***
Страна Демонов Саске не понравилась. Подозрительные пещеры, через одну напичканные запирающими фуин, меняющаяся по несколько раз на день погода. Гнус, налетающий из соседней Страны Болот целыми стаями. Хрупкие скалы, то и дело пытающиеся раскрошиться при попытке зацепиться за них чакрой. А главное — местные кланы, которые по каким-то причинам жмотились метнуть в чужака хотя бы пару отравленных дротиков. Яд для них делали из местной же растительности и желез каких-то особо убийственных лягушек: Кабуто расписал, каких, но бегать по болотам, отлавливая лягушек, Учихе отчаянно не хотелось. Но местные на переговоры не шли, продать отраву отказались и даже на прямую атаку теми самыми дротиками не расщедрились. Саске пытался загнать противников в гендзюцу, но те сопротивлялись так, будто он не на оружие покушался, а пытался отгрызть минимум пару рёбер. Пришлось брать паузу и сначала собирать оставшуюся часть списка: или за это время владельцы дротиков расслабятся и облегчат ему задачу, или он убедится, что наловить лягушек всё же получится быстрее. К счастью, не все местные поселения оказались такими дикими: несколько пунктов списка удалось банально купить, а к паре мест нанять проводников. С одним из них Саске даже договорился на небольшой спарринг, добросовестно записав продемонстрированную парнем технику цветочных сюрикенов*. Ещё один раз его попытались завести в глушь и прирезать — с этого боя улов дзюцу был немного богаче. Впрочем, Саске предпочёл бы перерисовать фуин с пары окрестных пещер, но всё-таки добыть проклятые дротики. Взрывающие цветочные лепестки его откровенно не впечатлили. Летели медленно, взрывались слабо, сопутствующих поражающих факторов вроде звука, пыли или хотя бы изначально дурманного цветка не имели… А время уже поджимало. Часть нужных вещей планировалось добывать в странствующем торговом караване. И если в Стране Рек этот караван был вынужден держаться проложенных дорог и мостов, то в ровных как стол пустынях Страны Ветра его можно было искать до позеленения. Самое обидное, что стоило плюнуть на упрямый клан и попытаться наловить клятых лягушек, его чуть не нашпиговали теми самыми дротиками. Местное священное животное, помогающее удерживать запечатанных демонов, видите ли! Дротики Саске поспешно запихнул в печати, с парой царапин его противоядия всё-таки справились… А потом доведённый Учиха просто жахнул Катоном по площади, заставив противников возиться то ли с тушением пожара, то ли со спасением из огня своих священных лягушек. У него караван вот-вот уйдёт в Страну Ветра! Морем есть шансы успеть, но корабль-то нужно ещё найти! * использование цветов как основы для дзюцу есть в филлере про страну Нано, 187-191 серии. Караван удалось догнать буквально на последнем рубеже. А склочный караванщик ещё отказался останавливаться из-за одного шиноби, так что пришлось тащиться с их скоростью до самого привала. Утешало только то, что информаторы Кабуто не подвели: в караване действительно нашлись и нужные аксессуары, и заточенные под них техники. Участия в каком-нибудь аукционе в столице Хи но Куни не перенёс бы ни Саске, ни аукцион. А для будущей репутации сжигать захолустные болота было всё-таки полезнее, чем уважаемые торговые дома. Прикинув время и расстояние, Учиха двинул к нужной базе через пустыню. Бежать напрямик было тяжелее, но зато и быстрее почти в два раза. Чтоб караванщику с его привалами, затащившему Учиху сильно в сторону от предполагаемого маршрута, неделю икалось. Песчаные бури на пути не встретились. Встретился марионеточник, вроде как даже с протектором Суны: под его балахонами было толком не разобрать. Саске скрутил его мелкими призывными змеями и мстительно выгреб весь запас отравы. И деталей для марионеток. И расходников. Саму марионетку трогать не стал, но толку-то от неё, если у хозяина не осталось даже кунаев на перезарядку метательных устройств? Марионеточник пытался спрятать хотя бы печати, но Саске обучался у Белого Змея, Саске вскрывать запечатывающие свитки умел чуть ли не лучше, чем выворачивать простые сумки. А марионетка всё равно была тяжёлая и нагревалась на солнце, как пиздец. На базе она пригодилась бы только для того, чтобы подкинуть её под ноги змеенышам и слушать, кто будет эпичнее материться, споткнувшись об эту дуру.***
