***
Эдвард приоткрыл глаза, подслеповато щурясь. Где он? Что с ним? Поднявшись на локтях, Элрик огляделся и не поверил увиденному. Так давно не бывший здесь, но от этого не забывший ничего, он был поражён, когда перед ним вновь предстали белоснежные ворота расплаты с сидящей (или сидящим? Эдвард так и не сумел понять пол существа) рядом с ними Истиной. — О, уже очнулся? — привычно рассмеялся последний, самодовольно улыбаясь. — Ну что ж, добро пожаловать, давно не виделись! — Что я здесь делаю? — настороженно нахмурился Эдвард, встав и выжидающе взглянув на то место в лице, где, по идее, должны были быть глаза существа. — Почему я тут очутился — я ведь больше не алхимик? Или ты опять предлагаешь какой-то равноценный обмен? Истина рассмеялась. — Вот за это ты мне всегда и нравился, Элрик. За время, что мы не виделись, мне ещё ни разу не было так весело, а тут ты пришёл и сразу смог меня рассмешить. Блондин нахмурился ещё больше и сухо поджал губы. Складывающаяся ситуация почему-то не внушала доверия и лишь заставляла колокол, звеневший внутри об уровне опасности, биться всё сильнее и сильнее. — Ты не ответил. Что я тут делаю? Существо ехидно усмехнулось, и бывший Стальной алхимик мог поклясться, что оно лукаво прищурило свои глаза, если бы они были. — Тебя тут ждут. Эдвард изумлённо крутанул головой, молча требуя объяснений. Однако Итсина намёков не понял и лишь неопределённо хмыкнул. Элрик раскрыл было рот, но внезапно на его спину обрушился невероятной силы удар, вышибя весь воздух из лёгких. Тихо охнув, бывший алхимик осел на пол, сгибаясь пополам. — Как же мне не хватало этого, — раздался довольный голос позади. Его обладатель с наслаждением выдохнул. Эдвард шокировано распахнул глаза. Эти знакомые тембр и ехидство… — Ну привет, коротышка. Скучал? — буквально капавшая ядовитость развеяла последние сомнения. Элрик судорожно глотнул воздух и уткнулся лбом в пол, когда его с размаху ударили по пояснице. Резко обернувшись, блондин уже почти не удивился, увидев перед собой знакомую поджарую фигуру Зависти. — Какого чёрта ты тут делаешь, — прохрипел Эдвард, поднимаясь и со злостью заглядывая в глаза гомункулу. — А манерам тебя так и не научили, чиби-са-ан, — нараспев протянул зеленоволосый юноша, самодовольно скалясь. С его прищуренных фиолетовых глаз сыпались задор и смех. Элрик нахмурился и хотел хлопнуть в ладоши по старой памяти, чтобы преобразовать автоброню, но вовремя спохватился. — Ха-а, что, непривычно без своей алхимии? — приблизив лицо к блондину, ехидно поинтересовался Зависть, от взгляда которого не ускользнуло нечаянное действие юноши. «Откуда он знает, что я её лишился?» — Эдвард с сомнением окинул взглядом «собеседника» и обернулся за поддержкой к Истине, но того уже и след простыл. — Интересно, откуда узнал? — догадался Энви, хитро вздёргивая брови. На едва заметный утвердительный кивок со стороны бывшего алхимика он с издёвкой пропел: — Твои вопли были слышны даже за вратами. Ты всегда такой шумный, хотя и мелкий. Постепенно вскипая, Эдвард гневно задвигал ноздрями, раздувая их, как песчаная кобра — свой капюшон. — Зачем ты это всё устроил? — раздражённо процедил он, зло смеряя гомункула взглядом. Энви полыхнул зрачками. Гримаса ярости обезобразила его лицо. — Не смотри на меня так, ничтожество! — и с поворота ударил по лицу и в солнечное сплетение, повреждая что-то внутри. Блондин согнулся пополам. Отчаянно пытаясь вдохнуть хоть раз, Эдвард судорожно открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Да, сила у Зависти осталась всё такой же чудовищной, а скорость и неожиданность — отменными. — Думаешь, это так весело: торчать по ту сторону врат, да еще и после того, как меня унизил при всех такой выродок как ты?! — злое шипение гомункула раздалось прямо над ухом. — Ты так думаешь, да?! Отвечай, чертов недоносок! — Энви схватил Элрика за хвост и дернул назад, поднимая его голову вверх и немилостиво выдирая приличное количество волос. Стиснув зубы от боли, из-за которой перед глазами заплясали цветные круги, Эдвард нашел в себе силы посмотреть на недочеловека и усмехнуться, выплюнув: — Куда уж унижать дальше... Тошнотворная ящерка. Щёлк. И глаза Энви буквально вспыхнули яростью. — Ах ты, сучёныш! — истошно заорал гомункул, отбрасывая юношу от себя и ударяя по спине. — Да что ты понимаешь, мерзкая фасолина?! Да как ты смеешь?! Ты привык, что тебя все любят и ждут, привык, что есть близкие и друзья! Мелкая тварь! Да что ТЫ можешь понять обо мне?! Как такой дегенерат как ты вообще смог тогда додуматься до подобного?! — бесновался Зависть, мечась как лев в клетке. Элрик осторожно поднялся, наблюдая за носившимся туда-сюда Энви. Тот изредка оглядывался, опаляя неистовым гневом сиреневых глаз, зрачок которых от ярости сузился до полоски. — Выродок, тварь... — взбешенно выкрикивал гомункул, резко дергаясь, как в конвульсиях. — Ты ради этого все это устроил? — наконец решил спросить Эдвард после нескольких подобных минут. Энви остановился и раздражённо посмотрел на бывшего алхимика. — Твой рост, никак, на мозгах сказался? — бросил он, одаривая колючим взглядом. — Совсем придурок что ли? Эдвард учтиво смолчал, сделав вид, что не слышал первого вопроса, и терпеливо процедил, решив, что не стоит лишний раз злить Зависть: — А к чему тогда весь этот балаган? Энви бешено вскинул голову и замахнулся рукой для удара, но потом резко опустил её. — И вот этот дегенерат выставил меня на посмешище... Какой позор. Хуже и быть не может, — заключил он, в горьком бессилии уронив голову. — Элрик, ты совсем дурак или притворяешься? Ты думаешь, что я просто так возьму и забуду то, как ты втоптал в грязь меня тогда? — Озвучивание правды теперь так называется? — холодно произнес Эдвард, вспоминая, как переживал после смерти Энви, и искренне сейчас об этом жалея. Теперь он пришёл к выводу, что ему следовало ещё и помочь вытащить тот гребаный философский камень из сморщенного тельца гомункула. — Та правда никого не касалась — это ты себя слишком умным тогда возомнил! — взвился, как укушенный, Энви, угрожающе скалясь. — Нет... Я этого не забуду и не оставлю безнаказанным, — глаза гомункула кровожадно брызнули искрами. — Я поквитаюсь с тобой, — ядовито ухмыляясь в предвкушении, он стал угрожающе надвигаться. Эдвард попятился. — Как думаешь, что произойдёт, если твоя душа сейчас отправится за врата вместо меня? — сознание Элрика пронзила мгновенная догадка. — Да-да, ты всё правильно думаешь, коротышка, — заметив смятение на лице алхимика, довольно подтвердил Энви. — Тогда я отправлюсь в твоё тело вместо тебя, используя его как сосуд. То-то будет интересна реакция твоих дружков, когда я выпущу наружу им обоим кишки... — Только попробуй их хоть пальцем тронуть, ублюдок! — рявкнул Эдвард, мгновенно ощетинившись. — Я не позволю тебе даже близко подойти не то что к ним, а даже к вратам! Весь задор сиюминутно исчез из глаз Зависти, потемневших в холодном бешенстве. — Думаешь попытаться мне воспротивиться, жалкий мальчишка? — гомункул быстро оказался возле блондина, заглядывая тому в лицо. — Не забывай: ты больше не алхимик — теперь ты самый обычный ничтожный человечишка! — Энви зло ударил Элрика по почкам. В последний момент успев выставить в защиту руку, Эдвард холодно прищурился и прошипел