Достать звезду

Когда парни из 108-го хвастались карточками подружек, Райан держался в стороне. Не он один: фотографический аппарат появился почти в каждом доме, и многие привозили с гражданки такие снимки, какими… не принято делиться даже с самыми близкими друзьями. Райана считали счастливчиком; никому и в голову не приходило, что вместо пикантной карточки со своей девчонкой он трепетно хранил — и доставал, когда хотел спустить пар — заламинированную афишу “Убей меня нежно”. На ней была Гильда Броско в роли Джессики Рэд — алое платье с дерзким разрезом от середины бедра, алые дерзкие губы… Она удерживала зубами коктейльную вишенку и улыбалась, лукаво поглядывая с листка — так улыбалась, что Райан весь как огнём горел. Он не стыдился своей одержимости. Гильда была невероятной женщиной — не пустоголовая кукла, как какая-нибудь Вера Киз, а настоящая королева. В ней чувствовался характер — даже когда приходилось играть шаблонные, плохо прописанные роли. В ней чувствовалась порода. В ней — Райан чувствовал! — он нашёл ту женщину, которой всю жизнь готов поклоняться. “Империя Нила”, где Гильда была Клеопатрой, окончательно пробудила его ото сна. То, как она играла — жила — этой ролью, каждый царственный жест — наклон головы и повелительный взмах ладонью, быстрый и колкий взгляд из-под густых ресниц… — навеки впечатались в память. Райан никогда не считал себя вуайеристом, но так трепетал перед своей царицей, что даже в фантазиях не смел к ней прикасаться — не смел мечтать, как сам её-Клеопатру берёт… не мог, никогда не мог! Вместо этого Райан был то невовремя заглянувшим гонцом, то рабом с опахалом, то ещё кем-то столь же мелким и незначительным; он только и мог, что смотреть на неё, на свою богоравную Клеопатру, пока Марк Антоний с наглым и пресыщённым лицом Кита Маккини — трахал её, грубо и безыскусно. Ублюдок ставил царицу на четвереньки, будто рабыню, тянул за волосы, заставляя подмахивать — или, бросая на ложе, наваливался всем телом, до синяков передавливал ей запястья и, не размениваясь за ласки, долбился в неё — раз-два, раз-два, как поршень у маслобойки… А Райан смотрел, сгорая от страсти и злости, и вторил их ритму — раз-два, раз-два, — и никого так не ненавидел, как этого смазливого актёришку, который мог видеть, касаться, дышать одним воздухом с нею — недоступным и бесконечно желанным сокровищем. “Красотка с сигарой” вдохновляла иначе. Райану было проще представить себя детективом, чем императором — пусть и несостоявшимся, — поэтому Гильда приходила к нему сама, кутаясь в не по погоде короткую шубку, молила о помощи, и Райан, конечно же, соглашался. Рыжие волосы на снежно-белом манто были его маяком, единственным ярким пятном в тусклом и сером, погрязшем в пороке городе. Райан тянулся за ними, тянулся за их хозяйкой, а та с оттяжкой курила, выпуская ему дым в лицо, и явно что-то недоговаривала. Стоило ему отыскать её фамильный рубин, как обман — вскрывался: коварная аферистка наставляла на детектива пушку, связывала ему руки, стягивала с него брюки, с наскоку брала всё, что ей было нужно, и уходила, оставив его опустошённым и беспомощным. Когда он встретил Эрин, то понял, что вытянул счастливый билет. Рыжая, большеглазая, с тонкой талией… Конечно, до Гильды ей было далеко, — в самом что ни на есть прямом смысле, из-за коротковатых ног она была на полфута ниже… — но ведь и Райан — не звезда экранов! К чему впустую мечтать о том, чего никогда не получишь? Как оказалась, судьба дала Райану синицу, а он попытался сделать из неё лимонад. Поначалу всё шло гладко: от пышных, не по росту комплиментов Эрин только сильнее старалась ему угодить. Они поженились, купили дом — и вот тогда-то всё и пошло под откос. Красное коктейльное платье, которое муж взял ей в подарок, Эрин не захотела носить. Она говорила, что рыжим не идёт красный, и Райан думал: ну что за чушь! Гильда в красном великолепна! Но раз за разом Эрин