В основном убежище стояла мертвенная тишина. Орочимару закопался глубоко в лабораториях, и его тихое раздражённое шипение даже не пробивалось сквозь дверь. А Кабуто... — Привет. Якуши выглядел так, будто пытался учить писать пятилеток: весь в разноцветных чернилах и со взглядом такой убийственности, что для шиноби его уровня было почти непрофессионально. — Вижу, у тебя успехи? — Саске хмыкнул. — Это было несложно, — Кабуто потёр щёку, запачкав её ещё сильнее. — Главное — понимать, на что Орочимару-сама в таком состоянии обращает внимание, а на что — нет. Видимо, на неопрятный внешний вид Змей внимания как раз не обращал. — Еда подогрета, ванна набирается, — доложил Кабуто. — Добыча? — Ну что мы о делах да о делах? — вышло более тоскливо, чем Саске собирался. Но лут отдал без дальнейших возражений. — Прости, — Кабуто разом сдулся. — Ещё самим не хватало... — Ага... Учиха позволил себе почти демонстративно покачнуться, обмякнуть на чужом плече. Конечно, он не вымотался совсем уж настолько. И, разумеется, был в состоянии вымыться самостоятельно. Но… он соскучился. По возможности забраться на руки, по знакомому запаху и вкусу, по поцелуям. Да и Кабуто за время его отсутствия наверняка вымотался не меньше. Уж точно ему не повредят ни объятия, ни совместная ванна. Хотя в том, что чернила сдадутся с первого раза, Саске немного сомневался. Саске позволил увести себя в купальни. В грудь ударил горячий влажный воздух, наполненный ароматами бадьяна и розмарина. Огромная каменная чаша ванны, такая, в которой с лёгкостью умещаются трое, да вместе с хвостом, была наполнена только на треть, но продолжала набираться. Кабуто остановил его перед скамейкой и шкафчиком — специально стоящими здесь для таких целей — и начал его медленно раздевать. В этом не было никакого смысла: Саске прекрасно мог раздеться сам. В этом не было даже ничего эротичного: Кабуто больше внимания обращал на одежду, чуть заметно хмурясь, когда замечал потёртости в ткани — места, где намечались дырки. Не обходил вниманием затяжки, едва заметные царапинки... Когда-то Саске пытался этому сопротивляться. Пытался казаться независимым засранцем, который не нуждается в инспекции одежды. Пытался носить вещи так, чтобы ни одна лишняя пылинка не касалась его. И... это действительно работало. Он на самом деле мог так сделать, для этого даже сила шарингана была не особо нужна, но... Кабуто взял его за руку и помог забраться в ванну. В этом опять же не было необходимости, Саске прекрасно мог бы справиться сам, но... Вода обжигала. Чакра Учихи, привыкшая за этим дни бороться с яростью пустыни, сейчас сдалась и позволила именно этому жару наполнить его до костей. Из горла вырвался выдох облегчения. Кабуто сел на бортик, всё ещё полностью одетый. Небольшим ковшиком он зачерпнул из ванны воду, чтобы пролить волосы — и вымыть из них каждую песчинку, которая посмела там затесаться. Саске прикрыл глаза, чувствуя, как кроме пальцев его касается чакра. Тонкая вуаль медицинской техники осторожно кралась по его телу, выискивая повреждения, даже мельчайшие — то, на что он сам бы не обратил внимания, то, что прошло бы само к утру. То, что было таким незначительным, что его собственная чакра не считала нужным от этого защищать. То, что Кабуто искал, замечал и лечил. В этом не было необходимости, но... Саске поймал руку Кабуто и поцеловал ладонь, глядя на него снизу вверх. Тот улыбнулся, легонько поцеловал его в кончик носа, но руку отобрал. Верно. Саске закрыл глаза, откидываясь на бортик. Знакомые руки массировали голову — расслабляя жилку на висках, чуть почёсывая ногтями макушку. Тихий перезвон, запах бадьяна и корицы — шампунь личного приготовления Кабуто. Тот самый, который в некоторых кругах считается чуть ли не киндзюцу, ради которого можно попытаться напасть на Ото. Это даже того стоило, но отбить рецепт никто пока не смог. Тихий щелчок, новая баночка. Щёк коснулись прохладные пальцы. Пустынный ветер едва-едва поцарапал кожу Саске — больше бы и не смог, Учиха был слишком силён, — но чудесный крем мог излечить даже от этого. Руки скользнули по шее, плечам, захватили распаренную ладонь. Щёлкнули маленькие ножнички, отрезая один маленький, едва заметный заусенец. Вне Ото за Саске надёжно закрепилась репутация лощёного мерзавца, который тратит больше времени на внешность, чем на тренировки. Саске никого не разубеждал: было всегда так весело, когда его недооценивают... Да и зачем объяснять