с расстановкой: — Но и ты больше не имеешь философский камень. Теперь ты смертен, точнее уже мёртв, и тем самым ещё более жалкий, чем все люди. Побелев как полотно от злости, с исказившимся лицом Энви взревел: — Суч-ч-ё-ё-ё-ныш!!! — И, перехватив предплечье Эдварда, отбросил его, заставляя перевернуться в воздухе и набрасываясь на него со звериным безумием. Приземлившись на ноги, Элрик едва отскочил в сторону. С разворота ударив Энви по спине правой рукой, он передавил левой шею, не давая вздохнуть. Зависть свирепо зарычал и перекинул Эдварда через спину, с нечеловеческой силой «отодрав» от себя душивший его локтевой сгиб. Охнув от боли, Эд проворно вскочил, увернувшись от нацеленного в голову удара. Отбежав в сторону, он сделал выпад-подсечку — гомункул лишь лихо подпрыгнул и сделал сальто. Приземлившись на руки, Зависть с размахом заехал ногой по лицу Элрика. Покачнувшись и завалившись на бок, Эдвард заставил себя повернуть голову и столкнуться с противником взглядом. Тот змейкой бросился к нему, вцепившись в плечи и собираясь избить коленом, но Эдвард оказался быстрее, нанеся несколько смачных ударов в живот гомункула. Зависть ослабил хватку, и Эд тут же вывернулся из цепких пальцев, однако ненадолго: в следующее мгновение гомункул с утроенной силой стиснул его бока и повалил на пол, принявшись бить по лицу. Блокируя удар за ударом, Элрик хотел пошевелиться, но понял, что пытаться перевернуться бесполезно: Зависть прочно уселся на бедрах, не давая и шанса двинуть ногами. Тогда Эдвард предпринял последнюю, отчаянную попытку и рывком поднялся, с силой ударяясь в грудь Энви и опрокидывая его. Ему удалось сесть сверху, тем самым поменяв их местами: теперь уже Эдвард удерживал рвавшегося и метавшегося гомункула, нанося удары. Скинув с себя, как пушинку, Элрика, Энви перевернулся. Однако Эдвард был наготове: он ловко выскользнул из-под нависшего над ним Зависти, заскочил за спину и вновь передавил горло правым локтём, однако в этот раз, наученный прошлым опытом, юноша крепко прижал руки Энви к бокам, удерживая их собственной левой. Энви пытался вырваться, дёргался из стороны в сторону, мотал головой и стискивал зубы, но тщетно: бывший алхимик намертво, как клещ, вцепился в него, постепенно, секунда за секундой, мучительно убивая. Зависть жалко захрипел и заскреб пальцами по собственным бедрам, чувствуя, как проходят по телу предсмертные спазмы. Эдвард же ощутил крупную дрожь, бившую теперь уже смертного (или же полностью мертвого?) гомункула, и услышал надрывный свист выходившего из лёгких воздуха. Красная пелена ненависти упала, как занавес, представляя ужасающую картину происходящего. Элрик в испуганном омерзении отдёрнул руки, еще не до конца осознав собственное действие. Перед его взором лишь красочно стоял обезумевший полковник Мустанг и согнувшийся, превратившийся в один большой пылающий ком оголённых костей и мышц Энви, а в ушах вновь зазвучали истошные, нечеловеческие вопли боли, сливавшиеся с рёвом огня. Эта картина не оставляла Эдварда в покое много месяцев подряд даже после окончания войны, безжалостно рвя на клочки и без того измученное сердце, а теперь, когда наконец от неё удалось избавиться, она вновь дала о себе знать, вызвав очередную порцию страданий. — Энви... Энви! — позвал гомункула Элрик, хватая его за плечо и пытаясь заглянуть в лицо. Тот судорожно хрипел и кашлял, отчаянно хватая ртом воздух. Его руки уперлись в пол, а сам он согнулся. — Энви, я... — неожиданно Эд замолчал, поймав взгляд чёрной, безграничной злобы. — Га...ден...