его сын сильно иссушился на просторах нестерпимо долгого изгнания. У него теперь полностью чёрные крылья и виноватый взгляд. Сын сгибается ещё ниже перед ним, готовый к любым упрекам и замечаниям. Он совершил много разных вещей, когда пребывал в оболочке тьмы. И всё же даже у него хватает сил сказать: — Привет, папа. Я хотел сказать, что...       Трэвор знает, насколько отвратительно выглядит младший брат в глазах остальных членов семьи и некоторой части целого мира. Знает хорошо, предсказания никогда не врут. Но он его всё равно обнимает крепко-крепко, как когда-то в далёком детстве. Сонни на это только устало обмяк и тихо заплакал. Он и вправду устал от одиночества.       Трэвор встретился взглядом с Гилбертом, стоящим позади них, и благодарно прошептал: — Спасибо.