посторонним, что вся эта лощёность — лишь драгоценный подарок?.. Подарок от Кабуто, в чьём сердце всегда бились неизрасходованные океаны любви и заботы. И если не дать их выплеснуть хотя бы немного, то Кабуто просто не мог сосредоточиться ни на чём другом. Строго говоря, Саске ни в чём из этого не нуждался: ни в лечении, ни в кремах, ни в маникюре. Он бы мог прекрасно прожить без всего этого, но... Было так приятно чувствовать, что тебя любят настолько, что не могут позволить тебе ходить даже с чуть обветренной кожей. Кабуто разделся и присоединился к нему в ванне, сразу же прижавшись и едва заметно дрожа. Он был напряжён: плечо закаменело и спина будто застыла в одном положении. Кабуто мог бы это скрыть — о, как он мог это скрыть! Шиноби, ирьёнин, шпион — он контролировал каждую жилку своего тела и знал, как произвести нужное впечатление. Но он не скрывал. Не от него. Саске поцеловал его — нежно, чуточку устало. Он задолбался, вся эта ситуация, да ещё лягушками сверху, чтоб им задницы опять поджарило!.. А сейчас он разомлел так, что только лёгкая тревога не давала ему уснуть. Поцелуй был со вкусом чернил. Саске отстранился и начал медленно и нежно оттирать их руками. Можно было взять мочалку, но для этого нужно было привстать, да и царапать ей нежную кожу казалось преступлением. Кабуто покраснел и отвёл взгляд. Да, он установил им тиранию заботы, не давая оставить на ночь даже малейшую ссадину, но сам всё ещё смущался, когда заботились о нём. Хотя как раз он должен был знать, как это приятно. — Я боюсь, — тихо признался он. — Мы всё ещё можем всё отменить, — напомнил Саске. — Не плана, — Кабуто мотнул головой. — Того, что он не сработает. — Тогда мы придумаем что-нибудь ещё. — Я так боюсь, что это навсегда, — тихо признался Кабуто с откровенностью, которая доставалась только Саске. К Орочимару он этой стороной не поворачивался. Саске начал медленно покрывать кожу Кабуто поцелуями — каждый поцелуй был до боли знакомым на вкус и в то же время неуловимо отличался. Лицо, шея — с тонкой кожей, уязвимая. За ушком — вызывая вздох и дрожь. Всегда срабатывает. И Саске всегда это делает. Но как же ему хотелось убрать это напряжение с его плеч! Размять до состояния тёплого свежего теста, вытрахать тревогу до бессознательности, тренироваться вместе так, чтоб сил не осталось даже моргать! ...но это не помогало. Он уже пробовал, старался изо всех сил, и как только Кабуто чуть очухивался, как только в его голове возникала хотя бы одна мысль — напряжение возвращалось. — Изменения были? — уточнил Саске, тихонько поглаживая его по спине. У них было не принято говорить о делах в таком положении, но что поделать, если даже так дела не отпускали? — Нет. Зато я нашёл источник питания — пилюли, спрятанные в фуин на теле. — Когда успел?.. — Сразу после находки. Я проверил по складам, там минимум годового запаса не хватает, — Кабуто вздохнул. — А мы правильно поступаем? В конце концов, кажется, у Орочимару-сама всё продумано... Может, нужно ещё подождать? — Мы ждали три недели, — напомнил Саске. — И ещё месяц, пока я бегал по миссиям. Сколько ещё ждать? — Не знаю... Ещё немного?.. — Кабуто отвёл взгляд. Он умел быть жестоким к себе и действительно готов был ждать. А вот Саске не умел быть жестоким к нему и не был намерен смотреть, как тот сходит с ума. — Нет. Орочимару переходит все границы, — Учиха помотал головой. — Действуем по плану. Тебе нужна помощь? — Только на финальном этапе. До этого лучше мне под руку не лезть. — Отлично. У меня есть идея насчёт модификации взрыв-печати... — Думаешь, пробьёт? — Нужно использовать все варианты. — Хорошо, тогда... — Да? — Давай ещё посидим так?***
Затягивать с реализацией плана они не стали. Нервы и так звенели натянутыми струнами, да и время уже поджимало. К тому же… было страшно. Обоим. Кабуто начинал впадать в ступор уже от самой мысли противостоять Орочимару-сама. Саске тщательно выпестованная наглость давала некоторый иммунитет, но зато и возможные последствия он представлял куда как красочнее и разнообразнее. Потому и сидели сейчас — вдвоём, прижавшись плечом к плечу в непривычном и обычно некомфортном для шиноби жесте. Для бойцов-одиночек плотный строй станет скорее помехой, и даже прикрывая друг другу спины, ниндзя редко становятся вплотную: неудобно. Тонкие домашние юкаты были запахнуты наглухо, и на том же Учихе с его