ыш... — захрипел Энви, захлёбываясь кислородом. — Я... убью.... тебя... ещё до врат... Убью! — взъяренно заорал гомункул и кинулся на Элрика, хватая за горло. Глядя в блестевшие ненавистью глаза, отсвечивавшие фиолетовым, Эдвард стал по-настоящему спокоен впервые за долгое время, как будто с его шеи свалилась огромная ноша, камень, тянувший на дно, и теперь юноша мог всплыть наверх. Элрик чуть улыбнулся. Он словно не чувствовал костлявых пальцев Зависти, крепко сжимавших горло и лишавших живительного воздуха, ему словно не обдавало огнём боли легкие от нехватки кислорода, и перед взором словно не танцевали цветные круги, предвещавшие потерю сознания. Элрик закрыл веки. В памяти всплыли слёзы бессильной злости умиравшего Энви-ящерки, когда Эдвард смог его понять. Сны-кошмары, в которых он не мог и пошевелиться, пока гомункул вытягивал своё сердце — философский камень — и обвинял Эда, что тот был не способен что-либо сделать, часто снились Элрику, и каждый раз он просыпался в холодном поту и с ледяным когтем вины. Но сейчас он искупил вину. Он сохранил жизнь этому гомункулу, и теперь в его душе может поселиться что-то светлое по отношению к нему. Или, правильнее сказать, может наконец нормально существовать без всякого укола совести? И даже если он сейчас умрёт, то умрёт без отравляющей душу тоски и разъедающей горечи. И это главное. Точно так же, как и то, что Зависть жив — остальное неважно. Всё стало так легко и просто, что у бывшего алхимика даже потемнело в голове. Хотя нет: это было от близости смерти. Горло резко обдало жаром, а лёгкие обожгло колючим воздухом, поднимая волну раздиравшего глотку кашля. По артериям — больше не передавленным — вновь побежала кровь, заставляя Эдварда вскинуть ресницы. Бессмысленным и безумным взглядом обегая всё вокруг, юноша наткнулся на блестевшие неясным чувством сиреневые глаза. Тяжело и рвано дыша, Эдвард неотрывно смотрел в них, не понимая происходящего. — П..оч..ему… ост…тан…овился? — запинаясь и пытаясь унять вспыхивающие искры перед собой, едва слышно просипел он. Уголок рта гомункула чуть дёрнулся в усмешку, но тут же вернулся обратно, складывая губы в тонкую бледную полоску. — А почему остановился ты? Эдвард распахнул глаза, даже перестав дышать от охватившего его изумления. — Кажется, твоё время кончается, — отрапортовал Зависть, повернув голову влево и посмотрев куда-то вверх. — Но прежде… — он на секунду скосил взгляд на находящегося в полном смятении блондина, а потом стремительно подался вниз, быстро и крепко целуя. Элрик потерял дар речи, а Энви тем временем отпрянул так же резко, как и нагнулся. — А вот теперь иди. — И слез с его бёдер. Эдвард впал в транс, глядя в спину отвернувшегося гомункула. Что-то было ядовито-горькое в этой ситуации. Он разбито поднялся, покачиваясь. — Ну, чего встал, фасолина? Врата тебя ждут, — грубо напомнил Зависть, не оборачиваясь. Эдвард долго собирался с никак не клеившимися между собой мыслями, а потом просипел: — И что это было? Зависть даже не стал спрашивать, что он имел в виду, и просто ответил: — Считай это прощанием. Элрик промолчал, глядя в сторону. Он понял, что это конец, что они не будут больше драться и пытаться убить друг друга и что сейчас он действительно отправится обратно за врата. В душе вспыхнули досада и желание помочь: гомункул уйдёт опять в небытие, вновь без всех, так и не испробовав человеческой жизни во всём её вкусе, с близкими и друзьями, радостью и печалью, весельем и горем… Он так и останется один на один со своей завистью, так и будет всех ненавидеть, хотя не виноват, что его таким сотворили, так и будет страдать из-за прихоти своего создателя. — Эй, Энви… — негромко позвал его блондин. — Мы придём с Алом за