отказывалась… Впрочем, поначалу он был готов идти на уступки. Эрин отлично готовила, убиралась, стирала и кое-что всё-таки соглашалась разыгрывать. Особенно ей удавалась “Красотка с сигарой”: конечно, в белой шубке и чёрных перчатках она — в сравнении с Гильдой — смотрелась дёшево, зато очень ловко связывала “детективу” руки и бодро импровизировала: царапалась, точно дикая кошка, и била Райана по щекам, повторяя, как же она его ненавидит, а один раз — затушила сигару ему о бедро. Потом она разревелась и всё испортила, но прикосновение к этому шраму по-прежнему наполняло Райана сладкой дрожью. Сама Эрин, как и её красота, оказалась не так долговечна. За пару лет жена распустила себя, пристрастилась к выпивке и так располнела, что Райан перестал предлагать ей красное платье — в нём она походила бы на дешёвую колбасу с лопающейся от натуги шкуркой. Своё отношение он не скрывал — наоборот, провоцировал и всё ждал, когда же Эрин не выдержит и от него уйдёт. Райану не хотелось портить себе репутацию и быть в глазах окружающих тем, кто бросает жён — хотя он готов был, если дело затянется; и всё-таки — постоянно срывался и перебравшую шерри Эрин потрахивал — со спины было легче, её оплывшее лицо не мозолило взгляд... А потом она забеременела: пришлось, сцепив зубы, терпеть и двигаться дальше. Забавно: тот выстрел в Убежище 111 их обоих наконец-таки освободил… На постапокалиптической пустоши Райан, человек с довоенной сноровкой, хорошими мозгами и сильным здоровым телом, и сам стал звездой — куда там этим Маккини! Он писал свою историю быстро и беспорядочно, не особо задумываясь о будущем — пока не попал в Фар-Харбор. Убежище 118 стало для Райана новой вехой. Поначалу он едва сдерживал едкий, глумливый смех: подумать только, элита элит — актёры, бизнесмены, учёные, сиятельно-недоступные в прежней жизни — избрали настолько убогий способ обмануть время! Нелепые гусеничные пылесосы, увенчанные мозгами в банках — ну что за насмешка над здравым смыслом! Райану здравый смысл не отказал, и он веселился молча — а когда узнал, что среди этих “робомозгов” была и его Гильда, то пришёл в ужас. Как она могла позволить себя так изуродовать? Неужели жизнь в бункере, вдали от света софитов и преданных почитателей, — всё-таки её сломала? Но стоило Райану только увидеть Гильду, как все опасения тут же развеялись. Он сразу узнал её — на ней была жёлтая соломенная шляпка, точно такая же, как в “Кибитке в прериях”. Воодушевлённый, Райан осмелился к ней подойти, и первый же разговор показал: её голос не утратил игривых ноток, а разум — остроты. Гильда была всё той же, и Райан понял: её красота не поблекла, но сделалась драгоценнее. Теперь она — достояние тех немногих, кто всё ещё помнит. Теперь никто не составит Райану конкуренции. С привычной сноровкой он надел маску детектива, взялся за дело и сходу узнал, что партнёр Гильды, жалкий червяк Маккини, даже не любил её! Он был из “этих”, он волочился за Эзрой Паркером — и Райан воспылал к мерзавцу ещё большей ненавистью, хотя не думал, что такое вообще возможно. Непримиримая вражда толкала подтасовать улики и подставить Маккини, но оставлять рядом с Гильдой убийцу? На это Райан не мог пойти. В конце концов он решил, что для соперника правда будет больнее. С каким удовольствием Райан разоблачил предмет его безответной любви как дважды преступника! С ещё большим удовольствием он последовал за Гильдой наверх, в её номер… а потом — застыл, не зная, с чего начать. — Так-так… Неужели наш бравый детектив растерялся? Чертовка, смеясь, всплеснула манипуляторами — и знакомый жест в незнакомом теле будто плетью его стегнул. Сколько раз Райан видел, как она вот так же всплескивает руками в “Убей меня нежно”? В правой — коктейльный бокал, левая — снимает с бортика вишенку… Это была его Гильда — единственная, несравненная Гильда! — и его шанс наконец дотянуться до звёзд. — Когда я вижу тебя в этой шляпке, я думаю о “Кибитке в прериях”, — сказал он невпопад. — Помнишь — ту сцену с омелой? Я бы не стал, отшутившись, целовать тебе руку. — О? И что бы ты сделал, тигр? — Я опустился бы перед тобой на колени, как должно перед богиней, а следом… Райан осёкся, не зная, стоит ли продолжать. Гильда решила всё за него. — Ну, золотко, если правильно разыграешь карты, то я нашепчу тебе на ушко какие-нибудь нежные слова, — подбодрила она. — Садись-ка на оттоманку, а я — послушаю. Райан послушно сел — ноги у него дрожали, — прикрыл глаза и погрузился в ещё одну сладкую-сладкую и проработанную до мелочей фантазию. — Я бы подоткнул твою юбку, стянул бы твои панталоны и поцеловал тебя — там, между ног, по-французски. Ласкал бы тебя, твои мягкие нежные складки, пока ты не стала бы мокрая для меня, мокрая и горячая. Я замирал бы только ради того, чтобы спросить, как тебе больше нравится, я бы посасывал твой бугорок, лизал, дразнил бы зубами, — так, чтобы ты захлебнулась от стонов! — а потом я сначала бы трахнул тебя языком, а потом просто — трахнул. Райан замолчал. Он не осмеливался взглянуть на Гильду, он до безумия боялся увидеть её отвращение… наверное, оттого, что вся кровь хлынула от мозга к паху, он резко отупел, раз вообще об этом подумал — какая мимика может быть у стеклянной банки? — Разденься для меня, тигр, — попросила вдруг Гильда, и от хищных, требовательных ноток в её голосе у Райана закружилась голова. Он был рад подчиниться, разделся так быстро, как даже в учебке не удавалось — по-прежнему не открывая глаз… — а реакция Гильды порадовала его ещё больше. — Я уже очень, очень давно не видела человека с таким телом, — сказала она, и голос её звенел от ненаигранного восхищения. — Не останавливайся, тигр, и тогда мы выясним, сможешь ли ты совладать с такой женщиной, как я. — Никому другому это не удастся! — рыкнул Райан. — Я бы поймал тебя, я бы взял тебя на площадке “Империи Нила”... — А что Марк Антоний? Что, если бы он успел раньше? — Стащил бы его с тебя, разбил бы его тупую голову о колонну и бросил бы истекать кровью… Стащил бы с твоей головы тот проклятый парик, чтобы твои настоящие волосы — рассыпались по плечам... Гильда, коротко, с хрипотцой рассмеялась и перебила, перехватывая контроль: — Я бы сняла с тебя забрызганную кровью тунику, прежде чем допустила к себе на ложе. Устроилась у тебя между ног — так, чтобы мои волосы… — Райан вздрогнул, почувствовав ледяное касание манипуляторов на запястье, и замер, выпустив член. — Без рук, детектив! — предупредила она. Райан отвёл их, и Гильда продолжила. Он быстро поплыл, не вслушиваясь в отдельные слова, но будто въяве чувствуя её волосы, скользящие ему по бёдрам, и губы — по члену… чувствуя её страстную, по-королевски щедрую душу, которую никакая клетка сдержать не сможет. Безгранично изобретательная, Гильда выписывала лучший на свете минет; и Райан кончил, — без рук, от одного её голоса, великолепного голоса драгоценнейшей из женщин! — а, отдышавшись, рад был вернуть ей любезность. Покидая наутро номер своей царицы, Райан с восторгом думал: Эрин — с живым, пусть и слегка потрёпанным телом — Гильде в подмётки не годилась! Такую породу даже в консервной банке не скроешь… Но что, если попробовать договориться с Шоном? Одно тело синта в подарок отцу — для Института это пустяк! Да и проценты, набежавшие по сыновнему долгу, никто не отменял... Детальные описания Райан ему предоставит — всё, что касается Гильды, он помнит до мелочей, — и ей не придётся ютиться в корпусе пылесоса! Его королева достойна целого мира, и если Шон в силах помочь, имеет смысл наконец-то наладить с ним отношения. Райан летел вперёд как на крыльях: впервые за долгое, долгое время у него появилась чёткая цель. Он наконец был готов стать главным героем своей истории — и пригласить Гильду на роль главной героини. Шон — ребёнок-удавка, ребёнок-гений, стремянка к звёздному небу… Хоть что-то хорошее вышло из их с Эрин брака.