привычкой к очаровательной небрежности, распахнутым рубашкам и взлохмаченным волосам это смотрелось почти доспехами, несмотря на минимальную толщину ткани. Глубокий чёрный, почти уходящий в синеву, делал его кожу ещё бледнее, превращая глаза в бездонные провалы. Застывшее, утратившее почти всю мимику лицо только усиливало ощущение демона, зачем-то выглянувшего из теней. Лазурная юката Кабуто на контрасте почти обжигала взгляд яркими оттенками. Якуши вопреки обыкновению не стал собирать волосы в хвост — и отросшие пряди рассыпались туманно-серебристым полотном до самой талии. Поблескивающие глаза, искусанные до болезненной красноты губы, то и дело сбивающееся дыхание — в сравнении с застывшим чёрным льдом Саске он казался куда более живым и человечным… и всё же что-то всё равно отзывалось тревожным звоночком, цеплялось за какую-то неправильность. Может, потому, что ни один из них не был этой видимостью. Может, потому, что каждый из их был сильным шиноби — а значит, уже не совсем человеком. А может, потому, что оба всё равно психовали, пусть и проявлялось это по-разному. — Начинаем? — Саске шевельнулся, нарушая свою пугающую неподвижность. Кабуто кивнул. Сложил несколько печатей, настраиваясь на старательно выписываемый несколько недель комплекс фуин. Сглотнул, ощущая, как на плечи ложатся ладони, почти обжигающе горячие через тонкую ткань юкаты. Как тенкецу знакомо покалывает от горячих искр чужой чакры. Замкнул последний символ, щедро выплёскивая бурный поток смешанных энергий и активируя технику. Они замерли — снова в почти пугающей неподвижности, напряжённо прислушиваясь и сканируя пространство. Каменные коридоры и стены не были помехой для по-настоящему хорошего сенсора, да и действительно серьёзный шум утаить в них не вышло бы… Было тихо. Странно, практически неестественно тихо — как будто все факелы в коридорах дружно прекратили потрескивать, а мелкие сквозняки замерли, замороженные в одно мгновение. Орочимару выступил из этой тишины так же бесшумно, будто прорисованный в воздухе невидимой кистью. У него даже лабораторный халат не смел шуршать, прижатый к телу разливающимся вокруг Ки шиноби S-класса. — И чья это была идея? — змеиный саннин заговорил, почти не разжимая губ, из-за чего казалось, что звук запаздывает за движением. Не решается нарушить эту навалившуюся на всю базу тишину. — А это так важно? — Саске качнулся навстречу с почти такой же змеиной пластикой. — Мне интересно, кто из вас додумался до такой глупости, — жёлтые глаза яростно блеснули. Кабуто попытался хотя бы вдохнуть. Ехидной заразой он умел быть с Саске. С Орочимару-самой… всё ехидство просто отваливалось. Рядом с действительно разозлённым Орочимару-самой он и вовсе впадал в ступор. — Если это сработало, это не глупо, — Учиха почти блеснул из-под ресниц алыми искрами активированного додзюцу. — Вы хоть знаете, как риннеган может отреагировать на запечатывание? — теперь голос Белого змея сорвался на откровенное шипение. — Нет! И никто не знает! Как вы додумались устраивать непроверенные операции на ТАКОМ материале?! — Всему учились у сенсея, — Саске откровенно усмехнулся. — Наглости, цепкости… шантажу. — То есть вы собрались шантажировать меня моей собственной лабораторией, — Орочимару раздражённо прищурился. — Мы отдадим её обратно, если ты выиграешь у нас. — И что мне мешает отобрать её силой? — взгляд саннина слегка расфокусировался. — Незнакомая техника. Условия на срабатывание. В драке печать может и повредиться, — интонации очень наглого кота, который знает, что со стола его не сгонят, удавались Саске особенно хорошо. — Сыграйте с нами, Орочимару-сама. Мы соскучились, — Кабуто метнул почти застенчивый взгляд из-под ресниц. Потянулся к заблаговременно заваренному чайнику. — Вы как бы есть друг у друга, нет? Или опять поругались? — Орочимару фыркнул, опустился на подушку у столика. — Не ругались, — лёгкое пожатие плечами. — Но это не значит, что нам не будет не хватать вас. Орочимару покачал головой, отпил чай, промедлил секунду. Хороший чай, бирюзовый. Но вроде бы без подвоха... Потянулся к сладостям. Озадаченно моргнул, глядя на пирожные. Пирожные, не моргая, смотрели в ответ. На глубоком блюде лежала горка шаринганистых глаз. Орочимару на секунду показалось, что они настоящие, но нет. Во-первых, Кабуто ещё не настолько далеко продвинулся в изучении стволовых клеток, чтобы