тобой и вытащим отсюда, найдём, чем заплатить… — Мне не нужна ваша жалкая помощь, — презрительно бросил гомункул. — А это и не помощь. Это моё решение, и всё. — Ишь ты, какой ответственный нашёлся! — ядовито хмыкнул тот. — Совсем рехнулся? Или тебе кровь ещё не до конца мозги снабжает? Убирайся отсюда! Эдвард понял, что Энви начинает злиться, но всё равно решительно продолжил: — Я уйду, но всё равно потом вернусь за тобой. Зависть неопределённо хмыкнул, помолчал, а потом сказал: — Как думаешь, чем я заплатил, чтобы вырваться из-за врат и вызвать тебя сюда? Что у меня было, чем можно было бы пожертвовать? Эдвард неясно нахмурился, а потом в каком-то испуге распахнул глаза, чувствуя, как холодеет в жилах кровь от смутной догадки. — Ничего, кроме… — Себя, — закончил за него Энви. — Получается, ты… — у Элрика перехватило дыхание. — И-мен-но, — по слогам и с приторным ехидством пропел гомункул. — Я заплатил собой. Меня расщепят миллионы других тварей за этими створками. Меня больше не будет. Эдвард в ужасе смотрел на закинутые за голову руки гомункула. Ему словно всадили нож между лопаток. Да нет, не может быть этого… — Так-то, Эдвард Элрик, — усмехнулся Энви, оборачиваясь и с издевкой заглядывая в чужие глаза. Эдвард осекся, напоровшись на обжигавший ядовитостью взгляд, словно его укусила гремучая змея. — А сейчас тебе пора, коротышка, — по-прежнему с насмешкой бросил Зависть, но теперь Эдвард разглядел дымку горечи, огоньком маячившую в суженных зрачках гомункула. Белевшие снежной неприступной стеной, врата разверзлись бездной позади гомункула. Из-за огромных створок, покрытых витиеватыми узорами и письменами, потянулись длинные когтистые ручки, обвивая тело Зависти и утягивая за собой в тёмное, бездонное жерло. Эдварда охватила мелкая дрожь. Он молча наблюдал, как стоявшего напротив гомункула забирают врата Истины уже без права на возвращение, и его накрыла слепая беспомощность. — Энви... — только и прошептал он, глядя на постепенно исчезавшего Зависть. Тот спокойно смотрел на блондина, и на его лице пролегла насмешливая улыбка, когда парень чуть потянул к нему руку, словно пытаясь тем самым задержать, но тут же одернул обратно, пораженно осознав машинальность действия. — Дурак ты, чибик. Элрик застыл. Энви двинул плечами, словно в секундной попытке воспротивиться опутавшим всё тело ручкам, но потом лишь качнул головой и хитро, смешливо прищурился. Однако Эдвард видел, что в глазах гомункула стояли только боль и досада. — Эн...ви... — запинаясь от тошнотворного кома в горле, выдавил Элрик. Неожиданно его тело окутало уже давно забытое ощущение, напоминающее о том, что за все необходимо платить. Цепкие ручонки, как вьюнок, опутали все существо, забирая за противоположные врата за спиной, но Эдвард не обратил на них внимания. Он не замечал ничего, кроме режущей и беспросветной боли в груди. Он вновь беспомощен. Он вновь не может помочь. Он даже не способен помочь самому себе разобраться в мыслях. Нина. Почему-то сейчас Энви ассоциировался именно с этой несчастной девочкой-химерой, которую Элрику так и не удалось спасти. Снова это страшное, безнадёжное бессилие. Когда ты ничего не можешь сделать, и только смотришь, как происходит непоправимое. Оно душило, вскрывая старые, зарубцевавшейся раны, и Элрику казалось, что он истекает кровью на самом деле. Эдвард стиснул зубы. Теперь он понял, что Зависть не собирался отправлять его за врата хотя бы потому, что не смог бы: платой за эту встречу был сам гомункул — вернуться на землю не получилось бы никак, даже отдав душу Эда взамен. — Зачем... Зачем ты это устроил? — повторил он вопрос, уже заданный в начале, но теперь в нем не было и намека на раздражение — только оголенная боль с непониманием. Энви вскинул брови, а потом уголки его губ дрогнули в лёгкой, насмешливой улыбке. — Потому что... — дальше Эдвард не услышал из-за поднявшегося в ушах глухого шума. Не услышал, но понял. Его глаза раскрылись, застлавшись тенью удивления, а потом тьма полностью поглотила тело, утащив за собой. Однако даже после Эдварду казалось, что на него все так же смотрят сиреневые глаза, заволоченные осознанием смерти, но поблёскивавшие ехидством, а бледные губы кривятся в усмешке, отравленной скрываемой тоской. — Прощай, Эд. Только эти два слова донеслись до блондина, вызвав предательскую резь в глазах, почему-то ставших плохо видеть.***
Бывший алхимик чуть пошевелился и приподнялся. — Эд! Ты пришёл в себя, слава Богу! — Рокбелл кинулась горячо обнимать блондина. Элрик сдавленно захрипел и затуманенным взглядом посмотрел вокруг. Валяющиеся рядом шторы, лежащая сбоку гардина, судорожно дышащая в плечо Уинри. Он снова дома. Вот только радости не ощущается. — Брат! — Ал подбежал и попытался отодвинуть трясущейся в мелкой дрожи паники блондинку. — Уинри, ты же его задушишь… — Да, прости, прости, — хрипло вздохнула механик и расцепила обруч объятий за спиной бывшего алхимика. — Ты в порядке? — Элрик-старший поднял на неё взгляд и увидел искры страха, обильно сыплющиеся из её округлившихся напуганных глаз. — Мм… — невнятно промычал он, чуть кивая головой, которая сразу разболелась с новой силой. Блондин поморщился: затылок ужасно ныл, распространяя своё действие на весь организм, пуская боль по нервам, как по корням дерева. Рокбелл сразу заметила, как скривился юноша, и обеспокоенно посмотрела на него. — Точно? — получив утвердительный кивок, она поднялась и поспешно юркнула на кухню со словами: — Я сейчас! Эд проводил её стеклянным взглядом, чувствуя дикую усталость. — Когда ты упал, мы все жутко перепугались: гардина стукнула тебя прямо по голове, а потом придавила и шею, — младший Элрик сел рядом. — Уинри прилетела словно оголтелая со сковородкой в руке, а потом, как тебя увидела, так её и уронила. Мы побоялись тебя переносить: мало ли, что сломано, и поэтому убрали гардину. Это Уинри предложила. Она старалась быть спокойной и рассудительной, но я-то видел, что её глаза были полны слёз и она готова вот-вот расплакаться… Мы переживали. Нии-сан, ты слушаешь? — Эдвард неотрывно смотрел в одну точку, а потом неопределённо качнул головой и повернулся. — Нии-сан, что с тобой? — Альфонс вздрогнул: такой взгляд, полный колючей боли и отрешённости, он видел у брата лишь однажды, после смерти Нины. Элрик долго смотрел в лицо младшему, блуждая по нему, словно не узнавая, а потом отвернулся, уставившись в стену, и вздрогнул: из темноты угла таинственным блеском мерцала пара сиреневых глаз. Эдвард неверяще прижмурился и подался вперёд, тихо и неуверенно прошептав: — Энви?... Ал испуганно посмотрел на брата. — Нии-сан, что с тобой? Нии-сан? Кого ты там увидел? — А вот и я! — в комнату забежала Рокбелл, неся повязку со льдом и мокрое полотенце, и так и застыла в дверях. — Эд… Ты чего? — Элрик молча сидел посреди комнаты, чуть приоткрыв рот, словно норовясь что-то сказать, а из его глаз немым холодным потоком струились слёзы. Рокбелл проследила за взглядом Эдварда и наткнулась на фиолетовые фарфоровые свечки, блестевшие в призрачных лучах солнца. — Эд… Что с тобой? Бывший Стальной алхимик медленно опустил глаза в пол и в бессилии закрыл их, горестно уронив голову. Сознание услужливо подбросило фразу Зависти. Потому что люблю. Огонь недосказанности обжёг сердце. И я тебя.