клонировать части тела с кеккей генкай. Во-вторых, они были одинаковыми: одного размера, с одинаковым рисунком вен, с одним размером радужки... В-третьих, они определённо пахли личи. Но на беглый взгляд, даже его... — Впечатляет, — признал Змей. — Спасибо, Орочимару-сама, — Кабуто разулыбался счастливо и взял в руки одну пироженку. — Не желаете ли сыграть? На кого посмотрит глаз, тот его и съест. Кабуто крутанул глаз-пироженку на месте. На несколько секунд глаз встал вертикально, радужкой вниз, но затем замедлился и указал на Саске. — Мы уже тысячу раз в это играли, это неинтересно... — отмахнулся Орочимару. Саске лукаво улыбнулся и откусил глаз, выпивая изнутри белый крем. — Время пошло, — объявил Кабуто и перевернул часы. Саске слизал крем с губ и улыбнулся шало. Орочимару помимо воли вцепился в него взглядом. Прижмурился — симптом или это действительно вкусно? Дёрнулись пальцы — нейротоксин или нервничает? Зрачок расширился — стандартная реакция Учихи на отравление. Румянец, учащённое моргание? — Говори, — потребовал Орочимару. — Изнутри прямо всё горит. Рот, язык, пищевод. Неприятно горит, — начал перечислять Саске. «Яд ажурной лилии!» — понял Орочимару и потянулся к шкатулке, чтобы доставить противоядие. Но в шкатулке все пузырьки были новыми. — И голова кружится. А вот это даже приятно. Змей замер. Яд ажурной лилии головокружения не вызывал. — Это полностью новый набор, — подтвердил Кабуто. Так, жжение и головокружение. Понижение давления? Нет, Саске покраснел. Наоборот, повышение?.. — Я думаю, вот это подойдёт, — Кабуто достал пузырёк, отпил. А затем склонился к Учихе и прижался к нему губами, передавая противоядие техникой. Тонкие уколы чакры в слизистую доставляли противоядие прямо в кровь, позволяя сэкономить время... И выглядело это чертовски круто. — Орочимару-сама уже сдаётся?.. Змеиный саннин задумчиво хмыкнул. Протянул руку, раскручивая следующий «шаринган». — Не дождётесь. Это и впрямь была их старая игра — начавшаяся как провокация, бесстыдно вывернутая Учихой в нечто… более волнительное, чем проверка доверия. Превратившаяся… а биджу его знает, во что именно. Набор ядов с разными симптомами: не слишком быстродействующих, в состав симптомов которых не входит тошнота, позволяющих быстро нейтрализовать их противоядиями. Минута на опознание действующего вещества по симптомам. Набор противоядий. Доверие того, кто пил или ел очередную порцию: даже если он сам поймёт, от чего именно корёжит организм, среди симптомов может быть и паралич. Или помутнение сознания. Или что угодно: любая отрава, хотя бы теоретически способная пробрать Орочимару, априори являлась мощной и коварной. Это естественным образом повышало иммунитет его змеёнышей к отраве: организм шиноби живуч и приспосабливается ко всему, что его не убило. Это повышало их собственные навыки отравителей и знание противоядий. Это приятно щекотало нервы и придавало перчинку почти настоящей опасности: когда до автоматизма отрабатываешь технику впрыска в кровь противоядия через поцелуй, несложно использовать её и для чего-то другого. Это повышало эрудицию и изобретательность: отрав, подходящих под граничные условия, было не так уж много. Одно-два повторения, и игра становилась слишком скучной. Они, конечно, старались обновлять игровой пул, меняли форму, пробовали разные комбинации. Но полностью новый набор… Кабуто и впрямь хорошо постарался. Будет совсем чёрствым не оценить результаты, даже если это означает оторваться от интереснейшего материала в жизни Орочимару. Саннин, ничуть не скрываясь, провёл языком по пузырькам с противоядиями. Конечно, полноценный анализ так не провести — но вот прикинуть хотя бы основные действующие вещества вполне. — Орочимару-сама ищет преимуществ? — Кабуто отпустило из его привычного ступора, и теперь он улыбался почти насмешливо. — Всего лишь уравниваю шансы, — усмехнулся в ответ Орочимару. Да, вся игра строилась на элементах случайности и личных навыках. Да, у змеиного саннина во много раз больше опыта и знаний. Но Кабуто был тем, кто всё это готовил — а до того разрабатывал формулы и подбирал компоненты. Орочимару не удивился бы, если бы некоторые из ядов работали только в сочетании с личи. Учиха же… скорее всего, занимался добычей недостающего: вроде бы он недавно уходил наружу? А ещё шаринганщик за игровым столом — поистине проклятье для всех остальных. Отточенная мелкая моторика, умение рассчитывать и перенаправлять чужие движения в бою с несколькими противниками — что для таких навыков пара костей или один вертящийся шарик? Куда Саске захочет, на того «шаринган» и посмотрит. К тому же, эта игра не предполагала победы как таковой. Да, угадавший отраву первым удостаивался чести дать противоядие. Но кто в этом случае был победителем? Тот, кто целовал? Отравленный, чьё тело освобождалось от симптомов таким приятным и волнующим способом? Кто проигрывал, если за минуту опознать яд не удавалось — редко, но и такое бывало? Его змеёныши просили в первую очередь внимания. Да, изрядно жульнически, не согласовав ни чётких правил, ни границ… Но его прекрасные, самостоятельные, сильные змеёныши, давно сработавшиеся, давно научившиеся действовать как одно целое — скучали. Хотели провести вечер с ним. И наверное, только наверное, это стоило того, чтобы ненадолго оторваться от исследований. Хотя бы до того момента, пока Орочимару не выяснит, на кого из них замкнута фуин, запечатавшая всю его лабораторию с оборудованием и исследуемыми компонентами. Следующим яд попал Кабуто. Тот замер на секунду, а потом стрельнул глазами в коробочку с противоядиями. Обычному человеку ни за что не понять, на какой конкретно пузырек он смотрел, но... Учиха уверенно вытащил бутылочку и отпил. ...Кажется, они пытаются вызвать его ревность?.. Нет, всё же вряд ли. Эти двое могли быть дерзкими, могли — ехидными. Самодовольными. Но совершенно точно не могли быть глупыми. Этого Орочимару не терпел ни у кого, и уж особенно — у собственных любовников. Значит, демонстрация? Саннин прищурился. То, что его змеята умеют работать в команде, Орочимару отлично знал. Не просто в команде, а в команде против него? Или это попытка показать, что недостаток опыта они смогут прикрыть знанием о привычках и любимых приёмах? Так ведь и сам Белый Змей изучил их не меньше… Очередная пироженка указала на него. Орочимару хмыкнул, демонстративно подхватил её языком, втягивая в рот. Вкусно. И рецепт незнакомый — так что с ходу не скажешь, будет лёгкая горчинка запланированным акцентом или привкусом использованного яда. Орочимару прислушался к себе и ощутил, как конечности холодеют, а внутренности — расширяются. Комнату повело в сторону, вывернуло наизнанку, разбило на мелкие осколки и собрало обратно — как было, только в зеркальном отражении. — М-ма... — попытался Змей что-то сказать, но его язык распался букетом цветов с лавандовым послевкусием. «Галлюцинации» — осознал он. Этот иероглиф показался перед глазами, собранным из оторванных лягушачьих лапок и тут же разбежался по периферии. «Я ничего не могу сделать», — понял Орочимару, внутренне холодея ещё больше. Он посмотрел на коробочку с противоядиями, но та отрастила крылья и, громко мурлыкая, улетела. С края зрения начала нападать тьма. Приобретая форму чёрного льда, она вгрызалась в его плоть. «Хороший яд, — заметил Орочи отстранённо. — Если бы попал в бою...» А затем его губы накрыло что-то горячее и влажное. Несколько секунд восприятие танцевало в мешанине цветов и текстур, а затем его начало медленно отпускать. Он ощутил себя в чужих руках — разлёгшимся, обмякшим, слишком податливым. В положении, которое любой другой шиноби посчитал бы непозволительной слабостью. Но Орочимару был одним из немногих в этом мире, кому была доступна эта роскошь. Змей часто заморгал, приходя в себя. Руки с пояса убрались, и оба его змеёнка сидели перед ним с одинаково хитрым видом. Можно было продолжить игру. Можно было приказать вернуть биджеву лабораторию: всё-таки против прямого приказа эти двое вряд ли бы пошли. Можно было бы незаметно распылить в комнате яд белой змеи и вернуть себе полный контроль над ситуацией. Орочимару отодвинул стол и нагло разлегся поперёк чужих коленей. Было не слишком удобно лежать сразу на обоих любовниках, но его гибкость позволяла и не такое. Вытянуться, позволяя волосам стекать на пол чернильной волной. Усмехнуться, впитывая прерывистый вздох Кабуто чуть ли не всем телом. Не глядя подхватить очередной «шаринган», поднося его к ярким, чуть влажноватым губам. Позволить сладким иголочкам удовольствия прокатиться по телу, когда эти губы чуть заденут кончики пальцев, доверчиво принимая угощение. Кабуто тут же повело в сторону. Хм, тоже галлюциноген? Или нейротоксин? Дыхание стало поверхностным, прерывистым, Якуши упал в плечо Учихи, но координации указать на противоядие у него явно не хватало. Орочи хмыкнул, не глядя подхватил пузырёк: он рисовался и не скрывал этого, — отпил. Потянул на себя Кабуто за отворот юкаты. Яд был новым, но в человеческом организме всё-таки ограниченное количество того, что может пойти не так. — Орочимару-сама, — выдохнул Кабуто беспомощно. — Это не то противоядие. — Скажи ещё, не сработало. Якуши беспомощно закрыл глаза, позволяя себе немного обмякнуть и растечься под уверенными прикосновениями. Учиха подпёр его плечом, не давая съехать на пол окончательно, зарылся пальцами в волосы Орочимару. — Мы скучали, се-ен-сей. — Так вы лабу вернёте?.. Злобное шипение вышло абсолютно синхронным. Орочимару даже мимолётно умилился тому, как мгновенно собрался вроде бы абсолютно разжелеенный Кабуто. Мимолётно — потому что острые зубы впились в плечо и в бедро тоже абсолютно синхронно. Хотелось даже засмеяться: его змеёныши давно не попадались на глупые провокации и сами могли кого угодно довести. Тем более не попадались так, совершенно бессмысленными с точки отстаивания своей позиции или дальнейшего противостояния действиями. Но это было… весело? Весело выкрутиться из двойного захвата, весело блокировать лёгкое онемение от места укуса, весело скрутить обоих засранцев мягкой модификацией тела… — Наигрались? — улыбка слишком сильно тянула губы, чтобы это вышло по-настоящему угрожающе. Паршивцы переглянулись, усмехнулись друг другу — снова синхронно. В глазах Учихи начал раскручивать томоэ шаринган. Отравленные клыки кольнули шею, намекая, что додзюцу здесь не поможет — но Учиха и не пытался атаковать сам. Гендзюцу шарингана было наложено на Кабуто, и, похоже, только как база для активации чего-то ещё… Бах! Пуф! Жшах! Рефлексы — немалая часть жизни любого шиноби. Мало кто станет с ними бороться и уж тем более — захочет. Слишком часто вбитые на подкорку реакции спасают жизнь, слишком часто тело реагирует быстрее сознания… Орочимару пружиной взвился на звук, окутываясь чакрой и сдувая техникой Фуутона разметанное слабым взрывом что-то, раньше, чем понял, что это… Конфетти? Лепестки цветов и клочки яркой бумаги, размётанные по комнате сначала модифицированной кибакуфудой, а потом и его собственной техникой. Обычных, не имеющих никаких особый свойств цветов. Обычной, ничем не пропитанной бумаги: саннин лизнул пару клочков в целях экспресс-анализа. Это было бессмысленно, по-дурацки и превращало комнату в эпичный беспорядок, который потом убирать и убирать. Это даже не имело отношения к их старой, но всё ещё любимой игре в яд-спасение. Что-то другое, деталь, которую он всё ещё упускал… — С днём рождения, сен-сей, — Учиха поднялся на ноги гибким кошачьим движением, вытянул из печати узкий футляр. Второй рукой он удерживал спасённую от Фуутона тарелку с отравленными пирожными. Белый Змей замер. Не то чтобы это было чем-то невозможным: в конце концов, день его рождения был указан прямо в досье, и Кабуто давно до него добрался. Орочимару не то чтобы стремился как-то особо отмечать очередной год жизни, но бессменный помощник старался организовать какие-то приятные мелочи. Сладости. Новый чай. Интересный проект или новые материалы. Учиха добавил к уже сложившимся традициям нотку чего-то более интимного. Может быть, дело было в том, что он помнил свою семью и даже что-то хорошее о ней. Может, он от природы был таким. Всё началось с тех браслетов, которыми они обменялись в самом начале. Всего лишь безделушки, пусть и символические — но отчего-то все трое носили их, практически не снимая. Это продолжилось странными идеями, жестами привязанности, проговариванием того, что все вроде бы и так знали. Это привело к дерзкой самостоятельности, которой Орочимару у своих воспитанников не видел годами, возможности доверчиво подставить беззащитное горло и отравленным пироженкам, которые скармливались с почти пугающей нежностью. К тому, что оба его прекрасных хищника шантажом выманили саннина из лаборатории, потому что соскучились. И чтобы поздравить с днём рождения, о котором он… — Я забыл, — честно признался Орочимару. И даже позволил удивлению отразиться на лице. — Поэтому за важными датами слежу я, — улыбнулся уголками губ Кабуто. — Поздравляем, Орочимару-сама. К узкой коробке присоединился свиток, и Орочимару плюнул на всё и с интересом принялся потрошить собственные подарки. Что такого эти двое могли придумать? Явно ведь не новую загадку, риннеган переплюнуть трудно… Веер. Это оказался веер на пластинках из прочного дерева, неплохо проводящего чакру. С росписью поверх плотного шёлка — что-то подсказывало Орочимару, что, если напитать его чакрой, этот шёлк запросто удержит удар кунаем или катаной. Веер и техники к нему — не ультимативно сильные, не исключительно редкие… Интересные скорее тем, как были подобраны. Аккуратные. Красивые. Вариативные. Комбинируемые и легко тасуемые. Змей ощутил нетерпеливое покалывание в кончиках пальцев: хотелось проверить, действительно ли это будет выглядеть и ощущаться так, как ему представляется. Хотелось подробнее изучить дерево: это где растёт такой интересный материал? — и краски. При характере Учихи это равно может быть и обычный рисунок, и чуть ли не заготовка под фуин. Хотелось трогать и держать веер, пока его ощущение в ладони не станет менее непривычным. Может быть, разложить его до лёгкого щелчка — тем самым жестом, который, по сути, будет одноручной печатью для активации техники, но выглядит слишком изящно, чтобы об этом кто-то задумался. Орочимару огладил свиток кончиками пальцев. Барьеры, гендзюцу, несколько атакующих техник, переложенный на использование с веером аналог массового «кай»… Кабуто поработал над этим даже тщательнее, чем над новым набором ядов. — Почему именно веер? — саннин коснулся чуть заметной резьбы на боковых планках. Улыбнулся уголками губ. — Мы подумали, что вам пойдёт, — Кабуто застенчиво переступил с ноги на ногу. — Красивое, необычное — и смертоносное, но только если пожелает Орочимару-сама. Саннин медленным, почти изучающим движением развернул веер. Полюбовался рисунком — тот был красивым и сам по себе, даже если Учиха не спрятал в нём ничего больше. Шевельнул рукой, вызывая лёгкий ветерок. Улыбнулся уже более открыто. — Мне нравится. — Орочимару-сама желает продолжить праздновать, или нам уже вернуть лабораторию? — коварно поинтересовался Саске. Несколько секунд всё же ушли на колебания и просчёт вариантов. Риннеган… риннеган действительно мог отреагировать на фуин нестандартно. Но он уже был запечатан, и несколько часов внутри свитка вряд ли принципиально изменят ситуацию. К тому же Орочимару слишком хорошо себя знал: после распечатывания лаборатории он первым делом будет проверять всё оборудование и состояние реагентов. Даже зная педантизм Кабуто. Даже будучи уверенным, что Якуши приложил все силы, чтобы в распечатанной лаборатории ни одна пылинка не сдвинулась. И до собственно исследований доберётся хорошо, если через всё те же несколько часов. А ещё… ему действительно было интересно, как эти двое провернули подобный трюк. Что именно было завязано на гендзюцу шарингана. Как будут восприниматься гендзюцу под действием того восхитительного галлюциногенного яда, который вызывал синестезию и спутанность сознания. Сработают ли на его прекрасных змейках некоторые приёмы с веером, не требующие чакры — только опыта и развитого чувства прекрасного? Он… действительно соскучился по таким вечерам. По времени, когда острый как скальпель разум и годами выращенный прагматизм уступали место вниманию к своим желаниям и расслаблению. Меньше результативности, больше удовольствия. Такого исчезающе редкого в мире шиноби удовольствия, как возможность подставлять чужим рукам свою уязвимость. Делать что-то не ради силы и развития, а просто потому, что хочется. В принципе иметь эти маленькие бессмысленные желания, осознавать и понимать их. Исполнять, не пытаясь рационализировать. А ещё — такие моменты позволяли замедлиться. Вывалиться из потока, оценить себя и ситуацию свежим взглядом: нравится ли ему то, куда всё идёт? Не вышло ли так, что в процессе всё отклонилось совсем не туда, куда изначально планировалось? Он возился с риннеганом почти два месяца, он получил множество уникальных и, несомненно, важных знаний… но приблизился ли он к тому понимаю, которого искал? Имело ли смысл продолжать двигаться в том же направлении? Орочимару решил, что подумает об это позже. И, возможно, полноценно привлечёт к исследованиям как минимум Кабуто. А пока… — Орочимару-сама желает продолжать. Пока перспектива растянуться поперёк чужих коленей, по-змеиному выгибая позвоночник и дразня своих змеек взглядами поверх веера, выглядела куда более заманчивой.